Заговор Красного Волка

оставят здесь. Я напишу вам снова, когда смогу. А до тех пор я прошу вас о

последнем одолжении: позаботьтесь о юном Пазеле, сыне кап. Грегори. Он

колючий малый, не имеющий ни таланта, ни значения, но я поклялся его

прекрасной матери, что с ним не случится ничего плохого. Не подведите меня в

этом, умоляю вас.

У Ралфа есть ваши лекарства, запечатанные моей рукой. Не пейте ни из одной

фляги, которую вы не открываете сами; избавьтесь от того, к чему прикасалась

Сирарис. И не отчаивайся в любви, Эберзам: она все еще окружает вас.

ВСЕГДА ВАШ СЛУГА,

ИГНУС ЧЕДФЕЛЛОУ

Сирарис уронила письмо на пол. Затем она запрокинула голову и рассмеялась:

— Ром Ралф! Этот добрый и простой человек! Какова была его цена, новая

витрина магазина? Какой-нибудь другой аптекарь, которого выгнали из города?

Откинувшийся рядом с ней Сандор Отт покачал головой:

— Ралф действительно любит Чедфеллоу. Но есть те, кого он любит больше.

Его дочь, например. Мы приняли меры предосторожности, похитив ее несколько

месяцев назад. Видишь ли, добрый доктор и раньше оставлял сообщения Ралфу.

Они лежали вместе на кровати, заваленной прекрасными подушками и

шелками, и пили вместе маленький кувшин вина. Солнце, лучи которого падали

через широкое окно, садилось над Спокойным морем. Они находились в одной из

самых простых комнат крепости Трессек, вырубленной в теле скалы над городом

Трессек Тарн. Столетия назад это была великая крепость, ныне превратившаяся в

курорт, где богатые арквали отмокали в воде, поступавшей по трубам из кипящих

озер под холмами. Все это место казалось теплым и влажным.

— Что касается этого смолбоя, Паткендла, — продолжал Отт, — добрый

доктор лукавит. Его беспокойство проистекает не только из обещания матери

мальчика, хотя он и любил ее. Нет, Чедфеллоу хочет использовать его, каким-то

особым образом.

— Тогда ты должен избавиться от него.

— Прелесть всего этого, дорогая, в том, что твой дорогой адмирал сделает это

159

-

160-

за нас. Они мчатся навстречу столкновению, разве ты не заметила? И когда они все-таки столкнутся, и Паткендла выбросит на берег — что ж, я договорился о его

приеме.

— Ты чудовище. Даже я временами тебя боюсь.

Звуки наполняли комнату, как клубы дыма: собаки, чайки, кузнецы, ковавшие

сталь. Более близкий звук — странный стон Эберзама Исика — доносился с

нижнего этажа.

— Ты уверен, что он нас не слышит? — спросила Сирарис.

— Этот человек не слышит ничего, кроме своих собственных сладких снов, —

сказал Отт. — Смерть-дым — это блаженство, пока он не убьет тебя. В такой

горячей ванне, как у него, листья лозы смерть-дыма заставляют тело неметь, сердце

биться все медленнее и медленнее. Пар, тем временем, держит разум в

совершенном трансе вплоть до момента смерти. Конечно, мы не можем так

рисковать. Исика можно оставить на один час, не больше.

— Часа с тобой недостаточно, — сказала она.

Отт поцеловал ее, но его голос остался суровым:

— Один час. Помни, что он должен пережить замужество своей дочери.

— Но не следующий день, — прорычала Сирарис. — Как бы я хотела

рассказать об этом всему миру! Все эти толстые и модные лорды дважды подумали

бы, прежде чем покупать юных невест-рабынь, если бы знали, на что мы способны.

— Расскажи всему миру, что ты годами отравляла адмирала, и даже я не смогу

тебя защитить, — спокойно ответил Отт. — Но мне уже нужно идти. Надо послать

вперед Ниривиэля и выяснить, что задумал Чедфеллоу.

Она прижалась к нему:

— Он невыносимый зануда! Тебе следовало убить его несколько месяцев

назад.

Отт погладил ее по распущенным черным волосам:

— В Этерхорде смерть этого человека привлекла бы слишком много внимания.

В конце концов, он должен был стать хирургом « Чатранда». Кроме того, его

обожает император.

— Но он видел меня в замке. В комнате с подушками!

— И таким образом подписал себе смертный приговор. Не бойся: он больше

никогда не заговорит с адмиралом. Мои люди будут ждать его в Утурфе́. Что же

касается нашей истинной миссии, то... только посмотри на его жалкие догадки!

Нилстоун! Клянусь Рином, трудно не рассмеяться!

— Я никогда не слышала о Нилстоуне. Что это?

— Миф или что-то столь же древнее, как миф. Реликвия древнего мира.

Бедный дурак! С таким же успехом он мог бы сказать, что мы ищем конец радуги.

— Чедфеллоу — зануда, Сандор, но он никогда не бывает дураком. Он

вылечил вашу армию от говорящей лихорадки.

— На этот раз он дурак, — сказал Отт. — Он был единственным человеком, который, как я думал, мог сделать вывод, что Шаггат все еще жив и участвует в

160

-

161-

наших планах. Вместо этого он боится маленькой сферы, которая затемняет солнце.

Сирарис подняла голову, она больше не улыбалась:

— Черная сфера? Размером со сливу, но тяжелая, как пушечное ядро?

— Так утверждают сказки.

— Гуммукра, — сказала она. — Ты говоришь о гуммукра.

Отт улыбнулся:

— На вашем языке есть название для Нилстоуна?

— Конечно. Говорят, это глазное яблоко повелителя муртов. Он позволяет

тому, кто им владеет, командовать Черными Пчелами.

— Черными Пчелами, да ну?

— Не смейся, скотина! Мы были в ужасе от них.

— Верующие в Рина рассказывают совсем другую историю. Они говорят, что

Нилстоун подобен пробке на том винном кувшине — дай его сюда, моя сладкая, —

затыкающей крошечное отверстие, через которое Рой Ночи проник в этот мир, чтобы опустошить его, и снова сбежал, когда боги в ярости восстали. А мзитрини

утверждают, что Нилстоун — это чистый пепел, пепел всех дьяволов, сожженных в

их Черном Ларце прежде, чем Великий дьявол разорвал его на части. Вот почему я

смеюсь: каждая страна рассказывает свою историю. И вот доктор Чедфеллоу, ученый, присоединяется к игре.

— Хотела бы я знать, как эта идея пришла ему в голову?

— Кто знает? — сказал Отт. — Давай просто будем рады, что это произошло.

А теперь о Зирфете.

Сирарис рассмеялась и игриво укусила его за ухо:

— Зирфет. Твой огромный, симпатичный ученик.

— Нерадивый ученик, — строго сказал Отт. — Он должен был убить Герцила.

— Но я же сказала тебе, любовь моя, это моя вина. Ты же приказал Зирфету

подчиняться мне в твое отсутствие.

— Приказ на убийство важнее, и Зирфет должен был это помнить. — Он

поднял голову и посмотрел на нее. — Мне показалось, что ты бы приветствовала

смерть толяссца.

— Да, в конечном счете. Но Герцил — хороший камердинер, и выполняет мои

поручения в каждом порту. Кроме того, ты ушел, не сказав ни слова. Я понятия не

имела, что причиной твоего отсутствия был Герцил, а милый мальчик не осмелился

рассказать мне о твоих планах.

— Зирфет не мальчик, Сирарис. Он член Тайного Кулака. Ассасин, как и я. И

пока он не докажет это, я буду вынужден передвигаться по « Чатранду» с большой

осторожностью. Ты должна навалить на Герцила вдвое больше работы, пока

Зирфет не закончит свое дело.

Сирарис погладила затылок Отта, проведя кончиком пальца по старому шраму

от ножа.

— Значит, он никогда не убивал? — тихо спросила она.

Отт покачал головой.

161

-

162-

— Да, Зирфет еще не убивал, хотя со мной он подошел ближе, чем

предполагает. — Он потер двумя костяшками пальцев подбородок. — Очень

хорошо, я ухожу.

— Ты так думаешь?

Она набросилась на него. Вино пролилось по его боку, пропитав постель, когда

она целовала его в шею, веки, ухо. Внезапно он вернулся в свою юность — но не в

юность любви и ласк. Он вспомнил битву. Ему тринадцать, он — уже любимец

армии — сражается с сиззи на холодном плато в тысячах миль от моря. Его

сержант мертв, его эскадрон уничтожен. Он сам вот-вот умрет. Мальчишка сиззи на

нем, нож в ребрах, его жизнь хлещет в траву. Одна рука сломана, другая зажата под

его врагом. Ярко-голубое небо, как сегодня.

Сирарис рассмеялась — такая юная, такая очаровательная. Действительно ли

она любит его? Мог ли он когда-нибудь позволить себе надеяться?

Он осторожно откатил ее в сторону и приложил палец к ее пышным губам.

— Иди и побалуй своего адмирала, — сказал он. — Исик никогда не должен

заподозрить тебя. Никогда.

Через несколько минут он был на крыше крепости, глядя вниз на « Чатранд».

Матрос высоко на грот-мачте спускал на ночь императорский флаг. Золотая рыба, золотой кинжал: они наблюдали за его жизнью в течение шести десятилетий, придавали значение его шрамам и завоеваниям, убийствам и предательствам, сладким женским губам. Арквал, подумал мастер-шпион. Арквал, моя любовь, пока

смерть не разлучит нас.

Тому мальчишке он разорвал горло зубами. Какой у него был выбор?

Глава 20. ВЫУЧЕННЫЕ УРОКИ

11 илкрина 941

29-й день из Этерхорда

— Блар баффин мад ме, — мрачно сказала Таша.

Пазел раздраженно оторвал взгляд от учебника грамматики:

— Блар авфам мутети: «Мой муж — мой надежный проводник». В

предложении нет буквы «д», м'леди.

— Перестань называть меня так.

Пазел понизил голос до шепота:

— Ты же знаешь, что я не могу. Они вышвырнут меня вон. Честно говоря, Таша, ты даже не пытаешься учиться.

— Я не выхожу замуж, — прошептала она в ярости. — И как бы ты узнал, если

бы я пыталась? Все, что тебе нужно сделать, это подождать, пока твой чертов Дар

переведет для тебя.

— Я же говорил тебе, что выучил четыре языка еще до того, как мама

наложила на меня заклинание. Я уже и так хорошо разбирался в языках. Если бы

162

-

163-

она наложила его на тебя, оно помогло бы тебе сражаться. Разве это не то, что ты

лучше всего умеешь?

— Сражения и тактика. Так говорят Герцил и Прахба, во всяком случае.

— Суть в том, что ты должна быть хороша в чем-то, и тогда заклинание

сделает тебя в этом лучше.

Они сидели в бархатных креслах в углу салона первого класса. В нескольких

ярдах слева от них Брат Болуту читал книгу из корабельной библиотеки « Ядовитые

вредители Алифроса». В дальнем конце комнаты Сирарис потягивала вино и весело

болтала с толпой женщин, среди которых была Паку́ Лападолма. В тени за спинами

женщин стоял смолбой с ужасными зубами по кличке Жалкая Пена, держа в руках

кувшин с вином и дергая шнур, который приводил в движение установленный на

потолке вентилятор.5 Время от времени какая-нибудь женщина протягивала свой

бокал и мальчик подскакивал, чтобы наполнить его.

Волосы Пазела были такими чистыми, что, казалось, будто он их где-то

позаимствовал. Фиффенгурт сам окунул его в бочку с известковой водой.

— Ты собираешься обучать Договор-Невесту! — сказал он. — Твоя внешность

отразится на каждом мальчике на этом корабле. Представь что будет, если вошь

переползет с твоих волос на леди Ташу.

Джервик назвал его денди — вполголоса, конечно. Он все еще не оправился от

ужаса, вызванного неестественным приступом тарабарщины Пазела. Но он все

равно не вернул нож отца Пазела и кита из слоновой кости его матери — он даже

не признался, что они у него есть.

— Они остались на « Эниэле» вместе со многими моими вещами, — сказал он

Пазелу, но при этом ухмыльнулся и подмигнул своим прихлебателям.

— Мне кажется, твоя сестра не слишком хорошо знала языки, — сказала Таша,

— иначе заклинание дало бы ей такой же Дар, верно? Но она, должно быть, была

хороша в чем-то другом.

— Много в чем, — сказал Пазел. — На самом деле, раньше я думал, что она

хороша во всем. Неда была сильной, как и ты. Она прекрасно пела и знала тысячу

песен. И вот что мне запомнилось больше всего — она понимала людей. Я не мог

обмануть ее, и никто другой тоже не мог. Иногда это заставляло ее грустить. Но

если заклинание и сделало что-то — кроме того, что чуть не убило ее, — мы этого

не заметили до того, как она убежала. Иногда я спрашиваю себя, простит ли она

когда-нибудь нашу мать, вспоминает ли обо мне.

— Конечно, вспоминает. Не будь таким тупым.

— Я даже не знаю, жива ли она.

5 Над столом, во всю его восьмифутовую длину, простиралась свисающая с потолка «панка», как называют в Индии

громадное опахало — собственно говоря, это нечто вроде гигантского веера. Основой этого устройства служил

стволик бамбука толщиной четыре-пять дюймов, а с него свисала длинная, фута в четыре, бахрома из сухих

пальмовых листьев. Шнур, закрепленный посередине опахала, пробегал по потолку через серию блоков и был

выведен через отверстие в стене на кухню. Чтобы привести в действие это хитроумное приспособление, не хватало

только шустрого мальчишки, который бы время от времени дергал за конец шнура так, чтобы веер качался над

столом и обвевал обедающих тепловатым ветерком (Даррелл).

163

-

164-

Таша прикусила губу. Пазел моргнул, глядя на страницу с текстом на

мзитрини. В другом конце комнаты Паку́ Лападолма весело болтала о дне

рождения императора — до него оставалось две недели, но он уже был предметом

оживленного ожидания. Двоюродная бабушка Паку́ подарила кораблю «ящик для

вечеринок», который нужно было открыть в указанную ночь: в нем наверняка было

что-то диковинное.

— Произнесите, м'леди, — сказал наконец Пазел. — Мой муж никогда не

будет голодать, пока я жива.

