Начав в первой главе с локального белорусского предания о князе Бое и двух его любимых собаках, мы последовательно проследили истоки этого мифа на славянском, индоевропейском и, наконец, на общечеловеческом уровне. При внимательном анализе оказалось, что предание это уходит своими корнями в глубь тысячелетий и повествует о небесном прародителе человечества, миф о котором возник на самой заре человеческой истории, в эпоху первотворения, как об этом прямо говорит второй вариант белорусского предания. Переходя от одного уровня к другому, мы каждый раз обогащали и расширяли свое представление об этом мифологическом персонаже, открывая в нем новые интересные грани, притом что образ его в целом характеризуется наличием целого ряда устойчивых черт. Наше исследование вело нас через страны и народы, целые континенты и тысячелетия, пока не привело, в качестве исходной точки, к эпохе начала расселения человека современного вида по нашей планете, что произошло, согласно современным научным представлениям, примерно 60–70 тысяч лет назад. Поскольку в последующие эпохи созвездие Орион представлялось различным народам самым разнообразным образом, восприятие его в качестве охотника, зафиксированное на всех без исключения обитаемых людьми континентах, с необходимостью предполагает единый источник подобного образа. Представление об Орионе как о небесном охотнике у аборигенов Америки и Австралии, имевших крайне редкие контакты с остальным миром до эпохи Великих географических открытий либо не имевших их вовсе, предполагает наличие соответствующего мифа о нем в ту эпоху, когда далекие предки этих народов еще не переселились на соответствующие континенты.
Этот логический вывод подкрепляется целым рядом независимых друг от друга фактов. Во-первых, это археологическая находка с территории современной Германии, показывающая, что Орион в антропоморфном виде, связанный причем с периодом человеческой беременности, был известен охотникам на мамонтов уже 32 тысячи лет назад. Независимо от них именно это созвездие наблюдали и предки будущих египтян в до династическую эпоху. На основании «календарного круга» в Набта-Плайя мы уверенно можем говорить о таких наблюдениях как минимум в V тысячелетии до н. э., однако в четвертой главе было приведено достаточное количество данных, позволяющих предположить, что наблюдения за созвездием Орион начались в долине Нила за многие тысячелетия до этого срока. Во-вторых, в целом ряде вариантов мифа о небесном охотнике, сохранившемся у белорусов, индейцев вичита и оджибва, а также, с учетом показанной выше связи Урана с Орионом, отчасти и в греческой мифологии, имеется недвусмысленное отнесение мифа об этом персонаже ко времени первотворения. В-третьих, это сохранившийся у еще большего количества народов мотив о гибели Ориона от руки или по вине женщины. Мы видим это в греческих и шумерских мифах, русской и украинской сказках, кельтских преданиях, соответствующие сюжеты есть у полинезийцев, чукчей и тангутов. Как уже отмечалось выше, все это указывает на следы матриархальной революции, когда образ Прародителя — Небесного Охотника был вытеснен образом Великой Богини-Матери. Однако археологические данные свидетельствуют о том, что образ Богини-Матери является чрезвычайно древним и относится еще к каменному веку. С учетом того, что мы видим явные следы вытеснения образа небесного охотника женским персонажем, логично предположить, что данный мужской образ возник у людей в более раннюю эпоху. Хоть в ходе матриархальной революции небесный охотник был оттеснен в общественном сознании на второй план, он не исчез и, по окончании господства матриархальных представлений в мифологической сфере, у некоторых народов вновь выдвинулся вперед. Однако в целом ряде случаев мы видим чуждость персонажа, олицетворяющего это созвездие, новому поколению богов. В Греции Орион так и не входит в число олимпийцев, в Индии Рудра силой добивается признания своего главенства у новых богов, сохраняя от них известную отчужденность, в Иране Митра поначалу остается вне зороастрийской религии, у восточных славян Бой не входит в пантеон Владимира, конфликт старшего и младшего поколений богов мы видим и в кельтской мифологии. Подобная изолированность Ориона в сформировавшихся в уже историческую эпоху новых пантеонах богов у различных народов также указывает на древность этого образа.
Понятно, что по прошествии десятков тысячелетий образ Ориона исчез у части народов, населяющих нашу планету, в то время как у тех народов, которые сохранили память о нем, его положение было весьма различно. У одних народов он отошел на второй, а то и на третий план, будучи оттеснен более молодыми мифологическими персонажами, однако у других он, наоборот, вновь вышел на первое место. Соответственно, от народа к народу варьируется и степень сохранности этого образа. Несмотря на это, предпринятое исследование позволяет определить основные черты грандиозной фигуры мифического первопредка и понять, в каком виде он представлялся древним народам еще до того, как они разделились и покинули свою прародину. Как мы имели возможность убедиться, на всех обитаемых человеком континентах созвездие Орион воспринималось в образе небесного охотника. У индоевропейских народов армянские, греческие и индийские мифы прямо говорят об этом, следы астральных представлений применительно к образу охотника мы находим у славян и скандинавов. Охотника именно в этом созвездии видели многочисленные племена на бескрайних просторах Африки, Азии, Америки и Австралии. Естественно, что охотника, как главную фигуру своего общества, увидело в этом созвездии именно первобытное сознание. С изменением господствовавшего социально-экономического уклада и перехода его на более высокие уровни развития, Орион мог представляться человеческому воображению уже не только охотником, но также пастухом и земледельцем, при этом вновь символизируя ключевую фигуру новой формации. Кроме того, миф о небесном охотнике-прародителе, принесенный со своей далекой прародины, сохранившие его народы приспосабливали к своим новым географическим условиям.
Когда же была одомашнена собака, это животное также обрело свою проекцию на звездном небе, многочисленные примеры чего мы видим пс только у индоевропейцев, но и у различных пародов Евразии и Африки. Однако у австралийцев подобные примеры практически отсутствуют, а американские индейцы хоть и видят на звездном небе образ собаки, тесно связанный у них с представлениями о посмертной судьбе человеческой души, но, как правило, сюжетно не связывают его с Орионом. Определенно исключение составляет мифология оджибва, где властелином загробного мира является волк — брат Ориона-Нанабуша. Данное обстоятельство свидетельствует, по всей видимости, о том, что хоть введение образа собаки в миф о небесном охотнике и произошло достаточно рано, однако уже после того, как предки будущих австралийцев и американцев покинули свою прародину.
