Загадка Лаудуотера

Глава XV

В тот вечер Оливия пришла на свидание с Греем в большом унынии. Она вполне ясно понимала, что немедленный расчет Уильяма Ропера не остановит ходящие сплетни, и отчаянно боялась их последствий. Надежда, появившаяся у нее, когда она прочла в «Дэйли Уайр» историю о ссоре ее мужа с неизвестной женщиной, угасла. Это было гораздо более важно, и она не могла понять, почему полиция не начала действовать, руководствуясь историей Уильяма Ропера.

Она обнаружила, что Грей ждал ее с обычным для него нетерпением, и тут же рассказала ему об Уильяме Ропере.

— Этого-то я и боялся, — неожиданно подавленно произнес он.

— Конечно, это заставит мистера Флексена раскрыть карты, — продолжила Оливия.

— Не знаю… я не знаю, — с появившейся в голосе надеждой возразил Грей. — Флексен показался мне таким человеком, который действует только тогда, когда это его устраивает, и я думаю, что он все это время знал все то, что мог рассказать Уильям Ропер.

— Да, он знал это. Твитчер рассказала мне, что этот Ропер разговаривал с ним на следующий день после смерти Эгберта, — припомнила Оливия, понемногу заражаясь его оптимизмом.

— Что ж, если он до сих пор ничего не предпринял, то нет причин, по которым он должен немедленно начать действовать теперь, когда эта история стала всеобщим достоянием, — с облегчением заключил Грей.

— Нет… никаких, — медленно сказала Оливия. Затем она всхлипнула и продолжила: — О, но это ожидание так ужасно! Никогда не знать, что и когда произойдет… ощущение, что он все время подстерегает тебя!

— Да, это действительно ужасно, — согласился Грей, притягивая ее к себе и целуя.

Дрожа, Оливия тесно прижалась к нему.

— Все, что нужно делать — выдержать это и, когда придет время — если это случится, — дать достойный отпор. Я думаю, мы сможем, — ободряюще сказал Грей.

— Конечно, сможем, — уверенно произнесла Оливия, немного воспрянув духом и расслабившись.

Грей снова поцеловал ее. Некоторое время они оба молчали, размышляя. Затем он произнес:

— Послушай: давай поженимся.

— Поженимся? — переспросила она.

— Да. Чем больше мы принадлежим друг другу, тем лучше мы будем себя ощущать.

— Но… не вызовет ли наша столь поспешная свадьба всеобщее возмущение?

— Да, вызовет — если люди узнают об этом. Но в мои намерения не входит, чтобы они об этом узнали. У нас будет очень тихая свадьба: я получу специальную лицензию. Наш полковой священник сейчас в городе, и он нас поженит. Я могу найти пару свидетелей, которые не станут болтать. Мы можем пожениться через сутки. Ты согласна?

— Да, — решительно ответила Оливия.

Удивление Грея ее легким согласием затмила охватившая его радость.

На следующее утро в половине десятого мистер Мэнли позвонил мистеру Флексену в его офис в Лоу-Уиком. Услышав его голос, он начал говорить:

— Доброе утро, Флексен. Молодой парень по имени Уильям Ропер явится к вам сегодня утром. Думаю, вы уже знаете все то, что он вам скажет. Вы видите возможность извлечь выгоду из тех опасных, скандальных сплетен, которые распространял этот неприятный малый?

— Нет. Но я скажу ему пару теплых слов, — мрачно ответил мистер Флексен.

Мистер Мэнли поблагодарил его и повесил трубку. Затем он послал Хатчингса в деревню, чтобы объявить всем о том, что любой, кто разрешит Уильяму Роперу поселиться в своем коттедже, сразу же получит извещение о том, что должен покинуть деревню. Впрочем, учитывая общую неприязнь, которую вызывал Уильям Ропер, мистер Мэнли не думал, что ему придется приводить эту угрозу в исполнение.

Уильям Ропер в это время уже прибыл к мистеру Флексену. Тот три четверти часа продержал его в ожидании в своем кабинете, прежде чем встретился с ним. Благодаря этому холодному приему представление Уильяма Ропера о своей большой значимости в округе значительно поуменьшилось.

