За секунду до взрыва

Глава двенадцатая

Последние восемнадцать часов он провел в сплошных мучениях. Выхода не было — надо было искать зубного врача. Он выбрал фамилию наугад из справочника «Желтые страницы».

Кабинет дантиста занимал второй этаж современного с виду здания из красного кирпича. Корт подошел к медсестре-регистраторше и представился как Алберт Котч. Со страдальческой улыбкой он потрогал больную челюсть — она уже вся распухла и была иссиня-багрового цвета, — извинился, что не смог записаться на прием заранее, и выразил готовность ждать хоть целый день, если понадобится, а вернее, если есть хоть малейшая надежда, что доктор Розен сможет его принять. Медсестра на минуту исчезла в соседней комнате и вернулась, сияя улыбкой: не будет ли господин Котч любезен подождать? Корт откинулся в кресле и достал из кармана иллюстрированный журнал, купленный в соседнем киоске. Он просто не мог не купить этот журнал, так как центральная публикация в нем была посвящена катастрофе самолета «Эм-Эйр-Экспресс», рейс 64. И обложка журнала была отведена снимкам злосчастного самолета.

Статья называлась «Поиски в обломках» и рассказывала о некой Линн Грин, очень симпатичной молодой женщине — эксперте из ФАУ; она и руководила расследованием со стороны ФАУ. Конечно же, внимание массового, среднего читателя будет полностью приковано к хорошенькой мисс Грин. Но здесь Корт отличался от массового читателя. Практически не взглянув на привлекательное личико мисс Грин, он углубился в изучение обломков шестьдесят четвертого, разбросанных по черной от дыма и гари земле. Он рассматривал винты, провода, осколки фюзеляжа; он видел пожарных, врачей, носилки, машины «скорой помощи».

Сама статья его скорее разочаровала: слишком уж много внимания уделялось в ней мисс Грин и несоразмерно мало — самой катастрофе. В поезде Корт просмотрел несколько газетных статей на эту тему. Там было много текста, но мало снимков. Здесь наоборот. Уже в самом конце статьи он наткнулся на фотографию, которая ему что-то напомнила. Знакомое лицо. Ну, конечно! Телевизионное шоу после катастрофы с 1023. Кэмерон Дэггет, спецагент ФБР. Майкл Шарп, знавший Дэггета в лицо еще по своей прежней работе в полиции, специально указал Корту на него. Тогда, во время того расследования, Дэггет тесно сотрудничал с франкфуртскими службами. И вот теперь то же самое лицо выглядывало из-под вычищенного ногтя Энтони Корта. Он явно пытался уклониться от фотообъектива, но не вышло.

Корт физически ощутил, как все его существо пронзило острое чувство враждебности к этому человеку. Враги. Кругом враги. Итак, значит, и этим расследованием тоже занимается Дэггет. Что это должно означать? Не может же быть, чтобы он учуял здесь связь с детонатором Бернарда. У Корта голова раскалывалась от боли. Они потратили столько усилий, чтобы создать неуловимый детонатор, который всех должен был обмануть. Неужели они просчитались?

— Мистер Котч!

До Корта не сразу дошло, что вызывают именно его. Медсестра-регистраторша смотрела на него и повторяла это имя, наверное, в третий раз.

— Ох, простите, от этой инфекции я, наверное, совсем слух потерял. — Он с усилием улыбнулся, медсестра улыбнулась в ответ.

— У доктора есть сейчас свободное время: один визит отменили, — произнесла она.

Доктор Розен, лысеющий, с длинным носом и раздвоенным подбородком, с едва заметным шрамом над левым глазом, говорил свистящим полушепотом, как заправский конспиратор. Белый халат он носил поверх оксфордской рубашки, брюки без ремня и кожаные туфли на резиновой подошве дополняли его туалет. Из репродуктора у окна доносилась негромкая музыка.

В кабинете стояли три кресла. Розен со своей пухленькой помощницей-китаянкой занимали крайнее из них. Корт, то бишь Котч, уселся, откинул голову, поблагодарил доктора Розена за то, что тот согласился его принять, и объяснил, в чем проблема.

