— Убит? Лорд Лаудуотер? — Мистер Мэнли снова мучительно зевнул и потер глаза. Затем он окончательно проснулся и сказал: — Сейчас же отправь конюха за констеблем Блэком. Да, и скажи Уилкинсу, чтобы сообщил новость главному инспектору в Лоу-Уиком. Поспеши! Я оденусь и спущусь через несколько минут! Поторопись!
Холлоуэй повернулся, чтобы идти.
— Стой! — сказал мистер Мэнли. — Прикажи Уилкинсу следить за тем, чтобы никто не тревожил леди Лаудуотер. Я сам сообщу ей эту новость, когда она оденется.
— Да, сэр, — сказал Холлоуэй и помчался по коридору.
Мистер Мэнли привел себя в порядок гораздо быстрее, чем обычно, но все-таки тщательно. Он предвидел, что ему предстоит трудный день, и хотел начать его освеженным и опрятным. Ему предстояло общаться с новыми людьми — он видел себя играющим важную роль в самом важном деле; и, естественно, он как обычно заставит оценить себя по заслугам. Неопрятный вид же не поспособствует этому. Ему показалось подобающим надеть свой самый темный твидовый костюм и черный галстук.
Когда он спустился — быстро для себя, — то обнаружил в зале, у двери в курительную комнату, группу служанок, три из которых лицемерно всхлипывали, а Уилкинс и Холлоуэй стояли в самой курительной, абсолютно беспомощно глядя на тело лорда Лаудуотера, обмякшее в кресле, в котором он имел обыкновение спать по вечерам после ужина.
— Его зарезали, сэр. Вот он, у него в сердце тот нож, что лежал в письменном приборе на столе в библиотеке, — сказал Уилкинс мрачным тоном.
Мистер Мэнли взглянул на мертвого человека. Тот выглядел так, будто был заколот во сне. Его тело обмякло в кресле, а голова утонула в плечах, так что казалось, что у него почти отсутствовала шея. Его когда-то такое багровое лицо теперь было желтовато-бледным, ровного мертвенного оттенка.
Мистер Мэнли лишь мельком взглянул на мертвеца. Затем он увидел, что дверь между курительной комнатой и библиотекой была приоткрыта. Он не мог увидеть окна библиотеки, не пересекая курительной. Но этого он не станет делать — он был приверженцем правил во всех вопросах и знал, что место преступления должно быть оставлено нетронутым.
Он повернулся и сказал:
— Мы оставим все на своих местах до прибытия полиции. Сейчас же позвоните доктору Торнхиллу и попросите его приехать. Если его нет, Уилкинс, проси передать, что его вызывали.
Уилкинс и Холлоуэй вышли из комнаты прежде него; мистер Мэнли последовал за ними, запер дверь и положил ключ в свой карман. Затем он открыл дверь, ведущую из зала в библиотеку. Высокое окно, ближнее к двери в курительную, было открыто.
Группа слуг смотрела на него как один; никогда еще он не двигался и не действовал столь весомо и значимо. Значимость ему придавала его представительность.
— Кто-нибудь из вас открывал окна в библиотеке сегодня утром? — спросил мистер Мэнли.
Ему никто не ответил. Затем миссис Карратерс, экономка, сказала:
— Кларк убирает в библиотеке каждое утро. Ты убирала там сегодня утром, Кларк?
— Нет, мэм. Я еще не закончила с зеленой гостиной, когда мистер Холлоуэй принес печальные новости, — ответила одна из горничных.
Мистер Мэнли запер дверь библиотеки и также положил ключ себе в карман. Затем он сказал властным тоном:
— Я думаю, миссис Карратерс, что чем раньше мы все позавтракаем, тем лучше. По крайней мере, у меня впереди тяжелый день, и мне понадобятся все мои силы. Они всем нам понадобятся.
— Конечно, мистер Мэнли. Вы совершенно правы. Всем нам понадобятся силы. Вы сейчас же позавтракаете. Я пришлю завтрак в маленькую столовую — вы ведь, должно быть, захотите остаться здесь. Пойдемте, девочки. Уилкинс, и ты, Холлоуэй, управляйтесь со своей работой как можно скорее, — сказала миссис Карратерс, ведя перед собой свой выводок в комнату для слуг.
