За секунду до взрыва

Глава пятнадцатая

— Ты выглядишь расстроенным, — сказала Линн.

Она постучала в стеклянную дверь. Одетый в форму охранник медленно поднялся со стула и поплелся к ним. Это был крупный широкоплечий человек с большим животом, но здесь, в этом огромном вестибюле здания ФАУ он выглядел маленьким и незначительным.

Дэггет смотрел на отражение — его и Линн — в стекле двери. А они неплохо смотрятся вместе. Красивая пара, как говорят в таких случаях.

— Нет, наверное, просто нервничаю, — ответил он. — Ведь если катастрофу с шестьдесят четвертым признают несчастным случаем, тогда все расследование уплывает из моих рук, и Бернард, и Роджер Вард. Если же выяснится, что это была диверсия, в чем я-то не сомневаюсь, я должен узнать, как и когда это было сделано, прежде чем Корту представится новая возможность. Так что в данный момент эти самые записи голосов могут оказаться решающей уликой в моем расследовании. Пока еще это мое расследование.

Охранник наконец подошел к ним. Они показали значки через стекло. Линн нашла его руку и сжала мизинец.

— Кэм, я сделаю все что смогу.

— Знаю.

Дверь открылась. Они так и прошли со сплетенными пальцами. Ее каблучки звонко цокали по кафельному полу огромного пустого вестибюля. Они пошли к лифту.

— Существует что-то такое, чего ты не можешь мне сказать? — осторожно спросила Линн.

— Оно всегда существовало и существует. Ты же знаешь. — Он нажал на кнопку лифта. — Да, жуткая все-таки у меня работа.

Он всегда был начинен сверхсекретной информацией, которая делила его личную жизнь и служебную на две несоединимые части. Вначале, когда-то давно, обладание такой секретной информацией наполняло его ощущением собственной важности, значительности. Однако с годами он понял, насколько это мешает нормальной жизни. Какое это тяжелое бремя. Он начал от этого уставать. Никогда не можешь полностью раскрыться, расслабиться — ни дома, ни на работе, ни с друзьями. Всегда при нем был этот его портфель, начиненный секретными и сверхсекретными бумагами. Он давил, как ярмо, тянул вниз, как тяжелый якорь. Он привязан к своим секретным материалам, как каторжник к галере. Он настоящий заложник своей сверхважной, сверхсекретной информации. И на что ему эта важность и значительность, если он превратился из нормального живого человека в ходячую тайну. Ни перед кем не может раскрыться до конца, даже перед собственным сыном. Он даже не был теперь уверен, что знает самого себя до конца. Его собственные эмоции тоже были с грифом «секретно», их тоже не полагалось раскрывать. И в этот момент, в кабине лифта, в половине десятого вечера, жаркого сентябрьского вечера, ему стало наконец ясно, насколько Кэри права. Они все нуждаются в нем — и она, и Дункан, — а он им себя не отдает. Да он и сам нуждается в себе самом, а между тем он практически всего себя отдает работе.

После катастрофы с 1023-м он мечтал и молился лишь об одном: найти и покарать тех, кто это сделал. Возможно, теперь ему наконец представился такой случай. Сознание этого наполнило его тяжелым ощущением небывалой ответственности.

Лифт остановился. Они вышли в ярко освещенный холл.

— Я вообще-то хотел извиниться за Кэри, — проговорил Дэггет.

— А знаешь, о чем я думаю? — сказала Линн. — Ее ведь все равно не переубедишь, что бы мы ни делали. Уж если тебя считают преступником, почему бы на деле не совершить то преступление, в котором тебя подозревают?

С этими словами она сжала его руки, притянула к себе и поцеловала в губы. Против своей воли он почувствовал, что отвечает на поцелуй. Все его существо откликнулось на ее прикосновение.

Где-то вдалеке скрипнула дверь. Линн оторвалась от него. Отошла в сторону. Коротенький, нездорового вида человечек с большущей лысиной показался из-за одной из дверей и позвал:

— Мы здесь!

