Захваченные

Рейган

Сегодня купаться особенно приятно. День выдался жаркий, а работа была бесконечна. Моя кожа зудела от засохшего пота, и я с нетерпением, практически со времени, как проснулась, ждала, когда смогу поплавать в пруду. Ида уехала, Томми отправился в кровать и уже заснул. Дерека, после того, как вечером он помог Хэнку раскидать сено, нигде не было видно, поэтому я предположила, что он в амбаре, занимается привычными делами.

До того момента, когда я вынырнула в своей любимой части пруда, возле ивы – и там был Дерек. Бултыхал босыми ногами в воде. Его глаза потрясённо распахнулись, когда я показалась на поверхности.

Я ахнула, снова уйдя под воду до подбородка и держась за берег:

— Дерек!.. Что… что ты делаешь?

— Я… м-м-м… Я пришёл сюда. Думал, посижу минутку у воды, — он вперивает виноватый взгляд в траву. — Когда ты… и я не смог… я мудак. Прости, Рейган. Я просто полный придурок.

Он неуклюже поднимается на ноги, отворачиваясь. Сейчас, когда я в шоке от того, что наткнулась на него, мне трудно разобраться в других своих эмоциях. Раздражена от его наглости – да. Но также… не настолько разъярена, как должна быть. Не настолько обижена или возмущена. Более заинтригована, чем надо. И гораздо сильнее не желаю, чтобы он уходил, чем должно быть.

— Стой, — я держусь за берег обеими руками.

Этот пруд на самом деле рукотворный. Просто большая яма в земле, добрых двадцать футов глубиной без пологих сходов в воду.

Дерек останавливается, одной рукой держась за иву, но не оборачивается:

— Да?

— Ты подсматривал за мной?

Он опускает голову:

— Да, — поворачивается, смотрит на меня через плечо. — Ты имеешь полное право ненавидеть меня.

— Но я не ненавижу.

Он удивлённо поднимает голову, ещё чуть-чуть поворачиваясь:

— Нет?

Я трясу головой:

— Нет, — моё горло схватывает, но я заставляю себя продолжить. — На самом деле, мне тоже есть в чём признаться. Помнишь, ты принимал душ в моей ванной? Я тогда принесла тебе одежду… я должна была сказать тебе, что дверь не запирается и часто немного приоткрывается. И я случайно увидела, как ты моешься.

— Это произошло ненамеренно, — говорит он. — Я же продолжал смотреть на тебя, хотя понимал, что ты не знаешь о моём присутствии. Я просто пялился, как извращенец.

Я мучительно краснею, моё сердце колотится:

— Эм-м-м. Ну… в любом случае, я точно не отвернулась сразу.

Дерек секунду молчит.

— О.

— Да, — я смотрю на Дерека, и наши взгляды, наконец, встречаются. — Поэтому… Я тоже прошу прощения. Мы квиты.

Не знаю, как истолковать выражение его глаз. Любопытство? Нервозность? И в них точно есть желание. Его взгляд сцеплен с моим, и он не отводит глаз. Интересно, что Дерек видит в моём пристальном взгляде? Эмоции во мне бушуют, перемешавшись. Конечно, в них есть интерес и волнение. И тот же самый, скрытый, глубоко задвинутый отголосок желания, как тлеющие под толстым слоем пепла угли.

Он снова резко отворачивается, делая пару торопливых шагов по направлению к дому:

— Я пойду. Чтобы не мешать твоему купанию.

Мой язык предает меня:

— Нет… может быть, ты не должен уходить.

Мне одиноко. Я устала. Моему сердцу тяжело от того горя, что я так долго несу. Я перегружена горем. Укутана толстым слоем одиночества. И сверху покрыта панцирем самостоятельности.

