Заговор Красного Волка

свое собственное невозможное поражение.

— Ребенок, — сказал он смертельно тихим голосом. — Отродье низкого

361

-

362-

происхождения. Что за безумие движет тобой, мальчик?

Затем заговорила Диадрелу, только для ушей Пазела:

— Не двигайся. И не бойся его. Если его рука с ножом шевельнется, я

перережу ему горло.

Ни один человек не пошевелился на Великом Корабле. Но одно существо это

сделало: Рамачни. Осторожно двигаясь, черная норка вошла в круг и посмотрела на

мага.

— У древних повелителей драконов была поговорка, Арунис, — сказал он. —

Никто не ласкает огонь и не уходит невредимым. Как ты был неосторожен! Ты

ограбил библиотеки и украл много книг. Ты знал, что Нилстоун может сделать

твоего Шаггата непобедимым. Но если бы ты читал дальше, ты бы узнал, что

каждый смертный, который прикасался к нему со времен Эритусмы, умирал на

месте. Ибо что такое Нилстоун, Арунис? Ты провел свою жизнь, страстно желая

его. Ты, конечно, знаешь?

— Величайшее оружие на земле, — сказал Арунис.

— Нет, — сказала Таша позади них. — Это смерть.

Никто не слышал, как она подошла. Рамачни посмотрел на нее и кивнул.

— Смерть, принявшая форму, — сказал он. — И никто из тех, кто боится

смерти в любом уголке своего сердца, не может владеть им. Падшие Принцы

выпили заколдованное вино из Агарота, сумеречной земли, граничащей с

королевством смерти, прежде чем прикоснуться к Нилстоуну. Выпив, они не знали

страха, и поэтому взяли камень и использовали его для невыразимого зла. Но у них

было совсем немного вина. А у тебя его вообще нет.

Рамачни покачал головой:

— Арунис! Вся твоя воля была направлена на развязывание насилия — война, военачальник, этот злой Нилстоун. Ты считал, что можешь контролировать это, как

контролировал Шаггата Несса. Но мы никогда надолго не становимся хозяевами

насилия, которое мы развязываем. В конце концов оно всегда овладевает нами.

— Отмени заклинание, — прошипел Арунис. — Оживи Шаггата. Помни, что

Таша Исик принадлежит мне и я могу ее убить.

— Но ты не убьешь ее, — сказал Рамачни.

— Неужели? — внезапно закричал маг. — Почему? Ты остановишь меня, хорек?

— Уже, — сказал Рамачни. — Видишь ли, Арунис, я потратил свою силу не на

борьбу с флешанками, как ты того хотел. Я потратил ее задолго до этого. Почти вся

она ушла на то, чтобы научить Пазела его Мастер-Словам. Как оказалось, это того

стоило.

Пазел невольно улыбнулся.

— Тем не менее, остались две проблемы, — продолжил Рамачни. — Одна —

проклятие на ожерелье Таши, которое я не могу снять. Скажи мне, знала ли

Сирарис, что обрекает Ташу на смерть, когда использовала твое средство для

полировки серебра?

362

-

363-

Арунис ничего не ответил. Пазел увидел, как Таша внезапно бросила взгляд

через палубу туда, где рядом с капитаном стояла леди Оггоск. Питфайр, подумал

он. Неужели старуха пыталась спасти Ташу, когда послала свою кошку украсть

ожерелье? Что у нее за чертова игра?

— Вторая проблема, — продолжал Рамачни, — заключается в том, что очень

много людей готовы убить невинных, если Шаггат умрет. Не только ты, но и

Сандор Отт, Дрелларек, сам император. Поэтому я не осмелился убить Шаггата или

даже позволить ему умереть.

— Тогда заклинание можно обратить!

— Да, — сказал Рамачни, — но Пазел не может этого сделать. Ни я, ни кто-либо другой на борту. Шаггат снова обретет плоть, когда одна душа на борту

«Чатранда» — и я никогда не скажу тебе, какая именно — умрет. Это может быть

Таша или этот мальчик перед тобой. Или Роуз, или Ускинс, вообще кто угодно. В

ту минуту, когда это существо умрет, Камень-Слово будет обращено вспять.

— Это все, что ты мог сделать? — воскликнул Арунис. — Тогда пусть Шаггат

будет каменным, пока мы не пересечем Правящее море и не встретим его армию

поклонников! С ним будет гораздо меньше хлопот! Оказавшись на Гуришале, я

больше не буду нуждаться в этих людях. И я убью их: все шестьсот, если

понадобится. Я найду твоего хранителя заклинаний!

— И когда ты убьешь хранителя, — сказала Таша, широко раскрыв глаза от

понимания, — Шаггат снова превратится в плоть, и его убьет Нилстоун. О, Пазел!

Как ты узнал, когда нужно говорить? Ты был великолепен!

— И у тебя нет друзей, Арунис, — сказал Герцил.

Ярость затуманила глаза колдуна. Он пристально посмотрел на Ташу и поднял

руку.

— Мне не нужно убивать ее, чтобы заставить ее страдать, — сказал он.

Ожерелье Таши дико дернулось. Она не могла даже закричать. Ее лицо стало

пунцовым, а из глаз брызнули слезы.

Первой мыслью Пазела было умолять авгронгов затоптать Аруниса до смерти

раз и навсегда. Но только Арунис мог остановить ожерелье — Рамачни только что

сказал об этом. Таша пошатнулась, ее глаза закатились. Пазел подхватил ее, когда

она падала.

В лице Эберзама Исика что-то щелкнуло. Он выхватил свой старый меч и

бросился на Аруниса, выкрикивая боевой клич. В то же мгновение Герцил встал у

него на пути и оттащил в сторону. Арунис рассмеялся старику в лицо.

