Забавы Палача

Глава двадцать девятая

В последние несколько часов Кадар пережил всевозможные эмоции. Теперь же он пребывал в эйфории, неудачи были забыты. Победа была неминуема, и она была тем слаще, чем труднее она досталась.

Он оглядел главный зал. Весьма впечатляюще. Резьба по дереву просто потрясающая. Скольких поколений Фицдуэйнов пережил этот зал? Проливалась ли здесь кровь? На какие компромиссы и предательства приходилось идти Фицдуэйнам, чтобы уцелеть в бурной истории Ирландии?

Он сел на обитый войлоком дубовый стул во главе стола и потер его массивную, изношенную временем дубовую твердь. Он ощутил под пальцами неровную, шероховатую поверхность — стол был изготовлен в те времена, когда еще не умели гладко обрабатывать дерево. О Господи, подумал он, этот стол, должно быть, был изготовлен до того, как Колумб открыл Америку, Леонардо да Винчи написал Мону Лизу, до того, как Людовик Четырнадцатый построил Версаль.

— Сэр? — обратился к нему Сабри Сартави, командир подразделения «Икарус», единственный из уцелевших старших командиров Кадара. Кадар сидел во главе стола, глаза его были полузакрыты, пальцы поглаживали деревянную поверхность. На его лице играла улыбка. Из главной башни доносились звуки стрельбы и глухие шлепки «коктейлей Молотова». Не очень подходящий момент для мечтаний, но Кадар уже ничем не мог удивить Сартави. Этот человек, определенно, был безумцем, но безумие его сочеталось с гениальностью. И похоже, что, несмотря ни на что, дело шло к победе.

— Сэр? — повторил Сартави на этот раз настойчивее, и глаза Кадара открылись. На мгновение Сартави подумал, что он зашел слишком далеко. Глаза Кадара запылали от гнева.

— Да? — спросил Кадар мягко. Его пальцы по-прежнему ощущали тепло дерева.

— Докладываю положение.

— Начинайте.

— Мы обнаружили потайную дверь в помещении, где установлен подъемный механизм для порткулис, — сказал Сартави, — оттуда по винтовой лестнице можно попасть в тоннель. Тоннель, видимо, соединяется с основанием центральной башни, но у нас нет абсолютной уверенности в этом, так как путь нам преграждает тяжелая стальная дверь.

— Взорвите ее.

— Не можем, — ответил Сартави. — Мы использовали остатки взрывчатки для автомобиля-бомбы. У нас не осталось гранат и снарядов для РПГ-7. Мы никак не предполагали, что придется участвовать в подобном бою. Кроме того, на исходе боеприпасы, осталось по две-три обоймы на каждого.

— Готовы ли дирижабль и ЛПО-50? — спросил Кадар. Дирижабль, о котором он спрашивал, был тот самый, которым управлял незадачливый последователь учения Хасана-Сабаха иранец Хусейн. Хотя сам Хусейн и отошел в мир иной после знакомства с огневой мощью SA-80 Фицдуэйна, но вес и положение его мертвого тела сбалансировали направление дирижабля таким образом, что он самостоятельно совершил приземление, причем неподалеку от места взлета. Кадар приказал переместить его в новую точку, откуда он смог бы совершить взлет, не привлекая к себе внимания защитников замка.

— Оба готовы, — доложил Сартави. — И пулеметные команды проинструктированы.

Кадар некоторое время сидел в раздумье. Затем поднялся и принялся расхаживать по комнате. Наконец он обернулся к Сартави:

— У нас есть металлорежущее оборудование, — сказал он, — то, что мы использовали для танка-трактора. Оно пригодится для этой двери в тоннеле. Готов поспорить, что заложники прячутся именно за ней. Дверь должна быть открыта в тот момент, когда начнется атака дирижабля. Кроме того, я хочу, чтобы все это, — он обвел глазами зал, — было в огне. Мы выжжем этих ублюдков.

— А как быть с рейнджерами? — спросил Сартави. — Некоторые из них успели спрыгнуть до того, как мы поразили самолет.

— Горстка людей в двух километрах отсюда вряд ли сможет повлиять на исход сражения, — ответил Кадар. — И пока они доберутся до замка, в наших руках будут и замок, и заложники.

Надеюсь, что ты окажешься прав, подумал Сартави, но не произнес вслух ни слова. Ему приходилось слышать самые лестные отзывы о рейнджерах, но ведь сейчас их действительно была всего лишь горстка — и кроме того, они будут передвигаться по открытой местности и попадут под огонь пулеметчиков.