— Благодарю. И проследите за тем, чтобы никто не будил леди Лаудуотер до обычного времени и не говорил ей о том, что случилось. Я сам скажу ей об этом и попытаюсь преподнести эту новость так, чтобы как можно меньше шокировать ее, — сказал мистер Мэнли.
— Твитчер еще не спускалась вниз. Она ничего не знает о том, что случилось, — сказала одна из служанок.
— Когда она спустится, сразу отправьте ее ко мне, на террасу, — сказал мистер Мэнли, направляясь к двери, ведущей из зала.
Он подумал, что после увиденного мертвого лица свежий утренний воздух пойдет ему на пользу.
Скрывшись за дверью, ведущей в заднюю часть замка, служанки внезапно начали возбужденно болтать. Казалось, у всех них как у одной разом распустились языки. Мистер Мэнли вышел из замка через дверь, пересек подъездную дорогу и прошелся взад-вперед по лужайке. Он глубоко вдыхал через нос; вид желтоватого лица мертвеца был действительно неприятен для человека с его чувствительностью.
Примерно через пять минут Элизабет Твитчер вышла из главного входа и прошла через лужайку по направлению к нему. Она выглядела испуганной и пораженной.
— Миссис Карратерс сказала, что вы хотели поговорить со мной, сэр, — быстро сказала Элизабет.
— Да. Я собираюсь лично сообщить леди Лаудуотер об этой шокирующей новости. Мне кажется, что она довольно ранима, и поэтому я думаю, что это нужно сделать как можно тактичнее — чтобы уменьшить шок, — сказал мистер Мэнли внушительным тоном.
Элизабет Твитчер пристально смотрела на него с растущим подозрением в глазах. Затем она сказала:
— Это не… это не ловушка?
— Ловушка? Какая еще ловушка? Что, бога ради, ты имеешь в виду? — сказал мистер Мэнли с естественным при таком странном предположении недоумением.
— Возможно, вы пытаетесь усыпить ее бдительность, — сказала Элизабет Твитчер с глубоким подозрением.
— Ее бдительность насчет чего? — спросил мистер Мэнли, по-прежнему недоумевая.
Подозрительность в глазах Элизабет Твитчер несколько уменьшилась, и он услышал ее едва слышный вздох облегчения.
— Я подумала, что… что кто-то из слуг мог сказать вам о том, что его светлость собирался сделать с ней и что она… она заколола его ножом, чтобы предотвратить это, — выговорила она.
— О чем, бога ради, ты говоришь? Что его светлость собирался с ней сделать? — вскричал мистер Мэнли с еще большим недоумением.
— Он собирался развестись с ее светлостью. Он сказал ей об этом прошлым вечером, когда я причесывала ее к ужину, — ответила Элизабет Твитчер.
Тут она запнулась и, нахмурившись, посмотрела на него. Затем она продолжила:
— И я, как дура, пошла и рассказала об этом… кое-кому еще.
Мистер Мэнли минуту безмолвно смотрел на нее, затем обрел дар речи и воскликнул:
— Но, господи помилуй! Ты же не подозреваешь ее светлость в убийстве лорда Лаудуотера?
— Нет, но будет множество людей, которые станут ее подозревать, — убежденно сказала Элизабет Твитчер.
— Это нелепо! — снова вскричал мистер Мэнли.
Элизабет Твитчер покачала головой.
— Вы должны учесть, что у нее было достаточно причин — для леди, я имею в виду. Он всегда оскорблял и изводил ее, а леди вовсе не может вынести подобного. И развод стал последней каплей, — добавила она равнодушным тоном.
— Ты не должна так говорить! Нельзя предсказать, какая беда может случиться от твоих слов! — с непреклонной строгостью воскликнул мистер Мэнли.
— Я не собираюсь этого говорить… только вам, сэр. Вы джентльмен, и это безопасно. Чего я боюсь, так это того, что я уже слишком много сказала… то есть, вчера вечером, — уныло пояснила Элизабет.
— Что ж, не болтай больше, чтобы не сделать еще хуже. И дай мне знать, когда твоя госпожа будет одета — я загляну и сообщу ей эту шокирующую новость.
— Хорошо, сэр, — сказала Элизабет и с мрачным лицом и в подавленном настроении вернулась в замок.