Затем они все услышали это: глухой звук металла, ударяющегося о камень.

Арунис резко обернулся. Там был Нипс с куском железа в руке, который разбивал

пальцы ног Шаггата Несса.

— Нам не нужно убивать его, чтобы сделать калекой! — сказал он.

На его последнем слове большой палец ноги Шаггата рассыпался в пыль.

— Стой! Стой! — взревел Арунис. — Ты, подонок с острова ракушек! Очень

хорошо, я отпускаю ее — пока.

363

-

364-

Таша судорожно глотала воздух, извиваясь в руках Пазела. Ее горло было

красным и воспаленным. Эберзам Исик тяжело опустился на колени рядом с

Пазелом, и они вместе поддержали ее.

Сержант Дрелларек вышел вперед.

— Чародей, — сказал он, — ты с презрением говоришь о Шаггате Нессе. Ты

не верующий. Зачем использовать его? Почему ты не забрал камень себе?

— Занимайся своими делами, турах, — прорычал Арунис.

— Это просто, — пропищал Драффл с края толпы. — Он боялся! Он не знал, что произойдет, но, каким бы ни был риск, он хотел, чтобы его взял на себя кто-то

другой. Шаггат — всего лишь твоя ручная марионетка, не так ли, гнида?

— Шаггат — всеобщая ручная марионетка! — рявкнул Арунис.

— Или ничья, — сказал Рамачни.

— Маг! Ты, идиот! Почему ты вмешиваешься в дела моего мира? Разве люди

не причинили достаточно вреда твоему? Посмотри на этого зверя! — Арунис ткнул

пальцем в Шаггата. — Создан для убийства! Проклятие на любой земле, носитель

чумы, разоритель всего, что видит! Если он когда-нибудь завоюет Алифрос, он

станет императором пепла!

Пазел поднял глаза на чародея:

— Тогда почему ты ему помогаешь?

— Ты ошибаешься насчет людей, — сказал Рамачни. — В них, конечно, есть

зло. Но есть также возвышенная красота и жажда добра. Именно эта жажда

заставляет их меняться, расти и просыпаться каждый день немного более

наполненными добром.

— Они могут измениться не больше, чем Его Мерзость, — сказал Арунис. —

Это статуи. Гаргульи. Души из камня.

Рамачни покачал головой:

— Это текучие души. То, что они могут чувствовать, воображать и

подниматься... они еще не оценили.

— Даже Шаггат — это больше, чем просто статуя, — сказал Герцил.

Сержант Дрелларек поднял руку:

— Хватит! Это пат, волшебник. Ты не можешь победить их, они — тебя.

Покинь палубу! Ты едва не потопил Великий Корабль. Если это правда, что

Шаггата можно вернуть к жизни, тогда наша миссия будет продолжена. Я ничего

не знаю о проклятых камнях и волшебном вине, но у меня есть приказ. Девушка

выйдет замуж и исполнит пророчество Отта. Мы притворимся, что потерпели

крушение, и исчезнем в Правящем море, а капитан Роуз проведет нас через него в

целости и сохранности. У тебя, колдун, будут месяцы, чтобы доказать, что ты

умнее трех подростков и норки.

Руки Аруниса сжались в кулаки от ярости:

— Горлорез! Ты и тебе подобные пытались убить меня сорок лет назад. Мое

тело висело в петле на Личероге, но мой дух выжил. Смерть — мой слуга, а не

хозяин. Я освобожу Шаггата. И Таша выйдет замуж или умрет у моих ног. Это я

364

-

365-

тебе обещаю.

— Тогда воля императора будет исполнена, — сказал Дрелларек, и его воины

радостно закричали: — Его воля будет исполнена! Его воля будет исполнена!

— Рин, помоги нам, они идиоты, — прошептала Дри Пазелу. — Они

приветствуют собственную смерть.

Арунис переводил взгляд с одного лица на другое, его глаза горели

ненавистью. Последним его взгляд упал на Чедфеллоу.

— Что скажет добрый доктор? — усмехнулся он.

Пазел и остальные посмотрели на Чедфеллоу едва ли более дружелюбно, чем

Арунис. Чедфеллоу опустил глаза.

— Воля императора будет исполнена, — сказал он.

Глава 34. КЛЯТВА ВОЛЧЬЕГО ШРАМА

6 теала 941

На западе возвышались оливково-зеленые горы Симджы. Море уже было

украшено парусами: десять, нет, одиннадцать военных кораблей под флагами

Арквала, Ибитрада и Талтури мчались, как и Чатранд, к городу между двумя

империями. На свадьбе Таши будет много народу, если она вообще состоится.

Шаггата Несса спустили через грузовой люк и приковали цепью к переборке.

Арунис кричал, чтобы короля поместили в его собственную каюту, но никто не

хотел оставить чародея наедине с Нилстоуном. Дрелларек приставил

круглосуточную охрану к статуе и — очень осторожно — следил за самим

Арунисом.

Дальше на корме Герцил тоже стоял на страже: прямо за закрытой дверью

большой каюты.

— В какой-то момент тебе придется закрыть эту книгу, Таша, — сказал он.

Таша, чья шея была обмотана ватным бинтом, посмотрела на него, улыбнулась

и закрыла Полилекс.

— Я читал о диете Мзитрини. Там написано, что они едят жуков, поджаренных на кунжутном масле.

— Чепуха! — сказал Эберзам Исик. — И какое это имеет значение для тебя?

— Я должна пройти через это, Прахба, — тихо сказала она.

— Нет! — закричало полдюжины голосов одновременно.

