Глава 18
Кейн
Я маршировал к столовой по тропе войны. Каждый мускул моего тела был готов к убийству, и мне потребовалось бы чудо самообладания, чтобы этого не произошло. Я должен был сыграть правильно. Я не мог допустить, чтобы кто-то узнал то, что знал я. Что я слышал, как Первый дрался с Наблюдателями, и прибежал. Я должен был дежурить возле душевых, но Начальница переставила нас местами. Если бы я спустился вниз на несколько минут раньше, я мог бы все предотвратить. Если бы я застал их на месте преступления, у меня был бы повод наказать их как угодно и отправить всех в яму. Вместо этого я опоздал, и поклялся никогда больше не опаздывать.
Я ворвался в столовую, затем замедлил шаг, делая вдох, чтобы унять сердцебиение. Я был охотником. Хищником, который знал, как преследовать свою добычу. И ничто в моем внешнем облике не выдаст плана, который я вынашивал внутри. Ни одна трещинка не позволит никому увидеть, как сильно я переживал из-за того, что Двенадцать чуть не изнасиловали. Это был самый отвратительный поступок, который только может совершить фейри. И я сделал своей личной миссией обеспечить всем, кто подходит под это описание, один плачевный гребаный опыт.
Я вошел в Столовую на третьем уровне и осмотрел заключенных, сидящих за ужином по всему помещению. Мой взгляд зацепился за Наблюдателей, сидящих вместе за столом, и я неторопливо зашагал по залу, чтобы встать достаточно близко, и подслушать их разговор. Густард нарезал кусок мяса на тарелке тонкими движениями ножа и вилки, прислушиваясь к хихиканью своих союзников-полудурков.
Большинство из них ругались и проклинали Шэдоубрука, и, хотя номер Один был чертовым засранцем с девчачьей копной светлых волос, мне приходилось тихо признавать, что я был рад, что он нашел Двенадцать до того, как случилось что-нибудь похуже.
— Если бы вы все придержали ее раньше, я мог бы оприходовать ее быстрее, — сказал мудак Дракон, Двухсотый, и мои руки сжались в кулаки. В носу у него было два окровавленных платка, и я был рад, что никто из охранников не вылечил его. Особенно я был доволен тем, что никто не собирался лечить в ближайшее время. Я собирался в этом убедиться.
— У тебя еще будет шанс, Кристофер, — промурлыкала Сорок Седьмая, ее глаза сияли, словно она восхищалась этим козлом за то, что он наложил свои грязные, никчемные руки на Двенадцать.
— Бойцов всегда приходится ломать дольше, но как только я оказываюсь внутри них, они учатся склоняться перед силой настоящего фейри.
Я заскрежетал зубами так громко, что несколько секунд я не мог ничего слышать. На меня опустилась холодная тьма. Такая, которая предшествует охоте. Но такое психическое состояние могло закончиться чьей-нибудь смертью. А я должен был разыграть карты правильно.
Двухсотый поднялся со своего места и направился к столу Пегасов, которые сидели вместе и разглядывали свою еду. Я двинулся за ним медленным шагом, пока он выхватывал у Пегасов стаканчики с фруктами и пудинги, а они трусили под его напором. Когда он поставил на поднос стакан апельсинового сока, я подошел к нему сзади, достаточно близко, чтобы почувствовать на нем запах Двенадцать. Темнота усиливалась, пока я не превратился в животное в теле человека. Мои клыки выдвинулись и укололи язык так, что моя собственная кровь полилась мне в рот.
Двухсотый резко повернулся со своей горой груза, и я устоял на ногах, когда поднос врезался в мою грудь, а сок опрокинулся, проливаясь на мою форму вместе с несколькими пудингами, которые раскрылись, оставляя шоколадные пятна на моей рубашке.
— Двести! — рявкнул я, выхватывая дубинку и ударяя ею по задней части коленей. Он рухнул как чертова гора, его лицо исказилось в замешательстве, когда он упал на пол. Я с рычанием направил дубинку на его мясистое лицо. — Воруешь еду у других заключенных, да? А швыряние еды в офицера… это нарушение.
— Что — нет! Я не воровал, они сами подарили, не так ли? — обратился он к Пегасам.
Все они мгновенно закивали, но я проигнорировал их, рыча на Дракона подо мной.
— И я не швырял еду, это был несчастный случай, — пробурчал он, и я был рад, что он чуть не описался.
— Ты сомневаешься в моем гребаном здравомыслии, Двухсотый?! — прорычал я, привлекая внимание всего зала.
— Нет, сэр! — задыхался он.