— Зуб сломался и выпал несколько дней назад, когда я грыз конфету, но, мне кажется, там что-то осталось.

Розен надел перчатки и начал обследовать десну.

— О-о-о! Это у вас был зуб мудрости, мистер Котч. — Он кинул быстрый взгляд на ассистентку и проговорил с ударением: — Семнадцатый! — Потом снова обратился к Корту: — Очень нехорошая инфекция. Потом еще придется проделать курс антибиотика — амоксциллина.

Ассистентка выронила инструменты, они рассыпались по полу.

— Ли, — резко произнес Розен, — пойдите позвоните прямо сейчас, пока я тут обследую зуб. Не стоит заставлять мистера Котча ждать дольше, чем нужно. Вы какую аптеку предпочитаете, мистер Котч? — Корта этот вопрос застиг врасплох. Но Розен и не стал дожидаться ответа. — Мы обычно пользуемся той, что на Двадцать третьей улице, очень неплохая аптека. И недалеко отсюда. — Корт кивнул; ответить он не мог, так как доктор Розен уже копался у него во рту. Ассистентка, вся пунцовая, казалось, не могла двинуться с места, так что доктору пришлось даже прикрикнуть на нее: — Ну что же вы, Ли! Приберите-ка здесь и позвоните туда!

Она повиновалась, как в полусне. Розен еще раз осмотрел зуб, воскликнув:

— Жуткая картина, мистер Котч! — Он повернулся к столу, открыл ящик и достал оттуда маску, запечатанную в целлофановый пакет.

— Нет-нет, доктор, — быстро сказал Корт. — Газа не надо. Обещаю, что буду сидеть тихо и терпеть.

— Но это невозможно, — ответил доктор, — слишком сильное заражение. Придется резать, накладывать швы. Как же без обезболивания? Нет, это невозможно.

— Ну тогда новокаин. Но только не газ.

— А я все-таки предлагаю газ, — сказал Розен. — Поймите, я не могу ничего обещать.

— Я понимаю, — ответил Корт, — и благодарю вас. Но меня вполне устроит новокаин.

Доктор явно нервничал. Наверное, это признак профессионализма, подумал Корт. Хочет сделать все наилучшим образом, а ему не дают. Но вдруг что-то в глазах врача привлекло его внимание. Внутри зазвучал сигнал тревоги. И его защитные, почти параноидные реакции взяли верх над всем остальным.

Корт стал припоминать все с самого начала. Как он сказал? Что он сказал ассистентке? «Семнадцатый!» Зачем нужно было это подчеркивать? А что он приказал ей чуть позже? «Пойдите позвоните туда прямо сейчас». С другой стороны, ну кто мог его здесь ждать? Ведь он же выбрал этого врача наугад, в последнюю минуту. Так Корт пытался уговорить и успокоить себя. Но подозрительность не проходила. И тут в довершение ко всему он вдруг заметил в углу рентгеновский аппарат. Зачем же делать обезболивание еще до рентгена?.. Нет, что-то тут явно было не так.

— Откройте, пожалуйста, рот, — услышал он голос врача. Тот навис над ним, как коршун, сжимая в когтистых лапах шприц со сверкающей иглой.

В этот момент вернулась ассистентка, что-то уж слишком быстро и слишком взволнованная. Подошла и со значением уставилась на Розена. Он же избегал на нее смотреть.

— Откиньте голову, — приказал он и положил руку Корту на плечо.

Игла приближалась к лицу. Глаза Корта перебегали с доктора на ассистентку. Вот оно! Доктор кинул на ассистентку мимолетный взгляд, и в нем был упрек.

Корт все понял. Реакция его была мгновенной, как будто он сто раз это репетировал. Одним движением он схватил за руку ассистентку, другим — вырвал шприц из руки у доктора, вонзил иглу в руку ассистентки, послав туда все содержимое шприца. Ассистентка обмякла, шатаясь, сделала два шага и мешком свалилась на пол. Доктор Розен был в совершенной панике.