Линн улыбнулась ему. Представила их с Дэггетом друг другу. Имя этого человека было Джордж Хаммет. Они пожали друг другу руки, хотя со стороны Хаммета это вряд ли можно было назвать рукопожатием: рука была вялой, почти безжизненной. Все трое прошли в лабораторию. Мебели в комнате почти не было — в основном электронное оборудование. Линн нашла свободный стул, Дэггет остался стоять. Кроме них, в комнате сидели еще четыре человека. Миссис Блэйк, по-видимому, стенографистка, женщина средних лет в темно-синем костюме, с седеющими волосами и угрюмым выражением лица. Инженер Мики Томпкинс, очень энергичный, с растрепанной шевелюрой, напомнил Дэггету его школьного преподавателя математики. У Говарда Коула, представителя центра «Данинг», был значительный вид, дорогой костюм и новенькие ботинки. Он все время нервно постукивал правой ногой о ножку стула. Лет ему было примерно сорок пять. И наконец, последний из четверых, Дон Смит, человек с яркими живыми глазами и сильным южным акцентом, представлял компанию «Эм-Эйр-Экспресс».

— Дон поможет нам идентифицировать голоса, — пояснил Хаммет, — в случае если на МК окажется что-то новое, чего нет на других каналах.

— МК — это микрофон кабины пилота, — шепотом пояснила Линн. Однако Хаммет ее услышал.

— Мики, может, вначале ты немного пояснишь нам, что мы собираемся прослушивать.

Мики начал объяснения, обращаясь в основном к Дэггету:

— Записывающее устройство включает четыре канала, которые работают одновременно; рассчитано на тридцать минут одновременной записи. — Он указал на четыре циферблата на своем пульте. — Первый канал записывает голос пилота, второй — его помощника, третий — это собственно и есть МК, открытый микрофон кабины, и четвертый записывает поступающие радиосигналы. Вначале мы услышим голоса пилота и его помощника, обменивающихся обычной информацией непосредственно перед запуском, во время запуска и сразу после запуска моторов. Мы услышим, как выруливают самолет в нужное положение: командир будет выруливать, а второй пилот переключится на подготовку следующего этапа. Второй пилот будет ждать приказа подготовиться к взлету. Вслушайтесь в эти слова; я подам вам знак. Потом мы услышим что-то вроде: «Готовы?.. Включить скорость… девяносто узлов… проверено… Вращайте». Мы ждем именно слово: «Вращайте». Это приказ поднять нос самолета на десять градусов. Когда услышим слова: «Позитивная скорость», это будет означать, что самолет поднялся в воздух. Посмотрим, что произойдет после этого. Мы все уже знаем, что на борту начался пожар. Но, может быть, эти записи помогут понять, что происходило непосредственно после того, как они обнаружили огонь. Все остальные записи заканчивались на том моменте, когда второй пилот обнаруживает пожар. Надеюсь, нам удастся продвинуться чуть дальше. Вот здесь, — он указал еще на одну панель, — ЦДИП — цифровой датчик информации о полете. Повторяет все данные в интервале двадцати пяти часов. Это данные о работе мотора, ускорении, скорости на земле, скорости в воздухе, направлении полета, высоте — в общем, практически все данные, которые нам могут понадобиться. Для удобства прослушивания я постарался максимально синхронизировать эти данные с записями голосов. Ну вот, кажется, и все. — Он оглянулся на Хаммета, и тот дал знак начинать.

— Я думаю, первый раз прослушаем все с начала до конца, — предложил Хаммет. — Потом обсудим и послушаем еще раз, возможно, уже с комментариями. Ну что ж, начнем.

Он кивнул Томпкинсу, и тот нажал кнопку.

У Дэггета легкий морозец пробежал по коже: шестьдесят четвертый возвращался к жизни. Отличная техника у этих ребят! Он слушал спокойные голоса пилотов и пояснения Томпкинса: тот определил, какой голос кому принадлежит. Дальше они только слушали голоса. И звучали эти голоса так, как будто оба пилота сидели здесь, в этой комнате, рядом с ними. Голоса погибших людей. Теперь они навечно запечатлены на пленке и навечно останутся в архивах ФАУ. Эти люди теперь бессмертны благодаря нескольким мучительным последним секундам их жизни.

Дэггет закрыл глаза и постарался сосредоточиться.