— Я видел, как ты украл еду, и, если ты не признаешься, может быть, доктор Квентин сможет вытащить из тебя правду, — прорычал я, хватая его воротник в кулак и поднимая над землей.
— Стойте, — замялся он, приобретая довольно зеленый оттенок. — Вы отправляете меня на допрос?
— Туда идут лжецы, Двухсотый. Ты знаешь правила, — я подтолкнул его, и, клянусь, парня передернуло.
Улыбка заиграла на моих щеках, но я не позволил ей проявиться, выводя его из комнаты и направляясь вниз по лестнице на девятый уровень. Меня переполняло чувство удовлетворения, пока я тащил его за дверь в изолятор и по коридору к комнате Квентина. Мое сердце гулко стучало в груди, когда я постучал в дверь, а Двухсотый трясся рядом, как ребенок, а не фейри.
— Пожалуйста, я сделаю все, что угодно, — умолял он меня, но я проигнорировал его. — Любое наказание, какое захотите.
Я сжал челюсть и повернулся к нему с медленной улыбкой на лице.
— Что ж, по моему мнению, наказанием за подобное нарушение будет вечер с доктором Квентином.
Двести побледнел и посмотрел на меня так, словно я был психом. Возможно, так оно и было. Может быть, мне следовало сбросить форму, облачиться в оранжевый комбинезон и присоединиться к массам. Но разница между мной и ими заключалась в том, что я никогда не попадался.
Дверь с грохотом распахнулась, и взору предстала маленькая фигура доктора Квентина. Он был одет в белый халат, свисающий почти до его блестящих черных ботинок. На спине у него него был небольшой горб, он имел заостренные зубы, и два темно-красных глаза. Он изменил все свои черты с помощью каких-то извращенных заклинаний. Он не был таким уродливым от природы, а сам выбрал такую внешность. Что делало его еще более жутким.
Он провел рукой по зачесанным назад каштановым волосам и осмотрел Двухсотого, как будто тот был куском мяса.
— Вечер добрый, офицер Кейн, — сказал он, облизывая губы, при этом его глаза не отрывались от Двухсотого. — Зачем здесь этот?
— Он воровал еду у других заключенных, а потом лгал об этом, — спокойно сказал я.
— Я же признался, — умолял Двухсотый. — Нечего меня допрашивать.
— О, это мы еще посмотрим. У каждого маленького существа в этом мире есть секреты, скрывающиеся под их плотью, как муравьи. Мне просто нужны правильные инструменты, чтобы их извлечь, — промурлыкал доктор Квентин, и я впихнул Двухсотого к нему в комнату. Этот ублюдок даже захныкал, что сделало мой день лучше. Нет, это сделало весь мой месяц стоящим.
Когда дверь захлопнулась, я переместился к стене, прислонился к ней спиной и стал ждать.
От предвкушения у меня заклокотало в груди, когда я подумал о Двенадцать, зажатой под телом этого ублюдка. Когда раздался первый крик, узел немного ослаб.
Двухсотый и его мерзкая шайка официально стали моими врагами. А мои враги недолго задерживались в этом мире. Это был первый из множества последующих криков.
***
В течение следующей недели я следил за Двенадцать как ястреб. Я продолжал приводить ее в изолятор для мытья полов, не выпуская ее из виду дольше, чем это было возможно. Я брал дополнительные смены, что означало, что за последние три дня я спал в общей сложности шесть часов. Но мне было наплевать. Потому что, если бы кто-то из Наблюдателей решил снова наложить на нее лапы, я должен был быть готов.
Я знал, что поступаю лицемерно, заботясь о ней. Девчонка не была мне другом. Но я следовал собственной морали. И она распространялись на нее так же, как и на всех остальных в этой тюрьме. Я был за нее ответственен, так что присматривать за ней было правильным решением. Да, продолжай говорить себе это, придурок.
Я не имел привычки заботился о том, живут или умирают здесь люди. Это зависело от них. Я просто следовал правилам и наказывал заключенных, когда это было необходимо. Я знал, каково это — привязываться к кому-то, а потом смотреть как их уничтожают. Каким бы невероятным это не казалось для ста процентов населения, но когда-то я был способен формировать привязанность к другим фейри. Вампиры были одиночками по своей природе, но, когда мы заботились, мы заботились сильно. Но это также означало, что, когда мы горевали, мы горевали вечно.
