Загадка Лаудуотера

Глава VI

У Оливии почти не было аппетита за завтраком. В действительности, было сомнительно, осознавала ли она, что ест. Элизабет Твитчер стояла подле нее, заботливо уговаривая съесть еще. Она любила свою хозяйку и чувствовала себя очень неловко, беспокоясь, что серьезно навредила ей своей легкомысленной болтовней накануне вечером. Но она была удивлена ​​крайне тревожным и озабоченным выражением, застывшим на лице Оливии. Ее состояние становилось все более и более обеспокоенным. Убийство ее мужа, без сомнения, было шоком, но учитывая какой это был муж… Элизабет Твитчер ожидала, что хозяйка немного поплачет о его смерти, а затем успокоится, когда поймет, какое это чудесное избавление. Но Оливия не плакала и не выказала никаких признаков успокоения.

В конце короткого завтрака она закурила сигарету и начала мерить свою гостиную порывистым и нервным шагом, совсем непохожим на ее обычную грациозную, легкую, покачивающуюся походку. Ей пришлось снова закурить, и, когда она сделала это, Элизабет Твитчер, убиравшая посуду после завтрака, увидела, что у Оливии дрожат руки. Тут явно было больше, чем она могла предположить; Элизабет думала об этом, и ей все больше и больше становилось не по себе.

Когда она спустилась вниз с подносом, то узнала, что доктор Торнхилл осматривает рану, которая стала причиной смерти лорда Лаудуотера, а мистер Флексен и инспектор Перкинс допрашивают Уилкинса. Поговорив с другими слугами, Элизабет вдруг обнаружила, что у нее самой есть причина для тревоги, и в панике поспешила обратно в будуар своей хозяйки. Она застала Оливию по-прежнему нервно расхаживающей взад-вперед по комнате.

— Инспектор и джентльмен, который выполняет обязанности начальника полиции, допрашивают слуг, миледи, — сказала Элизабет.

Оливия вдруг остановилась и довольно испуганно посмотрела на нее.

Затем она резко сказала:

— Пойди и узнай, что слуги сказали им — все слуги, до единого слова.

Явно бóльшая тревога ее хозяйки немного уменьшила собственную панику Элизабет Твитчер из-за Джеймса Хатчингса, и она снова спустилась в комнату для слуг.

Мистер Флексен и инспектор Перкинс не узнали ничего важного от Уилкинса, но благодаря ему мистеру Флексену стало ясно, что характер убитого действительно был отвратительным. Холлоуэй, с другой стороны, оказался им куда более полезен. От него они узнали, что накануне Хатчингс был уволен без предупреждения и что он изрыгал яростные угрозы в адрес работодателя, прежде чем уйти. Также они узнали, что Хатчингс, который ушел около четырех часов дня, возвращался в замок ночью. Служанка Джейн Питтэвей слышала, как он разговаривал с Элизабет Твитчер в голубой гостиной между одиннадцатью часами и половиной двенадцатого.

Мистер Флексен долго допрашивал Холлоуэя и узнал, что Джеймс Хатчингс — человек с невероятно дурным характером и что в комнате для слуг велись споры о том, чьи приступы гнева были хуже — его или их умершего хозяина. Затем он отпустил Холлоуэя и послал за Джейн Питтэвей. Маленькая, наблюдательная молодая женщина с резкими чертами лица рассказала довольно определенную историю. Около одиннадцати часов вечера, прежде чем она прошла в большой зал, чтобы унести две вазы с цветами, опорожнить и вымыть их на следующее утро, Джейн прошла мимо двери голубой гостиной и услышала голоса. Она прислушалась и узнала голоса Хатчингса и Элизабет Твитчер. Нет, она не слышала, о чем они говорили — дверь слишком заглушала звуки. Но, кажется, Хатчингс спорил с Элизабет. Да, она была удивлена, узнав, что он находится в доме после того как ушел подобным образом. Кроме того, все думали, что он бросил Элизабет Твитчер и стал встречаться с Мейбл Эванс, которая на праздники приехала из Лондона домой к матери, живущей в деревне. Нет, она не знает, как долго он оставался в замке. Она думала о собственных делах, но, если кто-нибудь спросит ее, она должна сказать, что Хатчингс — наиболее вероятный кандидат на совершение убийства, чем кто-либо, кого она знает; его характер даже хуже, чем у его светлости, и он изводил всех окружающих еще больше, чем его светлость. На самом деле, она никогда не могла понять, как Элизабет Твитчер могла его выносить, хотя, конечно, все знали, что она никогда не оставалась у него в долгу.