— Блар баффл... о, как бы я хотела, чтобы они заткнулись! — Таша

пристально посмотрела на Паку́. — У нее голос, как у подвыпившего петуха. Мы

должны пойти в мою каюту.

— Блестящая идея, — сухо сказал Пазел.

Со дня его припадка прошел месяц. Посол Исик больше не разговаривал с

Пазелом: когда они проходили по палубе, он притворялся, что не видит смолбоя.

Герцил предложил Пазелу написать письмо с извинениями. Но как он мог

извиняться за то, что сказал правду? В любом случае, посол наконец-то неохотно

согласился с этими уроками. Он даже пришел к некоторым договоренностям с

Роузом относительно долга Пазела. У Исика было очень мало выбора. Без доктора

Чедфеллоу на борту не было никого, говорящего на мзитрини, кроме Пазела, а

Таша должна была выучить свои клятвы.

Дверь открылась, и в гостиную вошел Герцил. Он улыбнулся Таше, но сразу

же подошел к Сирарис, поклонился и вручил ей небольшой сверток, завернутый в

муслиновую ткань. Сирарис коротко кивнула ему и спрятала сверток подальше.

Только тогда Герцил подошел к Таше и Пазелу.

— Ты нашел свои пуговицы, Паткендл, — сказал он. — Я удивлен, что их не

украли после стольких часов.

— Мне повезло, — сказал Пазел, поднимая руку к своему бушлату. На самом

деле произошло нечто гораздо более странное, чем удача: медные пуговицы

появились у него в кармане на следующее утро после приступа. Он тепло

поблагодарил Нипса, но другой смолбой понятия не имел, о чем он говорит. Как и

Рейаст, лежавший в гамаке под ним.

Пазел решил, что они дразнят его, и совсем забыл об этом. Но теперь, в салоне

первого класса, ему внезапно пришла в голову еще одна возможность: икшель. Кто

еще мог достать потерянные пуговицы из трещин и щелей на палубе и незаметно

положить их в карман?

Пазел с дурным предчувствием посмотрел на воина, стоявшего над ним. Знает

ли он? Герцил бросил на него еще один из своих хищных взглядов. Но он ничего не

спросил, а вместо этого протянул маленькую деревянную коробочку и открыл

крышку.

Внутри было что-то похожее на комки клея и оранжевую пряжу.

— Паучье желе, — сказал Герцил. — Фирменное блюдо Трессек Тарна.

Пазел поблагодарил его и нервно сунул в рот целый липкий комок. Но Таша

164

-

165-

просто понюхала лакомство.

— Чего хотела Сирарис на этот раз? — спросила она.

Брови Герцила поползли вверх:

— Лекарство. Капли для чая твоего отца. Очень заботливо с ее стороны: она

написала сюда заранее, еще к Этерхорде, заказав их.

— Каждый раз, когда мы приходим в порт, она заставляет тебя бегать.

— Я камердинер, а также и ее слуга. Таша, командор Наган был таким же?

— Кто?

— Капитан почетного караула твоей семьи, моя дорогая. Он заболел и оставил

нас в Ульсприте, но, как я понимаю, сегодня он догнал « Чатранд» и поднялся на

борт. Я хочу с ним познакомиться.

— Я никогда не видела этого человека. Послушай меня, Герцил: ты мой

учитель. И у нас осталось не так много времени, чтобы учиться у тебя.

— Так оно и есть. — Герцил слегка улыбнулся ей. — Всегда нужно следить за

часами, тебе не кажется?

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Таша посмотрела на

Пазела, внезапно затаив дыхание.

— Это наш код, — прошептала она. — Рамачни вернулся. Пазел, ты должен

пойти со мной, сейчас.

Она встала и наполовину выволокла Пазела из гостиной. Они проскользнули

через пустую столовую, миновали Денежные ворота и офицерские каюты. У ее

двери Пазел остановился.

— Это последнее место, где я должен быть, — сказал он.

— Не волнуйся, я обо всем договорилась. Входи.

— Договорилась? — недоверчиво спросил он. — С кем? Твой отец там?

— Нет, его там нет, как и Сирарис. Пазел, неужели ты не можешь мне

доверять?

Он настороженно посмотрел на Ташу, но последовал за ней в каюту.

Красный свет заката лился через кормовые окна, поблескивая на латунных

изделиях и канделябрах. На столе стоял пятифутовый самовар из фарфора и

нефрита, из его носика все еще поднималась струйка пара. На стене висела картина

с изображением кораблекрушения, в большой позолоченной раме, а также пара

скрещенных мечей, которые он заметил раньше. Но теперь в середине пола лежал

огромный ковер — рыжевато-коричневая медвежья шкура с головой и когтями.

— Еще одна безделушка из Тарна, я полагаю, — сказал он, касаясь пальцем

ноги желтых клыков.

Таша повернулась и посмотрела на него:

— Мой дедушка убил этого медведя охотничьим ножом на своей ферме в

Вестфирте. Сирарис распаковала шкуру, потому что у нее мерзли ноги.

Пазел отдернул палец ноги. Таша криво улыбнулась ему, пересекая каюту.

Деньги, подумал Пазел

. Чувства столкнулись, когда он последовал за ней: он был грязным, она была

165

-

166-

избалованной, он был никем, он был лучше, чем эта девушка.

У нас тоже были старые вещи, подумал он, яростно пытаясь вспомнить. Но

те немногие предметы, которые он мог вспомнить из своей жизни в Ормаэле, казались убогими и скучными рядом с этим великолепием. На столе у самовара

лежал кусок кофейного торта, который никто не потрудился доесть. Смолбои

дрались на кулаках из-за меньшего. Что я здесь делаю?

Таша открыла дверь в свою каюту. С чудовищным грохотом Джорл и Сьюзит

скатились с кровати, чтобы поприветствовать ее. Она мгновенно взглянула на часы

на туалетном столике: как и прежде, их шарнирный циферблат с рисунком луны

был приоткрыт. Она втащила Пазела в комнату.

— Рамачни, — сказала она. — Это я. Я привела Пазела Паткендла.

— В самом деле?

Голос, высокий, бархатисто-мягкий и совершенно нечеловеческий, казалось, исходил из подушек Таши. Пазел невольно подскочил: к своему огорчению, он

увидел веселую улыбку на лице Таши.

Она закрыла дверь каюты. Подушки сдвинулись, и из-под них появилась

черная норка. На мгновение это было почти комично — аккуратное создание, высвобождающееся из постельного белья. Затем оно посмотрело на Пазела и

замерло.

Пазел тоже не двигался: черные глаза были широкими, бездонными и, к

счастью, очень добрыми. Оно знает меня, подумал он и слегка вздрогнул от

странности этой мысли. Затем маленькое существо с наслаждением потянулось и

прыгнуло в объятия Таши.

Она засмеялась, когда Рамачни по-кошачьи потерся о ее подбородок.

— Я так по тебе скучала! — сказала она.

— И я скучал по этим ногтям в моем меху. Этот корабль кишит блохами

самого кровожадного вида.

— Где ты прятался, Рамачни? — спросила Таша. — Герцил и я ужасно

беспокоились! Мы узнали, что ты на борту, только тогда, когда нам сказал Пазел.

— Мне жаль, что я бросил вас, — сказал Рамачни. — Но у меня действительно

не было выбора. На борт « Чатранда» поднялся кто-то невероятно сильный и

убийственный: я почувствовал это с первого вздоха. Он исследует, слушает и

шпионит за нашими мыслями. Для него убить — все равно, что вытереть пыль со

стола. Я был застигнут врасплох. Я не мог сказать, кто или что это, потому что он

хорошо скрывает свое лицо. Я сделал все, что мог — спрятался от него, чтобы он

не понял, что на борту есть сила, равная его, и не стал бы угрожать тем, кто дружит

со мной. Поэтому я ждал, прямо внутри часов, прислушиваясь, как мог, пока не

показалось, что вы все покинули каюту. Но я ошибался — мистер Паткендл остался

и увидел меня, и мне пришлось наложить на него защитное заклинание, чтобы

Другой не смог прочитать его мысли.

— Ты применил ко мне магию? — резко спросил Пазел.

— Поверь мне — я не хотел, — сказал Рамачни. — Это не мой мир, и когда я

166

-

167-

прихожу сюда, я должен использовать заклинания, как кочевник использует воду, которую несет, зная, что ее должно хватить ему на путь через пустыню. Но не

бойся: чары давно развеялись. И наша встреча еще может оказаться удачной для

нас обоих. — Он сверкнул своими белыми клыками в сторону Пазела. Возможно, так он ухмылялся.

Таша вздохнула и положила его на кровать:

— Так ты был на борту все это время?

Рамачни кивнул:

— Глубоко в трюме, вне поля зрения. Я должен был прислушаться к кораблю

и попытаться получить некоторое представление об опасности.

— И этот «Другой», — продолжала Таша, — ты узнал, кто это?

— Увы, нет. Но я узнал, что он такое. Он маг — такой же ткач магии, как и я.

— Но, конечно, менее сильный, — сказала Таша.

— О, нет, — сказал Рамачни. — Он могущественнее, потому что принадлежит

этому миру. Я не могу, например, проникнуть сквозь его завесу тайны — а этот маг

одержим секретностью. Да, он действительно силен, и это меня беспокоит. Он мог

бы быть учеником Аруниса, Мага Крови Гуришала, самого мерзкого чародея, которого когда-либо порождал этот мир. Жадность Аруниса была безгранична. Он

даже грабил другие миры, в том числе и мой собственный, в поисках более

глубоких сил. Я сражался с ним там столетие назад, в великой библиотеке

Имбретоте-под-Землей, и изгнал его из моего мира. Он с трудом вернулся в

Алифрос, в земли Мзитрина, и укрылся при дворе Шаггат Несса. И, похоже, Шаггат оказался его судьбой: доктор Чедфеллоу заверил меня, что он умер вскоре

после самого Безумного короля.

— Меня Чедфеллоу заверил, что будет на борту и позаботится о Прахбе, —

сказала Таша. — Я ему не доверяю. Но ты думаешь, что этот чародей может быть

любимым учеником Аруниса, верно?

— Что-то в этом роде, — сказал Рамачни. — У магов, как у портных и поэтов, есть свои стили, и в работе этого чародея я обнаруживаю больше, чем немного

влияние Аруниса — и все его зло. Мы должны быть очень осторожны.

Единственная хорошая новость — на этом корабле так много заклинаний и

обрывков заклинаний, так много столетий покрывавшихся магической паутиной, что несколько моих собственных заклинаний могут какое-то время побыть

необнаруженными. О, в конце концов он обнаружит их — он узнает, что на борту

находится другой маг и сражается с ним, — но, если повезет, это произойдет не

скоро.

— Мистер Ускинс — плохой человек, — твердо сказал Пазел. — А капитан

Роуз — ужасный. Если подумать, он тоже слышит голоса — духов, так он их он

называет. Может быть, ты имеешь в виду именно его?

— Все возможно, — сказал Рамачни. — А Нилус Роуз — прирожденный

конспиратор. Но сейчас нет времени на размышления. Я попросил Герцила

задержать посла Исика и его леди на тридцать минут, а мы уже проговорили десять.

167

-

168-

Рамачни снова посмотрел на Пазела:

— Ты не подержишь на мгновение мою лапу?

Пазел колебался достаточно долго, чтобы напомнить себе, что перед ним не

дикое клыкастое животное, а великий маг и друг Таши. Он взял маленькую лапку в

свою руку.

Рамачни закрыл свои сверкающие глаза. Он глубоко вздохнул.

— Это правда, — сказал он. — Ты Смитидор.

— Я ормали, — сказал Пазел.

— Конечно. Но не просто какой-нибудь ормали. Твоя мать — Сутиния

Садралин Паткендл — сама маг и дочь магов.

— Ты знаешь ее имя! Как?

— Элементарно, мальчик. Она подписала свое заклинание, и я только что

прочитал сигнатуру... — Рамачни протянул руку и коснулся губ Пазела. — там.

Чудовищное заклинание! Но, похоже, оно растворено в каком-то довольно

антисанитарном фруктовом соке.

— Пожалуйста, — сказал Пазел, подавляя дрожь, — не мог бы ты убрать его?

Как продавец зелий в Сорне? Оно чуть не убило меня и мою сестру.

Рамачни посмотрел на него снизу вверх, в его глазах появилось сострадание:

— Ты еще не понял, Пазел? Никто не может его убрать. Твоя мать не просто

накинула на тебя заклинание, как старое пальто. Она изменила тебя до последней

капли крови. В каком-то смысле она действительно убила тебя — убила твое

прежнее я, чтобы могло родиться новое. Этот продавец зелий не вылечил тебя. Он

просто захлопнул крышку на кипящем котле твоего Дара — самый глупый

поступок. Если бы доктор Чедфеллоу не подсыпал тебе в чай эти противогексные

соли, рано или поздно ты бы сошел с ума. Как я уже сказал, парень, ты Смитидор, человек, навсегда измененный магией. И я потратил половину вечности, разыскивая тебя.

Наступила тишина. Таша переводила взгляд с одного на другого.

— Итак, — наконец сказала она сдавленным голосом, — ты его нашел. И, я

полагаю, все эти годы тебе нужны были мои часы, моя семья и я только для того, чтобы помочь тебе найти этого особенного смолбоя. Поздравляю.

Рамачни вздохнул:

— Я не скажу, что ты ошибаешься, Таша, дорогая.

Таша выглядела так, как будто надеялась, что он сделает именно это. Казалось, она собиралась сказать что-то еще, но Рамачни заговорил первым:

— Имей в виду, я также не говорю, что ты права. Позволь мне вместо этого

сказать, что маги видят немного больше, чем обычные люди, в этой окутанной

туманом стране, называемой будущим. Ты когда-нибудь задумывалась, почему у

тебя появился друг, Таша? Знаешь ли ты, что хорошего или плохого может из этого

произойти, со временем?

Таша застенчиво перевела взгляд с норки на смолбоя. Ее лицо было пунцовым.

— Все эти недели я умирала от желания поговорить с тобой. Спросить тебя о

168

-

169-

том, о чем я не могу просить больше ни у кого.

Рамачни поднял на нее глаза.

— Спрашивай, — сказал он.

— Ты поможешь мне избежать этого брака? Пожалуйста?