Эта работа гарантировала, что я никогда не подпущу кого-то близко к сердцу. Уединенный образ жизни был прост. Я мог замыкаться, выключаться и уходить без всяких усилий. Я знал, что могу прожить свою жизнь спокойно, не получая и не предлагая любви другим фейри до конца своих дней. Это не означало, что я был счастлив. Но это также не означало, что со мной что-то не так. Так что Даркмор подходил мне идеально. Почему я должен беспокоиться о ком-то из этих осужденных? Половина из них совершила преступления, от которых волосы вставали дыбом. А остальные были просто пиявками на теле общества, ворами и ничтожествами.
Проблема заключалась в том, что наблюдение за Двенадцать превращалось из работы в навязчивую идею. Сейчас я наблюдал за тем, как она сидела со своей стаей в Магической Зоне. Какое-то время они гладили ее руки, затем она стряхнула их прикосновения, и они уселись на землю у ее ног. Она проводила больше времени со Львом, Шестьдесят Девятым, чем со своими сородичами. Не нормальное поведение Волка, даже если она с ним спала. И мой слишком аналитический мозг не знал покоя. В ней было что-то особенное. Что-то, что побуждало ее к действиям. Но я просто не мог понять, что.
В последние несколько дней непрерывной работы, у меня не было времени предаться охоте, и мои магические резервы начали истощаться. По долгу службы я должен был постоянно подпитывать свою силу, но в последнее время у меня не было возможности взять кровь у заключенного. Хотя я знал, что Гастингс без проблем предложит мне глоток, мне не нравилась добровольно пожертвованная еда. Я жил не так. Мне нужна была погоня. Я был зависим от нее. И голод только усиливал мои первобытные желания. Скоро мне придется поесть, иначе я сорвусь на каком-нибудь влиятельном заключенном, и нарвусь на увольнение.
Стоя за оградой в военной позе, ноги на ширине плеч, руки сложены за спиной, я провел языком по сухим губам, и взгляд снова устремился к Двенадцать через всю Магическую Зону. Она начала создавать на земле сад цветов, а ее стая расстелилась на рукотворной лужайке. Ее взгляд был расфокусирован, и она казалась рассеянной, пока вокруг ее ног распускались полевые цветы. Ее Бета, Девятнадцать, делал стойки на руках, прохаживая вперед-назад, как обезьяна на шоу, и в глаза Двенадцать вернулся свет.
Девчонка была для меня загадкой. Но я едва мог сосредоточиться, чтобы в сотый раз попытаться понять, что именно терзало ее разум. Я был слишком голоден. И чем больше я смотрел на нее, тем отчаяннее мне хотелось ее крови. Я не забыл ее запах, ее шея под моим носом была самой сладкая пыткой. А при воспоминании ее близости, у меня заболело горло. Я не хотел просто крови. Я хотел ее крови.
И я собирался ее получить.
Когда их время в Магической Зоне подошло к концу, заключенных выпустили, и я направился к лестнице, ожидая ее появления. До ужина оставалось еще несколько часов, которые мы резервировали для тех, кто хотел работать дольше. Я был в полном праве взять ее под контроль и потребовать, чтобы она работала сверхурочно. Момент был будоражащим, потому что я собирался нарушить правила.
Она появилась, направляя стаю к лестнице, и я встал на ее пути, мое нейтральное выражение лица не выдавало намеков. Ее брови изогнулись, и я схватил ее за руку, оттаскивая от других Волков, заставляя ее быстрее идти по лестнице.
— Скучали по мне, офицер? — слащаво спросила она, но я проигнорировал ее, поспешив вниз по уровням, пока остальные заключенные возвращались в свои камеры или на работу.
Я провел Двенадцать вниз, в изолятор, но не повел ее через дверь, как обычно. Напротив двери находилось помещение для хранения чистящих средств, и я потащил ее к нему, отперев его магической подписью на сканере. Дверь со щелчком открылась, и я втолкнул ее внутрь, следуя за ней в помещение, где высокие полки были заставлены всевозможными химикатами и чистящими спреями.
Я захлопнул за нами дверь, и Двенадцать зашагала вперед меня, осматривая большую комнату. Я последовал за ней, и она проскользнула между двумя полками вдоль узкого прохода, где были сложены кучи коробок.
— Что в них? — спросила она непринужденно, указывая на коробки, и я последовал за ней, мои клыки удлинились, реагируя на ее движения.
— Припасы, — ответил я низким рыком, и она оглянулась через плечо, ее глаза внезапно расширились, когда она увидела выражение моего лица.
— Здесь нет камер, — выдохнула она, прикусив нижнюю губу. — Вы собираетесь сделать мне больно, офицер?
Ее голос был дразнящим, будто она этого хотела. Как будто она наслаждалась нашей игрой. Что только заставило мой пульс забиться еще сильнее.
