За гранью времени. Курская дуга

Глава 13. План действий

Печальная вьюга, завывавшая за окном, полностью завладела его сознанием, погрузила в мысли. Он смотрел на хрупкую женщину, не совсем молодую, не совсем старую, но свет керосиновой лампы уже подчеркивал морщины, появившиеся преждевременно. В доме пахло не так, как в будущем: ароматный, с мясным призвуком, запах соленых огурцов, запах стиранного белья, запах отсыревших оконных рам. Но это ни в какое сравнение не шло с запахами прошлого, возникшими в памяти. В грядущем тут запахнет ароматным чахохбили, — мясной рисовой кашей, — которую бабушка готовила по особому прабабушкиному рецепту.

Везденецкий никогда не видел свою прабабушку, почти не слышал о ней, а сейчас мог видеть лично. Она родом из Каменска — это он знал. На весь Каменск семья Везденецких только одна. В пылу стычки как-то не было времени об этом подумать, но теперь столкновение с прошлым стало отчетливым и ясным.

Забавно осознать себя потомком проститутки. Забавно осознать себя вероятным бастардом, появившимся только благодаря залетному немцу, которого прабабушка обслужила во время оккупации.

Но нельзя ее винить.

Впрочем, справедлив и другой вариант: отцом Везденецкого был Мишка, но это вряд ли. Больно славянская у Мишки внешность, а Везденецкого в учебке называли обидным словом "Ганс", ведь чертами лица он был вылитый немец.

— Марина Везденецкая, — повторила она.

— НВГ платит тебе? — спросил Везденецкий.

— 200 рублей в месяц. Но десяток яиц фрицы отпускают за 150, - стыдливо призналась Марина, поняв, о чем пошла речь. — Что мне ещё делать? Миша тогда умрет с голоду. Варьку они убили, — Марина потупила взгляд. — За то, что кормила людей и продавала продукты не за дорого. После ее смерти мы совсем замучились с голоду.

— Теперь всё будет хорошо, — Везденецкий положил руку ей на плечо. — Вагнер тебе поможет. Можешь не сомневаться.

А вот это очень плохо. Вмешательства в полет "стрелы времени", семейные, всегда чреваты тем, что из прыжка ты вернешься, но у тебя не останется ни семьи, ни фамилии. Нет, сам ты не исчезнешь. И проживешь ровно столько, сколько отведено прожить, но лишишься истории рода, лишишься памяти о предках.

Благо, любой хроно-диверсант находился за гранью времени, так что даже смерть предка не могла стереть его из текущей реальности. Если вмешаться в жизнь Марины, если попытаться сделать ее лучше, если не будет того залетного немца, которому Везденецкий обязан жизнью, он мог остаться ни с чем. Ни матери не будет, ни отца. Будет только Везденецкий, выброшенный из естественного хода вещей машиной времени Баумана.

Из будущего диверсант пропадал, а если он пропадал из реальности вовсе, то каким образом можно исчезнуть?

Поступить иначе он не мог. Не мог обречь семью Везденецких на голодную смерть. Не мог обречь прабабушку на подобный заработок.

— Спасибо, — поблагодарила Марина. — А вы…. Останетесь чаю попить? Немцы совсем негодные мужики, — она спустила платье с плеча. — Мне не хватает заботы.

— Нет уж, — у Везденецкого волосы на загривке дыбом встали. Вот чего-чего, а подката со стороны собственной прабабки он хотел меньше всего. — Дел по горло, прости. Береги себя с сыном. Я постараюсь вас навещать.

Он минул прихожую с дурным ощущением в груди, спустился с крыльца по скрипучей лестнице и покинул двор вместе с Вагнером.

Вагнер собрал медикаменты четко по списку, оставив их в небольшом схроне подальше от парка. В лагерь Везденецкий вернулся только под утро, и передав лекарства Лехе.

— То что нужно, — сказал Леха, и отправился к Ане, под навес.

Катя только проснулась, но Вездецкому не хотелось возиться с ребенком, так что он просто оставил игрушку рядом с Катиным лежбищем. Глядя на игрушку, Катя удивленно захлопала ресницами, крепко обняла лошадку, и решила, что она сама к ней пришла, но потом заподозрила неладное, покосившись на спину Везденецкого.