Когда мистер Флексен поблагодарил Джейн и сказал, что она может идти, она выразила желание остаться и полностью довести до них свое мнение по этому делу. Но инспектор Перкинс прогнал ее из комнаты.

Затем вошел Уилкинс, чтобы сказать, что доктор Торнхилл завершил осмотр тела и хотел бы их видеть.

Тот вошел с несколько неудовлетворенным видом, тяжело опустился в кресло, которое инспектор подвинул к нему, и сказал недовольным тоном:

— Лезвие пронзило левый желудочек примерно в центре на добрых полтора дюйма. Смерть была практически мгновенной, разумеется.

— Полагаю, что так оно и было. Коллапс был полным — думаю, что удар тут же остановил биение сердца, — сказал мистер Флексен.

— Совершенно верно, — подтвердил доктор. — Но дело в том, что я не уверен в том, что рана не была нанесена им самим. Зная лорда Лаудуотера, в нравственном отношении я мог бы поклясться в этом. Нет ровно никаких шансов на то, что он сам лишил себя жизни. Но физически его правая рука могла бы нанести этот удар ножом в сердце.

— Я и сам так подумал, хотя я, конечно, не эксперт, — заметил мистер Флексен. — И я согласен с вами в вашем суждении о том, что в нравственном отношении рана не могла быть нанесена им самим. Эти раздражительные грубияны могут убить других людей, но себя — никогда.

— Что ж, у меня нет вашего опыта в расследовании преступлений, но я должен сказать, что вы правы, — признал доктор.

— И все же: вы не можете с уверенностью сказать, что рана не была нанесена им самим, и этот факт будет большим подспорьем для убийцы, пока у нас не будет полностью готово дело против него, — сказал мистер Флексен.

— Что ж, конечно, я надеюсь, что вы это сделаете. У лорда Лаудуотера был плохой характер — да что уж там, дьявольский характер. Но это не оправдывает его убийство, — заявил доктор Торнхилл.

— В любом случае не оправдывает, — согласился мистер Флексен. — А что насчет дознания? Полагаю, нам лучше провести его как можно скорее.

— Да. Завтра утром, если у вас есть возможность, — поднимаясь предложил доктор.

— Отлично. Сейчас же сообщите коронеру, Перкинс. Не отправляйтесь сами, вы понадобитесь мне здесь, — сказал мистер Флексен.

Он попрощался с доктором и пожелал ему хорошего дня. Когда инспектор Перкинс выходил из комнаты, чтобы отправить сообщение коронеру, мистер Флексен поручил ему направить к нему Элизабет Твитчер.

Она долго не приходила, так как по приказу Оливии была занята выяснением того, что знали — или считали, что знали — об убийстве другие слуги.

Когда она вошла в столовую, проницательный взгляд мистера Флексена изучил ее более внимательно, чем других слуг. Показания Джейн Питтэвей делали ее важной свидетельницей. Элизабет Твитчер была необыкновенно красивой девушкой, темноглазой и темноволосой, а ее лоб, подбородок и посадка глаз на ее лице свидетельствовали о сильном характере. Мистер Флексен сразу понял, что несмотря на то, что она сильно напугана, он узнает от Элизабет Твитчер только то, что та сочтет нужным ему сказать и ничего больше.

Он не стал ходить вокруг да около и начал:

— Прошлой ночью, около одиннадцати часов, вы разговаривали с Джеймсом Хатчингсом в голубой гостиной. Это вы впустили его в дом?