Кадар бросил последний взгляд на главный зал:

— Великолепно, не правда ли?

Сартави отдал приказы. Измотанные боем бойцы подразделения «Икарус» втащили по лестнице баки с горючим и облили им полы и панели великолепного зала, затем облили горючим лестницу и нижние комнаты.

В перестрелке наступила краткая передышка, только изредка раздавались отдельные снайперские очереди. Фицдуэйн воспользовался паузой, чтобы вооружить и проинструктировать студентов и совершить инспекционную проверку своего сильно сократившегося в масштабе периметра. Все защитники замка были голодны и вымотаны до предела. Но времени у них было в обрез, и они не тратили его на еду.

Сев на мешок с песком, стоявший в углу помещения, которое еще недавно служило ему спальней, а теперь превратилось в главный оборонительный пункт в верхней части центральной башни, — стало ясно, что орудийная площадка вызывает на себя основной огонь противника — Фицдуэйн взял предложенные ему Уной сэндвич и чашку кофе. Он не знал, как ему теперь разговаривать с ней. Двенадцать часов назад она еще была счастливой женщиной, у нее был муж, которого она обожала, а теперь Марроу мертв. Столько жертв, и все из-за него одного. Может, ему следовало отойти в сторонку, и пусть бы Палач делал все, что он хочет? Конечно, он не мог поступить так, но когда под угрозой оказываются близкие тебе люди, очень трудно определить кто прав, а кто виноват.

Ведь жестокость не избирательна, и в большинстве своем жертвы войны ничем не отличаются от остальных людей, несмотря на все усилия пропагандистов. Вьетнамцы — северные или южные, израильтяне, арабы, полицейские, террористы — обычные люди, у них есть матери, жены, и все они против своей воли втянуты в те или иные события.

Уна закончила раздачу кофе и сэндвичей и обернулась к Фицдуэйну. Фицдуэйн почувствовал, как сэндвич встал у него в горле комом. Он с трудом проглотил его и попытался было произнести утешительные слова, но то, что ему удалось из себя выдавить, показалось ему самому неубедительным.

Уна поцеловала его в лоб:

— Хьюго, — сказала она, — все мы рано или поздно умрем, а Марроу погиб как герой, спасая других людей, тем более, детей. Он погиб в бою, и, упокой Господи его душу, он любил воевать.

Фицдуэйн обнял ее, она всхлипывала, а он слышал, как Марроу обращается к нему, видел его живого и понимал: что бы Палач ни предпринял на этот раз, они должны остановить его любой ценой.

Уна осторожно высвободилась из его объятий и вытерла слезы.

— Ешь и не беспокойся об Итен, — сказала она, — а потом останови Палача раз и навсегда. Фицдуэйн улыбнулся с усилием:

— Нет проблем.

Уна еще раз обняла его и опять принялась помогать остальным.

В комнату вошел Медведь и пыхтя уселся на мешок с песком напротив Фицдуэйна.

— Замки строились без учета того, — отдышавшись, заметил он, — что существуют люди моей комплекции.

— Если бы ты ходил в латах и панцире, — ответил Фицдуэйн, — то быстро сбросил бы вес. Кроме того, очень помогает бег вверх-вниз по лестнице, а вообще-то в те времена народ был мельче.

— Гмм, — пробормотал Медведь, доедая остатки сэндвича Фицдуэйна.

— Ты проверил наличие боеприпасов? — спросил Фицдуэйн.

— Угу, — кивнул Медведь, — еще раз проверил. Я думаю, тебя не удивит то, что положение ухудшилось. Интенсивность нашей стрельбы впечатляет: менее чем за три секунды трехобоймовый магазин успевает опустеть.

— И что же мы имеем в расчете на одного человека? — спросил Фицдуэйн с усталой улыбкой.

— Что касается автоматов, то меньше чем по пять обойм на человека. Лучше обстоит дело с дробовиками и пистолетами, хотя и туг нельзя сказать, что все благополучно. У нас закончились гранаты и «коктейли Молотова» и осталось два «клеймора». У нас уйма средневекового оружия и полно еды.

— Еды?

— Да, если солдат крепок желудком — а как можно не верить Наполеону, — то мы победим.

— Рад это слышать, — ответил Фицдуэйн.

Если и было что-то в этом мире, — если не брать в расчет спиртное и женщин — что сержант рейнджеров Джеронимо Грейди любил больше быстрой езды на чужом автомобиле, так это запуск ракеты класса «Милан», изготовленной за правительственный счет.

