На следующее утро после завтрака Роджер и Алек совершали в розарии моцион перед началом предварительного слушания дела. Накануне ночью, или вернее в ранние часы утра следующего дня, Роджер решительно заявил, что не хочет больше ничего обсуждать и что самое время быть в постели, чтобы наутро на свежую голову все обдумать в свете нового открытия. Роджер несколько раз упрямо повторил свой отказ, так что Алеку волей-неволей пришлось смириться.
Теперь, держа разгоревшиеся трубки в руках, они готовы были к дальнейшим обсуждениям.
Роджер пребывал в торжествующем настроении.
— Загадка? — самодовольно повторил он в ответ на вопрос Алека. — Нет больше никакой загадки. Я ее решил!
— О, я знаю, что загадка Стэнуорта решена, — неторопливо возразил Алек (по правде говоря, Роджер в таком настроении немало его раздражал). — Если твое объяснение верно, что в данный момент я не оспариваю.
— Премного благодарен!
— Но загадка его смерти? Ее ты не мог разгадать.
— Напротив, Александр! — с довольной улыбкой возразил Роджер. — Именно это я и сделал!
— Тогда скажи, кто же его убил?
— Если хочешь одним словом, — нехотя произнес Роджер: — Джефферсон.
— Джефферсон? — воскликнул Алек. — Какая нелепость!
Роджер с любопытством посмотрел на него.
— Интересно! Почему ты так говоришь?
— Потому что… — Алек заколебался. — О! Я не знаю. Наверное, потому, что мне кажется нелепостью причастность Джефферсона к убийству.
— Ты думаешь, что он не мог этого сделать?
— Безусловно! — подчеркнуто резко ответил Алек.
— Знаешь, я начинаю думать, что ты лучше разбираешься в человеческих характерах, чем это делаю я. Признание для меня унизительное, но что поделаешь. Скажи, ты всегда так думал о Джефферсоне или только теперь?
— По-моему, — ответил Алек, немного подумав, — с того момента, как случилось это происшествие. Мне всегда казалось невероятным, что Джефферсон мог быть замешан в убийстве. И эти две женщины тоже. Нет, Роджер, если ты пытаешься возложить вину на Джефферсона, я уверен, что ты делаешь огромную ошибку.
Однако самоуверенность Роджера была непоколебима.
— Будь это ординарный случай — другое дело! — возразил он. — Но следует помнить, что случай исключительный. Стэнуорт был шантажистом, и это все меняет. Убивают обыкновенного человека, но шантажиста — казнят! Если, конечно, это не происходит мгновенно, в порыве безумия. Ты бы и сам мог так поступить, не так ли? Тем более ради женщины, которую любишь. Уверяю тебя, Алек, все ясно как день!
— Ты хочешь сказать, что Джефферсон влюблен?
— Совершенно верно.
— В кого?
— В миссис Плант.
— Господи! Откуда ты это знаешь?
— Я не знаю. Но так должно быть. Это единственное объяснение, — с довольным видом заявил Роджер. — Я пришел к этому методом дедукции.
— Черта с два!
— И я понял это еще до того, как мы раскрыли тайную жизнь Стэнуорта. Это объясняет абсолютно все.
— Ты так думаешь? Я признаю, что это делает некоторые детали более понятными, но дьявол меня побери, если я понимаю, каким образом это убеждает тебя в том, что Стэнуорта убил Джефферсон?
— Я объясню, — любезно ответил Роджер. — Джефферсон был тайно влюблен в миссис Плант, которую по той или иной причине шантажировал Стэнуорт. Это Джефферсону не было известно. В полночь Стэнуорт встречается с миссис Плант в библиотеке и требует денег. Она плачет и умоляет его сжалиться (отсюда влажный носовой платок) и склоняется лицом на диванный валик (отсюда пудра в определенном месте). Стэнуорт непреклонен. Он требует денег. Она говорит, что денег у нее нет. «Хорошо, — заявляет Стэнуорт, — тогда давайте драгоценности». Она идет наверх, берет свои драгоценности и приносит ему. Стэнуорт открывает сейф, прячет шкатулку и при этом говорит, что держит в сейфе компрометирующий ее документ. Потом он запирает драгоценности и говорит, что она может идти. Неожиданно входит Джефферсон, сразу схватывает суть происходящего и напролом бросается на Стэнуорта. Стэнуорт стреляет в него и промахивается, разбивая при этом вазу. Джефферсон хватает его за запястье, с силой поворачивает руку ко лбу и нажимает курок, таким образом убив Стэнуорта его же револьвером, зажатым в руке. Миссис Плант поражена ужасом, но, видя, что все кончено, овладевает собой, и они обставляют сцену «самоубийства». И это, — заключил Роджер, мысленно одобрительно похлопав себя по плечу, — и есть разгадка загадочного происшествия в Лейтон-Корте!