Более чем показательно, что древние люди увидели источник и первопричину своего бытия именно в звездной вышине. Мы не знаем и, скорее всего, никогда не узнаем в точности, что именно подвигло наших далеких первобытных предков искать своего прародителя в загадочных образах звездного неба и почему именно с этими ночными светилами они почувствовали какую-то таинственную внутреннюю связь. Возможно, их чувства в какой-то степени отражает стихотворение А. А. Фета, так передавшего свои ощущения от созерцания величия и красоты небосвода:
Я долго стоял неподвижно,
В далекие звезды вглядясь, —
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.
Я думал… не помню, что думал.
Я слушал таинственный хор,
И звезды тихонько дрожали,
И звезды люблю я с тех пор.
Не исключено, что в этом стихотворении русского поэта мы слышим архетипический отголосок далекого первобытного чувства безмолвного восхищения и необъяснимой внутренней связи между человеческой душой и далекими звездами ночного неба. Еще более важным было то, что это восхищение и чувство внутренней сопричастности со светилами на ночном небосклоне не ограничилось одним или двумя индивидуумами, а стало общим духовным достоянием всего племени, представлявшего собой тогда зародыш всего современного человечества. И из великого множества звезд первобытные люди выделили именно созвездие Орион, в котором они увидели небесного охотника и своего прародителя, которому со временем они стали поклоняться. Создание мифа о небесном охотнике-прародителе стало, таким образом, переломным моментом, когда впервые в человеческом сознании Небо и Земля, а точнее — человек на Земле, оказались связаны.
Для древнего сознания Орион стал ключевым созвездием звездного неба. На явную выделенность именно этого созвездия из многих десятков других недвусмысленно указывают археологические находки из Германии и Египта. На его особую роль в круговороте звезд, возможно, намекает и его древнерусское название кружилие. Поскольку периодичное появление и исчезновение Ориона на небосводе указывало на смену сезонов, его стали использовать для определения времени еще первобытные охотники. Помимо пластины из бивня мамонта в пользу этого говорят этнографические записи, сделанные у индейцев Амазонки и африканских племен. Эта его роль еще более усилилась с переходом к земледелию, и мы видим привязку к нему сельскохозяйственных работ уже в Древнем Междуречье, а у кхмеров оно носило показательное название «время плуга». В Древней Греции пристальный интерес земледельца к этому созвездию отображен в поэме Гесиода «Труды и дни», а этимологически с Орионом могут быть связаны Оры, олицетворяющие времена года в мифологии этой страны. Наконец, в Армении возникает представление об «эпохе Хайка», а в Египте с этим созвездием объединяется понятие прецессии, причем ряд данных говорит о том, что это явление небесной механики связывалось с Орионом также в славянской и тибетской традициях, а также в религии сабиев.
Еще одной общечеловеческой чертой является то, что для многих народов Орион выступает олицетворением силы, одного из главных качеств охотника. Уже в Древнем Египте Осирис прославлялся как «великий силой» и «могучий дланью», причем тексты подчеркивали, что «его сила огромна и не знает границ», а самого его возводили к корню усер — «сильный». Греческая мифология говорит об «ужасной мощи» Ориона, которого награждает эпитетом «неосилимый», армянские писатели описывают Хайка как «могучего силой», князь Бой именуется преданием как «слывший во всей Белоруссии сильнейшим богатырем», индийский Рудра в одиночку побеждает всех остальных ведийских богов, Митра в манихействе и Нанабуш в мифологии американских индейцев точно так же побеждают демонов.
Следующей бросающейся в глаза чертой, присутствующей в описании небесного охотника у многих народов, является его половая сила, если не сказать гиперсексуальность. Фаллос у Ориона и связь этого созвездия с беременностью мы уже видим на пластине охотников на мамонтов, египетские тексты именуют Ориона похитителем женщин, а памятники искусства зачастую изображают его с эрегированным фаллосом. В качестве мужского органа мог восприниматься также и Пояс Ориона, как считает Р. Бьювел: «Фаллос был представлен звездами Пояса Ориона, и, по всей видимости, именно они отражали сексуальную потенцию и оплодотворяющую способность звездного Осириса»{491}. Подобное же представление о Поясе Ориона присутствует и у финно-угров. Фаллос в виде лингама становится символом Шивы, многочисленные любовные похождения Ориона и Одина описываются в мифах, белорусские предания сообщают о многоженстве Боя. Обратившись к описанию внешнего вида этого созвездия в античной традиции, мы видим, что Орион более чем вооружен: помимо дубины в руке он традиционно изображался еще и с мечом на поясе. Понятно, что подобное описание было обусловлено расположением звезд в данном созвездии, однако следует иметь в виду, что меч у Ориона мог появиться лишь после начала обработки человечеством металлов, т. е. не ранее медного или, что более вероятно, бронзового века. До этого же группа звезд, образующих сейчас ножны, воспринималась людьми, как мы видим из африканских мифов темне и туарегов, равно как чукчей в Азии, как огромный фаллос. Без сомнения, это обстоятельство послужило одним из источников представления о гиперсексуальности Ориона в различных мифологических традициях, сохранившегося, в том числе и у тех народов, которые шагнули в металлический век и у которых общественное сознание заменило у небесного охотника фаллос на меч. Следы подобной общественной цензуры видны и в славянской традиции, где дубина и плуг — два предмета, с которыми ассоциировалось созвездие Орион — точно так же соотносятся с фаллосом. На обусловленную расположением звезд иконографию Ориона наложился еще и описанный выше календарь беременности каменного века, найденный на территории Германии, и все это, вместе взятое, несомненно, послужило источником представлений о небесном охотнике как о прародителе племени. В силу этого становится понятно, почему в различных, внешне никак не связанных мифах персонаж, олицетворяющий это созвездие, оказывается прародителем большого потомства, а в ряде случаев и целого народа. Однако плодородие и сексуальная сила неразрывно были связаны в глазах древних с понятием жизни, и в силу этого становится понятно, почему в целом ряде традиций, таких как египетская, греческая, польская или индийская, соответствующий персонаж становится олицетворением Жизни как таковой. Как у индоевропейских, так и у неиндоевропейских народов неоднократно встречается сюжет о том, что женами или объектом сексуальных домогательств Ориона являются Плеяды.