Во всяком случае, он был именно тем налогоплательщиком, который точно знал, куда идут его денежки, так как одна ракета стоила ровно столько, сколько он заработал бы, как минимум, за два года, а на сопутствующее оборудование, например, компьютерную моделирующую установку, ему не хватило бы всей жизни. Подобные подсчеты доставляли особое удовольствие от запуска ракеты.

Может показаться странным, но он никогда не предполагал, что придется нацеливать «Милан» на живые мишени. До сих пор все это походило на гигантскую видеоигру, даже когда он занимался запуском настоящих ракет на полигоне. Интересно, подумал он, что он будет чувствовать, когда будет нажимать на пусковую кнопку и при этом знать, что от его действий могут пострадать другие живые существа. Пройдя жесткий курс обучения рейнджеров, зная в общих чертах, что из себя представляет Палач и сознавая, что, если он не уничтожит противника первым, то тот с удовольствием проделает то же самое с ним, он полагал что не будет колебаться. Но это, оказывается не так. Пока он не выполнит свой долг, он не будет знать, как он сам себя поведет — а выяснит он это через считанные минуты. Ладони его стали липкими, но он не мог шевельнуться, чтобы вытереть их.

В двадцати метрах впереди него лейтенант Харти готовился уничтожить двух выставленных Палачом террористов, уцелевших после встречи с советской «Стрелой». Грейди и сам бы без труда справился с этим заданием, — оба террориста были хорошо видны в серо-зеленом зрачке его прибора ночного видения с четырехкратным увеличением — но эта операция должна была пройти без шума.

Харти специализировался на выполнении именно таких заданий и был экипирован соответствующим образом. Двойной щелчок специальной конструкции был практически неслышным в шуме порывистого ветра. Грейди сначала увидел через свой оптический прибор, что произошло, а затем ветер донес до него звук выстрела. Голову первого террориста как будто срезал невидимый нож. Второй террорист успел повернуть голову и взглянуть на своего мертвого товарища, но тут ему в скулу вошла пуля «глейзер» и снесла верхнюю часть черепа.

Грейди и его напарник рванули вперед и заняли отбитую у неприятеля позицию. В регулярной армии расчет ракеты «Милан» состоит из четырех человек, между ними распределены обязанности по нацеливанию, загрузке и запуску. Но здесь, как это часто бывает у рейнджеров, каждый должен был вкалывать за двоих, причем делать это быстрее и качественнее. Если тебе это не под силу, то ты обречен на верную смерть.

Позиция представляла собой естественное, природное углубление, подходившее для запуска «Милана», хотя оно и было лишено укрытия сверху. А это основное требование, когда заданная цель — танк. На расстоянии пяти метров можно было заживо сгореть в пламени ракеты во время ее запуска.

Восемнадцатикилограммовая ракетная установка — дорогостоящее устройство, состоящее из треноги, прицела, электронного оптического устройства и пусковой кнопки, была установлена на линии огня и полностью приготовлена к бою. Грейди пристроился за установкой, на которую поместил новенькую двенадцатикилограммовую ракету.

Впереди него, чуть правее, на расстоянии примерно в тысячу метров, находились пулеметные орудия, о местонахождении которых ему сообщил полковник, совершающий облет на «Оптике». Такое удаление до цели нельзя было считать идеальным для прямой наводки, но все-таки оно было приемлемым. Грейди мог добиться практически стопроцентной точности при наведении ракеты на бронированные, движущиеся мишени. Так, во всяком случае, было на тренировках. Поэтому поражение первой огневой позиции противника не составит труда.

Со второй позицией посложнее, так как у них будет время, чтобы определить местонахождение рейнджеров и открыть огонь до того, как он успеет перезарядить ракету. А если у них есть приборы с инфракрасным излучением, то им потребуются всего доли секунды, чтобы вычислить его позицию по обратному пламени. Теоретически, с учетом того, что время полного полета ракеты составляет двенадцать секунд, обе огневые позиции могут успеть выстрелить в этот жизненно важный промежуток. С другой стороны, если они нацелены на замок и не оснащены необходимым оборудованием, он успеет произвести запуск второй ракеты. При определенных условиях было возможно произвести запуск пяти ракет в течение одной минуты, но в данном случае с учетом времени, необходимого для перезарядки и изменения точки прицела — не говоря уже о том, что действовать приходится в темноте и в боевой обстановке — минимальный промежуток времени между выстрелами составит не менее тридцати секунд.