В следующую минуту Корт вылетел из кресла, сильным ударом отбросил руки врача и ухватил его мертвой хваткой за горло. Из соседней кабины показалась вторая докторша. Корт выхватил из кармана револьвер и направил на нее — скорее для острастки. Глаза у нее выкатились из орбит от ужаса. Тело Розена обмякло у него под рукой, Корт выпустил его, и доктор повалился на пол. Корт ринулся в приемную. Остальные посетители уже ушли, приемная была пуста. Медсестра-регистраторша сидела, ухватившись рукой за телефонную трубку, скованная ужасом. Корт кинулся к ней, вырвал из рук трубку и положил на место. Потащил регистраторшу к входной двери, запер ее, потом вместе со своей ношей вернулся в кабинет. Подтолкнул регистраторшу вперед, туда, где сидела объятая ужасом докторша. Регистраторша споткнулась о тело ассистентки.

Если они и в самом деле успели позвонить в полицию или, почище того, в ФБР… слишком много времени уже прошло, из здания ему не выйти незамеченным в своем обличье. Надо переодеться! Он окинул взглядом лежащих перед ним женщин. Из них двоих докторша была покрупнее. Корт огляделся и увидел маску с газом, которую Розен готовил для него.

— Ну-ка, вы! — крикнул он докторше. — Живо газ! — и указал на регистраторшу.

— Слава Богу! — произнесла регистраторша.

Докторша трясущимися руками достала маску и надела на регистраторшу, которая ей в этом всячески помогала.

— А теперь раздевайтесь! — крикнул Корт.

— У меня есть деньги, — заикаясь, пролепетала докторша.

— Быстро, я сказал! — рявкнул Корт.

Плача, женщина начала снимать с себя одежду Она делала это так неловко, как будто никогда в жизни не раздевалась.

— Быстро! — повторил Корт. — Пояс, чулки, лифчик!

И тоже начал стаскивать с себя одежду. Конечно, можно было бы сперва надеть на нее маску, вначале он так и собирался сделать. Но раздевать женщину в бессознательном состоянии было бы намного сложнее и отняло бы слишком много времени. Сейчас объятая смертельным страхом женщина двигалась удивительно быстро. Лишь когда дело дошло до самых интимных частей туалета, она снова остановилась.

— Господи! — пробормотала едва слышно. — Пожалуйста, не надо…

На этом все протесты закончились. Стуча зубами, она сняла колготки, трусики и наконец лифчик, медленно-медленно, безудержно рыдая, обхватила груди обеими руками.

— Газ! — скомандовал Корт. — Живо!

Она повиновалась, пытаясь в то же время хоть как-то совместить это со своим чувством женского целомудрия, села на пол, крепко сжав ноги вместе, открыла клапан и поднесла маску к лицу.

— По-пожалуйста, не покалечьте меня, — проговорила напоследок. И через несколько секунд свалилась без движения.

Брэдли Левин ворвался в холл, отвел Дэггета в сторону, так, чтобы их никто не мог услышать, и прошептал:

— Только что позвонили от дантиста, с улицы Н: зуб мудрости, номер семнадцатый. Он сейчас сидит в кресле!

Не было времени докладывать Палмэну. Они помчались к лифту, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Нам может понадобиться поддержка, — запыхавшись, проговорил Дэггет. — Ладно, позвоним из машины.

Дэггет сел за руль; Левин взял телефонную трубку.

— Готово, — доложил он через несколько минут. — Вышлют две машины: одну в поддержку нам, будут охранять весь первый этаж, вторую для слежки у аптеки, на случай, если мы его упустим.

— У аптеки?

— Ну да, медсестра назвала аптеку на Двадцать третьей улице.

— Позвони дантисту. Узнай, там ли он еще. — Левин не отвечал, и Дэггет взглянул на него. Тот весь побагровел. — В чем дело? — спросил Дэггет.

— У меня нет его номера, какой-то доктор Розен. — Левин схватил трубку и начал звонить в информационную службу. Дэггет выругался про себя. Достал из кармана жевательную резинку и сунул в рот.