Привалов, как обычно, задумчиво глядел на костёр.

— Ну, рассказывай, что выяснил, — Везденецкий уселся на пень и потер ладони. — Я много полезной информации добыл.

— А я добыл людей, — ответил Привалов. — Но с оружием у них проблема. И мне не удалось выяснить, где немцы прячут вооружение и как его поставляют. Скорее всего по железке, иначе никак. Не будут же они из Германии грузовиками автоматы переть. Долго и накладно.

— Оружие на железнодорожной станции Каменская, — Везденецкий вытянул из подсумка карту и передал Привалову, Привалов развернул ее, вгляделся.

— Даешь, — усмехнулся Привалов. — Пять тысяч фрицев, значит. Впятером мы с ними вряд ли справимся. Да даже если нас будет триста, как сейчас, тоже.

— У вас есть я, но возник один нюанс.

— Какой? — Привалов поднял на Везденецкого взгляд.

— Теперь меня могут убить. У фрицев есть новое оружие, и оно заточено как раз против меня.

— Вот это плохо, — спокойно ответил Привалов.

— Ничего плохого, — Везденецкий покачал головой. — Действовать нужно будет осмотрительней, и всё. Что думаешь?

— Думаю, сначала надо взять склад, захватить пару грузовых машин и обеспечить нас вооружением. Партизан тут полно, но они разбросаны. Если у нас появятся автоматы, люди сами придут. Мне удалось собрать лишь триста человек, но вооружены они плохо. По винтовке или автомату на три человека.

— Дядь Саш, — Катя будто возникла из ниоткуда, за плечом Везденецкого. — А это ты вернул Машу?

— Кого? — не понял Везденецкий, выдернутый из разговора.

— Машу, — она показала лошадку.

— Ну, да.

— Спасибо, — Катя благодарно обняла Везденецкого, а он весь выпрямился, как пружина, и вообще не понимал, как ему реагировать. Вроде приятно, но в то же время неловко. Ну, не умел он обращаться с детьми. Можно даже сказать, стеснялся собственной неловкости.

Привалов при виде этой картины не выдержал, и рассмеялся, а Катя, довольно напевая какую-то песенку, зашагала к Ане и Лехе, как ни в чем ни бывало.

— Эх, — вздохнул Везденецкий.

— Любят тебя дети, — улыбнулся Привалов. — Хорошим батей станешь. У тебя, в этом твоем будущем, есть дети?

— Нет. А у тебя? — Везденецкому стало любопытно.

— Мне остается только крошить этих фашистских мразей, — помрачнел Привалов. — Всю мою родню, и всех любимых фрицы убили. Но давай не об этом.

— Из всего складского охранения меня смущают только танки, — Везденецкий вернулся к теме.

— И? — заинтересовался Привалов. — Тяжелые?

— Да, тяжелый и два средних. Три кошки. Один тигр и две пантеры. Нейролептических гранат у нас нет, так что с бронетехникой бороться трудно. Танковым снарядом меня в клочья порвет, каким бы прочным я ни был. Если мы сунемся на склад, то, конечно, можем его захватить, но немцев в городе около тысячи. Попытка вывезти оружие с вокзала непосредственно кончится для нас плохо, — Привалов хотел что-то возразить, но Везденецкий перебил его: — В основном ты прав. В плане захвата грузовых машин. Немчуре нужно развозить стволы по подразделениям. Перехватить колонну проще, чем возиться с котами.

— От чего стволы? — Привалов не понял современный сленг. — От тигров, что ли? Зачем они нам?

— Да нет же, — Везденецкий скривил губу. — Оружие. Об оружии речь.

— Понял, — коротко кивнул Привалов.

— Самая большая оружейная партия пойдет в "Тихий дон". Сорок тысяч узников нуждаются в охране более надежной, чем тринадцать тысяч оккупированных каменчан. Тем более, после побега, в лагере наверняка ввели режим усиления, направили новых людей. Их необходимо оснастить новым вооружением, чтобы противостоять мне. Одной ходкой оружия не перевезти, с учетом сложности инфраструктуры, так что шансов вооружиться у нас будет несколько. Но лучше сделать всё с первого раза, с первой операции, в которой нам понадобится Аня.