Он вычислил, что в течение этих тридцати секунд советский пулемет калибра 12,7 успеет всадить в него, Джеронимо Грейди, не менее шестисот пуль. Значит, придется стрелять точно.

Грейди подумалось, что он занимается тем же, что и Харти, только в больших масштабах. Он постарался заставить себя забыть о двух человеческих существах, с такой легкостью отправившихся в мир иной, и не думать, как он будет выглядеть, когда шестьсот пуль сделают с ним свое дело. Выучка, дисциплина и страх взяли верх.

Харти похлопал его по плечу и сказал:

— Приступай.

Из первого десанта рейнджеров, пораженного SAM-7, уцелело пятеро.

Пока Харти, Грейди и Рох, который выполнял роль загружающего, занимались ракетной установкой «Милан», оставшиеся двое — сержанты Квинлан и Ханниган — просочились через оборонительный периметр террористов и заняли боевую позицию в ста метрах от пулеметных орудий, но достаточно в стороне от проектируемой линии полета «Милана».

Обоим рейнджерам неоднократно приходилось наблюдать результаты работы «Милана», и у них не было ни малейшего желания испытать это на собственной шкуре. Они утешали себя тем, что во-первых, Грейди очень меткий стрелок, к тому же ракета запрограммирована таким образом, что если Грейди вдруг ранят и он потеряет управление ею, то «Милан» войдет в землю и саморазрушится. Во всяком случае, так должно быть.

После того как «Милан» сделает свое дело, Квинлан и Ханниган должны уничтожить оставшихся в живых, затем захватить либо уничтожить то, что останется от ракетной установки после первого удара. Их всего двое, но оружия — в избытке.

В ружейной коробке, прикрепленной к ноге каждого из них, находились пулемет Minimi, оборудованный мощным оптическим прицелом; патронташи в особых, облегченных контейнерах, которые при необходимости заряжались непосредственно в пулемете; запасные стволы, резервные боеприпасы — Minimi мог заряжаться как Патронташами, так и стандартными натовскими обоймами для SA-80, гранатометами сорокового калибра, гранатами для них; ручными гранатами; противопехотными минами; автоматами и кинжалами.

При первом взгляде на все это имущество не верилось, что, когда десантник навьючит все это на себя, он сможет самостоятельно переставлять ноги. Все дело в том, что необходимо с самого начала найти подходящего кандидата в десантники и тренировать его, тренировать и еще раз тренировать. Квинлан в свое время тоже много тренировался и теперь мог не только передвигаться со всем этим грузом, но научился двигаться бесшумно и ловко и вступать в бой, будучи при этом обвешанным оружием, как рождественская елка подарками.

Самое неприятное в инфильтрации, подумал Ханниган, в том, что приходится упускать мишени ради достижения конечной цели. Квинлану, казалось, доставлял удовольствие сам процесс проникновения через заслон противника, но Ханниган всегда злился, когда ему приходилось сдерживаться. В данном случае он, конечно, понимал, что сначала было необходимо уничтожить пулеметные позиции, но все его существо протестовало против вынужденного бездействия. На расстоянии ста метров от него преспокойно беседовали два представителя вражеской стороны, а он, со всем своим арсеналом разрушительного оружия, должен просто наблюдать за ними. Затем один из террористов забрался в какое-то замысловатое приспособление, завел мотор и — о чудо! — купол парашюта раскрылся, подняв террориста в небо. В нашлемном микрофоне Ханнигана послышались позывные сигналы. Он сразу забыл и о летающем парашюте, и о том, что у пилота была какая-то неприятная штука, что-то вроде советского огнемета, сосредоточившись на пулеметных позициях. Грейди приступил к выполнению своей задачи.

Кадар знал, что не должен сам управлять дирижаблем, хотя вначале и допускал подобную возможность, но с совершенно иной целью — при бегстве с острова в случае неблагоприятного развития событий.

Тем не менее, думал он, пристегивая ремни, он должен сделать это сам, чтобы доказать друзьям и недругам — он не просто мыслитель и теоретик, а личность эпохи Возрождения — художник и человек действия.

— Командир, — сказал Сартави, закончив осмотр огнемета и другой боевой техники и окончательно решив, что он тут же пристрелит Кадара, если тот попытается удрать с острова, — я надеюсь, что вы измените свое решение. Вы представляете слишком большую ценность, чтобы рисковать собой.

Сартави сознавал, что только Кадар знает, как вести переговоры о заложниках.