— Гудки, — проговорил Левин. — Никто не отвечает.

Дэггет перестал жевать, нажал на акселератор и помчался на красный свет. Левин еще раз набрал номер.

— Никто не отвечает, — произнес он сдавленным голосом.

В кабинете зазвонил телефон. Энтони Корт в этот момент лихорадочно запихивал свои грязные носки в чашки бюстгальтера. Он застыл на месте. Спокойно, без паники. Самоконтроль — его единственный путь к спасению. Он как мог натянул колготки. «Молния» на платье не застегивалась до конца: у него плечи, конечно, шире, чем у докторши. Он накинул сверху на плечи белый халат. На голову повязал розовый шарф, упрятав под него и бачки; надел большие солнечные очки, через плечо повесил сумку.

Может быть, они уже там, внизу. Может, охраняют здание. Может, останавливают и проверяют каждого встречного мужчину. А женщину?

Он взял в руку хозяйственную сумку — туда он сложил свою собственную одежду, — сделал глубокий вдох и открыл входную дверь. В холле было пусто. Он направился было к лестнице, но потом передумал и пошел к лифту. Слава Богу, в лифте никого не было: на близком расстоянии, в тесноте лифта, ему вряд ли удалось бы кого-нибудь обмануть. Когда двери лифта закрылись, он непроизвольно дотронулся до пистолета, лежавшего у него в хозяйственной сумке, на самом верху, на одежде.

Вбежав в вестибюль здания, Дэггет махнул Левину рукой на пожарную лестницу, а сам помчался к лифту. Господи, неужели они опоздали? То, что у дантиста не отвечал телефон, могло объясняться двумя причинами: либо тот, кого они подозревают, отключил телефон, либо он их всех там перебил. И уж, конечно, маловероятно, что он все еще там, в кабинете у дантиста.

Все это здание было отдано под кабинеты медицинских работников. В вестибюле кипела жизнь: люди входили и выходили, устремлялись к лифтам, толпились около них. Как раз в тот момент, когда подошел Дэггет, дверцы обоих лифтов раскрылись почти одновременно, и оттуда повалил народ. Дэггет пытался разглядеть тех, кто выходил из лифта, одновременно держа в памяти описание своего клиента: мужчина за сорок, среднего роста, обычного телосложения, возможно, рыжеволосый, возможно, с распухшей челюстью. Слишком много людей, ничего невозможно разглядеть; люди устремились в лифт, не дожидаясь, пока все выйдут. Этот слишком маленького роста, этот слишком толстый, у того лысина. Нет, слишком много народу.

Какая-то женщина резко толкнула его, устремившись к другому лифту. Дэггет чуть было не потерял равновесие и едва не сшиб с ног крупную женщину в белом халате медсестры, она шла от лифта.

Дэггет! Эта женщина толкнула Дэггета прямо на него, на Корта! Подумать только: с полчаса назад наткнуться на фотографию в журнале, а теперь вот на самого человека во плоти. «Голову вниз! — приказал он себе. — Не смотреть на него! Только не смотреть на него. И не оглядываться. Эти фэбээровцы — стоит только встретиться с ними взглядом, и тебя моментально запеленгуют». Он шел вперед, не ускоряя шага и стараясь покачивать бедрами, не слишком сильно, не утрируя. Кожа под женским платьем горела, как от тысячи иголок.

Он без всякого труда вычислил черноволосого нервозного молодого человека у пожарной лестницы. И не выпускал его из поля зрения, пока шел к дверям. Именно оттуда, со стороны пожарной лестницы, от этого молодого человека следовало ждать опасности. Так, есть кто-нибудь еще? Здесь, кажется, нет. Может быть, снаружи? Сидят там, спрятавшись в своих машинах без опознавательных знаков, и следят натренированными глазами за входной дверью. Корт ускорил шаги и присоединился к шумной группе людей, по-видимому, врачей, которые направлялись к выходу. Они разговаривали все о том же: о жаре. Корт прошел в двери вместе с ними. Человек, придерживавший двери, весь расцвел в улыбке при виде медсестры.

