Юнкер

Глава 27

— Как же так, Миша?

Молчание — долгое, тягучее, казавшееся чуть ли не бесконечным — прервал дед. Если честно, я ожидал чего-то… более внушительного. Вспышки Дара, от которой на старой усадьбе подпрыгнула бы крыша. Молний из глаз, яростного крика — да хотя бы уже привычного гулкого удара тростью об пол.

Ничего этого не было. Грозного деда будто подменили. Он сидел в своем кресле в гостиной, чуть сгорбившись, и даже не смотрел ни на брата, ни на нас с Андреем Георгиевичем. Просто уставился в пол, чуть покачивая головой, будто ему вдруг стало тяжело держать старческой шеей ее вес.

За те дни, которые мы не виделись, дед здорово похудел и осунулся. Когда-то он мог похвастаться богатырским сложением, и даже в девяносто с лишним лет все еще выглядел внушительно — а за последние пару-тройку недель будто уменьшился вдвое. Домашняя одежда висела на нем мешком, плечи опустились, а на шее добавилось морщин. Кожа у деда всегда была чуть смуглой — как у всех Горчаковых, разве что кроме Кости — а сейчас казалась пепельно-серой, неживой.

Но куда больше меня тревожила щетина. Неровная поросль на щеках деда явно насчитывала дней пять, не меньше. Раньше он себе такого не позволял: брился каждое утро, и непременно сам, неукоснительно соблюдая десятилетиями не менявшиеся привычки. Наверное, для него это было чем-то вроде чашки чая за час до завтрака или трубки натощак — ритуалом, отступать от которого допускалось только по особенным случаям.

Вроде этого. Дед старался не показывать виду, но последние полгода явно дались ему нелегко. Сначала авария, потом гибель Кости, заговор против рода — а теперь еще и это. Неудивительно, что старик сдал…

Я вдруг с какой-то пронзительной отчетливостью понял, что ему осталось недолго. Нет, я всегда осознавал, что дед — как и все люди, даже наделенные самым могучим Даром — не вечен. Но его уход казался чем-то далеким, почти ненастоящим. Старший из Горчаковых уже не первый десяток лет жаловался на здоровье, понемногу подводила память — но воля и характер уж точно оставались прежними. Железными, твердыми — такими, что об них сломала бы зубы даже сама смерть.

А теперь передо мной сидел немощный старец с хриплым надтреснутым голосом. Не глыба, не древний утес, переживший столетия зимних бурь — а обычный человек, уязвимый и хрупкий. По мощи Дара дед превосходил нас всех троих вместе взятых, и даже сейчас я бы не продержался против него и пары мгновений.

Но его ударило то, от чего не спасет даже самый надежный и крепкий Щит.

— Как же так? — скрипуче повторил дед. — Почему?‥ Зачем?

Миша не ответил. Только огляделся по сторонам, мазнул по мне пустым взглядом — и снова опустил голову. Так ничего и не сказал, хотя деваться ему было, в общем, уже некуда. Когда мы с Андреем Георгиевичем привезли его — на заднем сиденье, скрученного ремнями по рукам и ногам, как барана — родовое поместье уже опустело. Будто вымерло: дед выгнал всех, даже Арину Степановну, даже охрану на воротах — чтобы никто не видел Мишиного позора.

Чем бы ни закончился этот разговор, он касается только нашего рода.

— Молчишь? — снова заговорил дед. — Чего тебе не хватало, дурень?

Кое-какие соображения у меня имелись — хоть делиться ими я и не собирался. Не то, что Мишу можно было понять — но причины предать род у него были. Нелепые, неразумные, почти детские — и все-таки были. С самого детства он неизменно оказывался задвинут куда-то на задний план. Второй сын в семье, теряющийся на фоне блестящего старшего брата — Кости. Не наследник, служивый, да еще и не наделенный какими-то особыми дарованиями. И так средний во всем — а потом еще и лишенный любви матери, которая все свое тепло почему-то отдавала младшему, уродившемуся чуть ли не бездарем.