Едва она ушла, вошел Холлоуэй, чтобы доложить мистеру Мэнли, что его завтрак подан в маленькой столовой. Мистер Мэнли приступил к нему с решимостью человека, готовящегося к утомительному дню. Хмурое выражение, появившееся на его лице от предположения Элизабет Твитчер, постепенно исчезло с него — его умиротворил прекрасный вкус отбивной, которую подали ему на завтрак. Холлоуэй прислуживал ему, и мистер Мэнли спросил его, не слышал ли кто-то из слуг что-нибудь подозрительное этой ночью. Холлоуэй заверил его, что никто из них ничего не слышал.
Мистер Мэнли только успел положить себе еще яичницы с беконом, когда Уилкинс привел Роберта Блэка, местного констебля. Мистер Мэнли довольно часто видел его в деревне — это был дородный, серьезный человек, который воспринимал свое положение и работу с соответствующей официальной серьезностью. Мистер Мэнли сказал ему, что запер дверь в курительную комнату и библиотеку, чтобы место преступления могло остаться нетронутым для осмотра полицейскими из Лоу-Уиком. Роберт Блэк не показался довольным этой мерой предосторожности. Он предпочел бы продемонстрировать свою значимость и лично провести кое-какое предварительное расследование. Мистер Мэнли не предложил ему ключи. Он хотел, чтобы начальство констебля отдало должное предпринятым им предосторожностям.
Он сказал:
— Полагаю, вы хотели бы для начала допросить слуг. Уилкинс, проводи констебля в комнату для слуг, дай ему стакан пива и позволь приступить к делу.
Мистер Мэнли говорил повелительным тоном, присущим человеку, отвечающему за столь важное дело, и Роберт Блэк вышел. Мистер Мэнли считал, что этот серьезный человек не может принести своими вопросами никакого вреда, да, если на то пошло, и никакой пользы.
Он закончил свой завтрак и закурил трубку. Вошла Элизабет Твитчер и доложила ему, что леди Лаудуотер одета. Он послал ее сказать леди Лаудуотер, что хотел бы с ней увидеться, и последовал за ней вверх по лестнице. Служанка вошла в гостиную леди Лаудуотер, затем вышла и провела его в комнату.
Его сильное чувство надлежащего порядка вещей заставило его войти в комнату медленно, с выражением серьезности и торжественности. Оливия встретила его легкой, несколько натянутой улыбкой.
Ему показалось, что она была бледнее, чем обычно, и что ей недоставало ее обычного шарма. Она выглядела довольно нервной. Оливия думала, что он пришел от ее мужа с неприятным и, вероятно, самым оскорбительным сообщением.
Мистер Мэнли прочистил горло и сказал глубоким, серьезным тоном, который он считал подобающим:
— Я пришел по очень неприятному делу, леди Лаудуотер, очень неприятному делу.
— В самом деле? — переспросила она и посмотрела на него беспокойными, встревоженными глазами.
— Мне жаль говорить вам, но с лордом Лаудуотером произошел несчастный случай, очень тяжелый несчастный случай, — произнес мистер Мэнли.
— Несчастный случай? С Эгбертом? — воскликнула Оливия с удивлением, которое звучало достаточно правдоподобно.
Это дало мистеру Мэнли понять, что она ожидала несколько другого неприятного разговора — несомненно, о разводе, которым угрожал ей лорд Лаудуотер. Но он придумал ряд фраз, которые постепенно привели бы к главному сообщению, и продолжил:
— Да. Весьма маловероятно, что он оправится после этого.
Оливия странно, нерешительно посмотрела на него, а затем спросила:
— Вы имеете в виду, что он на всю жизнь останется калекой?
— Я имею в виду, что он не выживет, чтобы остаться калекой, — сказал мистер Мэнли, довольный тем, что может произнести следующую заготовленную фразу.
— Разве все так плохо? — поинтересовалась Оливия таким тоном, что у мистера Мэнли снова создалось впечатление, что она думает о чем-то еще и не осознала серьезности его слов.
— Мне жаль говорить вам, что все еще хуже. Лорд Лаудуотер мертв, — заявил он с глубочайшим сочувствием в голосе.
— Мертв? — шокировано переспросила Оливия, но шок этот показался мистеру Мэнли довольно наигранным.
— Убит, — уточнил он.
— Убит? — воскликнула Оливия, и мистеру Мэнли показалось, что в ее голосе было больше облегчения, чем удивления.
— Я послал за доктором Торнхиллом и за полицией в Лоу-Уиком, — сказал он. — Они уже должны были здесь. Также я собираюсь телеграфировать адвокатам лорда Лаудуотера. Думаю, вы хотели бы принять их помощь, как только будет возможно. Кажется, сейчас больше ничего нельзя сделать.