Следует отметить, что миф о небесном охотнике был отражением первобытного сознания с присущими этому сознанию чертами, к числу которых относится и необузданность. В силу этого две рассмотренные выше положительные черты Ориона в ряде мифов переходят в свою противоположность. В ряде греческих и центральноазиатских мифов охотник стремится истребить всех животных, что явно выходит далеко за пределы обеспечения себя или даже своего племени пищей и вызывает гнев богов. Бьющая через край гиперсексуальность, с другой стороны, легко оборачивается сексуальным насилием и преследованием, что также находит свое отражение и в индоевропейских, и в неиндоевропейских мифах.
Как образ охотника, так и его сексуальная мощь получают дальнейшее логическое продолжение, на сей раз в позитивном аспекте. Выше уже отмечалось, что начиная с эпохи мустье ритуал подготовки к охоте оказывался связан с магией. Соответственно, ярко выраженные магические способности мы видим у индийского Шивы, скандинавского Одина, кельтского Дагды, Нанабуш посвящает индейцев оджибва в тайны магии, учреждая для этого целое шаманское общество, в мифах других индейцев на небе у Ориона-Руки люди узнают ритуальные песни, будущий правитель Шамбалы Рудрачакрин станет верховным наставником мистического учения Калачакры, в шумерской мифологии Думузи предсказывает судьбу и обеспечивает правдивость гадания, бурятский небесный охотник превращает в шаманов тех, в кого попадает молнией, а его австралийский собрат отмечает сакральные пункты на земле. Тесно связано с магией ремесло охотника и в славянской традиции. Даже в тех случаях, когда явная связь с волшебством у соответствующих персонажей отсутствует, в их облике иной раз все равно проскальзывают черты, указывающие на связь с миром сакрального: белорусский князь Бой учреждает погребальный культ по своим любимым собакам, убийство иранским Митрой быка оказывается мифологическим прецедентом для соответствующего жертвоприношения, потомки Хайка становятся жрецами у армян.
Весьма возможно, что по развитию сюжета данного мифа и географической локализации его различных вариантов мы можем обнаружить и следы деления человечества на предков соответственно индоевропейцев и неиндоевропейцев. В Африке, Азии и Америке у различных народов неоднократно встречалось представление, когда одна или несколько звезд созвездия Орион воспринималась как дичь, на которую охотится небесный охотник. К числу этих народов, как следует из каталога Ю. Е. Березкина, относятся готтентоты, бушмены, тсвана, каранга, тибетцы, приверженцы индуизма, калмыки, тувинцы, телеуты, алтайцы, телен-гиты, хакасы, тофалары, балаганские буряты, буряты, монголы, сарси, гровантр, вичита, кауилья, купеньо, луизеньо, павиоцо, чемеуэви, южные юте (вероятно), явапай, мохаве, марикопа, кокопа (вероятно), диегеньо (типаи, камиа), килива, сери, западные апачи, мескалеро, липан. Древнейший случай письменной фиксации этого сюжета мы видим в шумерской мифологии, где говорится о превращении Думузи, за которым охотятся демоны смерти, в газель. Хоть там и не упоминается астральная проекция данной метаморфозы, однако на всех только что перечисленных континентах отождествление дичи с частью созвездия Орион неоднократно фиксировалось этнографами. У индоевропейцев подобное развитие сюжета однозначно фиксируется только в Индии, где созвездие Орион оказалось разделенным на два созвездия: Мригаширша, буквально «голова антилопы», и преследующее ее созвездие Ардра, в котором индусы видели дикого охотника. В свете всего вышеизложенного мы вправе предположить влияние в этом вопросе туземных представлений на мифологию индоариев. Еще один возможный пример мы видим в Греции, где «Великий Ловчий» Дионис, спасаясь от титанов, хотевших его растерзать, принимал облик различных животных. Однако источники напрямую не связывают Диониса с созвездием Орион, хоть это и весьма вероятно на основании многих общих черт, и, кроме того, и в данном случае также вероятно неиндоевропейское влияние. За исключением этих двух примеров индоевропейская мифология не знает сюжета о превращении Ориона в животное.
С этим наблюдением следует сопоставить тот факт, что индоевропейцам оказывается характерно представление об Орионе как о своем первопредке. Напрямую об этом говорит армянская, белорусская и индийская мифологии (у последней в тех вариантах мифов, в которых фигурирует «господин потомства» Праджапати), заметны следы этого представления в греческой и кельтской мифологиях, а у иранцев и скандинавов этногенез заменяется социогенезом. Один оказывается родоначальником трех сословий общества (притом, что к нему напрямую возводили свой род конунги), а Митра символизирует всю общину. Хоть у некоторых неиндоевропейских народов мы также видим отголоски представлений об Орионе как о первопредке, в целом они достаточно слабы и немногочисленны. В Египте Осириса как именовали «отцом и матерью человечества», а в историческую эпоху мы видим, как фараоны монополизировали миф о происхождении от этого бога, когда каждый всходящий на престол правитель рассматривался как сын Осириса Гор, а после своей смерти отождествлялся с самим Осирисом. Хоть эти данные и говорят о существовании некогда мифа о происхождении всего египетского народа от данного бога, однако в историческую эпоху он был оттеснен другими представлениями, и от него остались лишь отголоски. Такие же отголоски мы видим в Африке у догонов, ассоциировавших одну из четырех лестниц амбара с Орионом и частью своих первопредков, и сон-ге, видевших в Поясе Ориона собаку, охотника и дичь, считая последнюю первопредком людей и всех млекопитающих. Опять-таки отголоски данного сюжета мы видим у венгров, на Тибете, у одного японского клана и у племени американских индейцев в Андах. Последний пример показывает, что соответствующий миф уже существовал к началу заселения Америки предками будущих индейцев. О древности представлений об Орионе как прародителе свидетельствует как нанесенный на оборотной стороне его изображения на пластине из бивня мамонта календарь беременности, так и широко распространенное представление о гиперсексуальности олицетворяющего данное созвездие персонажа. Логическое развитие идеи гиперсексуальности Ориона, многократно подчеркнутое как в связанных с ним мифах, так и в описании его внешнего облика, вело к тому, что люди стали видеть в нем своего небесного предка. Все эти факты говорят о том, что некогда сюжет о происхождении людей от Ориона существовал и был распространен почти на всех континентах, однако к моменту фиксации мифов аборигенов этнографами успел уже основательно забыться. Таким образом, мы видим, что почти у всех неиндоевропейских народов образ великого первопредка со временем стерся из памяти, потихоньку вытесняемый образами более поздних родоначальников отдельных племен, и почти полностью исчез с победой христианства с его ветхозаветным мифом об Адаме и Еве.