Голова норки поникла. Через мгновение он сказал:

— Да, помогу.

Таша в восторге обняла его. Но Рамачни поднял лапу:

— Возможно, у меня ничего не получится. И, если я это сделаю, помощь

может быть такой же болезненной, как и то, что она лечит, или даже хуже. Но мое

сердце подсказывает мне, что твоя судьба не будет решена брачными клятвами.

— Ха! — сказал Пазел. — Это уж точно! Блар баффл...

Таша скорчила ему гримасу. Она была вне себя от радости.

— А теперь, — сказал Рамачни, — мы должны сосредоточиться на

непосредственной опасности. Вот что я узнал, подслушивая: помимо мага, который

находится на борту уже много недель, скоро среди нас будет еще один злой

человек. Кто-то ужасный. Все хитрые шепотки сосредоточены на нем. Он будет

пассажиром, матросом или слугой. Он останется на борту недели или часы: я не

знаю. Но Роуз и Ускинс — и скрывающийся маг — только о нем и думают. И

единственное существо доброй воли, которое знает имя этого ужасного человека,

— крыса.

— Крыса! — хором воскликнули Пазел и Таша.

Рамачни кивнул:

— Разбуженная крыса, удивительно. Вы узнаете его по короткому хвосту. Я

много раз пытался поговорить с ним, но крысами « Чатранда» правит какой-то

ужасный страх, и они нападают на любого, кто приближается к их логову. Если вы

найдете его, обращайтесь с ним по-доброму. Он, должно быть, самое несчастное

существо на этом корабле.

В этом Рамачни ошибается, мрачно подумал Пазел: никто не мог быть таким

несчастным, как Стелдак, заключенный в столе Роуза. Но маленький маг, похоже, не знал об икшель, и Пазел не осмеливался говорить о них. Он все еще мог слышать

Диадрелу: Это будут последние слова, которые ты когда-либо произнесешь. И она

была дружелюбной.

— Рамачни, — сказал он, — почему ты искал меня?

— Чтобы заручиться твоей помощью, — сказал маг. — Я прошу тебя принять

еще один Дар.

Короткое изумленное молчание.

— Ты шутишь, — сказал Пазел.

Норка покачала головой.

Пазел нащупал у себя за спиной дверную ручку.

— Абсолютно нет, — сказал он.

— Не будет никаких неприятных последствий, — сказала норка. — По

крайней мере, не в течение многих лет.

169

-

170-

— Фантастика — не так уж много шансов прожить много лет с этой толпой.

Но если я это сделаю? Что тогда? Неужели у меня вырастут рога и хвост, чтобы, когда я начну болтать, как мурт, я буду выглядеть соответственно?

— О небо! — внезапно сказала Таша. — Повзрослей, Пазел. Рамачни

настолько осторожен с магией, что в первый год знакомства я вообще не знала, что

он сможет что-то сделать. Если он сказал, что это безопасно, значит, так оно и есть.

— Но он не сказал.

Норка щелкнула зубами, отчего показалось, что она снова ухмыльнулась:

— Совершенно верно, не сказал.

— Пазел, — сказала Таша, — ты боишься?

Идиотский вопрос. Он открыл дверь и побежал через каюту, прихватив на

ходу торт. Затем он услышал топот ног позади себя. Вихрь движения, и Таша

встала между ним и внешней дверью.

— Ты не можешь сказать нет Рамачни.

— Нет?

Пазел оглянулся на мага, который спокойно вошел в каюту.

— Сделай это с Ташей Храброй, вот, — сказал Пазел. — Одного Дара было

достаточно, чтобы разрушить мою жизнь.

— Но будет недостаточно, чтобы спасти ваш мир от смерти, — возразил

Рамачни.

Пазел замер, торт был на полпути ко рту. Рамачни уселся на задние лапы:

— В трюме корабля подслушивать трудно, но из другого мира — в тысячу раз

труднее. В течение девяноста лет Алифрос был моей главной заботой, поскольку он

связан с моим собственным миром кровью и случайностью. Я слушал от рассвета

до заката, и полночи тоже. Этот момент, наконец, наступает. Над « Чатрандом»

нависла смертоносная мощь. Большая, чем злой маг, уже находящийся на борту, или ужасный человек, который скоро здесь будет — хотя они, возможно, будут

стремиться это использовать. Что это? Когда и как оно ударит? Я не знаю. Но я

знаю, что его нельзя игнорировать, потому что я ходил по землям, где оно

преобладало, где люди надеялись, что зло пройдет мимо них, и ошиблись. Доверься

мне, Пазел Паткендл: ты не знаешь значение слова разрушить.

Пазел посмотрел на него: маленькое существо на ковре из медвежьей шкуры, его черные глаза сверкали.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Слушать, вместе с тобой. И если ты услышишь нечто... экстраординарное, ты произнесешь слово, которому я тебя научу. Возможно, несколько слов. Это

зависит от того, что ты услышишь.

— И это все?

— Этого, Пазел, достаточно, чтобы потрясти основы всего мира. Я хочу

научить тебя Мастер-словам, самим кодам творения; их произносят при том

эфирном дворе, где воля — это материя, а стихи становятся галактиками. Видишь

ли, обычные люди не могут их выучить...

170

-

171-

— Но он может, — сказала Таша.

— Возможно, — сказал Рамачни. — Но Дар Пазела — крошечная искра по

сравнению с дикой огненной силой таких слов. Только двум или трем я

осмеливаюсь научить вас — ради вас и ради самого Алифроса. И, Пазел, ты

сможешь произнести каждое слово только один раз. После этого оно навсегда

исчезнет из твоего разума.

— Почему бы тебе самому не произнести их? — спросила Таша.

— Я здесь гость, — сказал Рамачни. — Мастер-слова принадлежат этому

миру, а не моему. На моих губах они пыль.

Пазел все еще колебался:

— Что мне делать этими Мастер-словами?

— Сражаться с врагом.

— Но как? Ты даже не знаешь, кто он такой!

— Со временем он покажет себя. И тогда ты будешь должен выбрать слово и

момент для его употребления. И выбрать мудро, потому что второго шанса не

будет.

— Это... абсурд! — прошипел Пазел. — Я даже не знаю, с кем я должен

сражаться! Как ты можешь ожидать, что я его побью? Что, если он просто пырнет

меня ножом во сне?

— Он также не узнает ни о тебе, ни о силе, находящейся в твоем

распоряжении. И могут пройти годы, прежде чем он нанесет удар — годы, дни или

просто часы. Попытайся понять: это битва в темноте, и я так же слеп, как любой

другой. Я знаю только одно: я нашел в тебе и Таше своих лучших воинов, самых

лучших за девяносто лет поисков. Ты откажешься?

Пазел медленно подошел к столу и положил торт.

— Нет, — сказал он. — Не откажусь.

— Тогда, как только мы договоримся о времени...

— Сейчас.

Рамачни удивленно дернул хвостом:

— Ты уверен? Это тебя сильно утомит.

— Уверен. Сделай это сейчас. Пока я не передумал.

Рамачни глубоко вздохнул, потом посмотрел на Ташу:

— Когда все закончится, Пазел будет просто усталым, но я буду измучен.

Настолько измучен, что не смогу вернуться в мой мир через твои часы. Я пойду в

свое тайное место в трюме и посплю несколько дней. Могу ли я положиться на

тебя, Таша? Будешь ли ты охранять его, охранять себя и быть сильной для всех, пока я не проснусь?

Сияя от его уверенности в ней, Таша сказала:

— Буду.

— Тогда иди к окну, Смитидор, и ложись.

Пазел подошел к окнам галереи. Подоконник был длиной восемь футов, с

красными шелковыми подушками по концам. Было ли у них время на это

171

-

172-

волшебство? Был ли он неправ, настаивая на том, чтобы это произошло сейчас? Он

лег, стараясь не касаться подушек. Даже после мытья он все еще чувствовал себя

слишком грязным для этой комнаты.

Маленький маг прыгнул в руки Таше, затем повернулся к нему лицом.

— Не думай, — сказал он. — Мысль — это задача всей твоей жизни в этой

хрупкой вселенной, но сейчас это неправильная задача. Вместо этого слушай.

Слушай так, как будто от этого зависит твоя жизнь, как однажды и будет.

Пазел посмотрел на него, но маг не дал никаких дальнейших указаний.

Поэтому Пазел скрестил руки на груди и прислушался.

Сначала он просто слышал корабль — звуки были такими знакомыми, что он

их почти не замечал. Под окнами ахтерштевень вспенивал волну, а руль скрипел, когда мистер Элкстем поворачивал штурвал. Кричали чайки. Мужчины смеялись и

ругались. Ничего необычного.

Затем Рамачни что-то прошептал Таше, та наклонилась над Пазелом и

распахнула окно. Ветер заполнил комнату, подняв ее волосы, и Рамачни

соскользнул с ее рук на подоконник. Он осторожно забрался на грудь Пазела.

— Закрой глаза, — сказал он.

Пазел повиновался, и в тот момент, когда его веки закрылись, он исчез — его

швырнуло, как лист, в огромный звуковой циклон. Негромкий, он был глубже, чем

само море. Пазел слышал, как бьются тысячи сердец, каждое сердце на

« Чатранде»: от медленного барабанного боя сердец авгронгов до бип-бип-бип

новорожденных мышей в амбаре. Он услышал, как Таша моргнула. Он слышал, как

Джервик тайно смеялся над чем-то, Нипса рвало от какой-то грязной работы на

камбузе, и впередсмотрящий прорыдал имя девушки (« Гвенни, Гвенни») в

уединении вороньего гнезда. Он услышал, как крыса говорила, завывая, о гневе

Ангела Рина. Он услышал, как Роуз прошептал во сне: « Мама! »

Но звуки « Чатранда» были всего лишь легким порывом ветра в шторм. Пазел

мог слышать все волны в Нелу Перен, разбивающиеся о каждую скалу, плот и

морскую дамбу в империи. Он мог слышать слои ветра, проносящиеся над миром, как снежные сугробы, миля за милей, и, наконец, истончающиеся до песни

пустоты, ледяной флейты. Он слышал, как морские черепахи вылупляются на

теплом брамианском пляже. Он слышал, как существо во много раз длиннее

« Чатранда» пожирало кита на дне Неллурога.

Затем легкий бриз укротил циклон. Пазел знал, что это было дыхание Рамачни, и оно влилось в этот безумный котел звуков и заглушило их — полностью. Через

несколько секунд все исчезло, даже его собственное сердцебиение прекратилось.

Мир мог бы быть мертв или навеки застыть в твердом алмазе. И в этой

совершенной тишине Рамачни произнес три слова.

Он сидел прямо. Головокружение, ошеломление. Таша, спотыкаясь, направлялась к креслу. Рамачни дрожал рядом с ним.

Что случилось? Сколько прошло времени? Пазел вспомнил, как много лет

172

-

173-

назад проснулся и обнаружил, что в саду его матери выросли высокие лилии, а он

сам едва избежал смерти. Но нет, не в этот раз. Прошли минуты, а не недели, и он

не был болен. Просто наполнен, на грани безумия, запоминающимися звуками.

— Я слышал, как дышит весь мир, — сказал он.

Рамачни поднял голову, медленно и мучительно. Пазел встретился с ним

взглядом.

— Слова, — сказал он. — Они у меня. Я чувствую их в своей голове! Но для

чего они нужны?

— Это самые простые из Мастер-слов. Но, когда ты их произнесешь, они

станут заклинаниями невероятной силы. Одно укротит огонь. Другое превратит

живую плоть в камень. А третье ослепит, чтобы дать новое зрение.

— Ослепит, чтобы дать новое зрение? Что это значит?

— Узнаешь.

— Посмотри на это место, — неопределенно сказала Таша. — Это катастрофа.

Так оно и было: казалось, по каюте пронесся вихрь. Картины были

перекошены, стулья перевернуты, повсюду разбросаны крошки торта. Сама Таша, с

растрепанными волосами и серебряным ожерельем, сползшим на плечо, выглядела

так, словно только что спустилась с мачты.

Рамачни тронул Пазела за руку:

— Помни: каждое слово исчезнет навсегда после того, как ты его произнесешь.

Все зависит от твоего выбора. Прислушивайся к своему сердцу и выбирай

правильно.

Он сполз с подоконника, пыхтя, как старик. Таша поспешила вперед и подняла

его. Внезапно ее лицо стало очень встревоженным.

— Будь сильной, моя воительница, — сказал ей Рамачни. — А теперь иди, найди Герцила и пусть он отнесет меня туда, где я отдохну.

Но не было никакой необходимости искать Герцила. Секундой позже он

распахнул наружную дверь, прыгнул внутрь и захлопнул ее за собой.

— Рамачни, ты держал их слишком долго! — прошептал он. — Прячься! Ее

отец приходит! Клянусь Ночными богами, вы двое, поправьте свою одежду и

садитесь за учебу!

Рамачни исчез в каюте Таши, в то время как Герцил начал лихорадочно

наводить порядок в комнате. Схватив учебник грамматики Таши, он сунул его в

руки Пазелу.

— Ради любви к Рину, следи за своим языком!

У них было как раз достаточно времени, чтобы принять прилежные позы, прежде чем Эберзам Исик распахнул дверь.

— Итак, — сказал он, взглянув на Герцила, — ты нашел их.

Он был в ярости. Пазел смутно вспомнил (его извилины все еще работали с

трудом), что так и не извинился — но как он мог извиниться за то, что сказал

правду?

Герцил прочистил горло:

173

-

174-

— Я нашел их. Усердно за книгами, Ваше превосходительство.

— Но не на публике, — сказал Исик. — Я разрешал тебе находиться в моей

каюте, Паткендл?

— Нет, сэр, — сказал Пазел, с трудом поднимаясь на ноги. Его голос звучал

странно для его собственных ушей. Таша тоже начала подниматься, затем снова

села с глухим стуком.

— И все же ты осмелился вернуться, — сказал Исик, задыхаясь от ярости, —

после твоей дерзости месяц назад.

— Не вини его, Прахба, — сказала Таша, ее голос был таким же странным. —

Я не могла выносить шума в гостиной. Я заставила его прийти сюда.