— Так вы не знаете, кто это сделал? — спросила Оливия.
Ее тон не отражал весьма живого интереса к этому делу или какой-то сильной тревоги, и мистер Мэнли почувствовал некоторое разочарование. Он ожидал от нее куда больше эмоций, чем она продемонстрировала, хоть смерть ее раздражительного мужа, должно быть, и была для нее значительным облегчением. Он ожидал, что сначала она будет шокирована и охвачена ужасом, прежде чем осознает, что избавилась от тяжелого бремени. Но ему казалось, что она действительно меньше взволнована убийством своего мужа, чем была бы, если бы лорд Лаудуотер осуществил не раз упоминавшуюся им угрозу застрелить, повесить или утопить кота Мелхиседека.
— Кажется, пока никто не может хоть как-то пролить свет на это преступление, — сказал мистер Мэнли.
Оливия задумчиво нахмурилась, но, казалось, ей было нечего больше сказать по этому вопросу.
— Что ж, тогда я телеграфирую Пейли и Каррингтону и попрошу мистера Каррингтона приехать, — сказал мистер Мэнли.
— Благодарю, — ответила Оливия.
Мистер Мэнли поколебался, но затем спросил:
— Я полагаю, что мне лучше приказать кому-нибудь сделать приготовления к похоронам?
— Пожалуйста, делайте все, что посчитаете необходимым, — ответила Оливия. — На самом деле, вам лучше уладить все до того, как приедет мистер Каррингтон. Мужчина гораздо лучше женщины справится с такими важными делами, как это.
— Вы можете рассчитывать на меня, — ободряюще заявил мистер Мэнли, очень довольный этим признанием его способностей. — И позвольте мне заверить вас в моей искреннейшей симпатии.
— Благодарю вас, — сказала Оливия, а затем с бóльшим оживлением и интересом добавила: — Я полагаю, что мне также нужно черное платье.
— Мне следует написать вашей портнихе? — спросил мистер Мэнли.
— Нет, спасибо. Я сама смогу сказать ей, что мне нужно.
Мистер Мэнли удалился в приятном расположении духа. По правде сказать, как человек, изучающий драматические эмоции, он был разочарован тем спокойствием, с которой Оливия восприняла известие об убийстве; но она доверила ему сделать все, что он посчитает нужным. Он уже видел, как будет контролировать ситуацию и управлять замком, пока кто-то с большим правом на то не заменит его. Он уже прошел половину пути по коридору, прежде чем понял, что Оливия не задала ни единого вопроса об обстоятельствах преступления. Ее равнодушие не могло зайти дальше. Но… Тут он остановился, пораженный мыслью: а было ли это равнодушие? Может… может, она уже знала об этом?
Когда он спустился по лестнице, Уилкинс открыл дверь в большой зал, и в комнату быстро вошел человек среднего роста, одетый в твидовый костюм и несущий мягкую шляпу и тяжелую трость из ротанга. Он выглядел лет на тридцать. За ним шел высокий, стройный инспектор полиции в униформе.
Мистер Мэнли вышел вперед, и человек в твидовом костюме произнес:
— Меня зовут Флексен, Джордж Флексен. Я исполняю обязанности начальника полиции. Майор Арбетнот уехал на месяц. Мне случилось быть в полицейском участке в Лоу-Уиком, когда от вас пришли новости, и я подумал, что лучше всего будет приехать самому. Это инспектор Перкинс.
Мистер Мэнли представился как секретарь убитого и с выражением спокойной значимости рассказал мистеру Флексену, что леди Лаудуотер назначила его ответственным в замке до приезда ее адвоката. Затем он вытащил из своего кармана ключи от курительной комнаты и библиотеки и сказал:
— Я запер комнату, в которой находится тело, и библиотеку, через которую также можно пройти туда, и оставил все, как было, когда было найдено тело. Я не думаю, что какие-либо следы, оставленные преступником могли быть уничтожены — если, конечно, он их оставил.
Он говорил со спокойной гордостью человека, который правильно поступил в чрезвычайной ситуации.
— Это хорошо, — сказал мистер Флексен тоном полного одобрения. — Нам нечасто случается получить нетронутое место преступления. Мы обследуем эти комнаты сейчас же.