Поздно, и моя способность сопротивляться чувствам, кипящим во мне по отношению к Дереку — всему, что я игнорировала в течение многих недель — ослабла. Осознание, что он не тот, с кем можно связываться, отходит в тень. Конечно, оно по-прежнему есть. Никуда не уходит. Он – лучший друг моего мужа. Лучший друг моего покойного мужа. Дерек был с ним, когда Том умер. Дерек – раненый солдат, нестабильный ветеран боевых действий со сложным случаем посттравматического стрессового расстройства. Я не в том положении, чтобы помочь ему или взять на себя его проблемы. Моя собственная жизнь трудна, и трудностям не видно ни конца, ни края. Я обременена фермой, которую никогда не хотела, в одиночку воспитываю ребёнка, оставлена один на один со своей скорбью, и должна справляться со всем этим как можно лучше.

И в эпицентре всего этого оказался Дерек, красивый и проблемный. Несмотря ни на что, он снял с моих плеч огромный груз, просто делая ту работу, на которую у меня никогда не хватало времени; помогая в том, что просто было слишком тяжело выполнить Хэнку или мне. И... его присутствие меня как-то успокаивает. Он – загадка, часто молчит, уходя в себя. Я не могу предугадать, как он отреагирует на некоторые вещи. Никогда не знаешь, что заставит ожить воспоминания, бушующие в его глазах. Но, несмотря на всё это, меня тянет к нему. Тянет к его молчанию, к призракам в его взоре, к его тишине и неподвижности. Бывают моменты, когда переживания в его душе отступают, и Дерек совершенно спокоен, полностью принадлежит настоящему, и тогда меня влечёт к нему непреодолимой силой притяжения.

Как сейчас – он не смотрит на меня, но я чувствую, насколько он на мне сосредоточен. Воздух между нами напряжён и буквально переполнен сгорающей химией, искрит, как оголённый провод. Он видел меня обнаженной. Наблюдал за тем, как я раздеваюсь.

Я нарываюсь на сложности, и в полной мере осознаю это. Но, тем не менее, позволяю словам сорваться с губ:

— Поплавай со мной.

Дерек медленно поворачивается, и на сей раз его глаза находят мои плечи, следят за движением бедёр, икр и пяток, когда я бью ногами по воде, чтобы поддерживать своё горизонтальное положение.

— Поплавать с тобой?

Я киваю.

Он тяжело сглатывает:

— Я не должен.

Я не отвечаю, только встречаю его пристальный взгляд и молча жду его решения.

Моё сердце глухо бьётся в груди, соски твердеют, когда Дерек смотрит на меня сверху вниз, а затем берётся за низ футболки и стаскивает её с себя. За последние пару недель его мышцы существенно увеличились. На самом деле, более чем существенно. Думаю, оттого, что он постоянно возится в амбаре. По его рукам и груди заметно, что он очень много трудится. Обнажённые V-образные мышцы в низу живота ясно дают понять, что он не носит нижнего белья.

Передо мной мгновенно рисуется картина, почти вызов. Буду ли я смотреть? Отвернётся ли он? Это определяющий момент, очерчивающий весь наш дальнейший путь.

Я снова встречаюсь с ним взглядом, наблюдая, делая свой выбор. Колеблясь, его рука задерживается на пуговице штанов. Расстёгивает её. Затем Дерек берётся двумя пальцами за «собачку» на молнии, его зелёные глаза темнеют и в окружающей ночи кажутся почти чёрными; он не отрывает своих глаз от моих. Тянет за молнию. Я моргаю и фокусируюсь на его пристальном взгляде.

Он сталкивает джинсы вниз, выходя из них, вставая передо мной абсолютно нагим.

Я не должна отводить глаз.

Срань господня.

Я заливаюсь краской, задаваясь вопросом, может ли он видеть пылающую красноту моих щек, слышать, как отбойным молотком стучит моё сердце. Он весьма… одарённый мужчина. Подсмотренный в душе вид давал некое представление о его размерах, но впечатляющая «суровая» реальность – нечто совсем другое. Я очень давно не видела эрегированный мужской член, и сейчас не в состоянии отвернуться.