— Неужели? Это, несомненно, очень забавная маленькая история, которая делает честь твоему воображению. Однако что касается разгадки… Гм! В этом я не уверен.
— По-моему, это объясняет все почти полностью, — возразил Роджер, — но тебе, Алек, всегда трудно угодить. Подумай! Разбитая ваза и вторая пуля; как было совершено убийство; тот факт, что убийца снова вернулся в дом; тревога вокруг сейфа; поведение миссис Плант утром; ее нежелание давать показания (из боязни раскрыть все как было); испуг, когда я поставил ее перед фактом, что мне известно о ее присутствии в библиотеке; исчезновение следов под окном; следы пудры и влажный платок; безразличие леди Стэнуорт к смерти ее деверя (я полагаю, ей он тоже угрожал); боксер-профессионал в качестве дворецкого (явно в целях самозащиты); тот факт, что я слышал шум и шаги поздно ночью… Да все! Все раскрыто и объяснено!
— Гм! — по-прежнему уклончиво произнес Алек.
— Ну хорошо! Ты можешь указать хоть на один изъян в моих рассуждениях? — раздраженно спросил Роджер.
— Если на то пошло, — медленно ответил Алек, — объясни, почему так случилось, что и миссис Плант, и Джефферсон вдруг перестали возражать против того, чтобы был открыт сейф, хотя перед этим оба выказывали желание помешать этому?
— Легко! Пока мы были наверху, Джефферсон открыл сейф и вынул документы. В конце концов это могло занять не больше минуты. Есть возражения?
— Разве инспектор оставил ключи? По-моему, он положил их в свой карман.
— Нет, он оставил ключи на столе, и Джефферсон положил их в свой карман. Я помню, так как обратил тогда на это внимание и удивился, почему он так сделал. Теперь, разумеется, все ясно.
— А что ты скажешь о той небольшой кучке пепла в камине библиотеки? Ты еще говорил, что после этого Джефферсон явно почувствовал необыкновенное облегчение.
— Я тогда ошибался, — поспешно сказал Роджер. — А что касается пепла, то это могло быть все что угодно. Я не придаю этому никакого значения.
— Но ты придавал значение! — упрямо настаивал Алек.
— Да, отличнейший, но тугомыслящий Александр! — терпеливо начал объяснять Роджер. — Сначала я подумал, что это важно. Теперь вижу, что ошибался, и это не было важно. Ну как, до тебя начинает доходить?
— Ладно. Тогда ответь мне, — вдруг спросил Алек, — какого лешего Джефферсон не вынул документы из сейфа сразу после смерти Стэнуорта, а вместо этого ждал следующего утра и весь изнервничался?
— Я об этом думал. Наверное, потому, что они оба были так взволнованны и возбуждены, стараясь уничтожить следы, что совершенно о них забыли.
Алек слегка фыркнул.
— Маловероятно, не правда ли? Как ты постоянно любишь говорить: «Неестественно!»
— Тем не менее невероятное иногда случается. Например, в данном случае.
— Значит, ты абсолютно убежден, что Стэнуорта убил Джефферсон и все произошло именно так, как ты говоришь?
— Да, Александр, а ты?
— Нет, — бескомпромиссно заявил Алек. — Нет, я так не думаю.
— Но, черт побери, я же все тебе доказал! Ты не можешь так бесцеремонно отбросить в сторону все мои доказательства. Ведь все разумно. Нельзя же просто отмахнуться!
— Если ты говоришь, что Джефферсон убил Стэнуорта, — упрямо продолжал Алек, — тогда я абсолютно убежден, что ты ошибаешься. Вот и все.
— Но почему?
— Потому, что я не верю, будто он это сделал. — со спокойствием житейской мудрости сказал Алек. — Не такой он человек. Наверное, у меня просто интуиция, — честно добавил он.
— К дьяволу интуицию! — в справедливом раздражении воскликнул Роджер. — Ты не можешь противопоставить свою чертову интуицию доказательствам, которые я тебе только что представил!
— Но я это делаю, — просто сказал Алек. — Причем всякий раз осмотрительно учитываю детали.
— Тогда я умываю руки! — резко ответил Роджер.