Хоть степень сохранности мифа об Орионе как о своем небесном прародителе и у отдельных индоевропейских народов оказывается различной, в целом это свидетельствует о гораздо лучшей родовой памяти данной языковой семьи по сравнению со всем остальным человечеством. В то время как предки индоевропейцев в основе своей сохранили представление о небесном охотнике как своем первопредке, у остальной части человечества получает преимущественное развитие сюжет, согласно которому в данном созвездии начинают одновременно видеть и охотника, и его дичь. Сейчас трудно однозначно определить причину подобной дифференциации, однако факт остается фактом: с учетом отмеченных выше исключений водораздел между обоими сюжетами, связанными с созвездием Орион, достаточно четко отделяет индоевропейскую и неиндоевропейскую части человечества.
Установление времени возникновения этого мифологического образа открывает нам чрезвычайно важные страницы духовной истории славян. Благодаря предпринятому исследованию белорусского предания об охотнике — прародителе своего народа, имеющего параллели не только в славянской и индоевропейской, но даже и в общечеловеческой миофологии, мы, наконец, знаем о том, о чем умолчал Нестор и все следовавшие ему христианские летописцы. Проведенное исследование позволило нам восстановить представления наших далеких предков о своем собственном происхождении начиная с незапамятных времен каменного века, как минимум 60–70 тысяч лет назад. Следует отметить, что это минимальная оценка, основывающаяся на современных данных о начале расселения человечества со своей прародины. Для сравнения отметим, что письменная история человечества насчитывает всего лишь пять тысячелетий, а библейская хронология, принятая после крещения Руси, вела отсчет от сотворения мира, которое, по принятому большинством древнерусских книжников так называемому мартовскому стилю, произошло в 5508 г. до н. э. по современному летоисчислению. Соответственно, и Адам, первый человек в библейской традиции, был сотворен Богом около 7500 лет тому назад. Народная память белорусов бережно сохранила миф о своем происхождении, который оказался примерно в десять раз древнее навязанного ей библейского мифа. Как видно из материала общечеловеческой мифологии, представление об Орионе как о первопредке было утрачено многими народами достаточно рано. Уже на материале греческой мифологии мы видим, что хоть память об Орионе и сохранилась, по он практически полностью утрачивает черты прародителя и владыки загробного мира. Еще большему забвению подвергся образ этого персонажа в иранской и германской мифологии. У кельтов и скандинавов память о прародителе сохранилась, но у них он почти полностью утрачивает свои астральные черты. По прошествии десятков тысячелетий к началу письменной истории многие народы постепенно забыли образ своего первопредка, у многих он смешался с образами новых, более молодых богов и героев, но, как мы видели на протяжении этой книги, были и те народы, которые в большей или меньшей степени сохранили память о своем небесном происхождении и донесли ее почти до наших дней. Спустя многие тысячелетия он сохранялся в людской памяти под разными именами, но, несмотря на это, в его описании в различных местах земли неизменно проступали общие черты. Таким образом, уже к концу каменного века о своем происхождении от Ориона помнили предки далеко не всех будущих пародов, в том числе и индоевропейских, можно сказать даже меньшая их часть.
Сохранившиеся у белорусов предания о прародителе своего народа князе Бое, равно как и генетически родственные ему представления восточных и западных славян, восходят к каменному веку, а то и к возникновению Homo sapiens, человека современного вида. Они красноречиво свидетельствует о непрерывности родовой памяти далеких предков славян на протяжении последних 60–70 тысячелетий. Тот факт, что предание о Великом охотнике передавалось из уст в уста многими десятками тысяч поколений и дошло у белорусов практически до наших дней однозначно свидетельствует о том, что люди на протяжении всего этого периода воспринимали его в качестве предка, в противном случае это предание просто не сохранилось бы. Однако эта непрерывность родовой памяти автоматически предполагает и непрерывность существования в этот период и ее носителей — далеких предков славян. Таким образом, вряд ли правильно рассматривать возникновение праславян как результат механического смешения носителей двух или более археологических культур в сравнительно позднюю историческую эпоху, как это делают некоторые археологи. Несмотря на все смешения, контакты и культурное влияние, которые несомненно имели место, наличие родовой памяти красноречиво говорит о существовании восходящего к каменному веку ядра, образовавшего впоследствие славянское племя.
Поскольку в историческую эпоху у многих народов, в том числе и у славян, бытовало представление о небе как об отце, миф о небесном охотнике ставит перед нами и такой вопрос: что исторически было раньше — представление о небе как об отце или представление о конкретном небесном созвездии как о прародителе? Небо вообще, лишенное каких-либо антропоморфных черт, это уже достаточно большая степень абстракции, притом что первобытное сознание было конкретно и оно гораздо скорее могло представить в качестве своего первопредка созвездие, напоминающее своими очертаниями человеческую фигуру, чем бескрайнюю ширь неба. На примере Китая мы видим переход от частного к общему: гексаграмма из изображения Пояса Ориона становится символом неба вообще. Как уже отмечалось выше, в данном случае вполне возможно индоевропейское влияние, благодаря которому древние китайцы вычленили на небосводе эту деталь созвездия Орион и лишь затем перенесли этот символ на все небо. В пользу этого свидетельствуют и три линии в верхней, «небесной» части оленных камней, равно как и этимологическая связь Урана и Ориона в греческой мифологии. Однако на примере Набта-Плайя мы видели, что и в до династическом Египте из всего множества созвездий выделялось именно это, древние шумеры именовали олицетворявшего его Таммуза «великим знаменем небес», а американские индейцы могли воспринимать его как руку, закрывающую вход на небо. Данное наблюдение в очередной раз показывает исключительную древность возникновения мифа о небесном охотнике-прародителе.