Дерек ныряет в воду, забрызгав меня и оставляя позади. Я отталкиваюсь от берега и погружаюсь в глубину, усиленно двигая ногами. Опускаюсь как можно глубже, пока вода вокруг не становится совсем холодной, и уши не начинает закладывать, и тогда я поднимаюсь на поверхность.

Я выныриваю всего в паре футов от того места, где ждёт меня Дерек. Его глаза смотрят сначала на мою грудь, потом поднимаются к лицу.

Что тут скажешь.

Он отплывает, я следую за ним. И так, бок о бок, какое-то время мы движемся туда-сюда. Где-то посередине пруда я останавливаюсь, ложусь на спину и дрейфую. Чувствую взгляд Дерека на моей груди, животе и бёдрах.

Несколько минут проходит в тишине; Дерек плавает где-то в стороне; каждый из нас потерян в своих мыслях, в мириадах звёзд, что над нами, абсолютно растерян в удивлении от того, что происходит между нами. Единственные звуки сейчас – лягушки и сверчки, да случайные всплески от рук и ног, пока мы плаваем.

Я поворачиваюсь, шевеля ногами, и понимаю, что нахожусь в дюйме от Дерека, он справа от меня. Плывёт на спине, глаза закрыты. Я вижу завитки волос на его груди и животе, след от пули на плече. Тазовые кости, маленькую тонкую белую линию шрама поперек его правого бедра, высоко, ближе к животу. Густую солому вьющихся волос на лобке, колышущийся в воде член, сейчас находящийся в состоянии покоя. Дерек тихонько шевелит ногой и руками, распространяя маленькие волны. Его правая рука задевает моё бедро. Краткое, случайное касание посылает через меня молнии, я моргаю, вздыхаю, тут раздаётся всплеск, и Дерек оказывается совсем рядом, его горячие потемневшие глаза ищут мои. Я со свистом втягиваю воздух, моя грудная клетка вздымается, груди поднимаются и опускаются, колебля воду.

Мы двигаем ногами, чтобы удержаться на плаву, Дерек тянется ко мне, и его ладонь находит мою талию. Я резко вдыхаю от давно забытого ощущения мужского прикосновения к коже. Его пальцы впиваются в моё тело, и одного лёгкого давления достаточно, чтобы притянуть меня к нему. Вершинки моих «девочек» прикасаются к его груди, Дерек откидывается, а я клонюсь к нему, он отплывает назад, а я следую за ним. Нет никакой возможности сопротивляться. Незаметно для себя я оказываюсь на нём сверху, обняв его за шею, и мои ноги движутся между его ног.

Это – такая огромная ошибка. Я пересекаю черту, падая за край, откуда нет возвращения.

Я чувствую на своём животе толстое мягкое присутствие его члена, твердеющего и увеличивающегося.

О, боже, почему я позволяю этому происходить? Мы не должны этого делать.

Но его рука уже лежит на моей пояснице, наши взгляды сцеплены, и я совершенно не в состоянии ни отвести глаза, ни отстраниться, уплыть или сделать что-нибудь ещё, кроме как чувствовать подо мной тело этого жёсткого, сильного, упоительного мужчины. Берег приближается, и я не успеваю ничего сообразить, как Дерек поворачивается в воде, хватая меня руками за талию, мощно бьёт ногами и поднимает меня из воды. Я приземляюсь на мягкую прохладную траву под ивой, длинные свисающие ветви которой волнуются от ветра, тихо шелестя.

Мои ноги обёрнуты вокруг его торса, прижимая его ко мне. Руки змеёй обвились вокруг его шеи; он держится на плаву только благодаря силе рук. Его лицо находится на одном уровне с моим, его рот приближается к моему.

— Останови меня, — шепчет Дерек.

Я выдыхаю, ладонью касаясь его челюсти, и преодолеваю расстояние, разделяющее наши губы.