Какое-то время они молча шагали бок о бок. Алек, казалось, глубоко задумался, а Роджер явно был раздражен и обижен. Его одолевала досада. Так искусно и в то же время убедительно разрешить такую загадочную проблему только для того, чтобы наткнуться на глухую стену неверия, основанного на шатком фундаменте интуиции!
— Ну ладно, а что ты собираешься с этим делать? — спросил Алек после некоторого раздумья. — Уж конечно не пойдешь сообщать в полицию, не потрудившись все окончательно проверить?
— Конечно нет. Собственно говоря, я еще не решил, буду ли вообще сообщать в полицию.
— О!
— Это во многом зависит от того, что мне скажут эти двое — Джефферсон и миссис Плант.
— Значит, ты намерен их порасспросить?
— Разумеется.
— Ты собираешься встретиться с обоими сразу? — снова, немного помолчав, спросил Алек.
— Нет, я вначале поговорю с миссис Плант. Есть еще одна-две детали, которые я хотел бы выяснить, прежде чем встречусь с Джефферсоном.
Алек опять задумался.
— Знаешь, на твоем месте, Роджер, я бы не стал этого делать, — наконец серьезно сказал он.
— Не стал бы что?
— Говорить с ними об этом. Ты ведь не уверен в том, прав ты или нет. В конце концов, это лишь догадка. От начала до конца, какой бы блестящей она ни была.
— Догадка! — с негодованием повторил Роджер. — Это не догадка! Это…
— Да, я знаю, что ты хочешь сказать, — перебил его Алек. — Это дедукция! Ну что же, может быть, ты прав, а может, и нет. Для меня это слишком глубоко. Но сказать тебе, что я об этом думаю? Я думаю, ты поступил бы разумно, оставив все как есть. Ты полагаешь, что разгадал тайну. Возможно. Почему бы тебе этим не удовольствоваться?
— Почему такая перемена во мнении, Александр?
— Никакой перемены нет. Ты знаешь, я никогда этого не хотел. С самого начала. Но теперь, когда Стэнуорт оказался такой дрянью и подлецом, зачем…
— Я тебя понимаю, — тихо сказал Роджер. — Ты имеешь в виду, что Джефферсон, убив Стэнуорта, был вправе это сделать и мы должны дать ему уйти от ответственности, не так ли?
— Ну, я бы не стал заходить так далеко, — немного смущенно сказал Алек, — но…
— А я не уверен, стал бы я так далеко заходить или нет, — перебил его Роджер. — Поэтому и сказал, что не решил, заявлю в полицию или нет. Зависит от того, случилось ли все так, как я себе представил. Я должен это выяснить.
— Должен ли? — медленно произнес Алек. — Что бы ты ни говорил, истины ты не знаешь. Но если и узнаешь все точно, мне кажется, ты взвалишь на себя такую ответственность, о которой впоследствии можешь пожалеть.
— Если на то пошло, Алек, — возразил Роджер, — то не принимать мер, чтобы выяснить истину теперь, когда мы к ней так близко, было бы умышленным уклонением от ответственности. Ты так не думаешь?
Алек ничего не ответил.
— К черту все это! — вдруг с неожиданной силой сказал он. — Оставь его в покое. Есть вещи, о которых лучше не знать и оставить всех в неизвестности. Не стремись узнать то, о чем потом очень пожалеешь.
— О! — Роджер улыбнулся. — Я знаю, что принято говорить: «Кто я такой, чтобы взять на себя ответственность судить тебя? Нет, это не мое дело. Я передам тебя полиции, а это значит, что тебя неизбежно повесят. Жаль, конечно, потому что, по моему личному мнению, это преступление не злонамеренное убийство, а убийство с целью самозащиты, но я знаю, что присяжные под председательством судьи, настроенного на глупейшую сторону закона, никогда не примут эту точку зрения. Поэтому я так сожалею, что, выдав тебя полиции, приходится самому надеть тебе удавку на шею. Но мне ли судить тебя?» Подобным образом всегда говорится в книгах, не так ли? Однако Алек, можешь не беспокоиться. Я не мягкотелый простофиля и нисколько не боюсь взять на себя ответственность судить по заслугам. Собственно говоря, я считаю себя более компетентным, чем двенадцать тупоголовых мужланов под председательством сонного бесчестного джентльмена в старомодном парике. Нет, я сам собираюсь разобраться во всем этом до конца. А когда это произойдет, я посоветуюсь с тобой, что нам делать.
— Ради всего святого, Роджер! Хорошо бы ты оставил все это в покое, — печально сказал Алек.