Кадар усмехнулся. Он не испытывал страха, хотя опасность была очевидной. Рисковать собственной жизнью — в этом было особое чувственное наслаждение. Он ощущал себя сильным и неуязвимым.

— Сэр, — продолжал настаивать Сартави, — вы подумали о том, какую опасность представляет самолет рейнджеров, кружащий над ними?

— Сартави, — отчеканил Кадар, — я собираюсь в полет и не хочу выслушивать никаких возражений. Что до самолета рейнджеров, то это просто бесполезная посудина. Ясно, что он уже расстрелял все свои боеприпасы. А ты уяснил, что мы собираемся сделать?

Сартави кивнул.

— Да, сэр, — сказал он, — пока вы не займете заданную позицию, пулеметчики будут вести огонь по верхней части башни и вычисленным отверстиям для стрельбы. Затем, получив вашу команду по рации — или по первой вспышке огнемета, — пулеметчики прекратят огонь, а вы нацелите огнемет на верхнюю часть башни. Затем вы приземлитесь на блиндаж и к вам присоединится штурмовая бригада, которая сейчас находится у основания башни. Огнеметом вы сметете башню, этаж за этажом. А мы в это время ворвемся в тоннель.

Он сделал паузу.

— Пулеметы, — подсказал Кадар.

— Как только центральная башня будет взята, — продолжил Сартави, — пулеметы и все, что находится за пределами замка, переместятся внутрь. И тут, с заложниками в руках, мы и начнем переговоры, как и планировали с самого начала. А рейнджерам не повезет, они немного запоздают.

— Вот так! — заключил Кадар. — Простой и милый план с последующим вознаграждением за риск, а наши защитнички медленно поджарятся в огне.

Сартави недоуменно посмотрел на него:

— Да, сэр, я уверен, что это хороший план. Но что это за вознаграждение за риск? Боюсь, что я вас не понимаю.

— Вот именно, — сказал Кадар, голос его стал резким. — Не беспокойся, потом все поймешь.

Он завел мотор, и струя воздуха от пропеллера за его сиденьем надула парашют. Дирижабль поднялся в воздух.

Сартави едва удержался от желания разрядить в ублюдка свой «Калашников». Он и не подозревал, что сержанта рейнджеров Мартина Ханнигана обуревают подобные же чувства, только его мишенью был сам Сартави.

Фицдуэйн передал остатки боеприпасов для SA-80 Андреасу, который обнаружил неплохие способности в управлении автоматом. Сам он был теперь вооружен самозаряжающимся браунингом 2000, еще одним браунингом, только девятимиллиметровым и катаной.

Пальма первенства у Джона Браунинга, подумал он. Интересно было бы узнать, сколько людей убито из оружия, изобретенного Браунингом, и был ли сам изобретатель военным преступником или обычным инженером, чьи идеи не находили признания?

Его самозаряжающийся «браунинг» утратил свой элегантный, длинноствольный облик. Столкнувшись с тем, что бой придется вести в замкнутом пространстве замка, он взял в руки ножовку и, чувствуя себя вандалом, уменьшил размер ствола примерно наполовину. «Браунинг», заряженный XR-18, по-прежнему имел уровень досягаемости до пятидесяти метров.

Фицдуэйн обошел все свои оборонительные посты, пытаясь определить их сильные и слабые места и предугадать, что может предпринять Палач. Периметр теперь включал в себя главную башню и тоннельный комплекс под ней. Остальная территория замка находилась в руках врага.

Наиболее вероятные точки атаки — стальная дверь, ведущая в тоннель; дверь между центральной башней и главным залом и верхняя часть башни. Имелась возможность проникновения неприятеля через одно из окон в стене, но это было маловероятно, так как окна очень узки. Однако через них можно было вести обстрел, и поэтому их надо было либо заблокировать, либо выставить у них охрану.

Если атакующим удастся ворваться в тоннель, то защитники — в крайнем случае — могут отступить в центральную башню. С другой стороны, поскольку в их руках уже находился вход в тоннель из сторожки у ворот, если они захватят башню, то заложники окажутся у них в руках и людям Палача не придется проникать в тоннель.

Вопрос о том, как лучше всего оборонять тоннель, обсуждался не один раз. В конце концов, Фицдуэйн решил, что поскольку террористы скорее всего взорвут дверь, — и против этого защитники замка не смогут ничего сделать — то имеет смысл создать еще одну линию обороны как в самом тоннеле, так и в комнатах по обеим сторонам. Поэтому, используя мешки с песком, ящики с продуктами, мебель и все, что попадалось под руку, они соорудили ряд укрытий — наподобие дымовых труб. Каждое из укрытий можно было бы покинуть, если атакующие начнут применять гранаты, или оно по какой-либо причине станет непригодным. На боевой позиции были размещены оставшиеся «клейморы».