— Мы, кажется, незнакомы, — произнес он с британским акцентом. — Вы идете с нами к… — Тут он, по-видимому, заметил свою ошибку. И отступил, пробормотав: — Ох, извините!

Энтони Корт прошел мимо и свернул за угол, теперь уже в полном одиночестве.

Дэггет обернул левую руку носовым платком, чтобы ненароком не смазать отпечатки, если они там есть, и с силой дернул за ручку двери. Правая рука в кармане куртки сжимала оружие, готовая в любой момент выхватить его.

Дверь была заперта! Он дернул еще раз. Заперто!

Его охватили самые дурные предчувствия. Конечно, он зашел слишком далеко, разослав сигнал тревоги всем дантистам города. Тем самым он сознательно вовлек в свою опасную игру совершенно невинных, а главное, абсолютно неопытных людей. Внезапно ему захотелось повернуться и уйти отсюда. Пусть кто-нибудь другой войдет туда и обнаружит… Но только не он. Не может он больше лицезреть все это. Не в силах. Насмотрелся достаточно, на всю жизнь.

Через десять минут комендант здания отпер дверь. Держа в руке пистолет дулом вниз, Дэггет проскользнул в приемную дантиста. Запах лекарств, запах боли. Приемная была пуста. Поколебавшись несколько секунд, он сжал пистолет двумя руками, направил его чуть книзу впереди себя и быстро прошел в кабинет. Тела, мертвые тела. Три тела, все женские. Одна совсем голая. Справа от него тело доктора. У Дэггерта защипало в глазах, внутри все сжалось. Он обернулся одним прыжком и, держа пистолет прямо перед собой, стал обыскивать помещения. Ванная, туалет, кладовка, регистраторская. Пусто. Набравшись духа, он снова кинул взгляд на распростертые тела. И вдруг заметил, что обнаженная женщина дышит. Он не сразу в это поверил. Не сразу позволил себе вздохнуть с облегчением. А может, они все живы?

Уже потом ему пришло в голову: как все-таки странно, что он сразу с такой готовностью поверил, что все мертвы, даже мысли не допускал, что кто-то может быть жив. Ему гораздо легче было предположить трагедию, смерть, чем благополучный исход.

Осмотрев лежащие на полу тела, он обнаружил, что все дышат, все живы. Лишь у самого дантиста обнаружились травмы, да и то поверхностные. Это открытие, совершенно неожиданное, одновременно и обрадовало, и обескуражило его. Поначалу он не знал, что подумать.

Однако по мере того, как напряжение отпускало его, он начал понимать, что означает нагота одной из женщин. Как только весь смысл этого дошел до него, он выскочил в холл. Не дожидаясь лифта, помчался по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Левин автоматически обернулся на звук шагов.

— Женщина! — прокричал Дэггет. — Ищем женщину!

— Ну да, — отозвался какой-то весельчак примерно в пяти шагах от него, — мы все всегда ищем женщину. Ты прав, приятель.

Следовало бы вызвать «скорую помощь», но в Вашингтоне «скорая» всегда приезжает слишком поздно, если вообще приезжает. Поэтому Дэггет вызвал врача из ВРО, их врача, из ФБР. Правда, тот посоветовал в любом случае вызвать «скорую». К тому времени, как она приехала, женщины практически пришли в себя. Все, кроме Ли, ассистентки доктора Розена. Она все еще оставалась под действием слишком большой дозы анестетика. Все женщины, кроме всего прочего, были под действием сильнейшего шока. Всех четверых увезли в больницу.

Полиция выпустила бюллетень о розыске человека в одежде медсестры, но это, конечно же, ничего не дало. Дэггет и не ждал результатов. Ему не терпелось допросить пострадавших. Время для него тянулось страшно медленно.