— Как тебе не стыдно, Таша, — сказал Нипс. — Разве мы не обещали

вытащить тебя из этого?

— Арунис меня убьет, — сказала она. — Я жива только потому, что ему

нужно, чтобы я вышла замуж.

— Он совершает ошибки, — сказал Пазел. — Рамачни уже одурачил его, однажды.

Все взгляды обратились к маленькому магу. Он сидел под обеденным столом, 365

-

366-

рядом с корзиной, в которой спал Фелтруп, выглядевший очень хрупким. Рамачни

тоже выглядел не слишком хорошо. Что-то исчезло из блеска его меха, из блеска

чудесных глаз. Он оторвал взгляд от своего пациента.

— У Фелтрупа внутреннее кровотечение, — сказал он. — Я погрузил его в

лечебный сон, но это может быть только более мягкий способ смерти. Я не могу

сказать: проснется ли он и будет жить, либо никогда не проснется. Но есть еще

один, кто нуждается в нашем внимании, Герцил.

Он оглянулся через плечо. На скамейке под окнами галереи стоял Ниривиэль, сокол Сандора Отта. Его голову покрывал черный капюшон, а нога была привязана

кожаным ремнем к крюку на подоконнике.

Герцил и Рамачни подошли к нему, и толяссец снял капюшон. Рамачни

вскочил на скамейку.

— Ты будешь говорить с нами сейчас? — спросил он.

— Да, — сказала птица голосом, похожим на рвущийся холст. — Но что вы

собираетесь со мной сделать?

— Абсолютно ничего, — сказал Рамачни. — Мы не твои судьи.

Птица подозрительно скосила глаз на Герцила.

— Ты ненавидишь моего мастера, — обвинил Герцила сокол.

— Никогда, — сказал Герцил. — Помни, что когда-то он был и моим. Но я

перерос его, Ниривиэль. О, не в мастерстве владения оружием — это, я надеюсь, никогда не будет проверено. Мое сердце переросло его, переросло клетку, в

которой, по мнению Отта, должны обитать все сердца. Клетка, без которой он не

может жить: я имею в виду любовь к Арквалу.

— Это не клетка! — внезапно закричала птица, хлопая крыльями. — Арквал

— надежда всех людей! Он приносит безопасность, богатство, порядок, покой! Это

наши мать и отец! Арквал — слава этого мира!

— Но Арквал — не весь мир, — сказал Рамачни. — Алифрос огромен, и

многие народы любят свою родину так же сильно, как ты любишь свою.

— Однажды они все станут арквали, — сказал сокол. — А вы, вы —

предатели. Вы отправитесь на Личерог и будете разбивать камни.

— Когда я наблюдала за тобой из садов Лорга, — сказала Таша, приближаясь,

— я думала, что ты — самая свободная душа в Алифросе. Но ошибалась. Я думаю, ты не знаешь, что такое свобода.

— Снимите этот ремень с моей ноги, и я покажу вам, что такое свобода.

— Именно на это я и надеюсь, — сказал Рамачни.

Он вцепился зубами в кожаный ремешок и в четыре укуса перегрыз его

насквозь. Герцил тем временем поднял окно. Сокол мгновенно вспрыгнул на

подоконник. Он наклонился вперед, подняв крылья...

...и отступил назад. Его острые глаза в изумлении метались туда-сюда.

— Вы освобождаете меня! Почему?

— Потому что мы не рабовладельцы, — сказал Рамачни. — И тебе следует

задуматься о форме рабства, к которому ты привык. Эти узы можешь разорвать

366

-

367-

только ты.

Сокол поерзал на подоконнике, одним глазом глядя на Рамачни.

— Ты маг, — сказал он наконец, — но не такой уж мудрый.

С этими словами он выпрыгнул из окна, радостно вскрикнул и исчез.

— Ребенок, — сказал Рамачни, его голос был полон печали. — Я бы рискнул

предположить, что он был созданием Отта задолго до пробуждения и с первого

часа принял веру и дело мастера-шпиона как свои собственные. Пробуждение —

ужасающий процесс, и у некоторых повреждается разум. Другим нужен бог, причина или враг — точка опоры, потому что больше всего они боятся выбора, этой великой бездны.

— Рамачни, — сказал Герцил. — Перед тобой тоже бездна.

— Я этого не забыл, — засмеялся маг. — Поверь мне, я чувствую это в каждом

волоске.

— Что чувствуешь? — спросила Таша.

— Потребность в целебном сне для меня самого, — сказал Рамачни. — Моя

битва с Арунисом произошла в бо́льшем количестве миров, чем те, которые видны

глазу. Поражение было близко, и сражение дорого мне обошлось. Мое время здесь

почти израсходовано.

— Израсходовано? — воскликнул Нипс. — О чем ты говоришь? Ты не

можешь уйти! Ты нужен нам здесь!

— Если я не уйду, пока у меня есть силы уйти, мистер Ундрабаст, я все равно

уйду — сгорю, как свеча.

— Но это катастрофа! — сказал Нипс. — Арунис еще не побежден, Отт все

еще где-то там, и Таша завтра выходит замуж! А как насчет Пазела? Если он скажет

не то слово в неподходящее время, то, может быть, отправит Симджу на луну!

— Когда ты вернешься, Рамачни? — спросил Пазел.

— Не очень скоро.

Новость повисла над комнатой, как грозовая туча. Наконец Нипс нарушил

молчание:

— Мы утонули.

— Ундрабаст! — сказал Эберзам Исик. — На флоте тебя бы выпороли за то, что ты бросаешься этим словом! Однако, что это у тебя на запястье?

Нипс выглядел пораженным. Затем он протянул руку. На его запястье был

маленький красный шрам.