— Бабу решил использовать? — удивился Привалов, почесав в затылке. — Не проще ли ведущего колонны пристрелить? Напасть в лоб? Или дорогу заминировать можно.

— Не проще. Во главу колонны наверняка танк влепят, а мехвода просто так не пристрелишь. Они поедут по дороге между Каменском и станицей Гундоровской. Если напасть в лоб, пропадет элемент неожиданности. А женщина усыпит бдительность водил. Заставит колонну остановиться полностью, не устраивать кипишь. Немцы перед нами встанут как уточки в тире, а по неподвижной мишени намного проще стрелять. Если сразу налететь со всех сторон или заминировать проезжую часть, они быстро разбредутся, разъедутся, эффективней рассредоточатся. Тогда сам понимаешь, вероятность победы снизится.

— Ну, хорошо. Допустим, — кивнул Привалов. — И что дальше? Почему не проще сразу взять склад?

— А дальше всё просто. Нападем исподтишка, перестреляем сопровождение, танки там будут, — Везденецкий стукнул кулаком в ладонь, — но я ими займусь. С ними проще справляться, когда они на боевом марше, а не в обороне, как в случае со складом. Ты сам понимаешь соотношение 3 к 1. Наступающих должно быть втрое больше, чем обороняющихся. Цифры исключительно на стороне захвата колонны. Сам подумай, как мы будем лупить окопавшихся пехотинцев и пантер с тигром? Мрак же.

— Согласен. Ну, захватим колонну, а потом?

— Обоснуемся подальше от Каменска, там и партизанский лагерь побольше разобьем. Думаю, километрах в десяти от города можно осесть. Но, чтобы через заснеженную область прорваться напрямик, нам понадобится тяжелая бронированная техника. Иначе грузовики увязнут в сугробах.

— И всё? — сощурился Привалов.

— Да. Потом вооружим непосредственно на месте. Если получиться захватить колонну, то оружия у нас станет валом, и затем предстоит ещё одна операция, но о ней я пока ничего не скажу. Рано обсуждать. Сейчас надо сосредоточиться на главном.

— Понял. Аню как планируешь использовать?

— Немцы расслабились. Их даже не волнует, что по ночам пропадают немецкие солдаты. Достаточно будет тормознуть ведущего колонны с помощью Ани. Конечно, надолго она их не задержит, но несколько минут у нас будет. Этого достаточно, чтобы внезапно начать захват.

— Хорошо. Тогда надо довести план до остальных. Определить задачи для каждого взвода. Картину боя я представляю, и займусь этим вопросом. Какая, говоришь, дорога? Между станицей и Каменском?

— Да, именно она.

— Ясно, — привалов поднялся, отряхнул колени. — Жди здесь тогда. Я доложу по готовности.

До оружейной поставки оставался ровно день. Впрочем, этого времени вполне хватило, чтобы Привалов смог грамотно распределить силы по полю боя и поставить задачу каждому бойцу.

Охранение колонны сильно не впечатляло. Пятьдесят автоматчиков на пятнадцать грузовых машин, да пара легких танков "пацер 2". Из-за успеха бликцрига силы советского сопротивления сильно разбросало по территории Союза, потому партизанские отряды не могли действовать организованно, серьезного отпора немец не ждал.

И очень зря.

Везденецкий, в составе вооруженной группы из ста пятидесяти советских партизан, выдвинулся на позиции под утро. По пути партизаны обезвредили немало немецких патрулей, и заняли позиции в лесу, на восьмом километре дороги, ведущей к станице Гундоровская и "Тихому дону".

Лес, раскинувшийся в пятидесяти метрах от дороги, казался пустым.

Солнце только поднималось над горизонтом. Ветер свистел в ветвях тополей, свистел в ветвях акаций, принося из глубины чащи душистый запах мха и древесины. Хорошее место, чтобы укрыться, хорошее место, чтобы начать внезапное нападение со всех сторон. По ту сторону дороги тоже были заросли, но уже не лес, а небольшая лесополоса. Впрочем, этого оказалось вполне достаточно, чтобы разбросать автоматчиков по правому и левому флангу.