Посол посмотрел на нее, явно застигнутый врасплох:

— Ты привела его? Что ж, тогда это не твоя вина, Паткендл. Но это

совершенно неприлично, что вы двое остались одни! В следующий раз приведи

Сирарис... Наму или Герцила. Хммм! И как ее мзитрини, мальчик?

Пазел сглотнул:

— Она... поражает меня, Ваше превосходительство.

Исик потребовал демонстрации. Таша прочистила горло и сказала на

мзитрини:

— Мой муж не всегда карандаш.

— Ты смеешься, мальчик?

— Нет, сэр. — Пазел задохнулся и закашлялся. Исик подошел на шаг ближе, изучая его.

— Чедфеллоу мог бы тебя усыновить, — сказал Исик.

Теперь настала очередь Пазела удивиться.

— Да, сэр, — пробормотал он, заикаясь. — Я многим обязан доктору.

— Ты образованный мальчик. Почему ты рискнул оскорбить меня в тот день?

Пазел вцепился в спинку стула:

— У меня нет оправдания, Ваше превосходительство.

— Тоже хорошо. — Исик выдавил из себя смешок. — Ты выучил мзитрини от

их посланника, не так ли? Чедфеллоу называл его варваром в шелках. Возможно, тебе передалось немного варварства? Это не так уж плохо. Немного варварства

укрепляет мужчину.

— Да, Ваше превосходительство.

— Давай забудем прошлое, хорошо? Ты проявил большую доблесть с этими

авгронгами. И когда я узнал, что ты — сын Грегори Паткендла, я, естественно, захотел с тобой познакомиться. Этот бушлат тебе нравится?

— Да, Ваше превосходительство, я благодарю вас.

— Мы забудем прошлое. — Исик взъерошил волосы Пазела. — Странная

встреча для нас обоих, а? Ты первый ормали, с которым я заговорил после

Спасения. И, естественно, я первый солдат той кампании, который заговорил с

тобой.

— Нет, Ваше превосходительство. Первым, кто заговорил со мной, был

174

-

175-

капрал, который пнул меня до потери сознания, потому что хотел изнасиловать

мою мать и сестру, но не смог их найти.

После того, как Герцил зажал ему рот рукой и вытащил из каюты (с видом, который ясно давал понять, насколько тщательно Пазел вырыл самому себе яму), после того, как появился Ускинс, раздел его до пояса и привязал запястья к кофель-планке, после того, как люди собрались десятками, чтобы таращиться и бормотать

о гневе Роуза, после того, как кто-то начал хлестать его узловатым кнутом, а

радостный Ускинс крикнул: «Сильнее, негодяй, или я это сделаю на тебе», после

того, как Пазел услышал рыдание и понял, что Нипс был выбран кнутобоем, после

того, как Пазел почувствовал, что по его щекам текут слезы, а кровь стекает на

штаны, — только тогда ему пришел в голову худший результат его вспышки.

Я больше никогда не увижу Ташу.

Но это была наименьшая из его проблем, не так ли? Он никогда особо не

интересовался девушками: все знали, что они означают катастрофу в жизни моряка.

Как коралловые острова: красивые на расстоянии, окруженные рифами.

Ему должно было быть все равно. Он даже не знал ее и то, что знал — дочь

человека, который сжег Ормаэл, избалованная, довольно жестокая и нескромная —

ему не очень -то нравилось. Так?

Огонь и дым, Пазел. Она тебе нравится.

Последний, неожиданный удар, как плетью. Она могла бы стать другом —

после всех этих лет, друг! — но теперь он никогда этого не узнает. И Нипс, другой

его друг: он тоже исчезнет, и добрый мистер Фиффенгурт, и — о, небо! —

возможность найти своих родителей и Неду! Если доктор Чедфеллоу

действительно мог отвезти его к ним, Пазел упустил свой шанс.

Внезапно он очень смиренно попросил защиты имперского хирурга. Что с ним

будет? Кого будет волновать, если он умрет?

Доктор Рейн промыл его раны эвкалиптовым маслом и отправил обратно в

гамак. Пазел не мог лежать в нем, поэтому лежал на животе на грязном полу, едва

осмеливаясь заснуть из страха, что мальчишки наступят на него в темноте. И все же

он, должно быть, спал, потому что в какой-то момент той несчастной ночи он

внезапно проснулся, охваченный ужасным осознанием.

Я потерял весь свой народ.

Но как только эта мысль пришла ему в голову, Нипс вернулся со своей ночной

смены, на ощупь подошел к Пазелу и схватил его за руку. Пазел сел, морщась, и

Нипс протянул ему мешочек.

— Что это?

Нипс не издал ни звука. Пазел развязал мешочек и порылся внутри. Монеты, шесть или восемь штук. Золотые, судя по весу.

— Где ты это взял, приятель?

Нипс не сказал ни слова. Он вложил в руку Пазела второй предмет —

складной нож.

— Нипс! Это нож моего отца? Это он, верно?

175

-

176-

Нипс все еще шарил в карманах. Наконец он преподнес последний подарок, кита из слоновой кости.

— Тебе пришлось драться с Джервиком? — прошептал Пазел.

Нипс фыркнул. Только тогда Пазел понял, что Нипс рыдает от ярости и стыда.

— Клянусь костями моей бабушки на Соллочстале, — сказал он своим

скрипучим голосом, — я увижу, как они заплатят за то, что заставили меня сделать

с тобой.

Глава 21. ИЗ ТАЙНОГО ДНЕВНИКА

Г. СТАРЛИНГА ФИФФЕНГУРТА, КВАРТИРМЕЙСТЕРА

Суббота, 13 илкрина. Спокойное плавание на нервном корабле. Роуз

деспотичен, Ускинс жесток, но оба держались особняком эти два дня после порки

Пазела Паткендла, как будто насытились этим злым делом. Для мистера П. П., конечно, нет будущего: его высадят на берег в Утурфе́ с куском конины в руке & клеймом позора на его бумагах. Ускинс, этот здоровенный боров, пытался

заклеймить его запястья — Д за Дерзость на одном, Б за Безрассудство на другом.

Он держал Паткендла в кузнице & уже раскалил клеймо, когда я пришел & вмешался. Не очень мягко: я сказал ему, что железо найдет новые & неудобные

помещения, если он попытается использовать его на одном из моих мальчиков.

Ускинс насмехался надо мной за то, что я защищал Мукетча — странное прозвище, которое мальчики дали Паткендлу. Я так понимаю, это как-то связано с крабами.

Ускинс & так причинил достаточно вреда, когда заставил лучшего друга

мальчика, Нипса Ундрабаста, орудовать кнутом. Мистер Ундрабаст ходит с таким

видом, как будто он кого-то убил. Он также подрался: мистер Джервик Лэнк, по-видимому, заметил, что Паткендл был «девчушкой», потому что он плакал под

плетью — как будто морпехи & наемники тоже этого не делали! — & Ундрабаст

еще хуже, так как он плакал только потому, что ему пришлось выпороть

«сумасшедшего ормали». Ундрабаст бросился на него, как дикая кошка. К счастью, Пейтр & Дасту оказались рядом & оторвали его прежде, чем кто-либо пострадал.

В этот раз я посмотрел в другую сторону, но больше не смогу этого сделать.

Драки — это чума, которую необходимо быстро искоренить, чтобы она не вышла

из-под контроля.

Воскресенье, 14 илкрина. Отвратительные сны: Анни больна, ее отец вынужден

просить ссуду у бандитов Мангела, чтобы купить лекарства, рой черных насекомых

над Этерхордом, ребенок, плачущий в трюме. Такие видения мучают меня

неделями — фактически с той ужасной ночи, когда мистер Эйкен из Торговой

Семьи Чатранд пропал за бортом всего в нескольких лигах от залива Эллисок.

Только Свеллоуз видел, как он упал, &, хотя мы убрали парус & потушили фонарь, никаких следов его тела найдено не было. Свеллоуз утверждает, что мистер Эйкен

был сильно пьян, но я ничего не сказал об этом в письме, которое написал его жене.

176

-

177-

В его каюте не было & следа спиртного, а предательская бутылка, если она

действительно была, отправилась с ним на дно. Роуз повел нас молиться за добрую

душу этого человека — так искренне, что я, наконец, смог представить, как капитан

заканчивает свои дни монахом.

В настоящее время Роуз целыми днями сидит за своим столом & строчит, выходя только для отчета мастера парусов & вечером, чтобы поесть. Остров

Турвиннек появился & исчез, как & руины древнего города Нал-Бурим на юго-восточной оконечности Дремланда. Лунный сокол командора Нагана был

отправлен вглубь страны & вернулся с жирной куропаткой, которую сегодня

вечером подали с мятой за столом капитана. Мистер Лацло предложил пятьсот

сиклей за птицу, но солдат любит своего Ниривиэля & не хочет даже слышать об

этом. Нужно восхищаться такими нежными чувствами в воине.

Среда, 17 илкрина. Путаница & задержки. Сильный зюйд-вест заставил нас

лавировать почти по направлению к дому с прошлой среды до вчерашнего утра. С

тех пор ни о каком ветре & говорить не приходится: мы ползем на 2 узлах.

Путаница распространилась даже на направление нашего плавания. Нал-Бурим

— обычно сигнал любому кораблю, нацелившемуся в Бескоронные Государства: надо поворачивать строго на запад. Но, к всеобщему изумлению, Роуз не отдал

такой команды: мы идем по курсу зюйд-зюйд-вест & оставляем материк позади.

Мистер Элкстем спросил у двери кап. & ему было сказано управлять в

соответствии с инструкциями & умерить свое любопытство.

Прошлой ночью на Пазела Паткендла напали другие мальчики: привязали к

его гамаку & обоссали, сказав, что его «следовало сделать рабом» & он не должен

«позорить лучший корабль лучших людей в Алифросе». Его друзья Ундрабаст & Рейаст были в другом месте. Никто не назовет мне имен.

Для его собственной безопасности я перенес гамак Паткендла в корабельную

гауптвахту, где он будет спать под замком до тех пор, пока его не выгонят в

Утурфе́. Если мы когда-нибудь туда доберемся.

Понедельник, 22 илкрина. Загарпунил жнец-акулу; Теггац приготовил суп. В

пищеводе (акульем) нашли целый скелет человеческой руки с тонким серебряным

кольцом на одном пальце. Наш кок подарил его мне, часто моргая & потирая руки,

& через несколько минут сумел сказать: «Плохая акула». Однажды я отдам кольцо

Аннабель, не рассказывая о его происхождении.

Ветер норд-вест & значительно посвежел: семь узлов при ударе полуденного

колокола. Все еще держим курс на юг.

Воскресенье, 28 илкрина. Этим утром Роуз отдал приказ двигаться на запад —

наконец-то. Мы отклонились от нашего пути на восемьдесят лиг, как минимум. С

какой целью? Матросы спрашивают, у меня нет ответа.

Вот еще одна странность, о которой я почти забыл. В Этерхорде Роуз избавил

177

-

178-

меня от обычной задачи квартирмейстера по подбору матросов для пополнения

нашей команды: я обрадовался, потому что это дало мне несколько последних

драгоценных часов с Аннабель. Мистер Свеллоуз занимался набором команды, & он всегда стремится следовать приказам Роуза в буквальном смысле. Как же тогда

ему удалось подписать так много людей из банды Плапп Пирс? Они, конечно, способные моряки. Но любой дурак знает, что экипаж Великого корабля на

протяжении многих поколений состоял из Бернскоув Бойз.*

Я позаботился о том, чтобы распихать Плапп и Бернскоув по отдельным

сменам & смешать их с теми, кто не принадлежит ни к одной из банд. До сих пор

не было никаких потасовок — но они обязательно начнутся, как только я напишу

эти слова. Таша Исик & ее принц могут пожениться, Арквал & Мзитрин

разоружатся, но священная война Плапп против Бернскоув будет бушевать до тех

пор, пока есть ящики с рыбой, за которые можно бороться.

Среда, 1 модоли. Очевидно, у нас на борту маньяк. Прошлой ночью у люка №

3 кто-то напал на Герцила Станапета, камердинера посла Исика, & почти убил

этого человека. Герцилу нанесли сильный удар по голове, от которого он на

мгновение потерял сознание. Следующее, что он понял, это то, что нападавший

собирался перебросить его через поручни. В последний момент потенциальный

убийца застонал и споткнулся, и, вместо того, чтобы бросить Герцила далеко в

волны, ему удалось только перекатить его через борт, где лодыжка камердинера

зацепилась за бизань-руслень. Затем маньяк вытащил нож & трижды ударил

Герцила ножом в ногу. Но камердинер самым необычным образом выбил нож из

руки мужчины свободной ногой — & это при том, что он болтался вверх-вниз, истекая кровью из головы & ноги, & стукался о корпус, как выброшенная на берег

рыба.

Неожиданный герой вечера — не кто иной, как мистер Кет, Лирипус Кет, пухлый торговец, который поднялся на борт в Соррофране. Этот тихий продавец

опалтового мыла вышел на палубу во время поножовщины, столкнулся с маньяком

& ударил его вымбовкой с такой силой, что маньяк нырнул обратно в люк & сбежал. Крики мистера Кета заставили матросов быстро прибежать, но

недостаточно быстро, чтобы задержать маньяка. На данный момент он на свободе.

Еще более тревожным было то, что он был в маске: ни Кет, ни Герцил не видели

его лица.

Вообще, этот Кет — странная птица (он прочищает горло со звуком, похожим

на ломающиеся бревна & безостановочно возится с изодранным шарфом), но, очевидно, храбрый малый. Мы заставили его пообещать, что он ни словом не

обмолвится об этом деле. «Я бы не стал — ЧХРК! — даже мечтать об этом, господа». Лучше бы ему придержать язык. Матросы уже начали бормотать, что, возможно, Эйкену помогли упасть за борт, & они мрачно поглядывают на мистера

Свеллоуза. Мы, палубные офицеры, весь день уговаривали & угрожали. Ужас среди

пассажиров — последнее, что нам нужно.

178

-

179-

Даже сейчас солдаты сержанта Дрелларека осторожно обыскивают корабль.

Но как нам распознать злодея? Кет описывает мужчину «обычного роста», что

исключает только авгронгов и мистера Нипса. Полный обыск четырехсот

пассажиров третьего класса разожжет костер слухов, который никогда не погаснет.

И в любом случае все эти оборванные души были заперты внизу на ночь.