— Присмотритесь, и вы увидите кое-что очень странное, — сказал он. — Меня

ударил горячий кусок железа Красного Волка. Но это не просто какой-то ожог. Он

в форме волка!

И действительно: глубокий шрам на запястье имел форму идеального, безошибочно узнаваемого волка.

— На самом деле все еще более странно, — сказал Герцил. С этими словами

он приподнял угол своей рубашки. На его теле, чуть ниже грудной клетки, был

выжжен темный контур волка. — Они идентичны. И, смотрите, передняя лапа

367

-

368-

поднята, точь-в-точь как у Красного Волка.

— Кто-нибудь еще? — спросил Нипс. — Я говорю... Пазел!

Тот протянул левую руку; остальные столпились вокруг. Ожог на ладони был

глубже, чем два других. Рана покрылась волдырями и немного кровоточила по

краям.

— Это действительно волк, — сказал Пазел. — И он такой же твердый, как

кожа. Но я понятия не имею, что это значит.

— Это значит, что вы все во власти заклинания, — сказал Рамачни. — Но не

злого.

— Ну, это просто дьявольски идеально, — сказал Пазел. Он больше не хотел

иметь дела с заклинаниями, злыми или добрыми. Затем он посмотрел на Ташу и

увидел уныние на ее лице.

— Тебя не обожгло железом, верно?

Таша покачала головой:

— Счастлива сказать, что мне повезло.

Ее голос звучал как угодно, только не счастливо. Пазел не знал, что сказать

или подумать. Он поймал взгляд Нипса; его друг выглядел таким же

встревоженным, как и Пазел.

— В любом случае, — сказала Таша с вымученной улыбкой, — вот этот всегда

будет со мной.

Она подняла руку, которую искалечила много лет назад стеблем розы в Лорге.

Остальные прекратили то, что делали, и посмотрели на шрам. Или, скорее, уставились. Таша перевернула ладонь и посмотрела сама.

Шрам преобразился. На тыльной стороне ее ладони, где она нанесла себе удар, ничего не изменилось. Но метка на ладони превратилась в волка — того же самого

волка, безошибочно.

— Что происходит? — прошептала Таша. — Рамачни, ты?..

— Я не вмешивался. И я бы не осмелился сделать это без серьезной причины, когда заклинание было наложено так тщательно.

— Наложено кем? — спросил Пазел.

— В Красном Волке обитал дух, — сказал Рамачни. — Вы слышали вой, когда

его форма поддалась огню. Но чей дух? Я не могу сказать, но вам не мешало бы это

выяснить.

Таша все еще смотрела на свой шрам, старый и новый одновременно.

— Кажется, я знаю, — наконец сказала она. — Я думаю, ее звали Эритусма.

Рамачни посмотрел на нее с любопытством: не совсем удивленный, но очень

заинтригованный.

— Эритусма, — сказал он. — Величайшая женщина-маг, которая дышала со

времен Мирового Шторма. Как тебе пришла в голову эта мысль, дитя?

— Не знаюМать-Запретительница рассказала мне часть этой истории, и с тех

пор я ищу в Полилексе остальное. Невозможная книга! Я до сих пор не нашла о ней

ни слова. Но я уверена, что она часть этого, Рамачни. Как если бы она подошла и

368

-

369-

сказала мне.

Герцил поднял руку Таши и задумчиво посмотрел на измененный шрам.

— Я не знаю, что тринадцатое издание говорит об Эритусме, — сказал он, —

но я могу рассказать, что знаю о ней я. Мы, толяссцы, живем бок о бок с мзитрини; мы знаем их легенды лучше, чем большинство жителей Алифроса. И в рамках моей

подготовки к Тайному Кулаку я заинтересовался знаниями Пентархии. Ее древние

провидцы знали то, о чем забыл Арунис: Нилстоун не может долго оставался чьим-то инструментом. И, поскольку он не может быть уничтожен, мир должен быть

защищен от него всеми возможными средствами.

Мы знаем, что Эритусма пыталась навязать его Эплендрусу Лед-Червю, зверю

в сердце гор Тзулар на крайнем севере. И мы знаем, что она потерпела неудачу: камень свел Эплендруса с ума, и он покончил с собой среди костей предков. Тогда

волшебница раскаялась, вернулась за Нилстоуном и унесла его на юг, а не на север, в бескрайний Неллурог. Она снова пыталась убрать его подальше. И снова

потерпела неудачу.

Она предприняла последнюю попытку спрятать камень. Никакие истории не

раскрывают, как и где; это была великая тайна ее жизни. Но сейчас мы, конечно, знаем: она поместила его внутрь драконьего яйца, а то — внутрь Красного Волка. В

старых сказках всегда говорилось, что его краснота происходит от крови живого

существа. Я полагаю, что Таша права: эта кровь принадлежала Эритусме. И, я

думаю, она надеялась не просто спрятать Нилстоун, но и гарантировать: любому, кто попытается использовать его снова, придется сражаться.

— Сражаться с нами, — сказал Пазел.

— Так уж получилось, — кивнул Герцил. — В течение тысячи лет дух в Волке

хранил Нилстоун в безопасности. Это вдохновило королей Мзитрина построить

вокруг него цитадель, запретное место тишины и забвения. Но не все о нем забыли.

Шаггат осадил цитадель и унес Волка прочь. И, возможно, именно дух-хранитель

заманил его корабль на гибель к Призрачному Побережью и убедил морских

муртов найти новое укрытие для Волка.

Все это предположения, конечно. Но в последнем пункте я бы поставил на кон

свою жизнь: когда Красный Волк был уничтожен, своим последним действием дух

отметил нас, чтобы мы могли найти друг друга и объединить силы.