Он позвонил Кэри, но ее не оказалось на месте. Когда-нибудь она бывает на месте?! Он оставил ей сообщение на автоответчике. Потом позвонил миссис Кияк, та пообещала, что побудет с Дунканом до его возвращения. Что скорее всего произойдет очень не скоро. Покончив с личными делами, он вместе с Левиным отправился в закусочную по соседству, где они молча проглотили по гамбургеру и запили пивом. Обоих угнетало сознание очередной неудачи. Вернулись на Баззард Пойнт к семи — на этот час были назначены интервью с Розеном и его сотрудниками.

К великому неудовольствию Дэггета, все женщины явились в сопровождении мужей и адвокатов, готовые к защите и настроенные против доктора Розена. Практически готовые возбудить против него дело. Это, в свою очередь, побудило Дэггета вызвать одного из адвокатов, работавших по договорам с ФБР. Это была женщина средних лет, она ездила каждый день из Александрии. Разбирательство продлилось несколько часов, и за это время адвокатам общими усилиями удалось свести показания потерпевших практически к нулю.

Домой Дэггет отправился в час ночи, зная ненамного больше, чем вначале. Он был зол до последней степени на весь мир. Приехав домой, он сразу отпустил миссис Кияк, налил себе стакан виски и вышел на открытую веранду за кухней. От виски депрессия его еще больше усилилась. Он бессмысленно смотрел в небо, на звезды, на следы реактивных самолетов. Прошел в дом, налил себе еще стакан и сел перед телевизором послушать программу Си-эн-эн.

Пейджер и телефон зазвонили одновременно.

— Пап! — хрипловатым голосом позвал сын из спальни.

— Да, я слышу, сынок.

Прикрыв глаза, он поднял трубку. Хоть бы ошиблись номером.

Но нет, звонили ему.

— Привет, Мичиган, — услышал он голос Палмэна. — Долго же пришлось тебя разыскивать. Сначала я было хотел послать кого-нибудь другого, но потом подумал, тебе будет наверняка интересно узнать об этом первому.

— В чем дело, Пол? — Господи, ну неужели на сегодня с него еще не хватит?!

— Меня разбудили, Мичиган. Но это твое, дарю. Этот твой доктор Розен, он так и не вернулся домой. Жена с ума сходит. Я подумал: чем поднимать на ноги полицию, мы лучше сами его поищем.

Доктор Джон Розен первым вышел из здания ФБР. Он так до конца и не пришел в себя после пережитого днем, а многочасовой допрос окончательно доконал его. Ему хотелось выпить, ему хотелось плотно пообедать, ему страшно хотелось спать. И еще он думал о детях, о жене. После такого начинаешь по-иному относиться к жизненным ценностям. Эх, если бы не обязанности перед пациентами, купить бы сейчас два билета на самолет и поехать с женой на недельку к родителям, в Коттонвуд! Пить джин с тоником и заниматься любовью столько, сколько позволит его половой орган. Сегодня жизнь показала ему свой отвратительный оскал, сегодня вечером он чувствовал себя старым и очень-очень уязвимым.

Ему посчастливилось почти сразу же поймать такси. По радио вещали о событиях на Ближнем Востоке. Еще вчера его бы это заинтересовало, но сегодня вечером — нет. Ему хотелось поскорее попасть домой к жене. Поскорее сжать ее в объятиях, сказать, как он ее любит. Боже мой, как же он ее любит!..

— Здесь? — спросил таксист.

— Да, хорошо, — рассеянно ответил он. Заплатил, кажется, чересчур много.

Мир просто кишит преступниками, подумалось ему. Добраться до своего автомобиля — собственно, из-за этого он сюда и вернулся — можно было двумя путями: либо пройти через здание, поднявшись и спустившись на лифте, либо обойти его вокруг по улице. Он выбрал второй вариант. Частный гараж для парковки, где он всегда оставлял машину, был ярко освещен. В такой поздний час там стояло всего несколько машин. И тут он заметил эту женщину. Она стояла, склонившись над спущенной шиной, совсем рядом с его автомобилем. Дергала, тянула за шину обеими руками.

— Нет, так у вас ничего не получится, — сказал он. — Если хотите, у меня в машине есть телефон, я могу позвонить в автосервис. — Он полез в карман за ключами.