Способность защитников удержать тоннель во многом зависела от того, какое оружие находится в руках террористов. Огонь из легкого оружия не представил бы проблемы, но интенсивное использование противником гранат и РПГ-7 сразу бы обернуло дело не в их пользу, с какой бы яростью они ни защищались. К счастью, похоже было, что у противника закончились тяжелые боеприпасы — видимо, перестарались на ранней стадии боя, — теперь их практически не было слышно.

Фицдуэйна особенно беспокоила нехватка боеприпасов. Что у них было в избытке, так это средневековое оружие. Мушкеты, мушкетоны, арбалеты — все было подготовлено к использованию. Пики, мечи и другое холодное оружие, в том числе его набор французских кухонных ножей, также были под рукой.

Удивили его студенты-добровольцы. Смышленые и исполнительные, они более всего хотели казаться бесстрашными. Выражение лиц у них было воинственным, подбородки выдвинуты вперед. Они все сражались как сумасшедшие. Им пришлось собственными глазами увидеть, как людей, с которыми они жили и учились, перерезали как скот, и теперь они жаждали мести. Получив в руки оружие, они почувствовали, что их жажда мести теперь найдет выход. Все они были намерены сражаться до конца.

Через несколько минут после того, как они стали бойцами, им пришлось столкнуться с жестокой правдой. Молодой суданец, Осман и кто-то еще — у Фицдуэйна не было времени узнать все имена — были убиты на своем посту у смотрового окна. Осман приоткрыл отверстие и задержался там на мгновение дольше, чем следовало, и в тот момент, когда он подтягивал веревку, чтобы прикрыть отверстие мешком с песком, в голову ему угодил пулеметный снаряд. Он был в буквальном смысле обезглавлен снарядом калибра 12.7 мм. Менее чем через две минуты после этого студент-поляк погиб точно таким же образом. Оставшимся в живых студентам теперь не нужно было читать лекции о необходимости быть начеку. Теперь они перемещались так, словно от каждого их движения зависела жизнь — хотя так оно и было на самом деле.

Послышались позывные сигналы радиопередатчика.

— Прием, — произнес Фицдуэйн.

— Мы собираемся вывести из строя 12.7, — сообщил ему Килмара, — и сразу же после этого мы сбросим второй десант, команду Гюнтера. На все это не уйдет много времени. Как у тебя дела?

— Вооружаемся луками и стрелами, — ответил Фицдуэйн, — но у нас маловато стрел.

— Не грусти, — сказал Килмара. — И вот еще что — у тебя крыша в огне. Я пока не могу разглядеть толком, что там происходит, но мой экран прямо пышет жаром.

— Вот гады, — сказал Фицдуэйн, — теперь они меня по-настоящему зацепили. Ведь это, в конце концов, мой родной дом.

— А ты выдержишь тепловую атаку? — спросил Килмара. — Сможешь ли оборонять центральную башню, если будет жарко, как в аду?

— Выдержу, — ответил Фицдуэйн. — Тепло имеет обыкновение подниматься вверх, стены здесь очень толстые. Может, и станет жарковато, но эту жару можно будет вынести.

— Держись, — сказал Килмара. — Я отключаюсь, мы начинаем представление.

Андреас наблюдал, как тяжелая железная дверь — единственное, что разделяло защитников замка и атакующих — стала вишнево-красной под воздействием автогена. Старинную дверь — она была изготовлена задолго до того, как были изобретены огнеупорные материалы — автоген разрезал без труда. Искры отлетали в тоннель, скоро покажется и сам резак.

Радиопередатчик не действовал в тоннеле, поэтому Андреас послал одного из студентов сообщить Фицдуэйну, что террористы оживились. Что служило утешением в данной ситуации, так это то, что террористы решили разрезать дверь. Это означало, что у них либо совсем кончилась взрывчатка, либо она уже на исходе.

Гранаты — вот чего Андреас боялся больше всего. Достаточны ли принятые меры предосторожности? Помимо традиционных ограждений из мешков с песком, они натянули ряды сетки из проволоки, через них они могут вести огонь и, кроме того, это неплохой амортизатор для летящих предметов.

Но Андреас не знал, каковы силы защитников тоннеля.