— Но что, если нас больше? — спросил Пазел. — Железо было повсюду. Там

есть кусочки, выжженные на досках и прилипшие к поручням, веревкам и обуви.

Оно просочилось даже в грузовой люк. Разве нам не нужно знать, кто еще носит

волчий шрам?

— Да, — сказал Рамачни. — Вполне возможно, что союзников больше, чем мы

предполагаем. И позвольте мне сразу предупредить вас, чтобы вы не доверяли

внешности.

— Никогда! — решительно сказал Эберзам Исик. — Или никогда больше, я бы

сказал.

— Вы понимаете только половину того, что я имею в виду, ваше

369

-

370-

превосходительство, — сказал маг. — Мы доверяли некоторым и ошиблись, это

правда. Но было бы столь же дорого упустить из виду друга, каким бы странным

или подозрительным он ни казался. Возможно, намного более дорого: боюсь, до

самого конца борьбы нам понадобится любая мыслимая помощь.

— Леди Оггоск не друг Арунису, — сказала Таша. — Я все еще не знаю, на

нашей ли она стороне или нет, но там, в Ормаэле, она произнесла что-то вроде

пароля от Лорга — или, по крайней мере, от Матери-Запретительницы.

— Старые женщины Лорга имеют отношение к гораздо большему, чем к делам

одной школы, — сказал Герцил. — Я знал некоторых, кто верил, будто они

управляют судьбами народов. Но они хранят свои секреты, как редчайшие

драгоценности, и, боюсь, на самом деле они служат только себе.

— Как мы должны найти этих союзников, кем бы они ни были? — спросил

Нипс. — И, если уж на то пошло, как мы узнаем, что нашли их всех? Мы не знаем, о скольких людях идет речь.

Они посмотрели друг на друга, и никто не сказал ни слова. Затем Таша

повернулась и пошла к своей книге.

— Народ Эритусмы... они были мзитрини, верно? — спросила она.

— Во всем, кроме названия, — сказал Герцил. — Их называли нохирини, по

имени высокогорной местности к западу от Йомма.

— Тогда послушайте, что говорит мой Полилекс в разделе «Короли Мзитрина: Суеверия». — Таша перелистывала от закладки к закладке, просматривая

прозрачную бумагу. Наконец, найдя нужное место, она прочитала вслух: — Добрые

предзнаменования значат для мужчины мзитрини все. У него есть десятки

священных дней, множество талисманов и символов на удачу. Но в его убеждениях

есть место для одного и только одного счастливого числа: семь. В традиционных

домах семь окон, семь ламп, зажигаемых с наступлением темноты, семь кошек.

Ничто важное не начинается иначе, как в седьмой день месяца. Эта вера так же

стара, как холмы, или даже старше.

— Книга совершенно точна, — сказал Исик. — Мзитрини были непреклонны в

том, что свадьба — и Великий Мир — пройдут в теале: в седьмой день седьмого

месяца.

— Вот видите? — сказала Таша. — Я бы поспорила на что угодно, что на

борту семь человек с волчьими шрамами.

— А нас всего четверо, — сказал Герцил.

— Пятеро.

Все подскочили. Эберзам Исик громко ахнул. На ковре из медвежьей шкуры

открыто стояла женщина-икшель.

— У меня шрам на груди, — сказала она. — Я покажу его леди Таше, если

хотите.

Двое взрослых потеряли дар речи. Глаза Герцила остановились на фигуре, и он

скорчился в позе ледяной неподвижности, из которой мог выпрыгнуть, как кошка.

Исик огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было бы бросить. Но Таша и

370

-

371-

мальчики в восторге бросились к женщине, и Рамачни последовал за ними.

— Диадрелу Таммарикен, — сказал маг. — Какая честь наконец-то

встретиться с вами.

Даже после этого мужчинам потребовалось некоторое время, чтобы смириться

с мыслью, что они находятся на борту — находились на борту в течение

нескольких месяцев — корабля, полного «ползунов». И все же в конце концов они

оказались все вместе, сидя и потягивая чай из самовара. Дри сидела, скрестив ноги, в корзинке Фелтрупа и гладила его мех.

— На самом деле она тебя спасла, — сказал Пазел Герцилу. — Она выстрелила

Зирфету в лодыжку. В противном случае ты бы перешел грань, нравилось это

Арунису или нет.

— В глубине души я это подозревал, — сказал Герцил, чьи глаза не

отрывались от Диадрелу. — Кто еще, кроме икшель, атакует так бесшумно? Но я

никогда не слышал, чтобы ваш народ оказывал милость нашему.

— Тогда ты слышал недостаточно, — сказала Дри.

— А кто оказывает? — спросил Рамачни. — Такой странный мир, Алифрос.

Почему добрые дела забываются, а огонь мести разжигается год за годом?

— Никто никогда не забывает ожог, — сказал Герцил.

— Увы, никто, — сказал Рамачни. — Но ты достаточно мудр, чтобы не жить

ради его памяти.

— Вы поднялись на борт « Чатранда» не для того, чтобы бороться с заговором

Шаггата, — сказал Герцил. — Почему вы здесь?

— Об этом мне не позволено говорить, — сказала Диадрелу.

— И мы должны просто вам доверять?

— Остынь, Герцил! — сказал Рамачни. — Ты обращаешься к леди Диадрелу.

Она не обманщица, а королева благородного народа.

— На самом деле, уже нет, — тяжело сказала Диадрелу.

Пазел снова подпрыгнул:

— Что ты имеешь в виду, Дри?

Глаза Диадрелу были опущены:

— Клан проголосовал за аннулирование моего титула и изгнание меня из всех

дискуссий, если я открою наше присутствие еще одному человеку. Что ж, я сделала

это сегодня, потому что я, как и вы, верю, что зло должно быть остановлено.