Он — жертва, человек за рулем самолета. Сейчас он не думает о том, что он командир или второй пилот, просто выполняет свою обычную работу. На земле слишком жарко, и поэтому ему хочется поскорее взлететь. Он делится этим желанием со вторым пилотом, тот не обращает внимания и продолжает вслух проверять данные. Командир отвечает, как положено. В голосе его слышится раздражение. Надоело. Жара. Он выруливает самолет туда, где ждут своей очереди еще не меньше десятка самолетов. В который раз уже замечает, что дальше так продолжаться не может: аэропорт надо срочно расширять. Второй пилот переключается на башенный контроль, представляя свой самолет под кодовым названием «Браво-64».

Наконец очередь рассасывается, и «Браво-64» получает разрешение на взлет.

Ревут моторы. Дэггет почти физически ощущает, как ускоряется бег самолета по взлетной полосе, как весь его корпус начинает дрожать.

Второй пилот: «Девяносто узлов. Проверено. Вращайте. Позитивная скорость».

Командир: «Увеличить скорость. Размах крыльев до десяти».

Второй пилот: «Билл, шасси подняты».

Командир: «Набрать высоту».

Командир и второй пилот проверяют данные по взлету. Томпкинс указывает, как каждый малейший звук регистрируется на графике ЦДИП.

Башенный контроль: «„Браво шестьдесят четыре“, левее на три-пять-два. Поднимитесь и задержитесь на одну-шесть тысяч».

Кто-то в кабине кашлянул. Да, Дэггет явственно услышал звук кашля.

Командир: «В кабине пожар. Пит, у тебя под сиденьем».

Второйпилот: «Огнетушитель… Черт! Какого хрена! А!»

Командир: «Принимаю меры. Прошу разрешения на срочную посадку».

Дальше — тишина. Только рев моторов да громкое шипение.

А дальше — рев моторов и вой ветра. Самолет падает, лишенный управления.

Дэггет рассматривал кривые на графиках ЦДИП. На двух кривых обозначились резкие изменения — вероятно, это высота и скорость. В следующий момент все кривые одновременно выровнялись, а затем, по-видимому, произошло самое страшное, после чего наступила тишина.

Самолет разбился, люди погибли, их вещи разбросаны по полю, вокруг полыхает пламя. Эта картина до сих пор стоит у Дэггета в памяти. И сигнал на его пейджере, и одно слово: «Падение».

На пленке полная тишина. Молчали и все собравшиеся в комнате. Их лица как будто ничего не выражали, и от этого Дэггету захотелось заорать что есть мочи. На Линн Грин и Дона Смита пленка явно произвела сильное впечатление, остальные же сидели с каменными лицами. Даже стенографистка, миссис Блэйк. Она рассматривала кончик своей шариковой ручки и пыталась вытащить оттуда волосок.

Хаммет поднялся с места, дотронулся пальцами до кривых на графике, некоторое время изучал их. Потом прервал тяжелое молчание.

— Послушаем еще раз, — сказал он.

Томпкинс перемотал пленку, подготовил оборудование, и они прослушали запись еще раз, а потом в третий раз. После чего Хаммет попросил Мики остановиться, поудобнее устроился на своем стуле и обратился к присутствующим:

— Ну? Что скажете?

Первым заговорил Дон Смит из «Эм-Эйр-Экс-пресс».

— Не могу сказать, чтобы я услышал что-нибудь новое по сравнению с той пленкой.

Линн так и подскочила со своего места.

— Мики, будь добр, проиграй, пожалуйста, еще раз тот кусок, когда они заметили пожар.

Томпкинс взглянул на Хаммета и, получив его молчаливое согласие, перемотал пленку и выделил на ней один канал. На этот раз она звучала несколько иначе, возможно, из-за того, что голоса были убраны на задний план, остальные шумы звучали резче, и среди них четко выделялись отдельные звуки. Например, звук кашля. Кто-то явно кашлянул или показалось?

— Кто-нибудь из вас может объяснить, что это за звук? — спросила Линн.

— Что скажешь, Мики? — спросил Хаммет. — Тебе знаком этот звук?