Кто мог убить слугу? Я презираю мистера Свеллоуза, но не могу поверить, что

у старой жабы хватает смелости убивать. Исик ничего не говорит о Герциле, кроме

того, что он достойный человек, любимый всеми, & наставник леди Таши. Он

толяссец, а они — воинственный народ, хотя этот толяссец — простой слуга & танцор. Он не может быть богатым. Почему он? Если злодей охотится за

Эберзамом Исиком, зачем нападать на слугу, который шел сам по себе, в

одиночестве? Преступление не имеет смысла & беспокоит меня на каком-то

глубоком уровне, которого я еще не понимаю.

Мистер Герцил потерял много крови, прежде чем мы сняли его с цепей. Он не

шевелился уже 27 часов, & я боюсь, что он может умереть до того, как мы

доберемся до Утурфе́. Юная леди плачет рядом с ним & даже, кажется, немного не

в себе — все время зовет некоего Роуманчи (?). Хотя на борту нет никого с таким

именем.

Сам я не молюсь. У богов есть лучшие средства решить судьбу этого мира, чем

выслушивать просьбы старого квартирмейстера. Но небеса! Пусть этот человек

живет! Одна бессмысленная смерть во время путешествия — это трагедия. Две

могут означать начало проклятия.

Может быть, поэтому я пощадил крысу?

Я чувствую себя довольно глупо, но вот что произошло: через шесть или

восемь дней после выхода из Ульсприта я спустился на спасательную палубу в

поисках гуталина. Сразу за фок-мачтой я увидел трюмную трубу с плохо сидящей

крышкой, &, когда открыл ее, чтобы поправить, я обнаружил, что смотрю в глаза

черной крысе. Конечно, я попытался ударить это существо своим ломом. Что меня

остановило, так это вид ее маленькой лапки.

Она была раздавлена. Зверь зажал ее между трубой & крышкой, без сомнения, в то самое мгновение, когда один из нас эту крышку захлопнул. Лапа никогда

больше не станет лапай, но она впустила в трубу достаточно воздуха, чтобы этот

отважный парень остался жив. Он был тощим & дрожал в этой трубе несколько

дней, я уверен. Мы уставились друг на друга, крыси & я, & прежде, чем я смог

оправиться от шока & убить его, он ускакал на своих трех здоровых ногах. Я все

еще мог бы убить его ломом, но вместо этого поймал себя на том, что желаю ему

удачи. Каким смешным, старым & мягкотелым ты стал, Фиффенгурт! К счастью, я

был совсем один.

* Плапп Пирс и Бернскоув — два портовых района Этерхорда. Банды, о

которых упоминает мистер Фиффенгурт, контролируют большую часть доковых

работ в городе и являются непримиримыми соперниками.

РЕДАКТОР.

179

-

180-

Конечно, немало Бернскоув Бойс дезертировали в Соррофране, возможно (как

думает мистер Фрикс), потому что они помнят первое капитанство Нилуса Роуза и

предпочитают голодать, чем снова служить под его началом. Но на борту остается

более сотни человек.

Глава 22. БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ

4 модоли 941

52-й день из Этерхорда

Герцил лежал неподвижно, как мертвый. Таша стояла в дверях каюты, наблюдая, как доктор Рейн в сотый раз осматривает ее наставника. Тот выглядел

ужасно: серая пятнистая кожа, новые морщины вокруг глаз, полосы темной крови, которые стекли с его ноги на подбородок, пока он болтался вниз головой в цепях.

Нападение было четыре ночи назад, и с тех пор он не двигался.

По настоянию Таши его перенесли сюда, в ее собственную каюту: здесь было

теплее, чем в лазарете, и кровать была настоящей кроватью, а не обитой кожей

доской, свисающей с веревок. Но Рейн по-прежнему оставался единственным

врачом на корабле. Беспокойство Таши росло по мере того, как она наблюдала, как

доктор шаркает ногами. Он казался немного сумасшедшим. Разговаривает со

своими инструментами. Вытирает подбородок уголком ее простыни.

— Вот ты где, дорогая. — Сирарис легко скользнула к ней и коснулась ее

руки. — Позволь доктору делать свою работу. И одолжи мне на минутку твое

ожерелье. Наш храбрый мистер Кет дал мне немного восхитительного средства для

полировки серебра.

Не взглянув на консорт, Таша сняла ожерелье и передала его ей.

Предположительно, они быстро приближались к Утурфе́. Но когда Таша и ее отец

углубились в его старую морскую карту (с нарисованными карандашом призраками

старых военных флотов, боевыми маневрами, линиями атаки), он показал ей, как

далеко Роуз ушел от прямого пути. Целые дни потрачены впустую, по крайней

мере так казалось. Почему он не поговорил с Роузом об отклонении от курса?

захотела узнать Таша. Старый адмирал ответил сурово:

— Потому что он капитан.

Однако ее отец также заявил, что ветер с каждым часом становится все менее

благоприятным и что им повезет, если они доберутся до города к завтрашнему

восходу солнца. Проживет ли Герцил так долго? Таша не могла вынести

размышлений над этим вопросом. Вместо этого она сосредоточила свои мысли на

мести.

Взяв из своей комнаты дневник и перо, она опустилась в большое кожаное

кресло у фенгас-лампы, скрестила ноги и написала: Что Я Знаю:

1. Кто-то пытался убить моего лучшего друга в этом мире.

180

-

181-

2. Торговец мылом по имени Кет предотвратил это.

3. Враг все еще находится на этом корабле — по крайней мере, до тех пор, пока мы не причалим.

Она помолчала, покусывая кончик пера. Затем она быстро нацарапала: 1. Герцил знал, что вокруг нас есть враги.

2. Герцил испугался, когда Пазел Паткендл упомянул язык — нилескчет.

3. Все говорят о мире, но Прахба боится войны.

Это означало, что он и Герцил были на одной стороне — потому что, хотя

Герцил был великим воином и служил в доме адмирала, он ненавидел войны. Как и

Рамачни, конечно. Однажды, когда она была уверена, что ее отец не слышит, старый маг сказал: «Так же как болезнь растет там, где лежит неубранный мусор, так и каждая война в истории возникла из-за чьей-то небрежности или

пренебрежения».

Рамачни знал бы, что делать. Но не было никакой возможности поговорить с

ним, когда этот болван доктор бегает взад и вперед по ее каюте. Она была

предоставлена самой себе.

Она сползла вниз в кресле.

Что Я Хочу Узнать:

1. КТО ЭТО СДЕЛАЛ.

2. Почему.

3. Что будет с этим глупым мальчишкой, Пазелом Паткендлом?

4. Куда Сирарис ходит после ужина — и это НЕ дамская комната первого

класса.

5. Как Герцил и Рамачни планировали избавить меня от этой свадьбы.

6. Ненавидит ли П. П. всех нас или только Прахбу.

7. Был ли П. П. когда-либо...

— Отполировано! — сказала Сирарис, надевая ожерелье на шею Таши. —

Разве оно не сияет!

Таша хмыкнула.

— Это твой урок мзитрини, дорогая? — спросила консорт, заглядывая ей через

плечо.

— Да, а что?

Озадаченная, Сирарис вернулась к своему шитью. Несмотря на все свои страхи

и тревоги, Таша на мгновение почувствовала гордость. Она писала шифром: своим

собственным безумным шифром, изобретенным, чтобы перехитрить сестер Лорг.

Четные слова она писала в обратном направлении. Каждая третья, пятая и

семнадцатая буква были ложными, как и все пробелы и половина гласных; и, конечно, весь текст надо было читать с нижней строки вверх. И она гордилась не

самим шифром, а скорее тем, что могла читать его и писать с почти нормальной

скоростью. На это ушли годы.

Были ли шифры своего рода языком? Сможет ли Пазел прочитать ее дневник

так же ясно, как она сама?

181

-

182-

И с какой стати она продолжает думать о нем? Нападавший на Герцила — вот

на ком нужно сосредоточиться. Я найду его, пообещала она себе. И, прежде всего, надо поговорить с Кетом. Таша проскользнула в свою комнату, заперла дневник в

столе, еще раз взглянула на Герцила (он не шевелился) и вышла из каюты.

На корабле было холодно и темно. Моряки приподнимали шляпы, когда она

проходила мимо. Мистера Кета не было в столовой, да и гостиная была пуста, если

не считать продавца животных, Лацло, и ветеринара, Болуту. Они были поглощены

спором об охоте на моржей. Болуту, казалось, считал, что моржи могут

закончиться; Лацло в ответ заявил, что моря никогда не опустеют. Сама мысль об

этом, казалось, раздражала его.

— Я знаю животных, — сказал он, гладя своего любимого ленивца с такой

силой, что того окутало облако меха. — Животные — это мой бизнес. Неужели вы

думаете, что я разорюсь?

— У бакалейщика может закончиться капуста, и он не закроет свой магазин,

— сказал Болуту.

— Меня не интересуют овощи!

Когда Таша наконец привлекла их внимание, они сказали ей, что Кет

наслаждается Часом Курения на баке. Таша сразу же отправилась туда, поднялась

на верхнюю палубу и побежала на открытом воздухе. Волны стали выше, ветер

усилился. Далеко по правому борту серые горы Утурфе́ казались не ближе, чем в

полдень.

Час Курения был организован для пассажиров третьего класса, которым

никогда не разрешалось находиться в салоне для курящих. В сумерках этим

беднейшим путешественникам разрешалось взять напрокат трубку. Плата была

возмутительной, а табак несвежим, но мало на что не согласится наркоман, запертый на холодном, переполненном корабле. В этот вечер тридцать человек

деловито попыхивали сигаретами: на самом деле Час Курения длился сорок минут.

Как странно было обнаружить среди них мистера Кета: он определенно не был

путешественником третьего класса. На нем был морской плащ с голубыми

шелковыми манжетами и воротником, а драгоценный камень на пальце сверкал

красным в лучах заходящего солнца. Вместо почерневшей арендованной трубки у

него был свой прекрасный кальян из полированной латуни. Он стоял у карронады

правого борта, как можно дальше от всех остальных.

— Леди Таша! — сказал он, кланяясь при ее приближении. — Какой хороший

вечер!

— Боюсь, что нет, — сказала Таша. — Мой наставник умирает, и, похоже, никто не в состоянии помочь.

— Бедняга! — сказал торговец мылом, понизив голос. — И какое дурное

предзнаменование для всех нас! Он что, еще не очнулся?

— Да, не очнулся, — сказала Таша. — Но я благодарна вам за то, что вы

спасли его. Вы очень храбрый человек, мистер Кет.

— У меня не было времени быть храбрым, — сказал он, опуская глаза. — Я

182

-

183-

просто обнаружил, что действую.

Теперь Таша увидела, что в богатом гардеробе мистера Кета был один изъян: потрепанный белый шарф, туго завязанный вокруг шеи. Что-то, сохранившееся с

детства, предположила Таша: у богатых мужчин были свои причуды.

— Вы можете рассказать мне, что случилось? — спросила она.

Кет покачал головой:

— Прошу прощения, не могу. Мистер Фиффенгурт потребовал от меня

обещания никому не рассказывать об этом уродливом событии.

— Я тоже обещала, — сказала Таша. — Но он хотел, чтобы мы не

распространяли эту историю, верно? Поскольку мы оба знаем, что произошло, нет

ничего плохого, если мы поговорим, не так ли?

Торговец заколебался, возясь со своей трубкой, но было ясно, что Таша не

примет отказа. Бросив украдкой несколько взглядов на палубу, он снова заговорил, очень тихо:

— Я ценю вашу заботу о вашем друге, м'леди. Но я боюсь, что вы подвергнете

себя опасности ради него. Ассасин все еще на борту. Любой из этих людей позади

меня может им быть.

— Герцил больше, чем друг, — сказала Таша. — Он так же дорог мне, как

старший брат. Что бы с ним ни случилось, я должна знать, что произошло.

— Очень хорошо, — вздохнул Кет, — но это не принесет вам никакой пользы.

Ибо, в конце концов, что я увидел? Мужчина, которого я принял за моряка, скорчился у открытого люка и замахнулся молотком на что-то внутри. В

следующее мгновение — вы понимаете, было очень темно — я увидел, как этот

человек сам спрыгнул вниз и вернулся с чем-то большим и темным, перекинутым

через плечо. Конечно, это был мистер Герцил, но я не предполагал ничего

подобного. Человек на мгновение скрылся из моего поля зрения за шлюпбалкой

баркаса, а затем я услышал, как он закричал. Я бросился вперед как раз вовремя, чтобы увидеть, как он споткнулся и уронил свою ношу — теперь, очевидно, человека! — прямо через поручень.

— У него был высокий или низкий голос? — спросила Таша.

— Ни тот, ни другой, ничего особенно, — сказал Кет. — Но у меня не было

времени ни на что, потому что этот кретин перекатил твоего друга через борт.

Герцил очнулся от удара молотка, но недостаточно быстро — и ему необыкновенно

повезло: он ударился о бизань-руслень и запутался ногой в цепях. Мужчина

выхватил нож, наклонился и жестоко порезал вашего друга. А потом мистер Герцил

сделал этот... необыкновенный удар ногой.

— Куда Герцил ударил его — в плечо или в кисть?

— Запястье, — ответил Кет. — Почему вы спрашиваете, м'леди?

— Продолжайте, пожалуйста! — сказала Таша. — Что произошло дальше?

— Дальше... ну, я схватил вымбовку и набросился на него.

— Что заставило его споткнуться? — спросила Таша.

Глаза Кета расширились.

183

-

184-

— Хотел бы я знать, — сказал он. — Еще одна удача, вот и все, что я могу себе

вообразить. Палуба была достаточно гладкой. Но иначе бы мистер Герцил

наверняка умер.

— И он сражался с вами, этот человек?

— Да, действительно.

— Он был тренированным бойцом?

Кет пораженно посмотрел на нее.

— Какие неожиданные вопросы, — сказал он. — Я полагаю, он сражался

достаточно хорошо. Но это был первый настоящий бой в моей жизни — пусть он

будет последним! — и поэтому я плохой судья.

— Вы понимаете, что мне сказали? — спросила Таша. — Что вы не боец, и все

же победили его.

— Моя дорогая девочка, у меня была вымбовка.