С лица Элизабет Твитчер сошел последний румянец, пока он произносил это, а страх в ее глазах еще больше усилился. На мгновение она заколебалась, а затем ответила:

— Да. Я впустила его через черный ход.

Мистер Флексен отметил ее заминку; он был уверен, что она сказала неправду.

— Как вы узнали, что он был у черного хода?

Элизабет снова замялась и только потом сказала:

— Он свистнул под моим окном как раз тогда, когда я собиралась идти спать.

Мистер Флексен снова не поверил ей.

— Вы и выпустили его из замка? — поинтересовался он.

— Нет, я не выпускала его. Он ушел сам, — быстро ответила она.

— Через черный ход?

— Как еще он мог уйти? — отрезала Элизабет.

— Вы ведь не знаете, что он вышел через черный ход, так? — настаивал мистер Флексен.

Элизабет вновь заколебалась, прежде чем угрюмо ответить:

— Нет, не знаю. Я оставила его в голубой гостиной.

— Очень раздраженным, я полагаю? — подчеркнул мистер Флексен.

— Я не знаю, в каком настроении он был.

Мистер Флексен умолк, задумчиво смотря на нее, а затем сказал:

— Мне сказали, что вы были с ним обручены и что он разорвал помолвку.

— Это я разорвала помолвку! — сердито выпалила Элизабет и стала держаться очень прямо и сурово.

Наступил черед мистера Флексен замяться. Подумав, он решил высказать догадку:

— Понимаю. Он хотел, чтобы вы снова обручились с ним, а вы не захотели.

Элизабет посмотрела на него с удивлением и уважением и ответила:

— Это было не совсем так, сэр. Я не говорила, что больше не стану его невестой. Я сказала, что посмотрю на его поведение.

— Тогда он был в дурном настроении, — заключил мистер Флексен.

— Он был в лучшем настроении, чем мог бы ожидать в его-то положении, — произнесла Элизабет с некоторой горячностью.

— Это правда, — сказал мистер Флексен, улыбаясь ей. — Но после того неприятного случая с лордом Лаудуотером он не мог пребывать в отличном настроении.

— Хатчингс слишком привык к приступам ярости его светлости, чтобы обращать на них особое внимание. Да и у него самого частенько случались такие же приступы, — выпалила она.

— Понимаю, — ответил мистер Флексен. — В котором часу он оставил вас?

— Я не могу сказать точно. Но еще не было половины двенадцатого, — заверила Элизабет.

Мистер Флексен понял, что это правда. На этот момент от нее больше ничего нельзя было узнать. Возможно, Элизабет могла бы пролить больше света на действия Джеймса Хатчингса, но она была настороже и не стала бы этого делать. Зато он узнал, что Джеймс Хатчингс не входил в замок через черный ход. Быть может, он вошел и вышел через окно библиотеки?

Он задал Элизабет еще несколько несущественных вопросов и отпустил ее.

Инспектор Перкинс вернулся к нему, отправив конюха к коронеру с сообщением об убийстве и о необходимости первого дознания. Они обсудили дело Джеймса Хатчингса и решили следить за ним и арестовать по подозрению в убийстве, если он попытается покинуть эту местность. Инспектор вызвал по телефону двух своих детективов из Лоу-Уиком.

Мистер Флексен допросил остальных слуг, но не узнал от них ничего нового. К тому времени, как он закончил, прибыли детективы из Лоу-Уиком, и он отправил их наводить справки в деревне, хотя и не считал, что там можно будет что-то разузнать, разве что Хатчингс снова болтал об этом.

Мистер Флексен поднялся и собирался отправиться в курительную комнату, чтобы снова осмотреть нее на случай, если что-то там ускользнуло от его внимания, когда в комнату вошла миссис Карратерс, экономка. Ни один из слуг не упомянул о ней при нем, и ему не пришло в голову, что в замке, конечно же, должна быть экономка.