— Нет, — ответил Томпкинс, — но я полагаю, этот хлопок мог издать какой-нибудь из контрольных приборов, когда загорелся.

— Согласен.

— Правда, есть одно «но», — добавил Томпкинс. — Графики ЦДИП ничего такого не показывают. Как раз наоборот, по тем данным, все приборы в норме.

— А раз так, Мики, — тут же вмешалась Линн, — значит, существует возможность, что пожар возник не в приборах, а где-то в другом месте кабины и от какого-то другого источника, не связанного напрямую с контрольными приборами. Так?

— Я бы сказал, что это весьма вероятно, — ответил Томпкинс.

Хаммет весь напрягся.

— А вы что скажете, мистер Коул? — обратился он к нервному представителю центра «Данинг». — Вам знаком такой звук в кабине пилота?

— Нет, я бы этого не сказал. Могу только предположить, что его мог издать какой-то груз при взрыве. — Мистер Коул говорил с типичным придыханием астматика. — Может быть, даже из багажного отделения.

— Нет, вряд ли, — сказал Томпкинс. — Звук слышен слишком четко.

— Давайте послушаем еще раз, — предложил Хаммет. — С самого начала, строка за строкой. Ну или как вам удобнее, Мики. И прошу всех высказываться.

Томпкинс снова включил запись. Теперь он нажимал на «стоп» после каждой строки.

Радио: «„Браво шестьдесят четыре“, выруливайте».

Второй пилот: «Спасибо, ребята».

Коул, нервозный представитель из «Данинга», пояснил:

— Дальше будут переговоры между командиром и вторым пилотом. Они выверяют приборы, а затем выруливают на взлетную полосу.

— Это голос Питера, второго пилота, — добавил Смит.

— Есть необходимость выслушивать, как выверяют приборы? — спросил Хаммет.

— Думаю, нет, сэр, — ответил Коул. — Мы ведь уже три раза это слышали. Там все было нормально.

Томпкинс перемотал пленку вперед, с характерным для быстрой перемотки препотешным звучанием голосов. Никто не засмеялся.

— Итак, — сказал Томпкинс, — команда готовится к взлету.

Второй пилот: «Это „Браво шестьдесят четыре“. К взлету готовы».

Радио: «„Браво шестьдесят четыре“, ваша взлетная полоса один-шесть. Разрешаю взлет».

Второй пилот: «Полоса один-шесть? Подтвердите».

Радио: «Подтверждаю, полоса один-шесть».

Второй пилот: «Вас понял».

Дальше, как объяснил Коул, они выверяют еще кучу данных, каждый раз повторяя слова друг за другом и отдавая приказания членам экипажа, которые их еще раз перепроверяют на приборах, слышатся характерные щелчки — это включают приборы.

— Проиграйте, пожалуйста, еще раз ту последнюю часть, с последними командами, — попросил Коул, — перед самым взлетом.

Второй пилот: «Включаю скорость… Скорость включена… Девяносто узлов…»

— Это индикатор скорости на взлете, — подсказал Хаммет. — Сейчас они готовы взлететь.

Дэггет слышал, как самолет несется по взлетной полосе, как сотрясается весь его корпус, перед тем как оторваться от земли. Он даже подался вперед, настолько явственными и реальными были эти звуки.

Второй пилот: «V-1… Вращайте…»

— Это команда взлететь, — говорил Коул. — В этот момент командир поднимает самолет носом вверх.

Звуки изменились — самолет уже поднялся в воздух. Дэггет ощущал это где-то внизу живота, как бывает, когда несешься в скоростном лифте.

Второй пилот: «Позитивная скорость».

— Все идет по плану, — пояснял Томпкинс, — они набирают высоту. Нос поднят на десять градусов.

— Дальше вы услышите голос пилота Билла Данлопа, — вмешался Дон Смит. — Он приказывает убрать шасси.

Командир: «Убрать шасси… Размах на десять».

— Дальше башенный контроль, голос диспетчера, — пояснил Хаммет.

Радио: «Подтвердите взлет».

Снова заговорил Коул:

— Хочу еще раз подчеркнуть: все идет нормально Самолет благополучно взлетел, точно по плану.