Боже, Боже, Боже…

Сначала соприкасаются только губы. Знакомясь, двигаясь, сливаясь. Затем встречаются языки, сплетаясь в тот же момент. В моей голове раздаются предупреждающие сигналы. Машут красные флаги и ревут клаксоны, но всё мигом замолкает, подавляемое вкусом его рта, основательностью его талии между моими ногами, ощущением его живота, дразняще трущегося против моей влажной ноющей сердцевины, этой очень долго игнорируемой части меня.

О, за все эти годы, длинными одинокими ночами, мои пальцы ослабляли боль желания бесчисленное количество раз, но это совсем не то, что требуется.

Мечты и фантазии не выдерживают никакого сравнения с жаром и силой тела мужчины напротив вашей плоти, его рта на вашем, как щекочут вас волосы на его груди и царапает щетина, задевающая вашу верхнюю губу и подбородок; как вы целуетесь, и ощущения от сокращения и движения его мышц, когда он начинает наступление, чтобы обладать вами.

Когда он выгибает спину и нависает над вами – ладонь возле уха, дыхание на щеке – в этот момент вся окружающая красота блекнет, потому что единственной целью вашего существования является давление его толстого твёрдого члена на ваше сокровенное местечко, и вы чувствуете себя влажной, теплой и готовой для него, испытывая боль, нуждаясь в нём, желая почувствовать идеальность возвышающей душу полноты, завершение вашего соединения.

Всё, что между нами – дыхание и минимальное перемещение мышц.

Мои руки на его спине, плечах, лаская и поглаживая кругами, потягивают, скользят, от лопаток по внушительной широте его спины. Равновесие нарушается, и я падаю назад, на траву, плечи колет, руки хватаются за жёсткую выпуклость его тугой задницы. Дерек возвышается надо мной, продолжая целовать; сейчас он целиком выбрался из воды, одно его колено располагается между моих бёдер. Одной рукой, поддерживая себя, он упирается в дёрн рядом с моей головой, вторая же прослеживает изгиб моей талии до груди, под действием силы тяжести осевшей в сторону.

Мои груди когда-то были высокими и тугими. Беременность увеличила их, а потом, с уходом молока, опустошила. Кормление ребёнка изменило их. И сейчас мне некомфортно, я смущена осознанием их вида. Однако этот момент неловкости стёрт его ладонью, взвешивающей одну мою грудь, приподнимающей и благоговейно её ласкающей.

Рот Дерека отрывается от моего.

Спускается. Губы трогают ключицу.

— Ты… такая красивая…

Его слова впитываются в меня, заставляя тяжело сглотнуть от внезапного избытка эмоций, электрическим зарядом пронёсшихся сквозь меня.

Я так давно не ощущала себя красивой или женственной. Три слова, идущие от сердца, изумление и потрясение, коими изобилует его тон, и от чего становится ясно, насколько он искренен и как глубоко его желание. Всего три слова – и я терплю поражение.

Момент восторженного забытья разрушен.

Слёзы прорываются внезапно, безудержно и яростно. Только что я была в чувственном опьянении от скольжения кожи по коже, от рук Дерека и его рта, и вот уже я безутешно рыдаю.

— Дерьмо, дерьмо, — Дерек скатывается с меня, ложась на спину в траву рядом со мной, с руками, прижатыми к лицу. — Дерьмо, я такой эгоистичный придурок. Прости, Рейган. Я так сожалею. Я не должен был позволять этому произойти.

Он начинает подниматься, но я, неспособная говорить, только трясу головой и, поворачиваясь в его сторону, кладу руку ему на грудь, останавливая.

— Нет… нет… — я задушено выдавливаю слова. Втягиваю воздух, чтобы успокоиться, и пробую ещё раз. — Ты не… это не…

Дерек откидывается на траву, глядя на меня в замешательстве. Я тру лицо, пытаясь дышать, пытаясь остановиться, но теперь, когда шлюзы открыты, из меня выходит всё: годы и скопленные за прошедшее время сдерживаемое страдание, горе, одиночество и слабость. Всё, что я могу – подползти к нему, положив щёку на его грудь, и рыдать. Ужасными некрасивыми слезами. Бесконечно, неостановимо. Дерек не говорит, не задаёт вопросов. Он просто качает меня, укрывая теплом своих рук, и гладит волосы, убирая их с моего лица. Он не утихомиривает меня и не уговаривает не плакать, вообще не действует неловко или неудобно. Он просто держит меня, и, на самом деле, и от этого становится намного хуже. Потому что это именно то, что мне нужно, а я не могу воспользоваться этим, не могу выдержать присутствие Дерека, который ведёт себя так нежно и понимающе, когда он даже не в силах постичь глубины того, что я чувствую.