— Значит, не понимаете, — сказала Таша, с трудом набираясь терпения. —

Тренированный боец бегал бы вокруг вас кругами, пытаясь увернуться от этой

тяжелой штуковины. Или просто отобрал ее у вас и разбил бы вам голову. Так что

он не был солдатом или одним из охранников моего отца.

— Силы небесные, конечно нет! Просто кто-то достаточно сумасшедший, чтобы хотеть убивать.

— Или кому приказали, — тихо сказала Таша.

— Приказали, м'леди?

— Не берите в голову, мистер Кет. Еще раз благодарю вас за ваше мужество.

Кстати, что вы делали на палубе так поздно ночью?

Кет отвел взгляд, затем провел рукой по лбу. Сделав глубокий вдох, он сказал:

— Мне тревожно. Маленькие комнаты, тесные пространства… все это

тревожит мою душу. Я не могу дышать.

— В этом нет ничего постыдного, мистер Кет, — сказала Таша, в кои-то веки

почти проникнувшись к нему симпатией. — Я чувствовала то же самое в школе.

Ужин в тот вечер устраивал мистер Ускинс, которого Таша терпеть не могла, поэтому она сказала отцу, что у нее нет аппетита, и, когда он и Сирарис оделись и

ушли, она быстро позвонила в колокольчик, чтобы заказать еду.

Она хмурилась. Кет был в некотором роде дураком. Ничто в нападавшем не

произвело на него впечатления: даже тот удивительный факт, что он, Кет, торговец

с детским лицом, седыми волосами и брюшком, победил этого человека без единой

царапины. Таша, однако, кое-что узнала. Она добавила их в свой список: Что Я Знаю (Прдлж.)

1. Если я когда-нибудь выйду замуж, то не за торговца мылом.

2. Нападавший на Герцила не был подготовленным бойцом.

3. Запястье этого человека болит или сломано.

Таша хорошо знала силу ударов Герцила, даже на тренировке. Удар, спасший

ему жизнь, должен был быть просто невероятно сильным. Она должна объяснить

184

-

185-

это офицерам, обыскивающим « Чатранд». Но как она могла, не дав им понять, насколько Герцил был больше, чем просто слугой?

Смолбой, пришедший с камбуза, был очень маленького роста. Как и

большинство людей на борту, он уставился на нее так, словно она была каким-то

странным и очаровательным монстром.

— Ужин на одного! — рявкнула она, хватая своих собак, прежде чем они

смогли прыгнуть на мальчика. — И никаких голов креветок, пожалуйста. Вчера

мой ужин был похож на маленькое скопление раков, наблюдающее за тем, как их

едят.

— Мне очень жаль, м'леди.

— Не твоя вина, идиот. Закрой дверь. Нет, нет... — Она махнула рукой. —

Пока не уходи. Кстати, как тебя зовут?

— Н-Нипс, — сказал маленький мальчик, дрожа от облегчения, когда собаки

рухнули на медвежью шкуру.

Она склонила голову набок, глядя на него:

— Ну, Н-Нипс, сколько матросов на борту « Чатранда»?

— Около шестисот, обычных и старших, леди. И двадцать мичманов.

— И сколько пассажиров?

— Четыреста пассажиров третьего класса, госпожа, двадцать пассажиров

первого класса, и еще слуги. И ваша благородная семья, конечно.

— Половина из них мужчины… и сотня морпехов… это более девятисот

человек! Ну, это же просто! — Она громко рассмеялась. — Все, что мне нужно

сделать, это проверить девятьсот запястий до завтрашнего утра! Не спрашивай, я не

буду объяснять! Просто скажи мне: что они сделали с Пазелом Паткендлом?

Мальчик подпрыгнул, но ничего не сказал. Он выглядел встревоженным, но

совершенно по-новому.

— Ты знаешь, кого я имею в виду, — сказала Таша. — Ормали. Тот, которого

выпороли за грубость по отношению к моему отцу. Кстати, кто его выпорол — этот

большой бабуин, которого зовут Джервик? Держу пари, он вызвался добровольно.

Нипс заерзал и посмотрел на дверь.

— Они собираются выбросить его с корабля в Утурфе́?

— Не могу вам сказать, м'леди, — ответил Нипс.

— Почему? — надавила Таша. — Я его друг, ты же знаешь. Может быть, его

единственный друг.

Теперь во взгляде Нипса вспыхнул гнев:

— Мы, смолбои, сами о себе заботимся, — сказал он.

— Великолепно! Тогда скажи мне: каково наказание за оскорбление посла?

— Все, что захочет капитан.

— И что обычно делает Роуз?

— Иногда одно, иногда другое.

— Не мог бы ты, — она осторожно вдохнула, — по крайней мере, сказать мне, где они его держат?

185

-

186-

— Нет.

Они стояли там, глаза в глаза. Джорл захрипел и плюхнулся на подбородок.

Затем Таша положила руки на затылок, под золотистые волосы. Через мгновение

она нахмурилась.

— Помоги мне, — коротко сказала она, поворачиваясь спиной и отводя волосы

в сторону.

— М-м'леди?

— Застежка на моем ожерелье. Она застряла.

Нипс уставился на нее. Она пристально оглянулась через плечо, провоцируя

его сказать еще хоть слово. Нипс вытер руки о штаны, затем запустил руку в

золотистые волосы, как в паучье гнездо. Он скорчил гримасу. Она вздохнула и

скрестила руки на груди. Он боролся с застежкой.

— Правда, Н-Нипс, это не то, что... Ой!

— Ого! — закричал Нипс, когда они оба вздрогнули. Ожерелье упало на пол.

— Что ты наделал, имбецил? — закричала Таша, держась за шею.

Нипс поднял цепочку:

— Это не я, леди Таша! Это искра — железная искра. И меня ударила! Где-то в

этом ожерелье должно быть железо.

— Не глупи, это чистое серебро! Дай мне посмотреть, не пострадало ли оно.

Нипс протянул ожерелье, но она не сделала ни малейшего движения, чтобы

забрать его у него. Крошечные морские существа поблескивали в свете лампы.

— Ну, в любом случае, все в порядке, — заявила она. — И хорошенькое, нет?

— Оно прекрасно, м'леди.

— Очень жаль, что ты попытался его украсть.

— Что?

Нипс снова уронил ожерелье. Таша поймала его в воздухе и повесила на стул:

— Я сняла его, чтобы искупаться, видишь? Ты сунул его в карман, но я

заметил выпуклость, когда ты поворачивался, чтобы уйти. Как, по-твоему, капитан

накажет за кражу из каюты посла?

— Ты чертова лживая свинья... м'леди! — пробормотал Нипс, дрожа от ярости.

Таша вздохнула:

— Конечно, ты так и скажешь. И, возможно, офицеры поверят на слово тебе, а

не мне. Ну, давай, возвращайся к своим обязанностям, Н-Нипс. Думаю, я все-таки

поем в столовой — теперь, когда мне есть о чем поговорить.

Она была чрезвычайно горда собой: лучшего шантажа трудно было и желать.

Но, к ее удивлению, Нипс стиснул зубы и шагнул к ней, остановившись только

тогда, когда Сьюзит зарычала.

— Нет, они поверят не смолбою с Внешних Островов, а грузу, милой

цветущей девушке, такой как ты. Они засадят меня в тюрьму, вот что они сделают.

А потом заставят меня отработать эту безделушку двадцать раз — и заклеймят мою

руку. Это стандартное наказание для начинающих воров. Давай. Делай все, что в

твоих силах. Но я не стану помогать тебе еще больше втягивать Пазела в

186

-

187-

неприятности. Мы... ты и так уже достаточно ему сделала!

Три шага, и он вышел, громко хлопнув дверью. На мгновение Таша застыла

как вкопанная. Он уличил ее в блефе! Затем она осознала, что, если Нипс исчезнет, его будет не легче найти на огромном корабле, чем самого Пазела.

Мгновение спустя она уже была в дверях, бежала в расшнурованных ботинках.

Нипс с грохотом спускался по кормовому трапу. «Подожди, подожди!» —

закричала она, бросаясь за ним, но он только побежал быстрее — вниз и вниз, через

жилую палубу к противоположной лестнице и снова вниз.

Прямо над спасательной палубой он резко повернулся, преграждая ей путь.

Было темно: они находились в глубине корабля глубже, чем когда-либо ступала ее

нога. Она чувствовала запах животных и сена.

— Ты действительно его друг, не так ли? — спросила она.

— Точняк, — сказал Нипс, более запыхавшийся, чем сама Таша.

— Я не знала. Я думала, все ненавидят его за то, что он ормали.

— Только тупые хулиганы ненавидят его. Остальные боятся — из-за того, что

случилось с авгронгами, и потому, что несколько глупых бездельников слышали, как он говорил на языке дьяволов.

— Почему ты не боишься?

Нипс просто отвернулся. Таша поняла, что она уже знает: эта креветка ничего

не боится. Будь осторожна, креветка, подумала она. Кто-то может попытаться

отрезать тебе голову.

— Что заставляет тебя так интересоваться Пазелом? — спросил Нипс.

— Не знаю, — сказала она. — Честно, не знаю. Но он кажется особенным, может быть, умным, и, конечно, таким же дураком, как ты... О, я не это имею в

виду! Я имею в виду, что ты прав. Его проблемы начались с нами, когда Прахба

попытался поговорить с ним о спасении Ормаэла. Или, — она с трудом

подыскивала слово, — о вторжении, если тебе нравится так это называть. Так что, по крайней мере, я должна ему немного помочь. Я хочу вытащить его из той

передряги, в которую мы его втянули.

— Ну, ты не можешь, — сказал Нипс. — Но ты можешь сделать все еще хуже.

Мы, смолбои, собрали для него восемь золотых — может быть, хватит на билет

третьего класса. Если ему повезет, он отплывет на следующем корабле и попадет на

беззаконные территории Нелу Рекере.

— Может ли он подписаться на другой корабль?

Нипс покачал головой:

— Кодекс Мореплавания в Рекере не соблюдается, но большинство приличных

кораблей рано или поздно возвращаются в Спокойное море. Его имя будет

проверено по реестру в любом крупном порту. Как только они узнают, за что

« Чатранд» его уволил, его обвинят в том, что он ввел в заблуждение своего

капитана.

— Тогда что он может сделать?

— Отправиться плавание на маленькой рыбацкой лодке, которая не уходит

187

-

188-

далеко от родного порта. Или работать в доках.

Таша не могла поверить своим ушам:

— Докер или рыбак? На всю оставшуюся жизнь?

— Или пират. Большой спрос на пиратов. Их всегда убивают, секешь?

— Это ужасно!

— Ну... он мог бы попытаться отправиться вглубь страны из Утурфе́. Говорят, в Торабоге есть работа — рубить тростник.

— Ты врешь! — воскликнула Таша. — Это не может быть так плохо!

— Ты называешь вруном меня? После той маленькой игры в твоей каюте?

— Я соврала только для того, чтобы заставить тебя сказать мне, где он!

Нипс подошел ближе, и она знала, что он видит ее слезы. Его голос стал мягче, хотя и ненамного.

— Предположим, я действительно скажу тебе, — осторожно сказал он. — Что

хорошего это принесет? Как ты можешь ему помочь?

— Нанять его, — просто сказала Таша.

— Нанять его? Ты что, спятила? Как ты думаешь, что он сделает — сошьет

тебе чертово свадебное платье?

— Я не могу сказать тебе, для чего я хочу его нанять. Это секрет.

— Ты выходишь замуж за принца Сиззи. У него будет десять девушек, которые будут стирать твое белье. Пазел даже не знает слова «носок».

— Да, ну и пусть! — сказала она, ее голос повысился от отчаяния. — О, небо!

Ты не можешь просто отвести меня к нему?

— Я здесь, Таша.

Пазел вышел из-за поворота лестницы и положил руку на плечо Нипса.

— Спасибо, приятель, — сказал он.

— Будь поосторожнее с ней, — прорычал Нипс. — Она лгунья. Она хочет

посадить меня в тюрьму как вора.

— На самом деле я бы этого не сделала!

— Мы не можем оставаться здесь долго, — сказал Пазел. — Таша, что это за

секрет, которым ты хочешь поделиться? Все, что ты можешь сказать мне, ты

можешь сказать Нипсу.

— У меня есть два, — сказала Таша. — Но вы должны поклясться, что не

предадите меня.

Нипс усмехнулся, но Пазел сказал:

— Мы поклянемся, если ты так хочешь. Мы не сплетники.

Получив их клятвы, Таша рассказала им о Герциле и таинственном

нападавшем. Как она и ожидала, ни один из мальчиков не слышал об этих

событиях: усилия Фиффенгурта по борьбе со слухами пока увенчивались успехом.

— Убийца на борту, — сказал Нипс. — Чудесно. Однако его не должно быть

слишком трудно заметить, если его запястье в таком плохом состоянии. Все, что

нам нужно сделать, это выяснить, кого отпустили с работы.

— Как? — спросил Пазел. — Мистер Ускинс следит за подобными вещами, 188

-

189-

но, клянусь Рином, он нам не скажет. Мы могли бы спросить доктора Рейна, кого

он лечил, но я сомневаюсь, что тот, кто напал на Герцила, будет лечиться в

лазарете.

Нипс вздохнул:

— Ты прав, я полагаю. Но у тебя был еще один секрет, которым ты хотела

поделиться, Таша. Что это?

Таша глубоко вздохнула и сказала:

— Я не выйду замуж за этого принца. Не ради Прахбы, Арквала, мира или

чего-то еще. Герцил собирался как-то вытащить меня из этого. Если он умрет...

Она всерьез зарыдала. Мальчики посмотрели друг на друга. Никто ведь не мог

просто обнять дочь посла, верно? Наконец, они неловко схватили ее за локти, как

будто поддерживая шаткую лестницу. Они не могли сказать, была ли она утешена

или раздражена.

Наконец она вытащила красный носовой платок, высморкалась и продолжила:

— Если Герцил умрет, я сама найду выход. Я попрошу Рамачни увезти меня

прочь или превратить в скунса. Или я просто сбегу. У меня достаточно золота, чтобы дважды обогнуть мир.

— Они пошлют за тобой флот, — сказал Пазел.

— Два флота, — вставил Нипс. — Один Сиззи и один Арквала. Но кто такой

этот Рамачни?