— Доброе утро, мистер Флексен. Я миссис Карратерс, экономка, — сказала она. — Вы не посылали за мной, но я подумала, что мне следует увидеться с вами — я знаю кое-что, что может оказаться важным, и я посчитала, что вы тоже должны это знать.

— Разумеется. В подобном деле невозможно знать слишком много, — быстро ответил мистер Флексен.

— Что ж, прошлой ночью… около одиннадцати часов с его светлостью в курительной комнате была женщина или, мне скорее следует сказать — леди.

— Вот как? — переспросил мистер Флексен. — Вы не присядете? Вы говорите, леди?

— Да, это была леди, хотя, казалось, она была очень рассержена и взволнована и говорила очень громко. Я не узнала ее голоса, поэтому не могу сказать вам, кто это был. Видите ли, я не из здешних мест. Я живу здесь только шесть недель.

— И сколько продлился их разговор? — поинтересовался мистер Флексен.

— Не могу сказать вам. Это было не мое дело. Я проходилась по дому перед сном, чтобы проверить, что слуги ничего не забыли. Я всегда это делаю. Вы знаете, как они небрежны. Я прошла по залу, а затем отправилась спать. Но, конечно, я размышляла об этом, — сказала миссис Карратерс.

Мистер Флексен посмотрел на ее тонкие, почти нежные черты лица и не стал интересоваться, как она подавила свое естественное любопытство.

— Вы можете сказать мне, было ли тогда открыто последнее французское окно в библиотеке?

— Не могу, — с сожалением сказала она. — Я не могла как следует открыть дверь библиотеки. Если бы дверь между библиотекой и курительной комнатой была открыта, я бы, несомненно, услышала что-то, что не предназначалось для моих ушей. Эта дверь, как правило, открыта летом. Но я думаю, очень вероятно, что леди вошла через это окно. Оно всегда открыто в летнее время. На самом деле, его светлость всегда выходил через него в сад из курительной комнаты.

— И который был час, когда вы это слышали? — продолжил мистер Флексен.

— Начало двенадцатого. Я проверила гостиную и две столовые и в четверть двенадцатого вернулась в свою комнату.

— В первый раз я узнал от кого-то точное время, — удовлетворенно сказал мистер Флексен. — Это все, что вы слышали?

Миссис Карратерс заколебалась, и на ее лице появилось беспокойное выражение. Затем она сказала:

— Вы допрашивали Элизабет Твитчер. Рассказала ли она вам что-нибудь о последней ссоре его светлости с ее светлостью?

— Нет, не рассказала. Мистер Мэнли говорил, что она рассказала ему об этой ссоре. Но я не допрашивал ее на этот счет — я оставил это на потом.

Миссис Карратерс снова заколебалась, но сказала:

— Так трудно понять, что должно делать в подобном случае.

— Что ж, очевидный долг каждого — не делать тайны из того, что может пролить свет на преступление. Было ли в этой ссоре что-то необычное? Разве лорд Лаудуотер не ссорился с леди Лаудуотер постоянно? Мне сказали, что он всегда оскорблял ее и издевался над ней.

— Эта ссора была достаточно необычной, — неохотно сказала миссис Карратерс. — Лорд обвинил леди Лаудуотер в том, что она поцеловала полковника Грея в Восточном лесу, и заявил, что разведется с ней.

— Полковника Грея, вот как?

— Так сказала мне Элизабет Твитчер вчера вечером после ужина. Кажется, его светлость ворвался к ним, когда она причесывала ее светлость к обеду, и выпалил эти слова перед ней. Я не сомневаюсь в том, что она сказала правду. Твитчер — правдивая девушка.

— Относительно правдивая, — с некоторой иронией заметил мистер Флексен.

— Конечно, возможно, она преувеличила. За слугами это водится, — признала миссис Карратерс.

— И как леди Лаудуотер это восприняла? — поинтересовался мистер Флексен.

— Твитчер сказала, что она все отрицала и вовсе не казалась расстроенной из-за этого. Конечно, она привыкла к тому, что лорд Лаудуотер устраивает сцены. У него был самый ужасный характер.