Чёрт, даже я не в полной мере понимаю свои собственные эмоции, что уж говорить о нём.

Мы оба всё ещё обнажены, но это становится неважно. Теплый воздух густой и влажный, он сильно пахнет надвигающимся дождём. Небо потемнело, звёзды скрыты надвигающимися тучами. Кисть Дерека водит с моего лба вниз, по щеке, заправляя пряди пушистых волос за ухо, и его большой палец прикасается к моей щеке, скользит по скуле. Я снова всхлипываю, потому что Дерек не знает, что это был любимый жест привязанности Тома.

И эта мысль напоминает мне о том, что тут только что чуть не произошло. Что на берегу моего пруда у меня почти случился незащищенный секс с лучшим другом моего покойного мужа.

Мне удаётся утихомирить поток слёз, я вытираю их ладонями. Медленно втягиваю в себя воздух, чтобы успокоиться, и поворачиваю лицо так, чтобы видеть Дерека.

— Прости, — говорю я. — Мне просто…

— Надо было поплакать. Всё в порядке. Я понял.

— Да, но дело не в этом. Не совсем. Я просто не чувствовала... я даже не знаю, как объяснить. Я очень давно не чувствовала себя красивой. Я несколько лет не ощущала себя женщиной. Я мама. Я фермер. Я вдова. Я много кто ещё. С тех пор, как Том уехал, и даже… даже раньше, во время всех его поездок, я не чувствовала себя женщиной с желаниями и потребностями. Не ощущала себя желанной или красивой очень долго, и, когда ты назвал меня так, я просто… наверное, потеряла эту способность, потому что почувствовала себя так странно, так незнакомо. И… настолько невероятно. И я разразилась слезами, потому что слишком долго сдерживала себя, ты понимаешь?

Он кивнул:

— Я знаю, что такое сдерживать дерьмо. И я знаю, что это не работает. От дерьма нужно освобождаться. Я рассказывал тебе такие вещи о произошедшем со мной в плену, о которых больше никто не знает. Психиатры, врачи и все прочие хотели, чтобы я взял и открылся им, но я не мог. Это было слишком ново для меня, слишком свежо. А медикам действительно было не всё равно – они просто делали свою работу, — Дерек обнимает мои плечи, его рука движется поперёк моей спины, вызывая безумно опьяняющее ощущение, заставляя меня прикрыть глаза и усиленно дышать, сопротивляясь захлестнувшей меня волне желания. — Настолько далека от этого? Не чувствовала себя женщиной? Полагаю, я очень хорошо тебя понимаю. Знаешь, я тоже не был мужчиной. Я был пленником. Жертвой. Только имя, звание и серийный номер. Я был опущен до стремления выжить. Тогда я чувствовал себя виноватым, что выжил. И я до сих пор ещё там, в тех грёбаных ямах, но это неважно. Я всё ещё выясняю, какой я, что чувствую. Кто я. Ощущаю ли я себя сегодня человеком? Настоящим мужчиной? Тем, кого кто-нибудь любит, в ком нуждаются или испытывают влечение? Это мощная фигня.

Я киваю:

— Да, это так.

Долгий тёплый бриз проносится сквозь ветви ивы, раскачивая их, и затем до нас докатывается низкое отдалённое рычание грома.

С шуршанием начинается дождь, несколько заблудших капель падают на наши тела и лица; от ливня миллионы концентрических кругов рябью распространяются по поверхности пруда.