— Тогда я спрыгну с корабля до того, как мы окажемся где-нибудь рядом с

Симджей, — продолжала Таша, игнорируя Нипса. — Прямо здесь, в Утурфе́. С

тобой, Пазел! И я куплю нам обоим билет куда-нибудь подальше, в Бескоронные

Государства или на Внешние Острова. Вот для чего я хочу тебя нанять, понимаешь? Ты будешь моим проводником.

В наступившей тишине они услышали, как коровы мирно жуют в своих

стойлах.

Первым заговорил Нипс:

— Я так и знал, приятель, она спятила.

— Полностью, — сказал Пазел. — Я даже никогда не видел Внешних

Островов. И что скажет твой отец, если ты исчезнешь?

— Все, что ему нравится, — сказала Таша с внезапным гневом. — Он

отправил меня в Лорг! В течение многих лет я обвиняла Сирарис, но это был он.

Ему нужна была дочь, достойная выйти замуж за принца, и именно к этому Сестры

меня готовили. Ты прав, Нипс: Я просто груз для этих людей.

— Один из этих людей — император, — сказал Пазел. — Ты думаешь, он

позволит тебе ускользнуть?

— Да, это нелегко. Вот почему мне нужна твоя помощь.

— Его помощь! — засмеялся Нипс. — Мне это нравится! Мало того, что ты

положила конец его морской карьере. Ты хочешь, чтобы он стал беглецом. С

людьми Его Превосходительства и Черными Одеждами, прочесывающими моря в

его поисках.

189

-

190-

— Из тебя льется только гниль, — сказала Таша.

— Послушай, слабоумная, гниль — это то, о чем я говорю. Когда они поймают

тебя, они заставят тебя жениться на сиззи. Но, как ты думаешь, что они сделают с

Пазелом? Он поругался с твоим отцом, и его высекли, как раба. Если он поможет

тебе сбежать...

— Они убьют меня, — тихо сказал Пазел.

Таша села на ступеньку. Она закрыла лицо руками, но на этот раз не заплакала.

Через мгновение она подняла на них глаза.

— Ты прав, — сказала она. — Я должна сделать это одна. Они бы убили и

Герцила, если бы он попытался мне помочь. Я, почему-то, очень важна. Приходит

время мира, и этот фиктивный брак — его гарантия.

— Но они не хотят мира, — прошептал Пазел. — Они хотят войны. —

Остальные ошеломленно посмотрели на него.

— Кто хочет войны? — выпалил Нипс.

— Замолчи, ты, осел! — Пазел схватил его за руку. — Я не знаю, кто!

— Ну, и в какой адской преисподней ты выкопал эту идею?

— Не могу тебе сказать. Но это правда, Таша: все это миротворчество —

обман. Рамачни сказал нам, что на борту прячется злой маг.

— Кто такой Рамачни? — спросил Нипс, топнув ногой.

— Он не говорил, что маг имеет какое-то отношение ко мне, — сказала Таша.

— Или к этому делу с Договор-Невестой.

— Что еще может быть такого важного в этом путешествии? — продолжал

Пазел. — Разве ты не видишь, Таша? Если кто-то пытается развязать войну, разрыв

брака сыграет им на руку.

— Я не вижу, и мне все равно, — сказала Таша. — Пусть они отдадут сиззи

какую-нибудь другую девушку!

— На этот раз правильно, — сказал Нипс. — Я не знаю и половины из этого, но, Пазел, в твоих словах нет смысла. Если бы какие-то дураки хотели новой войны

с Черными Одеждами, они могли бы найти более простые способы ее начать.

Мгновение никто не произносил ни слова. Пазел думал о словах Чедфеллоу, сказанных десять лет назад за столом его матери. Ложь, Сутиния. Мы плывем без

карт в море лжи. И что еще? Одна ложь может погубить мир. Одна бесстрашная

душа может его спасти.

— Таша, — сказал он, — кто еще знает, что ты собираешься сбежать?

— Больше никто.

— Тогда просто подумай, — сказал Пазел. — Между Сиззи и Арквалом

никогда не было брака. Но, в течение сорока лет, не было и войны.

— И что?

— А то, что сам брак должен начать войну!

— О, чушь собачья! — фыркнула Таша. — Все это дело планировалось

десятилетиями. Сначала прекратились сражения, потом — оскорбления. Затем

несколько важных людей с обеих сторон, таких как доктор Чедфеллоу, встретились

190

-

191-

и поговорили. Теперь принц Мзитрини берет э... э...

— Корзину с подарками, — сказал Пазел. — Перевязанную бантиками.

Она бросила на него взгляд, от которого свернулось бы молоко:

— Дочь вражеского солдата, вот и все, что имеет значение. И когда я проживу

семь лет в городе Бабкри, священники Мзитрина объявят меня приемлемой, незаразной или, по крайней мере, человеком, и это будет означать, что сам Арквал

больше не является врагом Старой Веры. И тогда мы все станем друзьями.

— Великолепно, — сказал Нипс.

— Глупость и гниль, — сказала Таша. — Но, предполагается, это предотвратит

войну, а не начнет ее. Пазел, ты несправедлив. Я поделилась с тобой своими

секретами, а ты не сказал мне ничего, кроме своих безумных догадок. Если эта

свадьба действительно обман, разве ты не думаешь, что я имею право знать?

— Она права, приятель, — сказал Нипс. — Доверие и доверие в ответ .

Они ждали, но Пазел только покачал головой.

— Если бы я мог объяснить, — сказал он, — вы бы поняли, почему я не могу.

— Это самая безумная вещь на сегодняшний день, — сказал Нипс. — Рин, помоги нам, если... ой! Ты, там!

Остальные обернулись. На лестнице над ними чопорно восседала Снирага, кошка леди Оггоск. Рыжее животное безмятежно смотрело на них, как человек, наслаждающийся с балкона веселым театральным представлением.

— Снирага! — сказал Пазел. — Почему она всегда появляется внезапно, из

ниоткуда?

— От этой кошки у меня мурашки по коже, — сказала Таша.

— Сегодня утром она украла маринованный огурец с камбуза, — сказал Нипс.

— Она украла мою оладью с луком-пореем в Соррофране, — прорычал Пазел.

— Давай, ворюга, убирайся отсюда!

Кошка окинула Пазела безразличным взглядом. Затем она наклонила голову и

подняла с палубы что-то свернутое и блестящее.

— Мое ожерелье! — в ужасе воскликнула Таша. — Как она его добыла?

Должно быть, я оставила дверь открытой!

С серебряной цепочкой в зубах Снирага встала и потянулась. Затем, прежде

чем кто-либо успел пошевелиться, она взбежала по лестнице и исчезла.

— О, ловите ее, ловите! — крикнула Таша. — Прахба меня убьет!

Они помчались за кошкой, но Снирага уже скрылся из виду. На жилой палубе

они разделились: Таша продолжила карабкаться, бормоча ругательства, а мальчики

бросились к матросам. Кошка, кошка! умоляли они. Кто-нибудь ее видел? Никто не

видел. Но когда они добрались до жилища смолбоев, Рейаст махнул им рукой, чтобы они останавливались.

— Т-Т-Т-Теггац готов т-т-тебя убить, Нипс!

— Шоб мне провалиться! — сказал Нипс. — Меня не было полчаса!

— Б-б-б-больше.

— И я опаздываю на дежурство по коровам и свиньям, — сказал Пазел. —

191

-

192-

Таше придется справляться одной.

— Она справится, — сказал Нипс. — Держись подальше от неприятностей, приятель.

Нипс бросился на свой пост. Пазел вернулся к яслям и провел следующие два

часа, убирая их и кормя коз и коров. Затем нужно было подоить дойную корову, и

коза опрокинула пятигаллонное ведро с пресной водой, заставив Пазела притащить

еще одно с нижней палубы. Когда работа, наконец, была закончена, Пазел сел на

сено рядом с коровой и прислонился к ее теплому боку.

У него было около десяти минут, прежде чем Фиффенгурт запрет его на ночь

на гауптвахте. От него воняло навозом и мочой. Этот запах — а так же мысль о

железных прутьях — напомнили ему: Стелдак.

Собственные проблемы заставили его на несколько дней забыть о пленнике

Роуза. Теперь он чувствовал себя эгоистом, ему было стыдно. Кто-то должен был

помочь этому икшелю.

Собрав все свое мужество, он прошептал:

— Ты слышишь?

Корова мечтательно посмотрела на него. Пазел ждал, затаив дыхание. Не было

слышно ни звука, кроме шороха корабля по волнам, громкого здесь, у ватерлинии.

Диадрелу сказала, что они поговорят снова, как только « Чатранд» покинет

Этерхорд, но она так и не пришла. И завтра его выбросят на берег. Если он

расскажет Нипсу или Таше об икшель, их могут убить во сне. Если он этого не

сделает, Стелдак будет гнить в этой клетке до самой смерти.

— Ты меня слышишь? — снова прошептал он. — Приходи скорее, Диадрелу.

Пожалуйста.

— Кис-кис-кис! Кошечка, кошечка! Выходи, ты, хитрая, вонючая тварь!

Матросы вокруг Таши с трудом сдерживали смех. Никто не видел рыжую

кошку, так что извините, м'леди, и Таша поняла, что погоня бесполезна. Лучше

вернуться в каюту, пока все не стало еще хуже.

Она быстро пробежала по главной палубе. Дверь в их каюту была приоткрыта.

Проскользнув внутрь, она сбросила обувь и куртку и побежала прямо в свою

комнату.

Герцил выглядел еще хуже. Под тугими повязками доктора Рейна его нога

распухла, как жирная сосиска. Из его горла вырывалось низкие хрипы.

Таша боролась с паникой. Герцил умирает. Рамачни вне досягаемости. Пазела

выбрасывают с корабля. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь

чувствовала себя в такой ловушке. Кто она такая, чтобы воображать, что сможет

вырваться из лап двух империй? Она даже не смогла убежать из Лорга.

Ее страдания были прерваны звуком ключа в двери номера. Таша вышла из

своей каюты как раз в тот момент, когда ее отец открыл наружную дверь.

— Как он? — сразу же спросил Исик.

— Нехорошо.

192

-

193-

Эберзам пересек комнату, посмотрел на Герцила и покачал головой. Таша

высоко подняла воротник на шее, молясь, чтобы он не заметил пропажу ожерелья.

— Прахба, — сказала она, — кто отвечает за поимку нападавшего?

— Командор Наган, наверно, — сказал Исик.

— Старый добрый Наган, — сказала она, далеко не убежденная. — Где он был

в последнее время?

— Он поплыл вперед, чтобы убедиться, что в нашем следующем порту захода

все в безопасности. Но сейчас вернулся на борт. Отличный солдат, этот парень.

Кстати, Сирарис спрашивала о тебе.

— О?

— Она полюбила дамскую комнату. Женщины действительно могут

пообщаться там, сказала она, вдали от нас, мужчин. — Он улыбнулся. — Ты

должна присоединиться к ней в один из этих вечеров.

— Я так и сделаю, — сказала Таша. — Если подумать, Прахба, я

присоединюсь к ней сейчас.

— Хорошая девочка, — сказал он.

Конечно, намерения Таши не были «хорошими» в том смысле, который имел в

виду ее отец. Она уже заглядывала в дамскую комнату первого класса двумя

предыдущими ночами и вообще не обнаружила там Сирарис. Еще раз, подумала

она, и я спрошу, куда она на самом деле идет после ужина — в присутствии

Прахбы, конечно. И как ты собираешься выпутываться из этого, ты, причудливая

вошь?

Но сегодня вечером — возмутительно! — Сирарис была там, где и должна

была быть, по ее словам.

— Дорогая! — воскликнула она, когда Таша открыла дверь. — Ты пришла

немного помокнуть с нами?

Мокрые руки притянули Ташу внутрь. Одна из дам первого класса (в

маленькую комнату набилось девять человек) распорядилась, чтобы в дамской

комнате установили ванну с почти кипящей водой, и они в экстазе сидели вокруг

нее, чувствуя, как мокнут страусиные ноги.

— Соленая вода, увы, — сказала жена торговца пшеницей из Вирабалма. —

Тем не менее, это то, что нужно в холодную ночь!

Сирарис завернула волосы в полотенце.

— Наша Таша изучала врага — о, дорогая, это неправильно — бывшего врага, конечно. Она знает их историю, их странные и пугающие обычаи. Но мы больше не

должны бояться, верно, дорогая? Отныне мы будем жить и позволять жить другим.

И тем более после твоего замужества. Иди, сядь рядом со мной — и научи нас

мзитрини.

И снова Таша попала прямо в ловушку Сирарис. Вряд ли она могла обвинить

ее в том, что сейчас она куда-то ускользает. «Мзитрини! Мзитрини!» — радостно

защебетали дамы. И каждая минута приближала их к Утурфе́.

Таша произнесла фразу из Полилекса Торговца (« Не трогай мои товары!»), И

193

-

194-

это было все, что она собиралась сказать своему жениху, если свадьба каким-то

образом состоится. Дамам она сказала, что это вежливое приветствие среди знати.

Нащупав, наконец, выход из пара, Таша закрыла дверь под их «Та-та!» и

направилась на верхнюю палубу. Но не успела она сделать и трех шагов, как

увидела старого солдата, выходящего из курительного салона прямо впереди. Он

был невысоким, худощавым, покрытым шрамами, выжившим во многих битвах, и

на нем был красный берет почетного караула.

— Добрый вечер, командор Наган, — сказала она.

Сандор Отт с улыбкой обернулся:

— К вашим услугам, леди Таша.

— Командор, мой отец говорит, что вы отвечаете за поимку...

— Простите, что прерываю вас, — сказал Отт, — но, если вы хотите, чтобы я

добился успеха, пожалуйста, понизьте голос.

Какой же она была дурой! Она чуть не ляпнула поимку напавшего на Герцила

достаточно громко, чтобы разнести новость по всем каютам. Это было именно тот

вид безрассудства, о котором беспокоился ее отец.

— Спасибо, — сказала она более мягко. — Командор Наган, могу я рассказать

кое-что, что может вам помочь?

— Я молю вас об этом, — сказал Отт.

— У Герцила очень сильные ноги, даже для танцора, — сказала Таша, — и

мистер Кет видел, как он ударил нападавшего в запястье сразу после того, как

Герцила ударили ножом. Кем бы ни был этот человек, у него будет один чертовски

большой синяк на запястье.