Возможно, они не убьют меня, но и не последуют за мной. Пусть их ведет

Таликтрум, если сможет.

Ее взгляд был очень мрачным. Затем внезапно она подняла голову и

рассмеялась — прекрасный, музыкальный смех женщины, так часто обремененной

ответственностью.

— Я умоляла их называть меня Дри, — сказала она. — Просто Дри, как это

делал мой брат. Может быть, теперь они меня послушают!

Рамачни вздохнул:

— По крайней мере, я надеюсь, что меня послушаешь ты, Герцил. Ты и

371

-

372-

мечтать не мог о лучшем друге. Только подумай: одно слово Роузу, любого из нас, и все ее люди будут убиты. Эта женщина доверяет тебе не только свою жизнь, но и

жизнь всего своего клана. Будь, по крайней мере, таким же храбрым.

Герцил выглядел озадаченным: Рамачни никогда раньше не читал ему

нотаций. Он глубоко вздохнул, затем встал и чопорно поклонился Диадрелу.

— Простите меня, леди, — сказал он. — Мои ожоги едва не ослепили меня.

Вы спасли мне жизнь: я ваш благодарный слуга.

— Будь вместо этого моим товарищем по оружию, — тихо сказала Диадрелу.

— У меня есть идея получше, — сказал Эберзам Исик. — Вы пятеро были

выбраны Красным Волком. Я не был, хотя, конечно, буду сражаться на вашей

стороне. Каковы бы ни были причины этого духа, вы должны уважать его выбор.

Вы все моложе меня. Прислушайтесь к инстинкту старого солдата. Принесите

клятву.

— В чем вы хотите, чтобы мы поклялись, адмирал? — спросила Диадрелу.

Исик начал было говорить, но потом придержал язык. Его взгляд перебегал с

одного лица на другое. Он протянул руку и коснулся серебряной цепочки, невинно

выглядывающей из-под повязки на шее Таши, затем в гневе покачал головой.

— Кому говорить, но только не мне, — сказал он. — Моя жизнь ушла на

прославление лжи. Мой император разоблачен как злодей; мой врач и самый

старый друг — его сообщник. Женщина, которой я клялся в любви, пыталась меня

убить. Арквал не означает ничего, кроме добычи и меча. Вся моя вера пропала

даром.

— Не вся, — сказал Рамачни. — На самом деле, ваша вера — это все, что вам

осталось, ваше превосходительство. Разве вы не видите этого на лицах вокруг вас?

— Я вижу лица тех, кого обидел, — сказал Исик. — Ты скажи им, в чем

клясться, маг. И чем клясться.

— Я бы просто повторил слова, которые вы только что произнесли в вашем

сердце.

Исик испуганно поднял глаза и встретился с неподвижным взглядом Рамачни.

Через мгновение он глубоко вздохнул, подошел к окнам галереи и поднял

занавеску. Солнечный свет упал на его лицо.

— Поклянитесь самими собой, — сказал он. — Это все, что мне пришло в

голову. Поклянись, что никакие узы нации, крови или веры не разделят вас, что вы

отрекаетесь от них всех друг ради друга. Поклянитесь единством, которое у нас

есть прямо сейчас, потому что в ближайшие дни, боюсь, оно повергнется проверке

на прочность.

Они стояли неподвижно, глядя друг на друга. Кровь? подумал Пазел, когда

перед его глазами промелькнули образы его матери и Неды. Но потом он подумал о

Диадрелу. Да, особенно кровь.

Пазел шагнул вперед, чувствуя себя очень молодым. Он поднял свою руку со

шрамом.

— Я готов в этом поклясться, — сказал он. — Клянусь своей жизнью и вашей.

372

-

373-

Как только он заговорил, Диадрелу вскочила на спинку кресла Исика для

чтения. Она приложила руку к груди, внимательно посмотрела на Герцила и

повторила слова Пазела:

— Клянусь своей жизнью и вашей.

Таша, Нипс и Герцил поклялись в том же. Затем Таша подошла к своему отцу

и взяла его за руку. Рамачни потянулся и согнул когти.

— Волк не позволит вам забыть такое обещание, — сказал он. —

Действительно, вы должны быть сильны, как железо, если хотите противостоять

Арунису, заговорщикам и ужасам Правящего Моря. Нилстоун не может быть

уничтожен — и вы пятеро не можете надеяться на покой, пока он не окажется вне

досягаемости зла. А теперь, леди Дри, вы должны спрятаться.

— Почему? — спросила она, проскальзывая за корзину Фелтрупа.

— Вот почему, — сказал Исик и отдернул занавески.

Что за зрелище! « Чатранд» развернулся, и по левому борту маячил

Симджалла-Сити. Волны разбивались о дамбу, так что все башни, храмы и

кедровые рощи, казалось, вырастали из пены. Суда всех стран были выстроены

причалов; во многих местах шесть или восемь судов стояли бок о бок. По правому

борту, в более глубокой воде, стояли большие боевые корабли и торговые суда.

Самыми поразительными из всех были блодмелы Мзитрина: изящные военные

корабли, совершенно белые — даже их бронированные борта выкрашены в белый

цвет, — огромные пушки торчат, как иглы, во все стороны, а на их белоснежных

парусах гордо вздымаются флаги Мзитрина с красными падающими звездами.

— Восемнадцать кораблей, — с благоговением произнес Герцил. — Целая

эскадра.

Конечно, даже самый большой из них был вдвое меньше « Чатранда». Но так

много! Пазел невольно содрогнулся. Пришли кровопийцы, гробо-поклонники, те, чьи пушечные ядра ошпаривали людей до смерти. Неужели их тоже не следует

бояться?