Мистер Флексен окончательно развеял это его представление. Он отрывисто поздоровался с ним, выслушал его рассказ, все больше мрачнея и беспрестанно называя его глупым болтуном, и выставил его вон. Уильям Ропер вернулся в коттедж своей матери, чтобы обнаружить, что ее единственная цель в жизни — немедленно выгнать его из своего дома. Миссис Ропер посчитала всю эту историю заговором, чтобы появилась весомая причина выдать ей извещение о том, что она должна покинуть этот коттедж. Она хорошо знала, что, по мнению остальных жителей, в деревне было бы гораздо лучше без нее, и на то были очень веские причины.

Уильям Ропер предельно ясно осознал истинность утверждения мистера Флексена: он был глупым болтуном. Его мечта о том, чтобы сместить Уильяма Хатчингса с поста главного егеря и самому занять этот пост, была навсегда разрушена; он пробыл самым важным человеком деревни немногим больше четырнадцати часов, десять из которых он проспал. Он проклинал тот час, когда ему довелось увидеть злосчастный поцелуй, и слишком поздно понял, как глупо со стороны простого егеря вмешиваться в дела тех, кто ведет эту игру и держит ее в своих руках.

На следующее утро Элизабет заметила, что ее хозяйка стала другой, действительно почти прежней. Напряженное и угнетенное выражение, во всяком случае, на время, исчезло с ее лица; к ней вернулась ее прежняя живость. Оливия даже улыбнулась, когда Элизабет резко осудила злокозненного Уильяма Ропера.

После завтрака она велела Элизабет упаковать для нее чемодан, так как после обеда собиралась поехать в Лондон, переночевать там и, возможно, остаться на два-три дня. Кроме того, с мрачной задумчивостью и не раз передумав, Оливия выбрала платья, которые брала с собой, а также детально обсудила с Элизабет изменения, необходимые для того, чтобы придать им соответствующий траурный вид.

Элизабет была действительно рада переменам, произошедшим в ее хозяйке. Она объясняла это влиянием полковника Грея.

После обеда Оливия поехала в Лондон и из Паддингтона отправилась к квартире Грея. Тот ждал ее с крайним нетерпением. Он купил специальную лицензию; священник его полка и раненый друг должны были прийти в семь часов. После того как они поженятся, все четверо собирались вместе пообедать, а затем Грей и Оливия вернутся в квартиру полковника.

Они пили чай, и Грей показал Оливии некоторые занятные вещицы, в большинстве своем из слоновой кости и нефрита, которые были его главным достоянием. Она откровенно призналась, что ей нужно научиться ценить их и восхищаться ими так, как они того заслуживают. Впрочем, она была уверена, что научится этому.

Квартира Грея показалась Оливии обставленной почти со спартанской простотой в сравнении с замком Лаудуотер, Куинтон Холлом и теми домами, которые были для нее привычны. Но она также обнаружила, что квартира была обставлена с особым вниманием к комфорту. В частности, Оливия отметила, что кресла, которые были главным предметом мебели в гостиной, были самыми удобными из всех, в которых ей доводилось отдыхать.

В семь часов прибыли священник и сэр Чарльз Росс, раненый друг Грея. Несколько минут они поговорили, чтобы познакомиться с Оливией, а затем священник обвенчал их. Хендерсон, слуга Грея, высокий, худощавый шотландец с грубыми чертами лица, который за семь лет службы усвоил манеры поведения и речи, поразительно похожие на манеры его хозяина, был вторым свидетелем.

Что было совершенно свойственно Оливии — она не чувствовала ни малейшей потребности в присутствии и поддержке женщины. Тем не менее, при всей необычной простоте действа, церемония не была лишена ни торжественности, ни внушительности. По ее завершении Оливия гораздо больше ощутила себя женой Энтони Грея, чем она когда-либо ощущала себя женой лорда Лаудуотера.

Они пообедали в отдельном кабинете в «Ритце», и Оливия нашла ужин восхитительным. Сначала трое мужчин некоторое время бесцельно разговаривали об общих друзьях и повседневных лондонских делах, а затем разговор зашел об их работе и об их сражениях во Франции. Оливия была очень довольна тем очевидным уважением и восхищением, с которым эти двое мужчин относились к ее мужу. Для нее было новым опытом быть замужем за человеком, к которому кто-то выказывал уважение.

В начале одиннадцатого Оливия и Грей отправились домой, в его квартиру. Они предпочли пойти пешком.

Оливия вернулась в Лаудуотер спустя три дня; Грей вернулся днем позже. После этого они снова проводили большую часть времени в павильоне в Восточном лесу, и, так как Оливия позаботилась о том, чтобы не замещать кем-то Уильяма Ропера, никто не знал об их встречах. Каждую неделю они на два дня отправлялись в Лондон. Они жили, поглощенные друг другом, что оставляло им мало времени на то, чтобы терзаться из-за той опасности, которая нависла над ними. Связанные с ними сплетни ходили недолго. Вскоре, поскольку дело Лаудуотера не получило дальнейшего развития, которое позволило бы проводить активное расследование, они вовсе угасли.