Однако, какой бы исключительно важной ни была фигура первопредка для первобытного сознания, образ Ориона ею не ограничился. Не требовалось особо много внимания, чтобы заметить, что это созвездие из года в год сначала появляется на небосводе, а затем исчезает с него. Все это естественным образом осмыслялось как рождение, смерть и последующее возрождение олицетворяющего данное созвездие мифологического персонажа. Когда благодаря своей интуиции первобытные люди осознали это великое космическое явление применительно к себе, тогда они, соединив земное и небесное, впервые в истории поставили вопрос о великой тайне жизни и смерти. Хоть это произошло, по всей видимости, не в момент создания мифа, а несколько позднее, однако вся логика внутреннего развития этого образа неуклонно вела человеческое сознание к постановке этого наиболее животрепещущего для него вопроса. Хоть далеко не во всех записанных этнографами мифах Орион выступает как носитель бессмертия, далеко не случайно, что в двух древнейших дошедших до нас памятниках мифологии Древнего мира, египетской и шумерской, он оказывается умирающим и воскресающим богом. Становится понятно, почему польский Живе является олицетворением жизни, Митра в манихействе носит название Живого Духа, Шива и Праджапати в индуизме владеют секретом просветления человеческой души и избавления ее от последующих перерождений. Отметив связь между данным созвездием и порождающим началом, первобытное сознание связало движение звезд на небе с переселением человеческих душ, установив на мифопоэтическом уровне связь между земными и небесными явлениями. На примере Древнего Египта мы видим, что впоследствии человеческая мысль соотнесла с движением ночных светил не только возникновение человеческой жизни, но и последующую судьбу души после смерти тела, сформировав целый комплекс представлений о кругообороте человеческой души между небом и землей. В свою очередь, это привело пытливый человеческий ум к великой загадке жизни и смерти. Наиболее ярко это проявилось опять-таки в египетской религии, центральным персонажем которой стал Осирис-Орион, проложивший другим дорогу к бессмертию. Понятно, что египетское учение о переселении душ, тесно связанное со звездами, ведущая роль в котором принадлежит опять-таки Саху-Ориону, оказывается уникальным явлением, однако более чем показательно, что именно этот персонаж становится центральной фигурой данного религиозного учения. То, что это не было случайностью, доказывают схожие персонажи, олицетворяющие собой данное созвездие, которые встречаются нам в таких несвязанных между собой в историческую эпоху культурах, как месопотамская и русская, будучи известны соответственно как Думузи и Ваня из сказки про волшебную мельницу. Все эти примеры показывают, что именно Орион был изначальным архетипом умирающего и воскресающего бога, известного в религиях многих народов.
Связанный, с одной стороны, с понятием жизни и в перспективе с бессмертием и возрождением, олицетворяющий Ориона персонаж не менее тесно оказывается связан и с загробным царством. Это видно уже на примере египетского Осириса, ставшего после воскресения правителем загробного мира Дуата. В свете этого становится понятным, почему белорусский Бой оказывается учредителем погребального культа, а скандинавский Один — хозяином Вальгаллы (буквально «чертог убитых»), рая для храбрых воинов. У африканского племени сонге небесный охотник Ветер уносит души людей в страну мертвых, а у американских индейцев правителем загробного мира оказывается Волк, брат Нанабуша-Ориона. В связи с последним примером следует отметить, что в мифологии многих народов собака, как и волк, является хтоническим животным, охраняющим царство мертвых и служащим проводником на тот свет для умерших. Соответственно, с появлением образа собаки в мифе о небесном охотнике его связь с загробным миром еще более усилилась. Далеко не случайно, что всех перечисленных в данном абзаце мифологических персонажей обязательно сопровождает одна или две собаки (незначительные варианты, не меняющие сути образа, имеются в египетской и скандинавской мифологии, где в качестве сопровождающего Осириса фигурирует собакоголовый бог Анубис, а Одину сопутствуют два волка).
Вместе с тем даже в тех культурах, где фигура умирающего и воскресающего бога не играла заметной роли, мы видим, что олицетворяющие данное созвездие божества занимали подчас главенствующее положение в соответствующих пантеонах. Таков был скандинавский Один, иранский Митра, индийский Рудра-Шива, польский Живе, Нанабуш североамериканских индейцев. Все это опять ставит вопрос о древности культа Ориона у человечества. Насколько мы сейчас можем судить о древнейших религиозных верованиях человеческого рода, представление о боге как таковом не является изначальным и возникло у человечества в результате более или менее длительного развития. Наука пока не в состоянии дать окончательного ответа о побудительных причинах и времени возникновения образа бога в сознании человечества, и поэтому мы лишь перечислим основные теории, высказанные по этому поводу. Братья Гримм и их последователи по мифологической школе полагали, что в образах богов древние люди олицетворили такие явления природы, как солнце и луну, небо, тучи, гром и т. п. Г. Спенсер считал, что образ бога возник из культа предков, а сам бог являлся как бы обобщенным предком. Д. Фрейзер и близкие к нему исследователи видели в богах своего рода олицетворенные колдовские акты, к признанию существования и мощи которых древний человек пришел, когда разуверился в своей собственной способности магически действовать на мир. Католический кардинал В. Шмидт попытался обосновать теорию «прамонотеизма», в основе которой лежала опять-таки библейская концепция «божественного откровения». Согласно ей вера в Верховное Существо была свойственна всем народам. З. Фрейд с точки зрения своего психоанализа видел в боге отражение подавленного образа отца. Э. Дюркгейм и его последователи трактовали бога как олицетворение непонятных человеку социальных сил, действующих на него. И. М. Дьяконов предположил, что понятие бога появилось тогда, когда человек осознал закономерность и ритмичность явлений природы. Некоторые современные исследователи полагают, что одним из истоков образа бога был дух — учредитель и покровитель возрастных инициаций. Мы видим, что в образе Ориона сочетается большинство ключевых признаков, которые, с точки зрения создателей соответствующих теорий, и привели к созданию образа бога. Это было заметным природным явлением, быть может, не таким заметным, как солнце и луна, но, как свидетельствует календарь из Германии, первобытный человек явно обращал на него внимание. Оно ритмично появлялось и исчезало на небосводе. Как было показано, представление о небесном охотнике как о прародителе зафиксировано на всех континентах, кроме Австралии. Нельзя исключать, что на этот миф наложился и подавленный образ отца. Охота, как отмечалось, с древнейших времен была тесно связана с магией. Что касается Ориона как олицетворения даже не столько социальных, сколько эволюционных сил, то речь об этом пойдет ниже, а пока лишь отметим, что в двух древнейших ближневосточных религиях соответствующие божества были непосредственно связаны с царской властью и высокий социальный статус присущ некоторым их собратьям как в индоевропейском ареале, так и в неиндоевропейском. Имеющийся материал не дает оснований говорить об особой связи Ориона с инициациями, исключение составляет разве что фигура скандинавского Одина, бывшего, по мнению специалистов, покровителем воинских союзов и воинских инициаций. Понятно, что из одновременного присутствия в образе Ориона большинства черт, которые, по мнению авторов различных теорий, и привели к возникновению идеи бога как таковой, не следует делать прямолинейный вывод о том, что рассматриваемый персонаж и был богом у первобытного человечества до начала расселения его со своей прародины.