— Первый — « Джистроллок», — сказал Исик, глядя в подзорную трубу. —

Двести пушек. Это он потопил « Маису», корабль-побратим « Чатранда». Таша, твой будущий жених, принц Фалмуркат, должен быть на его борту.

— Давайте избавим его от плохих новостей, пока он не сойдет на берег, —

пробормотал Нипс.

— Никто из нас сегодня ночью, конечно, не сойдет на берег, — сказал Герцил,

— и никто из нас не будет спать! Ибо завтра на рассвете монахи-темплары придут

за Ташей. Они обучат ее обетам мзитрини. И искупают в купели, я думаю.

— Искупают! — воскликнула Таша. — Кто я, по-твоему? Младенец?

— Подношение, — сказал Герцил. — И у нас есть только сегодняшний вечер, чтобы найти способ его предотвратить.

— Не будет ли кто-нибудь так добр налить мне ванну? — спросил Рамачни. —

Я научился слизывать много чего со своего меха, но не кровь волпеков. Кроме того, здесь тепло, а там, куда я направлюсь, холодно.

373

-

374-

— В ванной есть свежая вода, — сказал Исик.

— Я ее наберу, — сказал Пазел.

Он пересек каюту и направился в личную ванную Исиков. Внутри он нашел

маленький фарфоровый тазик и подставил его под кран бочки с пресной водой.

Только сегодняшний вечер, подумал он.

Когда вода плеснула в таз, его охватило странное чувство: чувство золотой

радости, как будто он только что вспомнил самый счастливый сон в своей жизни.

Он стоял пораженный и дрожащий. Его дыхание стало прерывистым.

— Суша-мальчик, суша-мальчик! Люблю тебя!

— Клист!

Было ли это ее лицо, отраженное в раковине, или его собственное? Он снова

выкрикнул ее имя, чувствуя головокружение от удовольствия и страха. Затем чья-то рука коснулась его. Таша.

— Что случилось? — спросила она. — Что за слово ты выкрикнул?

Пазел попытался заговорить, но безуспешно. Таша вошла в ванную, закрыв за

собой дверь. Она пристально посмотрела на него.

— Со мной что-то происходит, — сказала она.

Пазел быстро поднял глаза:

— Что ты имеешь в виду? Ты больна?

Она покачала головой:

— Вовсе нет. Но я... меняюсь. Когда я читаю эту книгу, я чувствую себя... по-другому. Старше.

Он стоял, держа тазик, зная, что это еще не все.

— Это волшебная книга, — наконец сказала она, со страхом. — Я говорила

тебе, что впервые прочитала о Шаггате Нессе и всех его преступлениях в моем

Полилексе?

— Да. И что?

— Пазел, тринадцатое издание было напечатано до рождения Шаггата.

Их глаза встретились, и Пазел внезапно понял ее испуг.

— Книга была написана задолго до того, как мзитрини изобрели ядра из

драконьих яиц, — продолжила она. — Но я читала и о них. Это невозможно, но это

происходит. Книга добавляет записи сама по себе. Она пишет сама себя.

Он уставился на нее:

— Таша, ты должна сказать Рамачни.

— Я так и сделала, — сказала Таша, — и это самое странное из всего. Он

сказал мне никому об этом не говорить. Даже Герцилу, никому, кроме...

Она замолчала, встревоженная, все еще глядя ему в глаза.

— Я хотела поцеловать тебя сегодня, — сказала она.

Вода в тазике задрожала.

— И я скажу тебе правду, — продолжала Таша. — Они против, но я все равно

скажу. Твой отец поднялся на борт « Хемеддрина». После битвы с волпеками. Это

он возглавил атаку флибустьеров, из тумана.

374

-

375-

Пазел сделал шаг к ней:

— Мой отец?

— Он пробыл там недолго. Ты был без сознания. Он сказал, что просто хотел

посмотреть на тебя.

— Я слышал его, — прошептал Пазел. — Я слышал, как он произнес мое имя!

Куда он делся? Почему он не подождал?

— Он не может приблизиться к Ормаэлу. Он контрабандист, Пазел. Враг

короны.

— Но прошло девять лет! — воскликнул Пазел. — Неужели он ничего не

сказал? Неужели он никого не попросил что-нибудь сделать, сказать мне что-нибудь?

— Я предложила ему написать тебе записку, — сказала Таша, ее глаза сияли.

— Он просто отмахнулся от меня.

— Девять лет, — повторил Пазел глухим голосом.

Они стояли неподвижно. Он посмотрел на ее забинтованную шею, пощупал

шрам на ладони. Затем Таша положила руку ему на затылок и потянулась к его

губам своими. И вдруг ракушка в его груди запылала, обжигая его ревностью

Клист. Он отвернулся и протиснулся мимо нее, избегая ее раненого взгляда, проливая воду на пол.

Рамачни энергично плескался в тазу. Он почесал хвостом между лапами, обмакнул голову и заерзал от удовольствия. Даже Пазел и Таша смеялись к тому

времени, когда он выпрыгнул и встряхнулся. Но это усилие истощило его. Он

устало поднял лапу, и Таша взяла его на руки.

— Теперь, — сказал он, — мое время действительно израсходовано. Будьте

добры друг к другу, будьте бесстрашны. И ищите меня, когда наступит тьма, недоступная сегодняшнему воображению. Всего хорошего. Герцил.

Все столпились в спальне Таши. Пока она насухо вытирала мага полотенцем, Герцил провел ритуал, который открыл морские часы. Послышался резкий, холодный порыв воздуха и шум ветра где-то высоко.

