V

Этот «подходящий человечек» и был не кто иной, как Иван Захарыч, в то время проживавший у «позолотных дел мастера» Соплюна чуть ли не из-за одного хлеба.

Соплюн говорил, что взял Ивана Захарыча по знакомству, «жалеючи», но в действительности как раз в это время Соплюн получил хороший заказ на иконостасы разных размеров. Работа требовалась чистая, с медными вставками или «отливами», о хорошей полировкой. Мастеров на такое серьезное дело в мастерской у него не было… Была все какая-то «шваль», позолотчики-мальчишки да кривой подмастерье, постоянно «с мухарем». Соплюн колебался даже, принять ли заказ, когда, на его счастье, «подвернулся» Иван Захарыч. Он в это время приехал из Москвы за утерянным видом… Вернее, — он не приехал, а его «пригнали этапным манером», ободранного и грязного… В управе засвидетельствовали его «личность» и, выдав полугодовой вид, выгнали вон… Очутившись на улице, Иван Захарыч долго стоял, думая, куда ему «теперича деться», и, наконец, вспомнил про Соплюна…

— Пойду, — решил он, — может, не приткнусь ли… Живану месяц, другой, окопируюсь…

Соплюн был человек вида постоянно сурового, роста высокого, необыкновенно тощий. Он беспрестанно фыркал носом и заикался, особенно, если слово начиналось на букву «п». Сверх всякого ожидания он принял Ивана Захарыча радушно.

— А-а-а! — воскликнул он, увидя робкую, бочком втиснувшуюся в мастерскую, фигуру. Было это как раз во время обеда. — А, п-п-п-о-лу-п-п-п-ачтенный, аткеда?

Иван Захарыч помолился в угол, поздоровался и стал рассказывать, «аткеда он явился». Соплюн слушал, качал головой, беспрестанно фыркал и думал про себя:

«Послал господь сукина сына в самое время… Истинный господь, находка»…

— Не оставьте, Марка Федрыч, — между тем молил Иван Захарыч, — заставьте за себя вечно бога молить… Куда же мне теперича, сами изволите видеть, в эдаком-то костюме… Поимейте жалость… Сами изволите знать мою работу-с…

— Да уж что с тобой делать… Оставайся, не обижу… Только ты уж того… п-п-п-о-акуратней насчет чортовой-то водицы…

— Не буду… вот икона святая, не буду… сичас провалиться мне на этом месте! — забожился Иван Захарыч.

И он остался работать. Мастер он был; хороший, работа в его руках спорилась, вещи выходили чистые, блестящие, красивые, как игрушки. Соплюн, имевший в числе добродетелей непобедимую страсть сватать и женить людей, — как-то раз вечером сказал Ивану Захарычу, только что окончившему киотку:

— Руки у тебя, Иван Захарыч, золотые, остеп-п-п-е-нить-ся бы тебе… жениться бы…

— Куда уж нам, — ответил, улыбаясь, Иван Захарыч. — Кто за нас пойдет-то?

— Погоди, я Лукерью Минишну попрошу: нет ли, мол, где на примете у тебя товарцу подходящего?..

— Помилуйте, Марка Федрыч!

— Ладно, помалкивай!..

Лукерья Минишна была та самая сваха, которая искала Химе «женишка». Когда Соплюн объяснил ей, в чем дело, она обрадовалась, но виду не показала.

— Стало быть, у него, с позволенья сказать, и штанов нет? — спросила она, выслушав откровенные сведения об Иване Захарыче.

— Мастер за то… Штаны найдем, без штанов в храм божий не поведем… уж ты постарайся…

— Есть у меня… с домом, полтораста рублей на бедную невесту нонче в Покров выиграла…

— Вот он на эти деньги окапируется и все такое, — обрадовался Соплюн. — Чья такая?..

— Чебурахова, Федул Митрича дочь… Хима… знаешь?..

— Ну вот еще, как не знать… Хима… гм! самая подходящая подруга жизни… Как же бы нам свесть-то их, дать обнюхаться… Хы, хы, хы. Обделаешь дело, получишь трояк, да на кофту ситцу… Только уж постарайся.

— Ладно, не учи, знаем с твое-то… Не первенького родить…

Загрузка...