Второй пилот: «Скорость набрана, Билл».

— Все идет нормально, — еще раз повторил Коул.

Дэггет старался не смотреть на его прыгающую ногу и сосредоточиться на пленке.

Командир: «Крылья вверх».

Мики Томпкинс, по-видимому, за свою жизнь прослушал сотни таких записей.

— Дальше они опять выверяют приборы, — сказал он. — Там все нормально, до самого конца. Нет необходимости прослушивать.

— Как вы, мистер Коул? — спросил Хаммет. — Можно это пропустить?

Коул молча кивнул.

Радио: «„Браво шестьдесят четыре“, поверните влево на три-пять-два. Поднимитесь и оставайтесь на один-шесть тысяч».

И снова Дэггет поразился спокойствию этих голосов, звучавшему в них профессионализму. Шестьдесят тонн стали, алюминия, пластика и всего два штурвала да сотня переключателей, удерживающих эту махину в воздухе. А эти люди разговаривают так, как будто читают какой-нибудь справочник по садоводству.

Второй пилот: «Принял. Три-пять-два. Один-шесть тысяч».

Томпкинс остановил пленку.

— Первый признак того, что что-то неладно, появляется именно в этом месте. Слушайте внимательно.

Дэггет услышал этот звук, что-то вроде легкого хлопка. Как пробка от бутылки. А затем все тот же спокойный голос человека, который в тот момент должен был бы испытывать настоящую панику. Если это и было так, он ни одним звуком этого не показал.

Командир: «В кабине пожар. Пит, у тебя под сиденьем».

Дэггет постарался сосредоточиться на этих словах.

— Он сказал: «под сиденьем»? Это точно?

— Сомневаюсь, — ответил Коул. Нога его с бешеной скоростью барабанила по ножке стула. — Под сиденьем второго пилота обычно находится огнетушитель. Я полагаю, командир напоминает второму пилоту, что его обязанность — достать огнетушитель и затушить огонь. — Он помолчал. — Какие еще мнения?

— Может быть, и так, — заговорил Томпкинс. — И все же… звук огня, если это именно звук огня, гораздо лучше слышен из микрофона второго пилота. Так что, на мой взгляд, прав скорее мистер Дэггет.

— Пускайте пленку дальше, Мики, — распорядился Хаммет.

Второй пилот: «Огнетушитель!.. Черт! Какого хрена! А!»

Командир: «Принимаю меры. Прошу разрешить срочную посадку».

И опять все собравшиеся в комнате долго молчали. Даже при четырехкратном повторении ужас и внезапность того, что произошло, не становились меньше.

— А как объяснить слова второго пилота? — произнесла наконец Линн Грин. — Он говорит, что не может добраться до огнетушителя?

— Да, — сказал Дэггет, — мне тоже так показалось.

— И еще, — добавил Смит, — в его голосе явно слышится паника. Я никогда не слышал, чтобы Пит так говорил, особенно в полете.

Коул обернулся к Линн.

— Это действительно непонятно, мисс Грин. Под сиденьем второго пилота нет абсолютно ничего такого, что могло бы вызвать пожар. Что-то в приборной доске — возможно, но только не под креслом второго пилота.

«Да, — думал Дэггет, — если бы мы остановили Бернарда тогда, в Лос-Анджелесе, нам бы сейчас не пришлось выслушивать вот это». Уже в конце пленки он решил, что выскажется сразу же, пока другие не успели сформулировать свои заведомо ложные выводы.

— Вы все здесь эксперты, — начал он, — а я всего лишь наблюдатель или что-то вроде того. Но скажите мне, мы все здесь слышали звук, похожий на кашель или на хлопок. Мог этот пожар быть вызван небольшим взрывом?

— Взрывом?! — переспросил Хаммет. — Давайте будем придерживаться фактов, мистер Дэггет. Ни один из наших датчиков взрыва не показывает. И никто из команды не упоминает о взрыве. Они говорят о пожаре.

— Но что вызвало пожар? Вот о чем я вас спрашиваю.

— Резонный вопрос. Именно это мы и собираемся расследовать. Этим мы и будем заниматься в течение ближайших месяцев. Пока не найдем причину пожара.