То есть — мне.

Стоит ли удивляться, что у Миши за годы накопилось достаточно обид, чтобы в его голове прочно укоренились нехорошие мысли. Но это уж точно не повод предавать собственную семью!

— Расскажи. — Я подался вперед. — Ты виноват, но еще не поздно что-то исправить, Миш. Мы видели документы, которые ты передавал ку…

— Молчал бы, — мрачно огрызнулся Миша. — Уж перед тобой-то я отчитываться не обязан.

— Отчитайся перед дедом. — Я пожал плечами. — В конце концов, от него зависит, что с тобой будет.

Миша злобно зыркнул на меня исподлобья — но так ничего и не сказал. Может, он и не самый сообразительный из Горчаковых, и все-таки дураком бы я его не назвал. Братец уже наверняка успел сообразить, что деваться ему некуда, но все равно держался на чистом упрямстве. И у меня не было никакого инструмента расколоть его. Во всяком случае — по хорошему.

Но у деда, конечно же, был.

— Ты ведь понимаешь, что у меня есть достаточно способов заставить тебя говорить? — Дед протяжно вздохнул. — И совершенно никакого желания пользоваться ни одним из них… Понимаешь?

Миша даже не пошевелился. То ли еще надеялся, что друзья-заговорщики явятся, чтобы его спасти… то ли за братцем имелись прегрешения, по сравнению с которыми предательство, убийство наследника рода и передача семейного достояния в чужие руки оказались бы просто цветочками.

А может, просто уперся — без особой причины, только чтобы не уступить ни мне, ни деду. Или проглотил язык…

Да какая, в общем, разница?

— Продолжаешь упорствовать? — проворчал дед. — Ну… дело твое. Подойди!

Я чуть не подпрыгнул. Не от резкого оклика — приказ дед отдал, почти не повышая голоса. Но при этом от него на мгновение так хлестнуло Даром, что я вдруг сам почувствовал желание подняться с дивана и встать перед главой рода. Проняло даже Андрея Георгиевича — он дернулся, уперся руками в подлокотники кресла… и, негромко крякнув, уселся обратно.

У Миши и вовсе не было никаких шансов: братца буквально сдернуло с дивана и протащило по полу. Похоже, он пытался сопротивляться, поэтому его движения чем-то напоминали шаг марионетки, попавшей в руки не слишком-то умелому кукловоду. Миша дергано и неловко приблизился к дедову креслу и, обмякнув, застыл.

На мгновение показалось, что он сейчас и вовсе упадет на колени — но нет, все-таки остался стоять, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

Дед поднял руку, коснулся кончиками пальцев Мишиного лба и негромко прошептал что-то. Слов я так и не разобрал — зато почувствовал еще один выплеск магической энергии. Заметно послабее предыдущего, но сложный, прерывистый. Не плетение — скорее что-то похожее на сигнал. Вроде азбуки Морзе.

Миша отступил назад, развернулся и уселся обратно на свое место. На этот раз он двигался совсем иначе — размеренно, плавно… и заторможенно. Я успел увидеть его глаза — и в них уже не осталось ни отчаяния, ни злобы, ни страха. Только что-то похожее то ли на умиротворение, то ли на самую обычную сонливость.

— Что ты с ним сделал? — поинтересовался я.

— Приоритет. — Дед скосился на меня, на мгновение смолк — но все-таки уточнил: — Не совсем заклятье… и не совсем ритуал. Право главы рода призывать к ответу.

Я только хмыкнул — слов как-то не нашлось.

— Тебе тоже предстоит научится, — продолжил дед. — Это не совсем то же самое, что полноценная ломка разума. Конечно, не так надежно — но безопасно… почти. Во всяком случае, он точно не превратится в пускающего слюни идиота. И не сможет соврать.

— Вот как. — Я усмехнулся и откинулся на спинку дивана. — Со мной ты, помнится, не миндальничал.