Дело обстоит сложнее, чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны, мифологический образ Ориона объединяет большинство черт, которые различных исследователи считали ключевыми для появления у человечества образа бога, что в сочетании с широчайшей распространенностью мифа о нем делает его почти идеальной кандидатурой на роль первого бога человечества. К этим чертам следует добавить и то, что благодаря мифу о небесном охотнике в сознании первобытного человечества оказались объединены такие подчас противоположные начала, как земное и небесное, мир людей и мир мертвых, жизнь и смерть, охотник и жертва, пространство небес, которое пересекает это созвездие, и время, которое ему для этого требуется. В образе Ориона все эти важные для человека дуальные позиции объединяются, и существующие между ним противоречия исчезают. Это тем более повышало значимость мифа о нем. С другой стороны, у нас нет никаких данных о существовании образа бога ни в самом начале становления человечества современного вида, ни к началу его расселения с его первоначальной прародины. Кроме того, во многих сохранившихся традициях это созвездие фигурирует как небесный охотник, первопредок, культурный герой, но не бог в собственном смысле этого слова. В ряде случаев, безусловно, имело место оттеснение на второй план этого персонажа более поздними богами, однако это объяснение может не подойти для мифологии тех живших в условиях каменного века народов, у которых еще не сформировался достаточно развитый пантеон. К тому же мы видим, что Осирис и Думузи, первые известные нам по письменным источникам божества, отождествляемые с созвездием Орион, уже достаточно отошли от образа небесного охотника, известного нам по мифам многих других народов, сохранив при этом целый ряд ключевых черт, объединяющих их с этим персонажем. Это свидетельствует о заметной эволюции, пройденной этим образом в условиях перехода от охоты к скотоводству, а затем и к земледелию, равно как и сложения классового общества и образовавшегося государства. Все эти соображения приводят нас к выводу, что в момент возникновения мифа о небесном охотнике Орион богом в собственном смысле этого слова еще не был. Судя по всему, идея бога появился у человечества в более позднюю эпоху. Однако мы смело можем утверждать, что образ Ориона сыграл в его возникновении весьма значительную роль. Как было показано в этой книге, есть все основания считать, что первобытные люди увидели в этом созвездии фигуру небесного охотника еще до начала расселения со своей прародины, что делает этот мифологический образ одним из древнейших, если вообще не самым древним в религиозном сознании. Поскольку нет более ранних или более распространенных в мировом масштабе мифов о происхождении человечества, мы с достаточной степенью уверенности можем утверждать, что это древнейший миф на данную тему, который возник у наших далеких предков еще до начала разделения человечества. После заселения человеком современного вида всех обитаемых им континентов этот образ распространился по всей земле, став, в буквальном смысле этого слова, общечеловеческим. Впоследствии, под влиянием победившего матриархата, образ небесного охотника-прародителя был оттеснен на второй план, что нашло свое отражение в рассмотренных мифах о его гибели по вине женщины, сохранившихся у разных народов. Однако, что принципиально, образ Ориона был оттеснен, но не исчез полностью в общественном сознании. Наконец, когда человечество созрело до появления у него образа бога, в его коллективном бессознательном, благодаря мифу о небесном охотнике, уже существовал готовый архетип для этого нового и исключительно важного для него образа. Можно выделить следующие ключевые черты этого архетипа, легшие в основу последующих представлений о боге у большинства народов земного шара: обитающее на небе антропоморфное существо, наделенное огромной силой и сверхъестественными способностями, имеющее прямое отношение к великой тайне жизни и смерти. Все эти черты небесного охотника унаследовали от него огромное множество богов, которых открыли для себя различные народы во всех уголках нашей планеты. Следует отметить, что весь набор этих черт в комплексе впервые появляется у человечества именно в связи с мифом об Орионе, который гораздо древнее мифов о богах тех или иных культур. К этим базовым чертам данного архетипа следует добавить и отмеченное выше одновременное присутствия в образе Ориона большинства черт, которые, согласно различным теориям, и привели к возникновению идеи бога как такового. Обладая огромной животворящей, в первую очередь сексуальной силой, небесный охотник стал образцом для возникновения образа бога-предка. Периодические появления и исчезновения на небосводе этого созвездия, как отмечалось выше, естественным образом способствовали возникновению образа умирающего и воскресающего бога, древнейшие примеры чего мы видим в Египте и Междуречье. Дальнейшее развитие этого образа логическим образом вело к появлению образа бога — судьи загробного царства, охраняемого его собаками, который судил человека за его земные дела и, в соответствии с ними, его наказывал или вознаграждал. Все эти обстоятельства позволяют нам предположить, что отождествленный с созвездием Орион мифологический образ небесного охотника стал архетипом бога как такового если не у всего человечества, то, по крайней мере, для большей его части. Именно на эту уже существующую единую архетипическую основу и стали накладываться новые представления о тех или иных богах, когда поклонение им стало возникать независимо друг от друга у разных народов земного шара. Таким образом, идущий из глубин десятков тысяч лет миф о небесном охотнике сыграл огромную роль в развитии религиозных представлений человечества на раннем этапе его истории, создав сначала представление о небесном предке-прародителе, а затем способствуя возникновению понятия о боге как таковом. Если предложенная схема возникновения мифа об Орионе, ставшего впоследствии архетипом бога для последующих эпох, верна, то она позволяет существенно уточнить процесс возникновения образа бога у человечества. Мы видим, что он протекал в три этапа. На первом этапе возник миф о небесном охотнике-прародителе, далее, под влиянием матриархата, он оказался оттеснен на второй план, став архетипом антропоморфного небесного сверхъестественного существа как такового, и, наконец, на третьем этапе, когда для этого сложились все необходимые предпосылки, он в существенной степени повлиял на возникновение образа бога у различных народов, который формировался у них в разные эпохи, формально независимо друг от друга.