Затем Рамачни произнес свое последнее заклинание: удерживающее

заклинание, которое однажды позволит ему открыть часы изнутри. Когда он

закончил, его язык один раз скользнул по ладони Таши. Он заполз в темное устье

туннеля, затем повернулся, чтобы посмотреть на них.

— Не уходи, — в отчаянии сказал Нипс. — Мы не можем сражаться с ними в

одиночку!

— Это правда, — сказал Рамачни. — Вы не можете. Но разе вы когда либо

были одни? В конце концов, моя роль была не так уж велика. Вы спасали друг

друга с тех пор, как этот корабль покинул Этерхорд. Ты, Нипс, подарил Пазелу

восемь золотых и тем самым спас его из тюрьмы в Утурфе́. Пазел спас Герцила от

смерти в богадельне. Герцил и его соотечественники спасли Ташу, а Таша спасла

всех нас от флешанков. И это всего лишь несколько примеров. Мы боролись вместе

375

-

376-

с тех пор, как этот корабль покинул Этерхорд. Всегда вместе, и всегда, до сих пор, без поражений.

— Или побед, — сказала Диадрелу. — Нилстоун остается в руке этого

существа.

Рамачни пополз дальше в темноту. Когда он снова оглянулся, они увидели

только его глаза, сияющие в свете лампы.

— Победа — тень на горизонте. Только подплыв поближе, вы можете узнать

— остров это или иллюзия. Поражения, однако, — рифы, в которых вы можете

быть уверены. Они реальны, они окружают вас. Я говорю это не для того, чтобы

напугать, а потому, что не умею лгать. И все же есть основания надеяться — и даже

радоваться. Теперь вы клан, и, как Дри может сказать вам, клан — это

могущественная вещь.

— Но мы теряем главу нашего клана, — сказал Пазел. — И ты не просто кто-то. Ты особенный.

— Не такой уж особенный, — сказал Рамачни. — Никто из нас, в одиночку.

ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ Заговор Красного Волка, ПЕРВАЯ КНИГА

«ПУТЕШЕСТВИЙ ЧАТРАНДА».

ИСТОРИЯ ПРОДОЛЖИТСЯ В «Крысы и Правящее море».

Глава 35. ПРИЛОЖЕНИЕ

ЧАТРАНД

ИТС « ЧАТРАНД» имеет семь палуб. Сверху донизу: верхняя палуба (открытая

небу), главная палуба, верхняя орудийная палубу, нижняя орудийная палуба, жилая

палуба, нижняя палуба и спасательная палуба. Под спасательной палубой

находится трюм.

Выше всех расположены бак (на носу или в передней части судна) и

квартердек (на корме или сзади), на которые можно подняться по трапам с верхней

палубы. Каюта капитана Роуза находится под квартердеком. Каюта Исиков

расположена двумя палубами ниже, на корме верхней орудийной палубы.

Мачты «Чатранда», от носа до кормы: фок-мачта, джиггер-мачта, грот-мачта, бизань-мачта и спанкер-мачта.7

7 К сожалению, я не нашел фанарт Чатранда. Поэтому привожу картинку 3-х мачтового линкора.

376

-

377-

ВРЕМЯ В АЛИФРОСЕ

Двенадцать месяцев Западного Солнечного года: халар, фуинар, султандре

(весенние месяцы); вакрин, илкрин, модоли (лето); тиала, фреала и норн (осень); умбрин, илбрин и кадобрин (зима).

В каждом месяце ровно тридцать дней. Новый год — это первый день весны (и

халара). Раз в семнадцать лет Новому году предшествует четырехдневный

баалферун («Карнавал безумия»). Эти четыре дня не являются частью какого-либо

месяца.

КЛЮЧЕВЫЕ ДАТЫ В ИСТОРИИ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО АЛИФРОСА

– 1231 Рождается Старая Вера: Месите из Уллума строит Черный Ларец.

– 501 Разрушение Черного Ларца.

377

-

378-

– 500-489 Мировой Шторм бушует по всему Алифросу; большинство обществ

рушится; начинается Потерянная Эпоха.

– 220 Эритусма берет Нилстоун из Ледяных пещер Нохирина и становится

величайшим магом Алифроса.

– 167 Потерянная Эпоха заканчивается поражением Хургаска Мучителя.

1 Рождается вера в Рина: Девяносто Правил собраны в одном томе. После

битвы при Ипулии провозглашается империя Арквал. Осколки Черного Ларца

помещаются в Башни Королей; рождение мзитринской Пентархии.

755 Магад I коронован императором Арквала. Год убийств царей в Дремланде, Вестфирте, Опалте и др.

839 Тринадцатое издание Полилекса торговца опубликовано в Этерхорде.

860-867 Первая морская война (Арквал против Мзитрина).

883-887 Война в Тсордонских горах (Арквал против Мзитрина).

892-901 Вторая морская война (Арквал против Мзитрина). Подъем Шаггата

Несса и Ереси Гуришала; в Мзитрине бушует гражданская война. Побежденный

Шаггат бежит на восток. Его корабль « Литра» потоплен флотом Арквала у

Призрачного Побережья. Конец обеим войнам.

898-899 Сахарная война в Нелу Рекере (Арквал против Альянса Южных

островов).

913 Магад V коронован императором Арквала после странной смерти Магада

IV.

933 Убийство Улмурката, одного из Пяти Королей Мзитрина, едва не

провоцирует четвертую войну между империями.

936 «Спасение» (завоевание) Ормаэла. Пазел Паткендл попадает в плен к

Арквалу.

941 « Чатранд» уходит из Этерхорда на 9-й день лета (9 вакрина). День 7 тиала

выбран датой подписания договора Симджи и начала Великого Мира.

378