— С тобой все было иначе, — отрезал дед. — Если бы я мог просто задать вопросы и получить ответы — так бы сделал… И поверь, Саша — я миндальничал.

Я молча пожал плечами. Если уж глава рода посчитал, что содержимое головы предателя более ценно, чем мое душевное здоровье — кто я такой, чтобы с ним спорить?

— Ты расскажешь все, что знаешь. — Дед посмотрел на Мишу тяжелым взглядом. — Ответишь на все вопросы и не станешь обманывать. И выполнишь все, что я пожелаю.

— Расскажу, — кивнул Миша. — Отвечу. Выполню.

На мгновение мне стало… нет, не жалко его — скорее просто страшно. Настолько бесцветно звучал Мишин голос. Из брата будто вынули разом и все эмоции, и позвоночник, и даже душу.

Пожалуй, даже хорошо, что дед потрошил мое сознание. Это было неприятно и больно — для обоих… Но все равно лучше, что ЭТО.

— Что находилось в чемодане, который ты передал курьеру?

— Документы, — сонно отозвался Миша. — Купчие на три угольных шахты под Нижнеудинском. Купчая на рудник в Высокогорске. Купчая на рудник…

— Все верно, — прошептал Андрей Георгиевич, наклоняясь вперед, ко мне. — Курьера взяли буквально за углом. Хорошо, что не успел передать — вот было бы дел…

— … Договор на внебиржевую сделку, продажа акций. — Миша продолжал монотонно бубнить, чуть покачиваясь взад-вперед. — Новороссийского общества железоделательного и рельсового производства — двадцать процентов. Московского товарищества Невского судостроительного и механического завода — пятнадцать процентов. Фабрики Липгарта…

— Хватит. — Дед склонил голову. — Почему ты отдавал все это?

— Мне велели.

— Кто велел?

На этот раз Миша ответил не сразу. Видимо, его сознание еще не полностью подчинилось деду и пыталось отстоять хоть что-то. Самое тайное — имена заговорщиков. Но Приоритет — верховное право главы Одаренного рода — оказался сильнее.

— Генерал Куракин, — проговорил Миша, — Григорий Павлович. Светлейший князь Юрий Станиславович Долгоруков… Штерн, Иван Карлович — по договору акции отходили к нему… Были еще люди… Их я не знаю.

Ничего нового… почти. Впрочем, я и так догадывался, что заговорщиков куда больше, чем уже не раз названная четверка — включая моего бестолкового братца. Генерал Куракин наверняка стал центральной фигурой, символом всей высокородной шайки…

А вот главой вполне мог и не быть. Все-таки годы уже не те. Да и слишком уж сложная схема для отставного пехотного генерала — даже самого выдающегося. Но если не Куракин — то кто? Долгоруков, сидящий по уши в долгах и понемногу превращающий саму фамилию рода светлейших князей в посмешище? Едва ли. Немец Штерн, промышленник из торговой династии? Тем более не подходит.

И кто бы ни скрывался там, на самом верху, куда уходят все ниточки этого запутанного клубка — Миша вряд ли поможет. Ему наверняка не доверили и четверти тайн заговора. Дед может вывернуть его память хоть наизнанку, но все равно не найдет… всего.

Но нам пригодятся любые зацепки.

— Чего они хотят? — спросил дед и, подумав, уточнил: — Не от тебя, а вообще… Какие цели преследуют?

— Государственный переворот. Они… мы желаем изменения существующего правительственного аппарата.

Миша заговорил чуть медленнее. Похоже, вспоминал слова, сказанные кем-то другим — на его собственные все это походило мало. Изменения в государственном аппарате… заговорщики мыслили масштабно. И речь явно шла не об ослаблении или даже полном уничтожении одного отдельно взятого дворянского рода

— Привести к власти достойных. Военную аристократию. Генералов и офицеров, способных защитить страну, когда придет время.

В голосе Миши на мгновение прорезалось что-то похожее на эмоции. Он все еще говорил чужими словами — какими-то странными лозунгами без особой конкретики — но явно разделял эти идеи полностью. Зерна чужих мыслей упали на благодатную почву.