Мистер Мэнли подошел к двери курительной комнаты и собирался открыть ее, когда торопливо вошел доктор Торнхилл, крупный, грубоватый человек лет пятидесяти пяти. Мистер Мэнли представил его мистеру Флексену, а затем отпер и открыл дверь.
Доктор собирался войти в курительную первым, когда мистер Флексен быстро шагнул перед ним и сказал:
— Прошу всех вас не входить в комнату. Сначала я сам проведу осмотр.
Он говорил тихо, но тоном человека, привыкшего командовать.
— Но, насколько мы знаем, его светлость все еще может быть жив, — сказал доктор Торнхилл несколько угрожающим тоном и сделал шаг вперед. — Так как я его доктор, моя обязанность — сейчас же убедиться, так ли это.
— Я скажу вам, жив ли Лорд Лаудуотер или нет. Не позволяйте никому переступать этот порог, Перкинс, — сказал мистер Флексен со спокойной решимостью.
Перкинс положил руку на плечо доктора, и тот воскликнул:
— Хорошенький подход к делу! Арбетнот бы прежде всего обратил внимание на его светлость!
— Я так и сделаю, — спокойно ответил мистер Флексен.
Он подошел к мертвецу, вгляделся в его бледное лицо, поднял руку, позволил ей упасть и заключил:
— Мертв уже несколько часов.
Затем Флексен внимательно изучил положение ножа. Это заняло у него более минуты. После этого он осторожно извлек нож из раны за кольцо на конце рукоятки. Это был один из тех шведских ножей, лезвия которых убираются в рукоятку, когда ими не используются.
— Я думаю, что это тот нож, который лежал открытым в большом письменном приборе в библиотеке. Мы использовали его в качестве ножа для разрезания бумаги и бечевок, — сказал мистер Мэнли, наблюдавший за ним с самым пристальным вниманием.
— На рукоятке могут быть какие-то следы, — сказал мистер Флексен, все еще держа нож за кольцо, и воткнул острие в кипу промокательной бумаги, на которой мистер Мэнли имел обыкновение писать письма под диктовку убитого.
— А как я смогу сказать, была ли рана нанесена им самим или нет? — оскорблено воскликнул доктор.
— Если вы позовете кого-то из слуг, то сможете перенести тело в любую удобную комнату и провести свой осмотр. Это явный удар в сердце, и мне кажется, что человек, использовавший этот нож, имел некоторые анатомические познания. Большинство людей, которые наносят удар в сердце, попадают в центр левого легкого, — заключил мистер Флексен.
С этими словами он взялся за спинку кресла, в котором съежилось тело, и осторожно подвинул его ближе к двери. Мистер Мэнли велел Холлоуэю привести Уилкинса и двух конюхов, а затем снова направил все свое внимание на работу мистера Флексена и стал жадно следить за действиями детектива, как за интересным для драматурга процессом. Тот опустился на одно колено на том месте, где стояло кресло, и изучил ковер вокруг него. Затем он поднялся, медленно направился к двери в библиотеку, но остановился на пороге, чтобы приказать Перкинсу осмотреть кресло и одежду убитого, и только потом вошел в библиотеку.
Он все еще был там, когда лакей и конюхи подняли тело лорда Лаудуотера с кресла и отнесли его в его спальню. Мистер Мэнли остался на пороге курительной комнаты. Его интерес к действиям мистера Флексена не дал ему оставить его, чтобы чинно надзирать за перемещением тела.
Вскоре мистер Флексен вернулся, и, пока он ходил по комнате, осматривая остальную ее часть, особенно ковер, мистер Мэнли изучал его самого, тип детектива. В нем было примерно пять футов восемь дюймов[9], его плечи были непропорционально широкими для его роста, но при этом он был строен. У него был необыкновенно красивый лоб, квадратный, сильный подбородок, нос с горбинкой и тонкие, сжатые губы, которые придавали ему довольно хищный вид, правда, смягченный его приятными голубыми глазами. Солнечные морщинки у уголков рта и его землистое лицо создали впечатление, что он провел несколько лет в тропиках и страдал из-за этого.
Когда мистер Флексен осмотрел комнату (хотя инспектор Перкинс уже сделал это), он проверил подушки в кресле, в котором был зарезан лорд Лаудуотер, ничего не нашел и остановился рядом с креслом в тихой задумчивости.