Примерно через две недели после свадьбы Грея и Оливии мистер Мэнли уволился с поста секретаря и отправился в Лондон. Спустя несколько дней он женился на Хелене Траслоу в регистрационной конторе, и они временно устроились в меблированной квартире на Кларенс-Гейт, пока обставляли свою собственную квартиру. Под влиянием семейной жизни, вдохновения от жизни в Лондоне и интеллектуального общества мистер Мэнли писал свою новую пьесу со всеми теми легкостью и живостью, которые он ожидал почувствовать.

Мистер Флексен несколько мрачно стал подумывать, что, возможно, дело смерти лорда Лаудуотера придется оставить среди нерешенных дел, которые в разное время оставляли полицию в тупике. Однако прежде чем он совсем потерял надежду, ему пришло письмо от мистера Каррингтона, в котором значилось:

Через десять минут мистер Флексен был у дома № 3 по Лабурнум Террис. Через четверть часа он узнал, что миссис Маршалл оплатила аренду мистеру Шеперду из дома № 9 по Болтон-стрит, Лоу-Уиком. Через двадцать минут он узнал от миссис Шеперд, что ее муж находится в Месопотамии и что она не получала от него сообщений уже в течение двух месяцев. Через полчаса после того, как мистер Флексен прочел письмо мистера Каррингтона, он направлялся поездом в Лондон. Связаться с капитаном Шепердом в Месопотамии, этой далекой и отсталой стране, было делом Скотленд-Ярда. Ни один начальник полиции не мог этого сделать, не потеряв при этом немало времени.

Мистер Флексен составил телеграмму, проконсультировавшись с одним из комиссаров, который сам взялся отправить ее капитану Шеперду и получить от него ответ. Затем он вернулся в Лоу-Уиком. Три дня спустя из Скотленд-Ярда пришло письмо с сообщением о том, что капитан Шеперд находится в отдаленном районе на севере Месопотамии и что, должно быть, пройдет какое-то время, прежде чем он получит телеграмму и отправит свой ответ. Мистер Флексен запасся терпением человека, уверенного в том, что он получит то, что ему нужно.

Через несколько дней, в субботу, дела привели его в Лаудуотер, и он навестил Оливию. Та показалась ему совсем другим существом: она больше не выглядела напряженной и, если исключить тревогу, поначалу появившуюся в ее глазах, вела себя с ним совершенно свободно. Мистер Флексен ушел, уверившись в том, что Оливия — одна из самых очаровательных женщин, с которыми он когда-либо встречался. Он полагал, что она до сих пор встречается с полковником Греем в павильоне в Восточном лесу и что по истечении приличествующего срока они поженятся, и считал, что полковнику Грею необыкновенно повезло.

Затем он снова подумал о том, что так тревожило их, когда он находился в замке, расследуя дело смерти лорда Лаудуотера. Что им известно об этой тайне? Какую роль они в ней сыграли?

Вскоре после того как мистер Флексен покинул Оливию, она отправилась в Лондон, чтобы провести выходные со своим мужем. Но на этот раз она прибыла туда не в своем обычном радостном расположении духа. Оливия пыталась выбросить это из головы, однако визит мистера Флексена заставил ее снова почувствовать прежний страх. Грей сразу понял, что Оливия не в духе и был несколько взволнован. Он не позволял себе размышлять об опасности, которая все еще грозила им. Теперь же Грею передалась толика беспокойства Оливии. Однако он не хотел поддаваться, и к концу обеда ему удалось — во всяком случае, на время — изгнать это беспокойство из мыслей их обоих.

Позже, когда Грей проснулся глубокой ночью, он услышал, как Оливия тихо-тихо плачет. Он обнял ее и серьезно спросил:

— Что с тобой, дорогая? В чем дело?

— Ах, ну зачем ты убил его? — причитала она. — Он… он того не стоил. Я и так пришла бы к тебе. И мы могли бы быть так счастливы!

Грей сразу сел, выпрямившись, и с крайним удивлением пробормотал:

— У-убил его? Я? Н-но я думал, что это ты у-убила его!

Он еще никогда в жизни не был так ошеломлен.