Ни один из нас не шевелится. Дождь не задевает нас, и звучит он мирно, успокаивающе.

Секунды тишины становятся минутами, каждый из нас потерян в собственных мыслях и дожде, падающем навеваемыми ветром волнами на воду.

— Рейган? — его голос низкий и глубокий. Я поворачиваюсь к Дереку, моё тело прижато к его телу. — Ты действительно красивая. Ты должна знать это. Ты настоящая женщина. Ты прекрасна и желанна. Я знаю, что я не должен так думать о тебе, но чёрт с ним. Я это делаю. Возможно, того, что сейчас произошло между нами, не должно было быть. Но оно случилось, и я, конечно, полный мудак, потому что не испытываю сожаление по этому поводу. Вину – да. Немного смущение. Но не сожаление. Сегодня я чувствовал себя более живым, чем за… очень долгое ублюдочное время.

Мне приходится вздохнуть, сглотнуть и моргнуть несколько раз, прежде чем я в состоянии ответить. Боже, я так разволновалась.

— Ты не мудак, Дерек, — я приподнимаюсь на локте. Мои груди укладываются на его грудь. Я уравновешиваю себя с помощью ладони как раз напротив места, где бьётся его сердце. Мои глаза встречаются с его, и я позволяю Дереку разглядеть сумятицу в моей душе – пусть он увидит всё, что можно. — Я не просто разрешила всему случиться, ясно? Я не просто… не знаю… я соучастница? Похоже, это нужное слово. Я хотела, чтобы это произошло. Я брала всё, что ты давал, и возвращала своё взамен. Так что не бери всю вину на себя, договорились?

Он усмехается:

— Ладно, думаю, ты можешь записать капельку вины на свой счёт, — его рука спускается по моему бицепсу. Переходит на талию. Движется вниз, чашеобразно сгибая ладонь у самого низа моей спины, чуть выше задницы, как будто собирается ласкать меня там, но отступает.

Я хочу, чтобы он дотронулся до меня, и я боюсь того, что произойдет, если он это сделает. Мне одинаково волнительно и то, и другое.

— Дерек?

— М-м-м?

— Что же произошло? Здесь, между нами?

— Не имею ни малейшего грёбаного понятия, — его ладонь поднимается к моим лопаткам, большой палец гладит заднюю часть моей шеи, и затем его рука снова спускается вниз, и на сей раз оказывается ближе к моей заднице. — Что-то запретное? Что-то правильное? Я даже не знаю.

Это не то, что я хочу услышать.

— Дерек... Мне нужно… я не могу справиться с этой путаницей. Я не разберусь, если не буду знать. Я… я так долго была обременена заботами. Была сильной и решительной. Принимала непростые решения за себя и за Томми. И всё в одиночку, включая работы на ферме, — я слишком долго наслаждаюсь нашей близостью, и просто не могу расстаться с его прикосновениями. Не важно, насколько я осознаю, что должна чувствовать, особенно если учитывать, о чём я говорю в данный момент. — Я не могу быть ответственной и за это тоже. Я не знаю, чего хочу. Я не знаю, что правильно или неправильно, и даже не представляю, какое принять решение.

— Я нужен тебе, чтобы быть силой для тебя. Ты заслуживаешь этого, — Дерек надолго замолкает. — И ты также заслуживаешь честности, поэтому я скажу тебе – я не уверен, что во мне это есть. Я не больше тебя понимаю, что правильно, а что нет. Даже меньше. Ты получила меня – спотыкающегося о собственные гормоны, желания и потребности, и я не уверен, что у меня есть возможности справиться с этим… даже не знаю. Надо либо дать тебе то, в чём ты нуждаешься и чего заслуживаешь, либо уйти. Я не знаю, что это такое, и не знаю, что с этим делать.

— Дерек…

Он продолжает:

— А ты заслуживаешь лучшего, — долгий вздох. — Лучше, чем такого трахнутого на всю голову, как я.