Подкрепление в лице десяти студентов имело большое значение, но двое из них уже погибли, одного отправили с донесением к Фицдуэйну. Значит, теперь студентов всего семеро, и четверо из них несут вахту в различных точках центральной башни. Итого, защитников тоннеля было шестеро:

Андреас, Джудит, де Гювэн и три студента. Хенсен лежал без сознания, за ним присматривала Катя. А Уна, как мать-наседка, опекала не принимавших участия в бою студентов.

Шесть дилетантов-защитников против обученных террористов — это, конечно, маловато, но лейтенант швейцарской армии Андреас фон Граффенлауб не считал себя дилетантом. Кроме того, на совести этих ублюдков, взрывающих дверь, была кровь трех членов его семьи.

Он отключил основное освещение в тоннеле и вскинул свой SA-80. Светлый контур в глазке его прибора ночного видения означал линию, по которой производилось взрезание двери. Дверь была практически готова. Теперь защитникам тоннеля осталось выяснить, есть ли у террористов гранаты.

Дверь рухнула на каменные плиты тоннеля. После грохота, вызванного ее падением, наступила абсолютная тишина.

Сиг Бенгтквист, находившийся рядом с Андреасом, облизнул губы и попытался проглотить слюну. У него не было прибора ночного видения и его окружала кромешная тьма. «День и ночь», — подумал он об Османе с чувством невыразимой горечи утраты. Ярость и решимость раз и навсегда покончить с этим дьяволом взяли верх над остальными чувствами.

«Милан» рейнджеров была нацелен на торчащее дуло первого пулеметного орудия. Пулеметная команда укрылась за ограждением из наваленных камней и мешков с песком. Грейди хорошо знал, что там сейчас происходит: пулеметчики сосредоточились исключительно на нацеливании и управлении орудием и уверены, что товарищи защитят их в случае неожиданной атаки. Они устали, но возбуждены и как бы подзаряжаются энергией мощного орудия, которое они обслуживают. Это совсем молодые люди, у них есть матери, семьи, мечты. Они оказались на этом острове, вдалеке от своего родного дома, по причинам, о которых Грейди никогда не узнает, да он и не хотел знать, честно говоря, — какое это имеет значение, в конце концов?

Он нажал на пусковую кнопку, заработал мощный газовый генератор, ракета взмыла вверх, и одновременно с ее запуском взорвалась ставшая теперь бесполезной подставка для ракеты. Как только ракета оторвалась от пусковой установки, заработал ее двигатель. Она набрала максимальную скорость в девятьсот метров в секунду и устремилась к цели, волоча за собой направляющий шнур.

Теперь пусковая установка избавилась от двенадцатикилограммовой ракеты, прицельная отметка больше была не нужна, и Грейди сосредоточился на том, чтобы удержать ракету в центре мишени на сетке своего оптического прицела. Направление же полета ракеты отслеживал компьютер по инфракрасному излучению ее двигателя и передавал команды по направляющему шнуру толщиной в человеческий волос.

На протяжении первых четырехсот метров движение ракеты было неустойчивым, но, преодолев это расстояние, она начнет выполнять команды, передаваемые по проводу, и с безукоризненной точностью вонзится в мишень. Проще говоря, ракета полностью подчинялась воле Грейди. Он управлял ее полетом примерно так же, как ребенок управляет моделью аэроплана, но скорость, точность и назначение ракеты не имели ничего общего с детскими забавами.

Ракета точно поразила цель. Созданная для того, чтобы пробивать сверхмощную броню танков, боеголовка ракеты выполняла свою функцию путем интенсивной передачи кинетической энергии, а не методом традиционного взрыва. Мощная ударная волна обрушилась на каменный бруствер, в считанные доли секунды уничтожив и пулеметную установку, и ее наводчиков.

— Отрезай! — заорал Грейди. Его второй номер, заряжающий Рох, освободил затвор, который удерживал ненужную теперь распределительную коробку и конец направляющего шнура сделавшей свое дело ракеты. Туг же на заданную позицию установили подставку для ракеты; свежую распределительную коробку и направляющий шнур присоединили к электронному мозгу «Милана».

Грейди навел ракету на вторую пулеметную установку. Движение треноги при наведении было выверенным; работа ее проверялась автоматической наводкой в диапазоне 360 градусов каждый раз при монтаже установки. Выучка и еще раз выучка заставили его полностью сосредоточиться на выполнении поставленной перед ним задачи: все остальные мысли вылетели у него из головы.