— Ты не ведешь себя как нормальный Оборотень, Двенадцать, — прокомментировал я, игнорируя ее вопрос, когда она дошла до конца прохода и повернула назад по другой дорожке. Я последовал за ней, адреналин хлынул в мою кровь, когда она ускорила шаг.
— Что значит «нормальный» твоем понимании? — спросила она, снова оглядываясь на меня. — Я никогда не встречала нормальных людей в своей жизни. А если бы и встречала, то не запомнила бы, потому что нормальный — это просто синоним слова скучный.
— Думаю, ты что-то замышляешь, — сказал я низким голосом, снова игнорируя ее попытки втянуть меня в бессмысленный разговор. — Я просто пока не могу понять, что именно.
— Что ради Солярии я могу замышлять в тюрьме Даркмор? — невинно спросила она.
Она свернула за угол, и я поспешил за ней.
Мое сердце заколотилось, когда я обнаружил следующий проход пустым, и я крутанулся на месте, выискивая.
— Выходи, — прорычал я, мое сердце бешено колотилось от азарта игры.
— В прятки играют по-другому, офицер, — раздался ее голос откуда-то сзади меня, и я резко обернулся. — Я прячусь, ты ищешь.
Я повернул обратно в проход, из которого пришел, застыв на месте и оборачивая мой обостренный слух к окружающему пространству. Я закрыл глаза, сосредотачиваясь, с бурлящим возбуждение от нашей совместной игры. Но знала ли она, как опасно было искушать Вампира на охоте?
Трепещущее дыхание донеслось до моего уха, и я побежал, используя всю свою Вампирскую скорость, проскакивая в следующий проход. Она завизжала в тревоге, вскакивая, и пытаясь взобраться на полки позади нее, но я поймал ее за ногу и потащил с возбужденным ворчанием, прижимаясь грудью к ее спине.
Я заключил ее в клетку моего тела, запуская руку в ее волосы и дергая в сторону, так что ее шея оказалась передо мной. Ее задница уперлась в мою ширинку, и я застонал от удивления, прежде чем вонзить клыки в шелковистую кожу ее горла. Она задохнулась, и этот звук подстегнул меня, заставляя мой член напрячься, когда ее кровь полилась на мой язык.
Черт, она восхитительна. На вкус как летние фрукты, купающиеся в звездном свете. Я провел рукой по ее животу, удерживая на месте, и она потянулась за спину, ее ладонь скользнула по моей выпирающей ширинке. Я застонал от ее ласк, зная, что это было пятьдесят оттенков неправильного, поскольку я продолжал пить и позволял ей так ко мне прикасаться. Я потерялся в жажде крови, мои пределы допустимого ослабли, когда я отдался этой части себя. Я никогда не трахал заключенных, никогда не хотел, никогда даже близко не подходил. Происходящее сейчас нарушало столько правил, но было так чертовски приятно, что я не хотел останавливаться.
На моем бедре затрещала рация, и в трубке раздался голос Начальницы Пайк.
— Офицер Кейн, явитесь ко мне в кабинет.
Я отпрянул от Двенадцать, ударился спиной о противоположные полки, и кровь хлынула по моим губам. Я быстро вытер ее, и Двенадцать повернулась ко мне с дразнящей ухмылкой. Вот дерьмо.
Я бросился к ней, с рычанием толкая ее спиной к полке.
— Расскажешь кому-нибудь, и я заставлю тебя об этом пожалеть.
Ее губы сжались, и она потянулась ко рту, облизывая большой палец и вытирая кровь, оставшуюся в уголке моего рта. Я сглотнул, пока она не сводила глаз с моих, а мое сердце билось в неизвестном, но прекрасном ритме. Когда в последний раз я чувствовал себя настолько живым? Я так долго был на автопилоте, что забыл, каково это — действительно что-то испытывать.
— Я не скажу, — поклялась она, потянувшись вниз, чтобы соединить свой мизинец с моим.
Я фыркнул, пытаясь освободиться из ее хватки, но она продолжала держаться, дергая наши руки вверх и вниз.
— Отлично, теперь я тебе верю, — с сарказмом сказал я, и она кивнула, как будто это было серьезное заявление.
Я протянул руку и залечил след от укуса на ее шее, убедившись, что кровь тоже исчезла. Я отстегнул рацию от пояса, не сводя с нее глаз, отвечая Пайк.
— Уже поднимаюсь, — возвращая рацию на бедро, я сделал медленный вдох. — Тебе нужно вернуться в блок, — я взял ее за руку, вывел из кладовой и повел вверх по лестнице.