Женщины находят откровенность привлекательной. Это факт. И я ничем не отличаюсь. Но есть также кое-что об уязвимости, и о том, какие усилия он прилагает, признавая свою уязвимость.

Дерек садится, и я вынуждена покинуть убежище его рук. Что это говорит обо мне: что я не хочу покидать это место, прерывать этот момент? Оставлять этот пруд, и дождь, и этого мужчину рядом со мной?

— Куда ты собрался? — спрашиваю я.

Он гладит свои колени, обнимает их. Мои глаза предательски следуют за широкими очертаниями и изгибом плеч Дерека; пальцы касаются каждого из сотен крошечных порезов и шрамов, пересекающих его спину.

— Первое, о чём ты узнаёшь в стрелковой школе – если не можешь нажать на курок, значит, у тебя нет призвания держать в руках оружие. Когда дело доходит до боя, этот урок является жизненно важным. И… прямо сейчас мне кажется, что этот урок относится к тому, что происходит между нами. Имеет ли это для тебя какой-то смысл? Я не знаю, как выразиться лучше.

Я сажусь, скрещивая ноги и обнимая себя руками:

— Да, думаю, имеет.

— Я не ... как бы это сказать? Я не отталкиваю тебя. Я не принимаю окончательное решение. Полагаю, каждому из нас просто надо выяснить, что мы думаем и чувствуем, чего хотим и каково это, — Дерек встаёт, и мои глаза следят за движением его ягодиц, и как перекатываются мышцы его спины. Он чуть поворачивается, и мои глаза опускаются к его члену, длинному, толстому, свисающему и слегка покачивающемуся. — Чёрт меня побери, Рейган! Как я могу ясно мыслить, когда ты смотришь на меня вот так?

Я отвожу свой пристальный взгляд. Встаю:

— Прости. Я просто… ты тоже красивый, Дерек. Правда.

Он качает головой, с сожалением усмехаясь:

— Накинь на себя что-нибудь. Иди домой и немного поспи.

Я накрываю грудь ладонями, бросаю один последний, долгий, томительный взгляд на Дерека, на его тело, на очевидное сражение в его глазах, и затем заставляю себя отвернуться. Я игнорирую покалывающее тепло от его внимательного взгляда на мою покачивающуюся попу. Притворяюсь, что не для него виляю бёдрами больше обычного. Отворачиваю от него лицо, когда ступаю на мостки, влезая в джинсы и футболку, подхватывая своё нижнее бельё, обувь и носки.

Не оборачиваться. Не оборачиваться. Я заставляю себя уйти, моё сердце бешено бьётся. Моё тело хочет, чтобы я выронила одежду, рванула назад, бросилась на Дерека и сплела свой язык с его, испробовала соль на его челюсти, почувствовала, как трётся его щетина о мою кожу, и ощутила на себе его руки, везде. Моя душа болит, распухает. В ней царит неразбериха, полная чувств, которые, по моему мнению, я уже никогда не собиралась испытывать: заинтересованность, удивление, потребность, желание, страсть, нежность. Эмоции, которые, я думала, умерли вместе с Томом. Моё сердце и разум твердят, что они точно умерли с Томом. И, как только я пересекаю лужайку и вхожу через заднюю дверь в кухню, я признаю, что внутри меня есть конфликт. Эти вещи действительно умерли с моим мужем. Я похоронила их, когда получила сложенный флаг. Каждый оружейный залп из двадцати одной винтовки закапывал их всё глубже и глубже. И моя совесть говорит мне, что они должны оставаться похороненными вместе с Томом. Тем не менее, мои тело, сердце и ум говорят о другом, посылая мне противоречивые сообщения. Это что-то другое, так? Я не притворяюсь, понимая, что моя любовь к Тому не то же самое, что я испытываю к Дереку.

Я имею право двигаться дальше, верно?

Или это предательство моей любви к Тому, моему мужу, отцу моего сладкого, любимого мальчика?

Я поклялась любить и оставаться верной Тому в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.

И смерть разлучила нас.

Что теперь?