В большинстве случаев на этот архетип накладывались уже новые божества, но в целом ряде случаев у некоторых народов богом становилось олицетворение созвездие Орион. В подобных случаях соединение исходного архетипа с максимально соответствующим ему по внутренней сути новым божеством могло дать самые впечатляющие результаты. С образами богов, сформировавшихся в историческую эпоху на основе обожествленного созвездия Орион, связываются четыре значительных духовных движения, имевшие место независимо друг от друга в разных странах в разное время. Это учение Осириса в Египте, Митры — в Иране, Одина — в Скандинавии и Шивы — в Индии. Если относительно двух первых движений наука на сегодняшний момент затрудняется сказать, были ли они изначальными у египтян и иранцев либо же возникли в начале исторической эпохи у этих народов, то два последних культа явно возникли относительно в более поздний период, поскольку в наиболее ранних формах религии скандинавов и ведийских ариев эти боги не занимали первенствующего места. Все эти так не похожие друг на друга боги имеют своим исходным архетипом именно образ Ориона. Как отмечалось выше, относительно Осириса и Шивы имеются прямые указания на их связь с данным созвездием, а относительно Митры и Одина эта связь устанавливается на основании косвенных данных. Кроме того, следует помнить, что с созвездием Орион в Азии оказывается связан и миф о Шамбале. Все эти независимые друг от друга факты указывают нам, что сам образ небесного охотника, скорее всего, изначально нес огромный духовный потенциал. Очевидно, это было обусловлено тем, что созвездие периодически умирало и воскресало на небе перед взорами первобытных людей, в глазах которых этот мифологический персонаж обладал бессмертием, секретом которого он был способен поделиться со своими потомками.
И это не единственное свидетельство той огромной ценности, которой данный образ обладал для первобытного человечества. О ней свидетельствует его распространенность по всем обитаемым человечеством континентам, где люди тысячелетиями хранили его в своей коллективной памяти, хоть и в разной степени. О связанном с ним духовном потенциале наглядно говорит наличие образа обожествленного созвездия Орион в двух древнейших культурах мира, от мифологии которых остались письменные свидетельства, причем в египетской он занял главенствующее место. Наглядным показателем исключительной значимости для людей именно этого созвездия служит то обстоятельство, что в различные эпохи никак не связанные между собой в историческое время народы прилагали значительные усилия для увековечивания на земле образа Ориона. Если охотники на мамонтов на территории будущей Германии просто выгравировали его изображение вместе с календарем на пластине из бивня, индейцы выкладывали каменные круги на территории почти всей Северной Америки, а скифы ставили оленные камни на громадных просторах Евразии, то жители до-липы Нила сначала создали мегалитический комплекс в Набта-Плайя, после чего спустя две тысячи лет воздвигли грандиозный комплекс пирамид в Гизе, ставший первым и самым грандиозным чудом света. В Новом Свете индейцы майя предприняли сопоставимую с египтянами попытку создать в честь этого созвездия комплекс на земле и ориентировали свою последнюю столицу на звезды Ориона. Понятно, что палеолитические охотники на мамонтов не имели никаких контактов с предками древних египтян, а скифы — с майя, но тем не менее все они, не сговариваясь, направляли свои интеллектуальные и физические усилия к одной цели — отобразить, каждый по-своему, это созвездие. Следует ли считать это случайностью или логичнее предположить, что у всех этих свершений был единый исток? Будь объектом религиозного почитания Солнце или Луна, это можно было бы объяснить тем, что многие народы независимо друг от друга почитали самые яркие и заметные небесные тела. Но то, что объектом почитания оказывается одно из многих десятков созвездий, резко уменьшает возможность случайного совпадения и заставляет предположить либо взаимное влияние культур, либо некий общий импульс, воздействовавший на все эти культуры. Хоть масштаб у всех этих творений и был разный, однако в своей совокупности они свидетельствуют о той громадной значимости, которую придавали различные народы данному созвездию. Вместе с огромным мифологическим материалом они показывают истинное значение Ориона в духовной жизни человечества. И тот факт, что почти на всех континентах различные народы независимо друг от друга придавали этому созвездию такое колоссальное значение, заставляет нас искать истоки этого представления в ту единственную эпоху, когда далекие предки этих народов могли жить вместе и иметь одинаковые мифологические представления. И этой единственной эпохой по необходимости является тот период, когда предки современного человеческого вида жили вместе на своей прародине, до начало своего расселения по земному шару. То, что эти древнейшие мифологические представления не забылись на новом месте спустя многие тысячелетия, можно объяснить лишь огромным духовным потенциалом этого древнего образа.