Мистер Флексен хмыкнул и, задумчиво хмурясь, кончиками пальцев выстучал мотив по столу.

— Полковник Грей — полагаю, это полковник Энтони Грей — тот офицер, награжденный крестом Виктории, который остановился неподалеку?

— Да, — сказала миссис Карратерс. — Он остановился в «Телеге и лошадях» в Беллингхэме.

— Он был в хороших отношениях с лордом Лаудуотером?

— Они были вполне дружны — до того случая две недели назад. Полковник имел обыкновение играть в бильярд с его светлостью и оставаться на ужин два или три раза в неделю. Затем они поссорились — из-за того, как его светлость обращался с ее светлостью. Холлоуэй, лакей, слышал их ссору: полковник сказал его светлости, что он грубиян и подлец, и с тех пор не бывал здесь.

— Но он встретился с леди Лаудуотер в лесу?

— Так заявил его светлость, — уклончиво ответила миссис Карратерс.

— Вы знаете, каким образом лорд Лаудуотер узнал об их встрече?

— Твитчер сказала, что он, должно быть, узнал об этом от одного из помощников егерей, молодого человека по имени Уильям Ропер. Ропер попросил разрешения увидеться с его светлостью и держал причину своего визита в строжайшей тайне, так что она вполне может быть права. Никто из слуг никогда не являлся к его светлости, если только мог этого избежать. Был нужен какой-то очень важный повод, чтобы Уильям Ропер решил прийти к нему по своей воле.

— Понимаю, — задумчиво сказал мистер Флексен. — Что ж, я рад, что вы об этом рассказали. Как вы думаете, эта девушка, Твитчер, говорила об этом кому-то, кроме вас?

— Этого я не могу сказать вам наверняка, — ответила миссис Карратерс. — Но у нее отдельная спальня. Кроме того, если бы она рассказала об этом кому-то еще, то они бы сказали вам об этом.

— Да, это так. Думаю, было бы хорошо, если бы вы намекнули ей держать это в тайне. Это может не иметь никакого отношения к преступлению — на самом деле, маловероятно, что это имеет к нему отношение. Но из-за подобных вещей люди станут болтать, а это причинит и леди Лаудуотер, и полковнику Грею много вреда.

— Я сейчас же намекну ей, — сказала миссис Карратерс, поднимаясь. — Но, к сожалению, если Твитчер и не станет болтать, то этот молодой Ропер станет. Лорд Лаудуотер действительно доставил ее светлости достаточно неприятностей и несчастий, когда был жив, чтобы доставлять новые еще и теперь, когда он мертв.

— Возможно, я смогу заставить Уильяма Ропера держать язык за зубами, — сухо ответил мистер Флексен. — Разумеется, его сплетни в любом случае не принесут никакой пользы. И я понял, что леди Лаудуотер уже достаточно вытерпела от своего мужа.

— Я уверена, что так и есть, и надеюсь, что вы сможете заставить этого молодого человека замолчать, — произнесла миссис Карратерс, направляясь к двери. Открыв ее, она остановилась и добавила: — Вы останетесь здесь на обед, мистер Флексен?

— На обед и, вероятно, на всю вторую половину дня. — Он замялся, а затем продолжил: — Было бы удобно, если бы я смог и ночевать здесь. Не думаю, что мне понадобится осматриваться за пределами замка для расследования этого дела, хотя нельзя быть уверенным. Во всяком случае, я хотел бы использовать все возможности в замке, прежде чем я его покину. А если я буду находиться здесь, то, вероятно, справлюсь с этим гораздо быстрее.

— О, это можно легко устроить. Я сейчас же договорюсь об этом с ее светлостью, — быстро ответила миссис Карратерс.

— Не могли бы вы спросить ее, в состоянии ли она увидеться со мной сейчас?

— Конечно, мистер Флексен. Если она готова, то я сразу дам вам знать, — сказала миссис Карратерс и вышла из комнаты.