Она постоянно касалась моей руки, хлопая ресницами, и я предупреждающе зарычал.
— Держи дистанцию, заключённая, — сказал я холодным тоном.
— Извините, сэр, — она снова посмотрела на меня большими глазами, и я оскалил на нее клыки. Если она верила, что я поведусь на эту невинную чушь, то она была еще большей идиоткой, чем я думал.
Когда я наконец вернул ее в камеру и направился в кабинет Начальницы тюрьмы, мое сердце забилось в боевом ритме. Я понимал, что она не могла знать, что я сделал в кладовой, но какая-то часть меня начала беспокоиться, что именно поэтому она меня и вызвала. Может быть, кто-то видел нас на камерах видеонаблюдения и сказал ей об этом. Может быть, у меня отберут форму и вышвырнут мою задницу за дверь.
Я работал здесь с двадцати одного года. Я не знал другой жизни. Я жил и дышал этим местом. Я знал о нем все, что только возможно. Каждую слепую зону, каждую брешь в броне Даркмора. Но я не хвастался знанием, а использовал его в собственных интересах, чтобы питаться заключенными. И если бы я потерял эту жизнь, я не знал, что меня ждало за этими стенами. У меня не было ни семьи, ни дома. Как ни печально, но эта тюрьма была единственным домом, который я знал. Здесь было безопаснее, чем в доме, где я провел детство, и это многое говорило о моем жалком существовании.
Я поднялся на лифте на первый уровень и направился по коридору мимо комнаты персонала к кабинету Пайк. Я постучал в дверь, внутри меня все сжалось, и она позвала меня войти.
Я шагнул в комнату, сцепив руки за спиной и стараясь выглядеть уважительным офицером, а не извращенным ублюдком, который только что кусал Двенадцать и получал от этого удовольствие.
— Присаживайся, Мейсон, — пригласила она, и я прошел вперед, опускаясь на деревянное сиденье напротив ее кресла. Она сцепила пальцы, глядя на меня через расстояние ее безупречного стола, даже ее губы были поджаты в идеально ровную линию. — Я бы хотела, чтобы ты отвел этого заключенного в Психиатрическое Отделение для тестирования.
Я никогда не видел, чтобы кто-то возвращался после так называемого тестирования. Если тебя отправляли в Психушку, твоя судьба была предрешена. И у меня был больше, чем один вопрос о том, что там происходило.
Пайк подняла со стола папку и протянул мне. Я открыл ее и нахмурился, глядя на фотографию Сары Лу, номер семьдесят шесть. В последнее время она вела себя странно, и на прошлой неделе ей дважды пришлось давать успокоительное. Это было особенно странно, ведь до последнего времени девушка казалась совершенно нормальной. Но ходили слухи, что газ, подавляющий Орден в этом месте, мог через некоторое время свести человека с ума. Я не мог представить себе чувство подавления такой фундаментальной части твоего существа, но я мог предположить, что это было просто хреново. Хотя, это было наказание за жизнь заключённого. Всем, кто здесь работал, ежедневно давали антидот, предотвращающий действие газа.
— Я сейчас приведу ее, мэм, — согласился я, но встал не сразу. Психиатрическое Отделение было недоступно для охранников Даркмора, и всякий раз, когда я передавал им заключенного, я всегда чувствовал, что отдаю его волкам на растерзание. — Может быть, я смогу присмотреть за ней в Психушке сегодня вечером? Доложить об успехах?
Я не хотел оставлять Двенадцать без присмотра, но я уже много лет пытался попасть в Психушку. Это была единственная часть тюрьмы, куда меня не пускали, и это просто сводило меня с ума.
— В этом нет необходимости, — сказала Пайк, и в ее тоне прозвучало раздражение.
— Почему охранников туда не пускают, мэм? — спросил я, сохраняя свой голос профессиональным, а не обычным командным тоном, которого я придерживался.
— В Психушке есть специально обученные охранники, Мейсон, тебе не нужно туда идти, — сказала Пайк, махнув рукой.
— Но…
— Свободен, — легким тоном сказала Пайк, изогнув две накрашенные брови, когда я задержался на месте.
Я почтительно склонил голову и вышел из комнаты с разочарованием, заполнившим грудь.
Вздыхая, я направился обратно к лифтам, понимая, что любопытство пока придется отбросить. Но я не собирался сдаваться. У меня было ощущение, что в Психушке что-то происходило. И если это так, я собирался выяснить, что именно. Потому что никто, даже Начальница тюрьмы Даркмор, не сможет помешать мне преуспеть в охоте, если я задался целью. И так получилось, что я как раз решил докопаться до истины.