Рассмотрев мифологический образ созвездия Орион с исторической точки зрения, в завершение следует остановиться на метафизической стороне этого архетипа бога. Весьма показательно то, что обратившее свой взор к небу древнее человечество увидело в этом созвездии именно охотника. Это было, безусловно, обусловлено господствовавшим в тот момент хозяйственным укладом, когда именно охотник был одним из главных добытчиков и кормильцев племени. Но подобный ответ, если можно так выразиться, только вершина айсберга. Современные палеоантропологи рассматривают охоту как один из значительных факторов, способствовавших формированию всего гоминидного вида. В самом деле, для успешной охоты первобытный человек должен был сначала внимательно наблюдать за поведением окружающих его животных — как своей потенциальной будущей добычи, так и хищников. За последними он должен был наблюдать не только для того, чтобы самому на охоте не стать их добычей, но и для того, чтобы изучить и перенять их охотничьи повадки. Возможно, отголоски этого процесса отразились в рассмотренной выше легенде американских индейцев племени черноногих о волках как о своих учителях на охоте. Поскольку, в отличие от хищников, у него не было таких мощных клыков и когтей, первобытный человек для охоты должен был изготовить себе оружие, одним из первых видов которого и была именно дубина, этимологически связанная с именем прародителя белорусов. Наконец, поскольку охота в одиночку сулила мало шансов на успех, древние люди были вынуждены кооперироваться, согласовывая свое поведение на охоте между собой. Это усиливало связи внутри человеческого коллектива и заметно расширяло круг форм поведения. Более или менее регулярное потребление мяса в пищу также способствовало ускорению развития человеческого вида. Не разделяя крайних взглядов некоторых западных палеоантропологов, называвших охоту главным фактором эволюции человечества, отечественный исследователь каменного века В. В. Бунак тем не менее отмечает связь между охотой и развитием у древних людей интеллекта, ведшего, в свою очередь, к увеличению размера головного мозга{492}. Понятно, что древние люди охотиться начали достаточно рано, хотя в определении по косвенным археологическим данным хотя бы приблизительного периода, когда появляется крупная охота, среди специалистов единодушия нет. Если Д. Ламберт полагает, что человек прямоходящий занимался крупной охотой уже 400 тысяч лет назад{493}, то В. В. Бунак считает, что в раннее ашельское время гоминиды находились лишь в начальной стадии развития крупной охоты{494}. Независимо от того, какой исследователь прав, появление охоты в человеческом обществе произошло, судя по всему, до появления человека современного вида. Рассмотренный в этом контексте миф о небесном охотнике показывает, что в образе Ориона первобытные люди олицетворили ту сторону своей жизни, которая не просто обеспечивала их физическое выживание, но и вела их вверх в своем развитии, способствуя превращению в человека современного вида. И эта устремленность вверх как нельзя лучше отразилась образе охотника, сияющего в вышине ночного неба. Как видим, Орион оказался для древнего человечества не просто его мифологическим прародителем, но и олицетворением заложенной в них одной из сил развития, направленной на дальнейшую эволюцию и совершенствования существующих у них способностей. Не зная, разумеется, об этом, уже знакомый нам римский астролог I в. н. э. Манилий писал, что рожденным под его знаком людям «Орион дарит острый ум и гибкое тело, душу, чуткую к чувству долга, неутомимое гордое сердце. Сыновья Ориона стоят целого народа, наполняют собой город…»{495} Как видим, античный звездочет не ошибся — потомки небесного охотника на протяжении многих тысячелетий неоднократно подтверждали, что их острый ум и неутомимое гордое сердце позволяли им справляться почти со всеми трудностями в различных местах нашей планеты. И в этом смысле небесный охотник оказался прародителем человечества не только в физическом плане, как это описывается в мифах, но и в плане, если можно так сказать, эволюционном, символизируя собой по крайней мере часть тех сил, которые и сделали человека человеком. В том числе благодаря охоте и связанному с ней развитию интеллекта древние люди, в конце концов, и превратились в людей современного типа. И эту метафизическую сторону мифа о небесном охотнике как олицетворении заложенных в человеке движущих сил его развития нам еще в полной мере только предстоит осмыслить.
Если рассматривать метафизическую значимость данного образа в виде ведущего вверх пути духовной эволюции, то внизу его мы увидим небесного охотника, олицетворяющего собой силы, способствующие превращению древнего гоминида в человека современного вида, а на вершине мы встретим Ориона уже в виде Осириса или Шивы, великих богов, показывающих человеку дорогу к бессмертию. В четвертой главе уже говорилось о некоем бессмертном духовном теле, пребывающем среди звезд, которое египтяне называли саху и тесно связывали его с Осирисом-Саху. Что касается Шивы, то в Индии он считался «Господином Йоги», изучение которой обещало адептам этого учения сверхспособности и в конечном итоге духовное бессмертие. Согласно мистической физиологии йоги, «Сила Шивы» проявлялась в человеке через сушумну — центральный энергетический канал тела. Показательно, но в тантрической литературе эту силу называют «всепроникающей энергией недифференцированного сознания» и «экстатическим трансцендентным качеством эволюции»{496}. Несмотря на то что внешне египетские и индийские учения никак не связаны, внутренне их объединяют два ключевых момента. Во-первых, оба этих учения ведут к трансформации человека в бессмертное существо, и, во-вторых, в обеих странах богом-покровителем этого процесса и наставником в нем является обожествленное созвездие Орион. Разумеется, можно считать это случайным совпадениям, а сами эти учения беспочвенной фантазией древних народов, пытавшихся таким образом избавиться от страха смерти. Однако мы все еще весьма мало знаем об истинной сущности человека, его скрытых возможностях и возможных направлениях их дальнейшего развития. Еще сравнительно недавно человек горделиво считал себя венцом творения и конечной целью эволюции. События прошедшего столетия показали, что это не совсем так. Вряд ли можно рассматривать человека, особенно в его современном состоянии, в качестве завершения эволюции. Если же предположить, что развитие человеческого вида не остановилось, а продолжается, то тогда одним из возможных путей его развития действительно может стать обретение человеком в конечном итоге бессмертия. И если это так, то древние египтяне и индийцы были одни из первых, кто пытались пойти по этому пути. И вновь мы видим на нем Ориона как олицетворение той силы, которая вела человека вверх в своем развитии, на сей раз к его трансформации в высшее, по сравнению с современным видом, духовно развитое бессмертное существо. И если это так, то значение архетипа бога, символизирующего собой эволюцию всего человеческого вида, невозможно переоценить.
В заключение нашего исследования хотелось бы вновь обратиться к мифу о Шамбале, который, единственный из всех мифов, связанных с данным созвездием, обращен не в прошлое, а в будущее. Неизвестно, сбудется ли в назначенный срок изложенное в нем очередное мессианское пророчество, но то, что Орион относительно скоро начнет свое медленное движение к Земле, — это объективный астрономический факт. Из-за прецессии положение созвездия относительно наблюдателя с поверхности нашей планеты постоянно изменяется. Ниже всего над Землей Орион находился в 10 450 г. до н. э., а на максимальной высоте он будет около 2550 г. н. э.{497} Окажет ли это явление небесной механики какое-нибудь влияние на жизнь человечества и если окажет, то какое именно — вопросы эти остаются пока без ответов. Но не исключено, что приближение к Земле архетипа бога, известного миру под разными именами, вновь возродит веру в него и окажет влияние на эволюцию всего человечества. И если это случится, будущее будет принадлежать именно тем народам, которые первыми пойдут по пути эволюции.