Причину пожара — эхом звучало в голове Дэггета. «Дер Грунд» — вот причина пожара.

— У меня нет ваших нескольких месяцев, — сказал он.

— Совершенно очевидно, — произнес Коул, почесывая лысину, — что экипаж продолжал действовать и после того, как начался пожар. Точно так же очевидно, что этот пожар или даже ваш предполагаемый взрыв не нанес машине никаких серьезных повреждений, во всяком случае таких, которые бы привели к падению самолета. Да еще так быстро. — Он направил указующий перст на график ЦДИП. — И датчик тоже показывает, что все приборы в кабине пилота до последнего момента функционировали нормально. Он даже пытался еще в течение нескольких секунд вести машину после того, как начался пожар. — Коул несколько секунд помолчал. — Поэтому у меня другое объяснение. Члены экипажа были отравлены ядовитыми парами, возникшими в результате пожара. Насколько токсичными могут быть такие пары при пожаре на борту самолета, я думаю, всем нам хорошо известно. Приборы, инструменты, пластик, резина — все это загорается моментально и так же моментально начинает распространять ядовитые пары, которыми просто невозможно не отравиться. Это мой вывод.

— Согласен, — заявил Хаммет. — Логически, я полагаю, события развивались следующим образом: вращение, смена курса, пожар, экипаж теряет сознание или погибает, самолет теряет управление, падает, разбивается.

Дэггет взорвался:

— Если бы команда погибла от ядовитых испарений, яд оказался бы у них в крови. Вскрытие же абсолютно ничего такого не показало. Вы создали очень стройную теорию, мистер Коул, но она ничем не подтверждается.

Они все смотрели на него не отрываясь, включая и Линн. Тут только он осознал, что говорит чересчур громко, почти кричит и даже вскочил со стула.

— Точка зрения мистера Дэггета очень интересна. — Это Линн попыталась выгородить его. — Действительно, результаты вскрытия никак не подтверждают версию об отравлении токсичными парами. И на мой взгляд, пленка не дает оснований для окончательных и определенных выводов. Мне кажется, эксперты, мистер Томпкинс и другие, должны изучить ее более тщательно, так, чтобы мы знали происхождение каждого звука, его причину. На мой взгляд, здесь еще есть над чем подумать. Не так ли, мистер Томпкинс?

Томпкинс отчаянно затряс головой.

— Ну конечно, есть. Да мы разложим всю пленку на части, децибел за децибелом. Если у нас будет достаточно времени, — добавил он, выразительно посмотрев на Дэггета, — мы вам идентифицируем и воспроизведем каждый звук. Каждый!

— Значит, вполне возможно, мы сумеем определить, что вызвало пожар: механические неполадки или диверсия?

— Вот тут я хотел бы вас предостеречь, мисс Грин, — вмешался Коул, не дав Томпкинсу ответить. — Повторяю: ЦДИП совершенно четко показывает, что все приборы работают исправно. Безупречно, я бы сказал. До самого момента взрыва. Что же касается диверсии, то она тоже представляется маловероятной. Или вы хотите сказать, что какой-то террорист вызвал пожар, чтобы все отравились токсичными парами? Это уж как-то… слишком, вы не находите? А может, вы хотите сказать, что там была бомба, но она не взорвалась, а только загорелась? Но ведь нет же никаких доказательств взрывного устройства на борту шестьдесят четвертого.

— А что если пожар был вызван намеренно? — снова вмешалась Линн. — Что если целью диверсии был именно поджог? Ведь не всегда же диверсия ставит своей целью обязательно убийство.

— В любом случае, — возразил ей Коул, — для поджога должно было использоваться какое-то устройство. Но ведь нет же никаких признаков.

— Он прав, — присоединился Хаммет. — Я вынужден согласиться с мистером Коулом. Никаких признаков взрывного устройства.

— А стеклянная лампа? — перебила его Линн. — А возможность использования ртутного переключателя?

— Ах, вы опять об этом! — протянул Хаммет. — Но ведь это тоже пока только предположения.

Неожиданно наступила полная тишина. Поток вопросов и возражений внезапно иссяк. И так же неожиданно Дон Смит нарушил эту тишину.