Отт посмотрел на нее с чем-то похожим на восхищение. Он перекинул свой

смокинг через руку.

— Вы совершенно правы, леди Таша. На самом деле, этот момент не

ускользнул от моего внимания. И, полагаясь на ваше полное благоразумие, я скажу

вам вот что: мы обнаружили на борту четырех человек с такими травмами. Двое из

них — обычные моряки, которые говорят, что получили травмы, работая на мачтах: их ударили блоками или концами тросов. Двое других — пассажиры третьего

класса. Все четверо задержаны и допрошены, но у меня уже есть хорошее

представление о виновном. Его имя не имеет значения, но его собственная жена

признает, что этот человек — курильщик смерти, а такие наркоманы убьют за

несколько сиклей, чтобы купить свою следующую трубку. О да, в третьем классе

есть смерть-дым, м'леди, и спички тоже. Конечно, огонь запрещен — но что

правила корабля для того, кто ударит ножом невинного человека?

— Но... разве пассажиров третьего класса не запирают на ночь?

— Действительно, запирают, — сказал Отт. — Но никто не видел, как этот

человек вернулся в третий класс с наступлением темноты.

— Значит, он спрятался где-то на корабле и ждал?

— Вот именно. И запах наркотика был повсюду вокруг него.

Таша глубоко вздохнула. Курильщик смерти! Страхи Пазела и ее собственные

194

-

195-

начали казаться надуманными. И все же Рамачни знал, что готовится заговор, злой

маг ждет своего момента, чтобы нанести удар. А потом были собственные страхи

Герцила, человек, убитый в ее саду, Красный Волк…

— Конечно, мы не будем рисковать, — сказал Отт. — Ни один из

подозреваемых не покинет наше поле зрения ни на мгновение, отсюда и до порта

Утурфе́.

— В Утурфе́ Герцил, возможно, будет мертв.

Какое-то мгновение Отт молчал.

— Возможно, — сказал он. — Но я видел больше ран, чем кто-либо должен

был видеть за одну жизнь. Я хорошо разбираюсь в приближении смерти. Ваш

Герцил обладает стойкостью воина, м'леди. Как бы то ни было, я ожидаю, что он

выживет.

Слова Отта заставили что-то оборваться у нее внутри. Она обнаружила, что

дрожит.

— Мне жаль, — сказала она. — Я ужасно боялась за него. Все это время. Я не

привыкла бояться, но теперь меня тошнит от страха за него.

— Все это время? — мягко спросил Отт, сдвинув брови. — И до нападения?

Таша кивнула. Мгновение спустя у нее вырвалось:

— Я не доверяю Сирарис. Никогда не доверяла. Я не могу сказать своему отцу

— он слишком сильно влюблен в нее, чтобы слушать. Я не знаю, что делать.

— Дорогая леди! — сказал Отт, беря ее за руку. — Я думаю, вы точно знаете, что делать, потому что только что это сделали. Вы рассказали мне о своих страхах.

— А я должна была? — тихо спросила она. — Я хочу сказать... я едва знаю

вас.

— Зато я знаю вас всю вашу жизнь — издалека. Ни один фаворит Его

Превосходительства не обходится без такого офицера-хранителя, как я. Когда

адмирал Исик женился на вашей уважаемой матери, я охранял внешний храм.

Когда она умерла, я стоял на страже на кладбище.

Таша удивленно посмотрела на него:

— Вы... были там?

— Когда вы родились, — сказал Отт, — моя гвардейская рота построила

беседку, которая стоит в вашем саду, в знак любви императора. Ваша мать любила

этот сад. Какая трагедия, что она наслаждалась этим так недолго.

В горле у Таши встал комок. Этот старик защищал их всю ее жизнь и никогда

не просил благодарности.

— Но почему вы перестали нас охранять? — спросила она.

— Я получил новые приказы, — сказал он. — Когда вам будет столько же лет, сколько мне, ваш император должен будет подумать о том, как вас заменить. Мне

выпала честь обучать новое поколение Императорской Гвардии. Вам было всего

пять или шесть лет. Теперь, когда обучение завершено, император щедро позволил

мне защитить его любимого адмирала — и нового посла — в последний раз.

— Значит, это вы застрелили того человека в моем саду?

195

-

196-

Отт покачал головой, с сожалением поджав губы.

— Нет, но человек, который работает на меня. Злоумышленника следовало

оставить в живых и допросить. Но мой человек опасался за вашу безопасность.

Как он мог, удивилась Таша, если Джорл и Сьюзит держали этого оборванного

незнакомца в зубах? Но прежде, чем она успела спросить, Таша заметила, что Отт

поглядел вверх и вниз по коридору. Уверившись, что они одни, он полез в карман и

вытащил...

— Мое ожерелье! — воскликнула Таша. — Командор! Как вы его добыли?

— Я стар, леди, но все еще быстр. — Отт ухмыльнулся и поднял рукав: на его

предплечье была свежая глубокая царапина. — Эта Снирага — адская кошка, но я

поймал ее за хвост и шлепал, пока она не завыла и не отпустила ожерелье. Видите

ли, я видел его на шее вашей матери. Вы не позволите мне застегнуть его заново?

Таша повернулась и приподняла волосы.

— Я никогда больше не выпущу его из виду, — сказала она, когда Отт

застегнул застежку. — О, командор, спасибо вам! Мой отец говорил, что вы

хороший человек, но я даже понятия не имела, насколько.

— Вы мне льстите, леди. Но я предпочел бы ваше доверие. Ради вашего отца, расскажите мне все, что вас беспокоит в леди Сирарис. Ничего не утаивайте, умоляю вас.

Так Таша и сделала. Начав говорить, она поняла, как мало на самом деле знает

наверняка. Сирарис притворилась, что любит Ташу девочкой, и перестала

притворяться, как только укоренилась в доме. Она притворилась, что скучает по

Таше, когда та исчезла в Лорге, притворилась, что беспокоится о здоровье Исика

(почему ни один врач, кроме Чедфеллоу, никогда не приходил к нему?), притворилась, что ничего не хочет от жизни, кроме места рядом с ним.

— Но это неправда. Она хочет гораздо большего. И теперь она притворяется, что посещает дамскую комнату каждый вечер после ужина, но это не так. Она

ходит куда-то еще.

— Сегодня вечером, например? — сказал Отт.

— Сегодня вечером она действительно была там, — с несчастным видом

призналась Таша.

— О, — сказал Отт.

— Вы считаете меня дурой?

Отт покачал головой:

— Напротив. Я поражен вашей проницательностью.

— Не говорите так, если вы не всерьез, — взмолилась она. — Командор Наган, это не лепет ревнивой дочери. Обещайте мне, что отнесетесь к этому серьезно!

Сандор Отт взял ее за руку.

— Сорок восемь лет я служу Аметриновому Трону, — сказал он. — Мне было

как раз столько же лет, сколько вам, когда я принес присягу у ног дедушки Его

Превосходительства. Я поклялся, что мои разум и мозг, кости и кровь будут

сражаться, пока рука не опустит меч, а душа не покинет плоть. Ради Арквала, его

196

-

197-

славы и выгоды. И поверьте мне, леди Таша: я ни к чему не отношусь более

серьезно, чем к этому.

Глава 23. ЧУДО СЛЕЗ

5 модоли 941

53-й день из Этерхорда

Наступил серый рассвет, вскоре за ним закапал дождь. Над мысом Улту

нависли грозовые тучи; Фейерверк Фрикс нервно наблюдал за ними в подзорную

трубу. За этим мысом лежал Утурфе́, но мистер Элкстем не стал рисковать и

направился широким курсом вокруг его скалистого мыса. Сотня матросов

вздыхала, слушая его приказы, но никто не проклинал его. О чутье Элкстема на

опасность ходили легенды.

Как только корабль обогнул мыс, дождь усилился. Люки задраили; обезумевшие смолбои сгоняли дождевую воду с палубы. Появившийся город не

согрел сердца: зеленая гранитная стена, железные башни и остроконечные крыши, похожие на зубчатые пилы. Из окна своей каюты Эберзам Исик изучил холодный, замкнутый Утурфе́ и подумал: Врачей искать негде.

В городе не было глубоководного канала, поэтому на расстоянии двух миль

пришел приказ свернуть паруса и бросить якорь. Вокруг грот-мачты горстка

мужчин в клеенчатых куртках недовольно взревела. Торговцы виски и медью, отчаянно пытавшиеся купить как можно больше товара для перепродажи на западе.

Еще до того, как якорь коснулся дна, они столпились вокруг мистера Фиффенгурта.

Когда могут быть спущены на воду лодки? Насколько сильным будет шторм?

Сколько человек он мог выделить для гребли? Как долго они пробудут здесь?

— Отойдите, джентльмены! — прорычал он. — Мы должны спасти жизнь, если сможем.

Герцила вынес почетный караул Исика. Дождь хлестал его по лицу, и Таша, плача, держала его холодную руку: он уже выглядел мертвым. Впервые

Фиффенгурт подумал, что ему может понравиться один из подростков

благородного происхождения. Большинство из них были привередами, которые

причитали, если им казалось, что суп не посолен или куртки не почищены. Один

день работы смолбоем и жратва из камбуза научили бы их ценить удачу. Но леди

Таша была другого сорта. Да, она плакала, но беззвучно, и не жаловалась.

Квартирмейстер склонил голову набок, чтобы лучше ее видеть.

— Вы должны быть храброй, леди, — сказал он. — Для мистера Герцила будет

сделано все возможное.

— Так и будет, — сказал Сандор Отт.

Шлюпку спустили на воду, Отт и Фиффенгурт сели бок о бок на носу, и люди

погребли к берегу. Таша внезапно почувствовала, что никогда больше не увидит

Герцила, и, не желая, чтобы ее последним воспоминанием о нем было это бледное, 197

-

198-

мертвенное лицо, она отвернулась. Если бы она этого не сделала, то могла бы

заметить, что один из членов почетного караула не греб правой рукой, а только

двигал ею — скованно, даже болезненно, — одновременно с веслом.

Торговцы толпились, толкаясь, чтобы первыми сесть во вторую лодку. Один

из них хихикнул рядом с ней:

— Никто не будет есть раков в Утурфе́ сегодня вечером — никто! Я скупил их

всех. Я могу продать их в Рукмасте в четыре раза дороже, чем заплатил этим

нищим. Некоторые не хотели продавать, но герцог Утурфе́ убедил их — рыбацкие

хижины, знаете ли, легко воспламеняются, а герцог запросил за свои услуги всего

десять процентов.

— Очень разумно, — сказал другой.

— Очень! О, когда же этот дурак позволит нам высадиться на берег? Говорю

вам, я купил их всех.

Испытывая отвращение, Таша отвернулась — и чуть не столкнулась с Пазелом

Паткендлом.

Двое огромных солдат тащили его на корму. В руках у него был мокрый

сверток, а одет он был в старую куртку с красной заплаткой на локте. Ни шляпы, ни

обуви. Его каштановые волосы слиплись от дождя.

Он устало улыбнулся:

— Ты получила свое ожерелье обратно.

Солдаты, казалось, были готовы надеть на него наручники за фамильярный

тон, но один взгляд на Ташу изменил их мнение.

— Я пыталась заставить Прахбу оставить тебя, — сказала она. — Он просто не

хотел слушать.

Пазел пожал плечами:

— Я тоже не слушал, верно? Где Нипс, ты знаешь?

Таша кивнула:

— Он работает с насосами. Шесть часов — наказание от Свеллоуза. За драку, мне кажется.

— Скажи ему, чтобы прекратил драться, — сказал Пазел, качая головой. Затем

он посмотрел на нее и переключился на опалтик: — Не забывай, что сказал

Рамачни. На борту злой маг, и скоро появится кто-то еще — кто-то еще хуже. Будь

осторожна, Таша. И постарайся запомнить меня, хорошо?

Таша едва смогла призвать свой школьный опалтик. Что со мной не так?

подумала она, моргая.

— Да, кое-кто похуже, — пробормотала она.

— Я извиняюсь за все за это, Таша, — сказал он.

— Извиняться, ты? — Она покачала головой, злясь на свой неуклюжий язык.

— Почему ты так чувствовать? У меня нет никаких идей.

Дрожащий и промокший насквозь, Пазел рассмеялся:

— У тебя их слишком много.

Солдаты подтолкнули его вперед. Торговцы и моряки сгрудились во второй

198

-

199-

лодке, но одна скамья все еще была пуста.

— Я должен тебе кое-что сказать, — сказал Пазел. — Подойди ближе.

Я должна тебе кое-что сказать, передразнила Таша. Но она не могла сказать

это на опалтике, и, когда он посмотрел ей в глаза, обнаружила, что вообще не

может этого сказать.

— Держите этого человека! Я хочу его видеть!

Голос принадлежал Ускинсу. Он вышел из рулевой рубки — светлые волосы

приглажены дождем — и направился к лодкам. Таша проследила за его взглядом и

увидела у поручней другого заключенного: неряшливого, голодного на вид

мужчину из третьего класса. Его лицо было желтоватым и покрытым синяками, а

руки были скованы за спиной.

— Не тот человек! Не тот человек! — крикнул он, когда Ускинс приблизился.

Первый помощник поднял руку, призывая к тишине, затем протянул руку и широко

открыл один из глаз мужчины. Он удовлетворенно кивнул.

— Курильщик смерти, можно быть уверенным.

— Ложь! — взвизгнул мужчина. — Они надели мне на голову идиотский

мешок! Наполнили его смерть-дымом!

— Кто это сделал? — спросил Ускинс.

— Не знаю... Они пришли ночью, отвели меня в какое-то темное место, одного. Заставили меня вдыхать этот дурманящий наркотик, пока я не потерял

сознание. А теперь посмотрите, как я дрожу! Но я никогда не пользовался им

раньше! Я сборщик чая, вот и все!

Ускинс громко рассмеялся:

— Тебе следовало выбрать чай помягче.

— Я никогда не прикасался к этому бедному мистеру Герцилу! Клянусь

Молоком Древа!

Ускинс дал ему пощечину:

— Прибереги свое богохульство для суда, негодяй! Грузите его!

Пока мужчина кричал и вырывался, Таша обнаружила, что снова начинает