Партизаны затаились в оврагах, в буреломах, изготовив из простыней белоснежные маскировочные халаты, и обмотав ими АШ, чтобы полностью слиться с местностью. Хоть маскировка выполнена кустарным способом, на расстоянии метров пятнадцати, если не шевелиться, ничего не будет видно. Чего уж говорить о немцах, которые попрут на грузовиках по асфальтированной дороге в пятидесяти метрах от позиций советских бойцов?

Будь Везденецкий обычным человеком, он бы в полной мере прочувствовал холод стылого сугроба, в котором вырыл себе небольшой окоп и залег так плотно, что только верхнюю часть лица было видно. "МП-50" он уложил рядом, чтобы случайно не засветиться, и ждал, когда послышатся моторы немецких бронемашин и грузового транспорта.

Неприятность была. Противотанковые приспособления нельзя использовать против танков, и нужно было сделать так, чтобы сохранить хотя бы один "панцер" для прорыва через снег. Там тоже не факт, что получится пробиться к нужному месту за пределами Каменска, но не пробовать нельзя. В таких обстоятельствах вообще невозможно что либо гарантировать.

Тяжелей всего приходилось Ане. Одета она была в теплую гражданскую одежду, Германскую, и, из-за цвета волос и глаз, сильно напоминала породистую немку. По крайней мере издалека. Она засела в тени, за кустом барбариса, и понимала, что взяла на себя одну из самых ответственных задач — остановить колонну. О риске Аня думала постоянно. В случае чего, ей первой предстояло попасть под немецкие пули, но это не пугало ее. Лучше славная смерть, чем позорная жизнь в качестве подстилки для фрицев. Так она думала. Мама научила ее достигать целей любыми средствами, не пренебрегать флиртом с врагом, но от этого хотелось отойти. Шашни с немцами совсем ей не нравились, так что она решила попробовать себя в другой роли и не отказалась участвовать в операции.

Цепочку ее размышлений прервало эхо рокота танкового мотора, донесшееся со стороны Каменска, и тут Аня вся превратилась в слух, подав сигнал автоматчику из прикрытия. Автоматчик сигнал принял, и по цепочке передал его остальным.

— Едут, — шепнул Привалов Везденецкому, заметив, как боец махнул ему рукой с соседней позиции.

— Ага, — ответил Везденецкий, осторожно взяв "Шилку" и тихо оттянув затвор, досылая патрон в патронник. — Ведущий колонны начнет задавать ей вопросы. Помни — огонь не открывать до тех пор, пока колонна полностью не встанет. Нужно, чтобы немцы воткнули нейтральную передачу. Это даст нам время для прицельного обстрела.

— Да помню я, — ответил Привалов.

— На всякий случай, — Везденецкий глядел по сторонам секунд двадцать, на сугробы, и придвинул к глазу прицельную планку "Шилки", как раз тогда, когда колонна показалась в секторе обзора.

Как и предполагалось — два танка, пятнадцать грузовиков. Первыми и последними шли "панцеры", между ними десять грузовиков с пехотой и пять с боекомплектом.

Аня вышла колонне на перерез, размахивая руками и крича: "стоп!"

"Панцер" остановился, качнувшись на гусеничных катках и изрыгнув из выхлопной трубы черный дым. Теперь могло произойти что угодно. Аню могли срезать из башенного пулемета, но она не боялась, ведь ее поступок уже привел к планируемому результату. Следом за танком остановилась вся колонна, фрицы в кузовах грузовиков взялись за автоматы, с любопытством выглядывая за борт.

Командирский люк "панцера" распахнулся, и оттуда высунулся фриц, взглянувший на Аню и с подозрением, и со скрытым животным желанием.

— Кто такая? — спросил он, но она совсем не знала немецкого, и промолчала. — Кто такая?! — с нажимом повторил он.

Палец на спуск, глубокий вдох и полувыдох. Для "Шилки" пятьдесят метров — дистанция прямого выстрела, но Везденецкий поместил в разрез мушки не голову, а торс фрица, чтобы максимально задействовать кучность. Стрелять требовалось в течение трех-четырех секунд, иначе глаза устанут, тело начнет мешать точности стрельбы. Тогда всю процедуру подготовки к огню придется повторять заново.