— Погибли люди, — проговорил он. — «Данинг» и «Эм-Эйр-Экспресс» потеряли один из лучших самолетов. В то же время… на пленке мы не слышали, чтобы кто-то из экипажа явственно задыхался, мы не слышали ни хрипов, ни кашля, ни криков о помощи. Мы слышали лишь какой-то одиночный звук, похожий на хлопок. Что это за звук, мистер Томпкинс? — Он секунду помолчал. — Итак, мы слышали этот хлопок, потом слова командира о пожаре, мы слышали, что второй пилот собирался тушить пожар, что-то об огнетушителе. Джентльмены, мисс Грин, я не эксперт в этих вещах. Я знаю лишь голоса пилотов, своих коллег. Они были моими друзьями. Для меня сегодняшний вечер был тяжелым испытанием. Но кое-что и я заметил. Последние слова, которые мы слышим на этой пленке, касаются огнетушителя. — Он взглянул на Линн, потом на Дэггета и наконец перевел взгляд на Хаммета. — Кто-нибудь занимался огнетушителем? Вы проверили его содержимое?

Коул даже поднялся с места.

— Минуточку! — выпалил он. — Давайте тогда уточним. Вы хотите сказать, что какой-то неизвестный умышленно устроил на борту пожар, чтобы вынудить пилотов воспользоваться огнетушителем, в который предварительно был накачан отравляющий газ? Я вас правильно понял? Знаете, это звучит уж совсем абсурдно. Сейчас поясню, что я имею в виду. Уж если злоумышленник сумел протащить взрывное устройство на борт, то к чему такие сложности? Я вас спрашиваю, к чему сначала поджигать и все такое? Почему не заложить обыкновенную бомбу? Способ сто раз испытанный. Ба-бах — и готово дело.

— Вы спрашиваете, почему он не заложил обыкновенную бомбу? — ответил ему Дэггет. — Да вот как раз для того, чтобы мы с вами ничего не поняли. Чтобы сидели и гадали, как сейчас. Вы очень верное слово только что употребили, мистер Коул. Все это действительно звучит абсурдно и выглядит абсурдно. Он и хотел, чтобы у нас сложилось именно такое впечатление. И тем не менее мистер Смит прав. Кто-нибудь проверял огнетушитель? Где он вообще, этот огнетушитель?

— Не знаю, — ответила Линн. И посмотрела на Хаммета.

Тот встал с места с раздраженным и упрямым выражением лица и вышел из комнаты.

Прошло несколько минут. Томпкинс надел наушники и снова начал проигрывать пленку. Остальные сидели в полной тишине. Миссис Блэйк дремала. Коул достал какие-то бумаги из портфеля и теперь их просматривал.

Наконец вошел Хаммет, держа в руке один-единственный листок бумаги.

— Огнетушитель нашли, — сказал он, надел очки и прочел. — Его зарегистрировали и отправили в ангар на ремонт. Наша команда сейчас еще там, на площадке у самолета. — Он взглянул на часы. — Думаю, я еще успею дозвониться до кого-нибудь из них. Разница во времени в нашу пользу. Попрошу, чтобы его взяли из ангара и немедленно отправили к нам сюда для проверки.

Снова вмешался Коул:

— Но у меня здесь документировано: огнетушитель проверен в «Данинге» перед отправкой самолета.

— Я не сомневаюсь, что вы все проверяете перед отправкой каждого своего самолета, — сказал Дэггет. — А вы уверены, что это тот самый огнетушитель? Он ведь мог его и заменить.

— Тогда я еще раз повторяю свой вопрос, — сказал Коул. — Вы, кстати, на него так и не ответили. К чему столько хлопот? Зачем такой хитроумный план? Если его цель была взорвать самолет, почему было просто не подложить бомбу?

Несколько секунд Дэггет колебался, прежде чем ответить. Все смотрели на него. Все, кроме Линн. Она внимательно изучала носки своих туфель. Он попытался придать своему голосу уверенность, но вместо этого почти шепотом произнес:

— Он старался, чтобы мы не разгадали, что произошло с самолетом. Потому что меньше чем через неделю он собирается все повторить.