Оливия в свою очередь села и с тем же крайним изумлением, что и он, произнесла:

— Я? Нет, я этого не делала.

Тут они одновременно подались навстречу друг другу и, дрожа, рассмеялись, чувствуя неописуемое облегчение. Затем Оливия спросила:

— И ты не возражал против этого? Ты женился на мне, хотя на самом деле думал, что я убила Эгберта?

— О, Эгберт! — ответил Грей с презрением, которое явно определяло покойного лорда Лаудуотера как человека, убийство которого было чем-то несущественным. Затем он добавил: — Но довольно об этом! Ведь ты вышла за меня, хотя на самом деле думала, что я убил его!

— Я думала, что ты сделал это ради меня, — произнесла Оливия.

— А я думал, что ты сделала это ради меня — чтобы выпутать меня из беды. Хотя провалиться мне на этом месте, если меня волновало бы то, что ты сделала это исключительно в своих интересах. Не думаю, что ты бы смогла.

— О, Энтони, как сильно, должно быть, мы любим друг друга! — приглушенно проговорила Оливия.

После завтрака на следующее утро Оливия, стоявшая перед окном, куря сигарету и наблюдая за прохожими, повернулась и сказала Грею:

— Но если ни ты, ни я не убивали Эгберта, кто же это сделал?

— Таинственная женщина, я полагаю, — ответил тот, не выказывая особого интереса к этому вопросу.

— Но я никогда не верила в то, что существует некая таинственная женщина; я полагала, что ее выдумали газетчики, — возразила Оливия.

— Я тоже так думал, — согласился Грей. — Но теперь дело мне представляется так, что она все-таки могла существовать.

— Интересно, кто это может быть?

— Официантка, полагаю, — ответил Грей, явно определяя положение покойного лорда Лаудуотера как дамского угодника.

— Тебе определенно не нравится Эгберт, — равнодушно заметила Оливия, всего лишь озвучивая естественный факт, не имеющий большого значения.

— Это правда.

— Странно, как мало я его помню, — задумчиво произнесла Оливия. — Но с другой стороны, я всегда пыталась забыть о нем, если он не находился в одной комнате со мной. И я всегда старалась не видеться с ним.

— Я помню, как он обращался с тобой, — сурово сказал Грей.

Она улыбнулась ему.

— Я от души надеюсь, что полиция никогда не найдет эту несчастную женщину! — добавил он.

Оливия нахмурилась, задумавшись, а затем снова улыбнулась и заявила:

— Не думаю, что от этого будет какой-то прок, даже если они найдут ее. Я сказала мистеру Флексену, что слышала храп Эгберта около полуночи. На самом деле я не слышала его, но я подумала, раз ты ушел около половины двенадцатого, нужно было представить это так, чтобы было безопаснее для тебя. Я в любом случае могла стоять на этом, если мы посчитали бы это правильным.

— А я сказал Флексену, что я не слышал храпа Лаудуотера около половины двенадцатого, хотя я слышал его. Я подумал, что так будет безопаснее для тебя.

— Что ж, такие уж мы… — сказала Оливия и рассмеялась.

Затем ее глаза вдруг заблестели, и она воскликнула:

— Но если ты слышал, как Эгберт храпел в половине двенадцатого, это позволяет исключить таинственную женщину из подозреваемых. Ведь она ушла в четверть двенадцатого.

— Ей-богу, а ведь так и есть!

Три дня спустя, вечером, на обратном пути из Рикмансворта в Лоу-Уиком мистер Флексен встретился с Греем, возвращающимся домой с рыбалки. Он остановил машину и, когда Грей подошел, посчитал, что тот необыкновенно хорошо выглядит, хотя его хромота, казалось, ничуть не прошла. Тот не только хорошо выглядел — он также выглядел счастливым и абсолютно беззаботным.

Они поприветствовали друг друга, и мистер Флексен воскликнул:

— Ей-богу, вы отлично выглядите!

— Да, я снова в порядке, — сказал Грей, затем нахмурился и добавил: — Досадная неприятность заключается в том, что у меня навсегда останется эта проклятая хромота.

— Вы оправляетесь легче, чем множество людей, которых я знаю, — с грустью произнес Флексен.

— Это так. Я не жалуюсь.

Наступила пауза, а затем Грей продолжил:

— Я даже надеялся встретить вас. Когда вы расспрашивали о моих действиях в ночь смерти Лаудуотера, вы спросили, слышал ли я его храп, когда проходил через библиотеку, заходя в замок и выходя из него, и по причинам, которые тогда казались мне весомыми, я сказал, что не слышал храпа. На самом деле, он храпел как свинья, когда я выходил.