Грейди видел, что из второго пулемета ведется стрельба по замку. Он выверил прицельную отметку. На этот раз он разглядел, что происходит в бруствере. Кто-то отчаянно жестикулировал. Пулемет замолчал.

Он нажал на пусковую кнопку. Как и в прошлый раз, поднялся дымок, он будет мешать его обзору примерно полсекунды. В безветренные дни дымок мог не рассеяться до полутора секунд, и все это время ракетчик должен был действовать вслепую, полагаясь только на собственный опыт и умение. Новички пытались исправить допущенные ошибки, когда видимость восстанавливалась, но это было бесполезно. Здесь все зависело от выучки, нельзя было расслабляться и оставлять что-либо на потом. «Милан» предпочитал умелые руки.

Пулемет разворачивался в его сторону. В мощном перископическом прицеле «Милана» показалось дуло пулемета, нацеленное прямо на него. Он увидел вспышки пламени, когда пулемет начал вести стрельбу. Пули летели быстрее, чем ракета, и свистели у него над головой. Он забыл о том, что находится под огнем противника, и думал только о том, что извергающее пламя дуло, нацеленное прямо на него, представляет собой идеальную мишень. На месте, где только что было дуло, образовался слабый взрыв, и мишень прекратила свое существование. В его мозгу одновременно пронеслось несколько мыслей: он понял, что это Квинлан или Ханниган выпустили сорокамиллиметровую гранату, чтобы прикрыть его, почувствовал недовольство сиг того, что его опередили и неожиданно понял, что был на волосок от гибели, и направил ракету сквозь дым и осколки от гранаты на цель.

Еще одно прямое попадание.

— Отрезай! — заорал он опять, и Рох отпустил затвор, отбросил распределительную коробку и пуповину ракеты и поставил на место свеженькую ракету.

Квинлан и Ханниган довершили уничтожение пулеметных позиций при помощи гранат сорокового калибра и автоматного огня, уничтожив нескольких уцелевших пулеметчиков в считанные секунды.

Рейнджеры оказались в кольце интенсивного огня. Террористы наконец поняли, что рейнджеры просочились через их заслоны и решили уничтожить их. Воздух наполнился звуками автоматных очередей, вспышками и потрескиванием разрывающихся гранат и смертоносным всхлипыванием «клейморов». Рейнджеры, хотя и уступали террористам в численности, но превосходили их в боевой мощи, и на их стороне были эффект неожиданности, приборы ночного видения, более совершенное оружие и неизрасходованный запас боеприпасов.

Кружащий над ними Килмара, который теперь, после того как были уничтожены пулеметные орудия, имел возможность летать ниже, указал им очаги сопротивления. Его термический отражатель без труда проникал через темноту и традиционные укрытия. Тепло, выделяемое человеческими телами в пылу битвы, и тепловое излучение от орудий упрощали его задачу. Персональные инфракрасные трансмиттеры, которыми были экипированы рейнджеры, позволяли ему выделить в этой сумятице своих.

Когда Килмара убедился, что пулеметные позиции Палача наконец уничтожены, он отдал приказ самолету с рейнджерами на борту двигаться в их направлении и выбросить десант навьюченных техникой шести нетерпеливых рейнджеров, в радиусе пятисот метров от наружного периметра боя. Через считанные минуты рейнджеры оказались в назначенном месте. Гюнтер теперь взял на себя роль наземного командующего.

Вскоре он понял, что огонь противника постепенно ослабевает. В шуме, ярости и хаосе битвы ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать этот факт, но когда тремя очередями из своего SA-80 он расстрелял небольшую группу людей со штыками на АК-47, это его насторожило. Он осмотрел патронные сумки у трупов — они были пусты. Патронные обоймы АК-47 тоже оказались пусты.

Он сообщил Килмаре о своих подозрениях. Через секунду рейнджерам поступил приказ: «Не стрелять», а по громкоговорителю с неба был передан приказ прекратить сопротивление. Килмара повторил приказ на немецком, французском и на своем довольно примитивном арабском.

Ответа не последовало. Предложение сдаться поступило слишком поздно. Насколько они могли судить, все террористы, находившиеся вне замка, были либо мертвы, либо недееспособны, во всех лежавших на земле было выпущено по дополнительной автоматной очереди. Так было заведено у рейнджеров — они должны убедиться в том, что лежащие на земле больше никогда с нее не поднимутся. О захвате пленных не могло быть и речи в подобных условиях, а угроза быть подстреленным каким-нибудь раненым фанатиком — а подобное случалось — была вполне реальной.

Сражение за пределами замка закончилось.