Мистер Флексен размышлял о новых фактах, которые она ему предоставила, когда через пару минут вернулся инспектор Перкинс. Мистер Флексен приказал ему найти Уильяма Ропера и незамедлительно привести его к нему. Инспектор быстро удалился. Перкинс не привык участвовать в расследовании преступления, которое вел сам начальник полиции, однако мистер Флексен произвел на него впечатление человека, досконально изучившего эту работу. Кроме того, он был назначен исполняющим обязанности начальника полиции округа на время отсутствия майора Арбетнота на основании своего многолетнего опыта работы в индийской полиции. К тому же инспектор понял, что это действительно был исключительный случай, стоящий личных усилий любого начальника полиции. Он не мог припомнить случая убийства пэра; ему всегда казалось, что этот класс защищен от напастей более серьезных, чем обычное нападение. Инспектор был рад тому, что мистер Флексен сам проводил допрос, так как не хотел, чтобы этим занимался Скотленд-Ярд. Дело было не только в том, что это бросило бы тень на способность окружной полиции расследовать дело. Перкинс также был уверен, что он сам добьется гораздо большего, если они с мистером Флексеном преуспеют в поисках убийцы, чем он добился бы в том случае, если бы делом занимался инспектор сыскной полиции из Скотленд-Ярда. Будь расследование дела заслугой такого инспектора или же нет, тот, конечно, знал бы, как приписать себе все заслуги, и, вероятно, настаивал бы на этом.

Еще не прошло минуты с ухода Перкинса, как в столовую вошла Элизабет Твитчер, объявила, что ее светлость будет рада увидеться с мистером Флексеном, и провела его наверх в гостиную Оливии.

Та была бледнее, чем обычно, но достаточно спокойна. Ее нервозность исчезла, так как она очень ясно поняла, что, на самом деле, было бы опасно проявлять беспокойство, которое ее мучило. Было вполне естественно, что ей следует казаться расстроенной и шокированной, но никоим образом не испуганной.

Мистеру Флексену сказали, что леди Лаудуотер хороша собой, но он был не готов увидеть перед собой такое очаровательное существо, как Оливия. Он сразу решил предпринять все возможное, чтобы уберечь ее от тех неприятностей, которые, несомненно, навлекли бы на нее сплетни о ней и полковнике Грее. Он был убежден, что ни один из них не замешан в преступлении. При взгляде на Оливию ничто не казалось более невероятным, чем то, что она может быть каким-то образом с этим связана. Однако мистер Флексен оставался непредвзятым. Что касается причин, то у нее были причины — и причины существенные — избавиться от мужа, и Оливия показалась ему созданием с достаточно деликатными чувствами, чтобы ощущать жестокость обращения мужа сильнее, чем большинство женщин. В то же время ему было трудно представить, что она сама взяла в руки тот нож, принесший ее мужу смерть. Хотя нож чаще всего используют в качестве оружия именно женщины.

Оливии, в свою очередь, понравилось лицо мистера Флексена; однако у нее создалось неприятное ощущение, что в решении любой загадки, которую его ум вознамерится разрешить, он пойдет дальше, чем большинство людей.

Они поприветствовали друг друга; мистер Флексен сел в кресло лицом к окну — хотя он и предпочел бы, чтобы освещено было лицо Оливии — и выразил свое огорчение тем несчастьем, которое выпало на ее долю.

Затем он сказал:

— Леди Лаудуотер, я пришел увидеться с вами в надежде, что вы сможете пролить свет на это прискорбное событие.

— Я не думаю, что смогу это сделать, — осторожно сказала Оливия. — Но, разумеется, если я могу сделать что-то, чтобы помочь вам разобраться с этим, я охотно попытаюсь.

Она посмотрела на него с твердостью и откровенностью во взгляде, что усилило в нем ощущение, что она никоим образом не причастна к преступлению.