Мистер Флексен пристально посмотрел на него, быстро соображая, и тихо произнес:

— Боже мой, это было в половину двенадцатого!

— Около того, — сказал Грей.

— Должен сказать, что на самом деле я вам не поверил, — откровенно поведал мистер Флексен. — В моем деле, знаете ли, приобретаешь умение очень хорошо отличать правду.

Грей весело рассмеялся:

— Полагаю, вы это можете.

— И все же я рад знать это наверняка, — сказал мистер Флексен с улыбкой. — Что ж, мне нужно ехать дальше, позвольте мне повезти вас до Лаудуотера.

Грей поблагодарил его и сел в машину.

Высадив Грея, мистер Флексен поехал дальше, задумчиво хмурясь. Полковник Грей сказал правду, и в этом случае ни Джеймс Хатчингс, ни таинственная женщина не совершали убийства, разве что они намеренно вернулись для этого. Мистер Флексен не верил в то, что Джеймс Хатчингс возвращался в замок, и считал маловероятным, что туда возвращалась таинственная женщина.

Еще более важным был тот факт, что признание полковника Грея убедило его в том, что ни он, ни леди Лаудуотер не совершали убийства. Было очевидно, что Грей солгал, чтобы защитить Оливию. Столь же очевидно — он узнал, что ей не нужна защита. Это признание совсем не упрощало раскрытие дела.

На следующее утро Скотленд-Ярд телеграфировал мистеру Флексену ответ на его запрос капитану Шеперду. В нем значилось:

Он наконец нашел таинственную женщину!

Мистер Флексен тут же направился туда и узнал от сторожа, что миссис Траслоу теперь живет в лондонской квартире на Кларенс-Гейт. Он не мог уйти с работы до вечера, поэтому он постучал в дверь ее квартиры, когда время уже близилось к пяти часам.

Горничная провела его по коридору, открыла дверь справа и доложила о его приходе.

Хелена сидела у стола, на котором был накрыт послеобеденный чай для двоих.

Казалось, она была удивлена, услышав имя мистера Флексена.

— Миссис Траслоу? — спросил он.

— Я была миссис Траслоу, — ответила Хелена, поднимаясь и протягивая ему руку, — но теперь я миссис Мэнли. Вы знаете моего мужа. Он будет так рад снова вас увидеть. Я жду его с минуты на минуту.

На мгновение мистер Флексен подсознательно ощутил небольшое головокружение. Таинственная женщина была женой Герберта Мэнли!

Он не мог сразу увидеть все возможности, открывавшиеся в силу этого факта, но идеи, фантазии и подозрения уже роились в его голове.

Мистер Флексен поразмыслил и довольно невыразительно произнес:

— Я буду счастлив увидеть его снова. Как долго вы женаты?

— Больше двух недель, — ответила Хелена. — Но садитесь. Мой муж будет так рад снова увидеть вас. Он вами очень восхищается.

Мистер Флексен сел и бессознательно уставился на нее. Идеи в его голове сменяли одна другую.

— Мы не будем его дожидаться. Я прикажу подать чай прямо сейчас, — продолжила Хелена, наклоняясь вперед, чтобы позвонить горничной.

— Подождите минутку, пожалуйста, — произнес мистер Флексен своим самым твердым и официальным тоном. — Я пришел, чтобы увидеться с вами по очень важному вопросу.

— Вот как? — быстро спросила Хелена, нахмурившись, и пристально посмотрела на него.

— Да. Вы знаете, что я расследую дело Лаудуотера, и я получил информацию, что вы — та самая таинственная леди, которая посетила лорда Лаудуотера в ночь его смерти и имела с ним бурную ссору.

— Мы начали со ссоры, — спокойно уточнила Хелена.

— Начали со ссоры? — переспросил мистер Флексен.

— Да. Я лучше расскажу вам всю эту историю, тогда вы поймете, — продолжила она деловым тоном. — Немногим более двух лет назад я была помолвлена с лордом Лаудуотером. Он разорвал нашу помолвку и женился на мисс Куинтон. Я не собиралась просто так это оставить и хотела возбудить против него дело за нарушение обещания жениться. Разумеется, он этого не хотел. Скорее всего, это не дало бы ему жениться на мисс Куинтон. Поэтому он согласился отдать мне Герб, мой дом, расположенный сразу за замком, и выплачивать мне пособие, шестьсот фунтов в год.