Затем он посмотрел на мистера Мэнли и сказал:
— Убийцей, должно быть, был кто-то, с кем лорд Лаудуотер был так хорошо знаком, что не обращал никакого внимания на его или ее передвижения, так как он подошел к нему спереди или обошел кресло прямо перед ним и заколол его вполне прямым ударом. На самом деле, лорд Лаудуотер должен был видеть нож — если, конечно, он не спал.
— Он наверняка спал, — быстро заметил мистер Мэнли. — Он всегда дремал по вечерам — обычно после того как выкуривал сигару и до тех пор, пока не отправлялся в постель. Я думаю, что он приобрел эту привычку из-за того, что возвращался с охоты усталым и сонным. Кроме того, я спускался, чтобы выпить между одиннадцатью и двенадцатью часами, и я почти уверен, что слышал, как он храпел. Он храпел очень громко.
— Спал каждый вечер, вот как? Это представляет дело в ином свете, — сказал мистер Флексен. — Убийца необязательно должен быть кем-то, с кем он был знаком.
— Нет, не должен. Но вы вполне уверены, что рана не была нанесена им самим — что это не было самоубийство? — поинтересовался мистер Мэнли.
— Нет, я не уверен, и я не думаю, что этот доктор — как там его зовут? Торнхилл — сможет быть уверен в этом. Но зачем лорду Лаудуотеру совершать самоубийство?
— Видите ли, он узнал — или считал, что узнал — что-то о леди Лаудуотер и угрожал начать бракоразводный процесс с ней. По крайней мере, так ее горничная сказала мне сегодня утром. И так как у него полностью отсутствовало самообладание, в припадке ревности он мог покончить с собой, — задумчиво сказал мистер Мэнли.
— Он настолько любил леди Лаудуотер? — спросил мистер Флексен с некоторым сомнением.
Он слышал истории об обращении лорда Лаудуотера со своей женой.
— Я должен сказать, что он не проявлял к ней большой любви. На самом деле, он всегда издевался над ней. Но ему не нужно было сильно любить кого-то, чтобы сойти с ума от ревности из-за нее. Он был человеком сильных страстей и абсолютно неуравновешенным. Полагаю, что его совершенно испортили, когда он был ребенком, мальчиком и молодым человеком, и он вообще никогда не утруждал себя самоконтролем.
— В таком случае я бы посчитал, что он с большей вероятностью сам убил бы, — хмыкнул мистер Флексен.
— Это так, — с готовностью согласился мистер Мэнли. — Однако не исключены и другие варианты.
— Да, нужно учитывать все возможности, — сказал мистер Флексен. — Я слышал, что он был раздражительным человеком.
— Он был самым отталкивающим животным, с которым я когда-либо сталкивался в своей жизни, — сказал мистер Мэнли с искренней убежденностью.
— Значит, у него были враги? — спросил мистер Флексен.
— И полагаю, их было много. Но наверняка я не знаю. Вот чего я не могу представить — так это то, чтобы у него был друг, — с некоторой горечью отметил мистер Мэнли.
— Тогда, конечно, в этом деле есть разные возможности, — согласился мистер Флексен довольным тоном. — Но я думаю, что расследование этого дела будет вполне простым. Обычно так и есть.
Он сказал это скорее печально, как будто бы он с куда больше предпочел, чтобы расследование было трудным.
— Будем надеяться, что это будет так. Большой переполох в газетах нежелателен для леди Лаудуотер. Она очаровательное существо, — сказал мистер Мэнли.
— Я слышал об этом. Вы знаете того человека, из-за которого Лаудуотер поднял шум?
— Не имею ни малейшего понятия. Возможно, служанка, Элизабет Твитчер, сможет рассказать вам об этом, — ответил мистер Мэнли.
Мистер Флексен прошелся по комнате, вытащил нож из кипы промокательной бумаги за кольцо на рукоятке и изучил его.
— Я полагаю, что это нож, который был в библиотеке? Такие встречаются довольно часто, — сказал он.
Мистер Мэнли подошел к нему, серьезно рассмотрел нож и объяснил:
— Это верно. Я попытался заточить его день или два назад, чтобы очинить карандаш. Я обычно оставляю свой перочинный нож в своем жилете, который не ношу. Но я не смог толком заточить его. Это негодная сталь.
— Все эти ножи таковы, но он оказался достаточно хорош для того, чтобы нанести удар, — возразил мистер Флексен.