Она подняла голову. Прехорошенькое лицо в рамке черных волос, волнами спадающих на плечи. Огромные темно-карие глаза, высокие скулы, ярко-красные влажные губы. Обворожительная улыбка.

— Ну, если это вас не затруднит…

Она произнесла это с французским акцентом, и его внезапно пронзила острая тревога. А что, собственно, она здесь делает, одна, в такой поздний час? Кто она такая? Он знает всех здесь в лицо, ее же видит в первый раз. Мозг его лихорадочно заработал, пытаясь найти приемлемое объяснение происходящему. В этот момент он почувствовал за своей спиной еще чье-то присутствие. Мужчины. Его! Того самого! Он услышал знакомый голос:

— Молния иногда ударяет дважды.

Колени под ним подогнулись, в глазах потемнело. Даже дыхание как будто остановилось.

— Смотри-смотри, он сейчас потеряет сознание, — в панике проговорила женщина. Почему-то эти слова привели Розена в чувство.

— Не потеряет, — спокойно сказал мужчина. — Все будет нормально.

Рука в перчатке сгребла его за шиворот и поволокла к лифту. Ему показалось, что они поднимались наверх целую вечность. Он сам вскрыл полицейскую печать на двери, сам открыл шифрованный замок и сам запер дверь за собой.

— Вам придется докончить свою работу, — произнес пациент с заражением в семнадцатом зубе. — Она проследит. — Он похлопал его перчаткой по плечу. — Если что, она вас кокнет.

Женщина снова обворожительно улыбнулась. Сердце Розена колотилось с такой силой, что, казалось, сейчас выскочит.

— И на этот раз давайте новокаин. Без фокусов.

— Но… почему? — спросил Розен.

— Потому что болит, — ответил страшный незнакомец. — Болит у меня зуб.

— Нет… Я спрашиваю, почему именно я?

— Потому что никому и в голову не придет искать меня здесь, — он кивнул самому себе и добавил, усмехнувшись: — В этом самом кресле.

Усмешка была слишком принужденной, глаза отсвечивали холодным голубым блеском. Контактные линзы, догадался Розен. И почувствовал, что у него опять подгибаются колени. Пистолет казался непомерно огромным в изящных руках женщины.

— Я не могу работать, когда эта штука направлена прямо на меня, — сказал Розен.

— А вы все-таки попытайтесь, — ответил страшный пациент.

Как тяжело, оказывается, работать без ассистентки! Как медленно идет без нее работа! А он и не замечал, насколько привык к ней. Внезапно его охватило меланхолическое настроение, ностальгия по тем годам, которые он провел в этом и других кабинетах за частной практикой. Волной нахлынули воспоминания. Приятные и удручающие. Ему никак не удавалось полностью сосредоточиться на работе. А впрочем, какая разница? Он уже понял, что это будет последняя в его жизни работа. Последнее представление. Он всегда так думал о своей работе — как о представлении. Последнее представление, а значит, по логике вещей, не стоило бы и приниматься за эту работу, раз ему все равно не выжить. Может, вместо того, чтобы лечить этого, лучше долбануть его прямо в мертвый глаз, а потом вырвать из глазницы. Но он знал, что не способен на такое. Он всего лишь дантист. Правда, чертовски хороший дантист. И чтобы еще раз, в последний раз, доказать это, он продолжал работу.

Наконец он закончил. Черт побери, это была действительно отличная работа! Он сделал своему последнему пациенту знак встать.

— Мне понадобятся антибиотики, — сказал пациент, — и болеутоляющие.

Розен не выносил пациентов, которые указывали ему, что надо делать. Это была его работа, и он в ней был профессионалом.

— У меня нет таких лекарств. — Он не умел врать.

— Есть, — спокойно произнес пациент. — У вас здесь их полно. Имейте в виду, доктор, ошибки в этой игре дорого обходятся. Сядьте! — Он указал Розену на кресло. С силой подтолкнул его. Розен почувствовал, какая злость кипит в этом человеке. Ему пришлось закусить губу, чтобы зубы не стучали. Страх окатил его леденящей волной. — Говорите, где лежат лекарства.