— Какое время? — Дед подался вперед. — Что должно случиться?

— Я не знаю.

Три слова. Ни удивления, ни сомнений — ничего. Сейчас Мишу прибивала могучая магия — но он, похоже, не задавал себе этих вопросов и раньше. Просто поверил кому-то из лидеров заговора. Скорее всего — Куракину. Если уж тот в свое время смог очаровать чуть ли не целую страну и несколько десятков офицеров, которые повели солдат на османские штыки, наплевав на приказ сверху — на одного вчерашнего юнкера его харизмы уж точно хватило бы.

— Да мать твою за ногу… — негромко проворчал Андрей Георгиевич. — Для чего им нужны шахты и акции заводов?

— Я не знаю.

А вот я, похоже, уже начинал догадываться.

— Кто у них главный? — Дед уже не скрывал нарастающего раздражения. — Кто займет престол в случае, если…

— Я не знаю, — ответил Миша.

— Когда они собираются… И что они планируют делать с ее величеством и великим князем Павлом?

Наследником престола? Едва ли заговорщики оставят хоть кого-то из Романовых в живых. Хотя…

— Я не знаю.

— Кто еще на их стороне?! — рявкнул дед.

— Я не…

— Хватит! Замолчи.

Дед громыхнул тростью об пол. Похоже, даже больше, чем предательство, его вывело из себя то, что Миша слепо поверил Куракину и остальным. Готов был отдать род в чужие руки — и при этом не задавать вопросов… Он ведь действительно почти ничего не знал. Ни имен, ни каких-то точных дат, ни подробностей планов, ни истинных масштабов заговора.

Дурак.

— Почему ты пошел на это, Миша? — тихо спросил дед. — Зачем? Чего тебе не хватало?

— Так надо. В интересах государства и рода.

Миша заговорил тверже и даже нашел в себе силы сесть ровно и выпрямить спину. В его вялом голосе зазвучал грохот металла. Того самого, из которого можно ковать штыки, броню, отливать медали… или кресты на солдатских могилах.

Он ведь и правда верил во все это. Искренне, всем сердцем. Поэтому и поставил выше жизни Кости, выше семьи.

Может быть, даже выше себя самого.

— Горчаковы должны занять достойное место в новом правительстве. — Миша посмотрел прямо на деда. — Но ты слишком стар, чтобы принять необходимые перемены. А Костя…

— Замолчи, — проговорил дед.

Так тихо, что я еле разобрал слово. На мгновение мне показалось, что он сейчас свалится на пол. Я не испытывал ничего, кроме острого желания поднять и врезать Мише. Со всей силы, с размаху. Лупить в сопли, чтобы кровь летела во все стороны вместе с осколками зубов.

Но деду наверняка было куда тяжелее. Он потерял сначала одного наследника — моего отца — потом Костю… Но с третьим Горчаковом случилось кое-что даже хуже смерти.

— Ты лишаешься всех прав на титул, имя и имущество рода. Я отлучаю тебя от родового Источника.

В голосе деда звучал только лед. Одному богу известно, чего ему стоило говорить спокойно, не срываясь то ли в крик, то ли в слезы — но старик держался.

— Ты мне больше не внук. Я не хочу тебя знать, — продолжил дед. — Формальностями мы займемся позже, а сейчас хватит моей воли и двух свидетелей… — Дед повернулся ко мне. — Вы подтвердите мое слово перед всем дворянским сословием и самой государыней императрицей, если придется?

— Подтвердим, — кивнул я.

— Даю слово. — Андрей Георгиевич протяжно вздохнул. — Хотел бы я, чтобы все было иначе.

— Тебя не готовили к подобному, Саша. Никто и подумать не мог, что придется… Но — нравится тебе это, или нет, теперь ты — наследник рода Горчаковых. — Дед посмотрел мне прямо в глаза. — И я хочу, чтобы именно ты решил, что делать с предателем.