— Конечно, я сделаю это так, чтобы это доставило вам как можно меньше беспокойства, — заверил мистер Флексен. — Вы не знаете — было ли что-то, что тревожило вашего мужа — какая-то серьезная неприятность любого рода, которая, вполне возможно, заставила бы его покончить жизнь самоубийством?

— Самоубийство? Эгберт? — воскликнула Оливия с таким удивлением, что, насколько мог судить мистер Флексен, гипотеза о самоубийстве казалась абсолютно несостоятельной. — Нет, я не знаю ни о чем, что могло бы заставить его совершить самоубийство.

— Конечно, у него не было проблем с деньгами, но, возможно, были какие-то домашние неурядицы, которые могли бы настолько расстроить его нервы? — поинтересовался мистер Флексен.

Он хотел бы иметь возможность обсудить гипотезу о самоубийстве, коль скоро таковая была выдвинута.

Оливия ответила не сразу. Она тщательно обдумывала сказанное. Возможность того, что ее муж покончил жизнь самоубийством или что кто-то мог предположить такое, не приходила ей в голову. Однако она поняла, что это предположение стоит поддержать; и в то же время не должно казаться, что она стремится подтвердить эту гипотезу.

— Но мне сказали, что его убили, — произнесла она.

— Мы не можем исключать любую возможность в подобном деле, должна быть рассмотрена и возможность самоубийства, — быстро заметил мистер Флексен. — Так вы не знаете ни о каких домашних неприятностях, которые могли бы заставить лорда Лаудуотера покончить с собой?

— Нет, не знаю, — твердо ответила Оливия. — Конечно, иногда он вел себя почти как сумасшедший.

— Сумасшедший? — переспросил мистер Флексен.

— Да, почти. Я сказала ему об этом вчера вечером — прямо перед ужином. Он повел себя почти как сумасшедший: сказал, что я поцеловала нашего друга в Восточном лесу — по крайней мере, он был нашим другом, пока не поссорился с моим мужем несколько недель назад. Мой муж был в ярости из-за этого и заявил, что собирается начать бракоразводный процесс. Но я не обратила на это особого внимания — он постоянно впадал в ужасную ярость. Вчера это сначала случилось за завтраком — из-за моего кота, потом за обедом — из-за вина. Ему показалось, что оно отдает пробкой.

Оливия осознавала, что, так как Элизабет Твитчер была свидетельницей яростных слов ее мужа о Грее, было бы попросту глупо не быть откровенной на этот счет.

— Но последний случай был куда серьезнее, чем случай с котом или вином, — возразил мистер Флексен. — Вы не думаете, что ваш муж размышлял об этом остаток вечера и таким образом довел себя до опасного расположения духа?

Оливия заколебалась. Она была совершенно уверена, что ее муж не делал ничего подобного — если бы он довел себя до такого расположения, то он, несомненно, предпринял бы попытку прийти к ней и высказать ей несколько грубых фраз по этому поводу. Однако она произнесла:

— Этого я не могу сказать. Теперь мне жаль, что я не спустилась к ужину. Но я была слишком раздражена и поужинала в своем будуаре. С меня вполне хватило неприятностей на один день. Возможно, кто-то из слуг может сказать вам об этом. Возможно, они заметили что-то необычное в нем — возможно, то, что он был задумчив.

— Уилкинс сказал, что лорд Лаудуотер казался расстроенным за ужином и что он хмурился большую часть трапезы, — заметил мистер Флексен.

— Это не было чем-то необычным, — немного жалобно откликнулась Оливия. — Кроме того…

Она вдруг замолчала, едва не сказав, что уверена в том, что мрачность исчезла с лица ее мужа к тому времени, как подали сладкое; он никогда не пил чай после обеда, чтобы сохранить лучший аппетит до ужина и поэтому обыкновенно приступал к трапезе в скверном расположении духа. Но такое объяснение вовсе не говорило бы в пользу гипотезы о самоубийстве. Вместо этого Оливия сказала:

— Разумеется, он казался ужасно расстроенным.

— Но вы не думаете, что он был достаточно расстроен для того, чтобы причинить себе вред? — осведомился мистер Флексен.