Розен не мог говорить: голос ему не повиновался. Он видел, что с каждой секундой человек все больше злится, но ничего не мог с собой поделать. Наконец умудрился поднять руку и указал пальцем на шкафчик с лекарствами. Женщина быстро передала мужчине пистолет — теперь он уже не казался таким огромным — и устремилась к шкафчику. Вернулась с коробочкой, в которой лежали порошки амоксициллина.

— Ну вот и отлично! — проговорил пациент со швом на месте семнадцатого зуба. Нет, все-таки отличную работу он проделал, особенно если принять во внимание все обстоятельства.

Руки ему привязали к ручкам кресла. На мгновение его охватила глупая, дурацкая радость: не стали бы его привязывать, если бы собирались убить. Он даже глаза прикрыл в блаженной надежде.

В следующий момент он услышал знакомый звук: разрывали упаковку шприца. Его снова охватила паника. Он открыл глаза. Страшный человек с мертвыми голубыми глазами наполнял шприц ртутью! Зачем наполнять ртутью шприц?!

А когда это они успели залепить ему рот? Он, наверное, отключился на несколько минут. За это время здесь многое изменилось.

Он успел еще окинуть последним взглядом свою жизнь и пожалеть о том, что лучшие годы он провел под этой слепящей горячей лампой, ощущая зловонное дыхание из чужих ртов, о том, что так и не успел выразить жене и детям всю ту любовь, которую испытывал к ним. Шарик ртути на острие иглы скатился на пол. Эти голубые глаза ужасны, в них нечеловеческая жестокость. Он почувствовал укол иглы, услышал громкий всхлип женщины. Он повернул к ней голову, умоляя о пощаде. Но в этот момент завеса слез закрыла ему глаза, а от пронзительной боли в груди он потерял сознание. Навсегда.

Левина разбудил телефонный звонок так же, как и миссис Кияк, которой потребовалось невероятно много времени, чтобы вернуться к Дункану. Она прошла мимо Дэггета, пробормотала что-то о том, что надо бы выделить ей отдельную комнату, и завалилась в его постель досыпать — такой у них был договор.

Левин уже успел созвониться с комендантом здания, где находился кабинет Розена. Все трое встретились у входа и вместе поднялись к приемной Розена. Красная полицейская печать с двери была сорвана. Дэггет уже заранее знал, что они там увидят. И ненавидел себя за это. Вина была целиком на нем. Он так и не удосужился продумать ситуацию, иначе бы, наверное, сообразил, что убийца может вернуться и продолжить начатое.

Дэггет никогда не любил запаха зубоврачебных кабинетов, эту смесь лекарств, настоенных на спирту, и старой зубной пасты. Он быстро прошел через приемную. Как ни странно это может показаться, он никогда не видел труп человека так близко. Он видел сотни, а может, тысячи снимков, он видел десятки трупов на месте аварии самолета, он видел бабушку в гробу, в конце концов. Но так близко — никогда. Его и самого удивила эта мысль: столько лет в ФБР, и надо же, это его первый труп. Это как потеря невинности — вдруг пришла ему в голову странная мысль. Он стоял совсем близко и смотрел в неживые глаза доктора Джона Розена. На этот раз ошибки быть не могло: Розен не дышал. Глаза сухие, зрачки застывшие. От него пахло экскрементами. Куда смотрели эти остановившиеся глаза, что они видели? О чем он думал в последнюю минуту? О чем бы думал Дэггет в последнюю минуту своей жизни?

Внезапно его охватило совершенно непреодолимое желание. За дверью уже слышались шаги Левина. Если он не сделает этого сейчас, ему уже не успеть. Левин будет здесь через несколько секунд. Глупое, совершенно необъяснимое, детское желание… но он не мог ему противостоять.

Дэггет протянул руку, осторожно дотронулся до мертвеца, до его кожи. И тут же отдернул руку. Так ребенок обычно гладит лошадь в первый раз в жизни. Дэггет не мог вспомнить, откуда ему знакомо это ощущение.