— Это было два года назад? — спросил мистер Флексен.

— Да. Но по глупости, хотя дом был официально передан мне, я не взяла с него расписки насчет пособия. И за несколько дней до того, как он совершил самоубийство …

— Совершил самоубийство? — перебил ее мистер Флексен.

— Конечно, он совершил самоубийство. Разве доктор Торнхилл не сказал, что рана могла быть нанесена им самим? Кроме того, у бедного Эгберта был самый ужасный характер.

— Но с чего бы ему совершать самоубийство? — спросил мистер Флексен.

— Возможно, он был расстроен из-за леди Лаудуотер и полковника Грея. Впрочем, я совершенно уверена, что это привело его в бешенство, просто в бешенство на тот момент. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы быть уверенной в этом.

— Да… да, — медленно согласился мистер Флексен. — Несомненно, это разумная теория. Но расскажите о своей ссоре с ним.

— За несколько дней до смерти он заговорил о том, чтобы вдвое сократить мое пособие. И, разумеется, я была просто вне себя из-за этого. Я хотела обсудить это с ним — я собиралась это сделать, — но я знала, что он никогда не позволит мне приблизиться к нему, если это будет в его силах. Но я также знала о том, что каждый вечер после ужина он сидит в курительной комнате и обычно засыпает. Вы знаете, в деревне никто ничего не может утаить. Я решила застать его врасплох и сделала это. У нас произошла ссора, потому что я была ужасно рассержена. Это казалось таким подлым поступком. Но он прекратил ссору, сказав мне, что поручил своим банкирам — у нас одни банкиры — внести двенадцать тысяч фунтов на мой счет вместо выплаты пособия по шестьсот фунтов в год.

Голос Хелены едва заметно изменился, когда она произносила последнюю фразу, и это не укрылось от чуткого слуха мистера Флексена. Он посчитал, что вся эта история была отрепетирована, она звучала отрепетированной; но последнюю фразу Хелена произнесла немного быстрее. Остальная часть истории звучала правдоподобно или, во всяком случае, правдоподобнее последней фразы.

— Двенадцать тысяч фунтов, — медленно повторил мистер Флексен. — А лорд Лаудуотер сказал вам, когда он передал это указание банкирам?

— Нет, но, вероятно, в тот самый день. На самом деле, должно быть, письмо находилось на почте, потому что два дня спустя я получила письмо из банка, в котором говорилось, что они записали эту сумму на мой счет — думаю, это было на следующее утро после следствия.

— Понимаю, — мистер Флексен умолк, обдумывая ее рассказ. Затем он спросил: — Вы были удивлены тем, что он это сделал?

— Да, была, — откровенно сказала Хелена. — Это было не похоже на него. Но я подумала над этим и пришла к выводу, что если он решил покончить с собой, то хотел честно уладить это дело.

Это была правдоподобная теория, но мистер Флексен не верил в то, что лорд Лаудуотер покончил с собой.

— Полагаю, ваш муж знает обо всем этом? — наугад спросил он Хелену.

— Может быть, да, а может и нет. Он ничего мне об этом не говорил, — ответила она.

— Тогда мы можем считать, что он не писал письма с распоряжением банкирам, — заключил мистер Флексен.

— О, он мог бы сделать это и все равно ничего бы об этом не сказал. Он ведь исключительно деликатен и мог подумать, что это мое дело, а не его. Я еще не рассказала ему об этих двенадцати тысячах фунтов. Я не беспокою его по деловым вопросам. На самом деле, я собираюсь вести и его дела, и свои собственные.

— И он не знал об этом пособии? — поинтересовался мистер Флексен.

— О нет, он знал. Я все ему об этом рассказала, — быстро ответила Хелена.

Мистер Флексен умолк, размышляя. Казалось, он узнал от Хелены все, что она могла рассказать.

Тут раздался звук открывающейся двери квартиры и шаги в холле. Затем дверь в комнату открылась, и вошел мистер Мэнли. Мистер Флексен тщательно осмотрел его: тот выглядел бодрым, преуспевающим и довольно ухоженным. У него был еще более важный и уверенный вид.

Он тепло поприветствовал мистера Флексена и расплылся в улыбке. Затем он потребовал чаю; однако мистер Флексен поднялся, заявив, что должен идти, и ушел, несмотря на протесты мистера Мэнли. Ему пришло в голову, что он еще мог бы застать мистера Каррингтона в его офисе.