У Оливии создалось стойкое впечатление, что ее муж ни при каких обстоятельствах не причинил бы себе вреда — ему было свойственно причинять вред другим. Тем не менее она снова ответила:

— Не могу сказать. Возможно, он распалялся в течение всего вечера. Я не видела его после того, как он покинул мой будуар. Именно там он устроил этот скандал — я в это время одевалась к обеду.

Мистер Флексен умолк, а затем сказал:

— Мистер Мэнли говорит, что лорд Лаудуотер имел обыкновение спать по вечерам после ужина. Вы думаете, что вчера вечером он был слишком расстроен, чтобы уснуть?

— О, вовсе нет! Я знаю, что он заснул в курительной комнате и после куда более громкого скандала, чем этот! — воскликнула Оливия.

— Скандала с вами? — быстро уточнил мистер Флексен.

— Нет, с Хатчингсом — дворецким, — пояснила Оливия.

— Но это не было чем-то серьезным — не настолько, чтобы размышлять об этом, — предположил мистер Флексен.

— Полагаю, нет, — согласилась с ним Оливия.

Мистер Флексен снова умолк, а потом несколько неохотно сказал:

— Есть еще один вопрос, который я должен задать. У вас есть основания полагать, что в жизни лорда Лаудуотера была какая-то другая женщина — что-то вроде любовной связи? Мне неприятно задавать такой вопрос, но это действительно важно.

— О, я не ожидаю ничего приятного в том, что касается лорда Лаудуотера, — ответила Оливия с внезапным, почти раздражительным нетерпением, так как этот допрос оказывал на нее гораздо более серьезное давление, чем предполагал мистер Флексен. — Вы имеете в виду сейчас или до того как мы поженились?

— Сейчас.

— Не имею ни малейшего представления, — заверила Оливия.

— Вы думаете, это вероятно? — спросил мистер Флексен.

— Нет, не думаю — не особенно. Я не представляю, как он мог бы заполучить другую женщину. Он постоянно был где-то поблизости — постоянно. Правда, он много ездил верхом.

— Ездил верхом, вот как? — быстро поинтересовался мистер Флексен.

— Каждый день после обеда и часто по утрам.

Это было важно. Мистер Флексен подумал, что ему, возможно, не придется отправляться слишком далеко, чтобы найти ту женщину, которая ссорилась с лордом Лаудуотером прошлым вечером в начале двенадцатого. Вероятно, она жила на расстоянии недолгой конной прогулки от замка.

— Я очень обязан вам за то, что вы так охотно помогаете мне при таких тяжелых обстоятельствах, — с благодарностью сказал мистер Флексен, поднимаясь. — Если вам придет в голову еще что-то, что может пролить какой-либо свет на это дело, дайте мне знать об этом незамедлительно, насколько это возможно.

— Так и сделаю, — сказала Оливия. — Кстати, миссис Карратерс сказала, что вы хотели бы остаться здесь, пока ведете следствие — прошу вас, оставайтесь. И, пожалуйста, пользуйтесь автомобилями и любой помощью слуг, если понадобится. Наследник мужа еще в Месопотамии; я думаю, что мне придется распоряжаться в замке, пока он не вернется.

— Спасибо. Остаться здесь будет очень удобно и полезно для меня, — снова поблагодарил мистер Флексен и покинул ее.

Он в задумчивости спустился по лестнице. Ему казалось весьма маловероятным, что Оливия была как-то причастна к этому преступлению или знала об этом больше, чем рассказала. Тем не менее, оставался этот случай с полковником Греем и угроза ее убитого мужа развестись с ней. Это необходимо было учитывать.

Мистер Флексен был бы удивлен и заинтригован, и его убежденность в том, что Оливия никоим образом не связана с убийством, была бы несколько подорвана, если бы он услышал тот вздох явного облегчения, который вырвался у Оливии, когда за ним закрылась дверь, и увидел бы, как она свернулась в кресле и стала тихо плакать от напряжения, вызванного его расспросами.