Заключённыий волк

Глава 22

Роари

Я сидел в своей камере и расчесывал волосы, пытаясь избавиться от колтунов. Для Льва было предметом гордости держать свою гриву ухоженной, и я отчетливо слышал в голове голос отца о необходимости отстаивать репутацию Найт. Не то чтобы я что-то там отстаивал. С тех пор как меня посадили в тюрьму, отец ни разу не навестил меня. Я опозорил семью. Даже три мои мамы приезжали только на дни рождения и праздники. А ведь когда-то я вызывал у отца гордость до такой степени, что он был готов лопнуть. Мы были семьей воров в нескольких поколениях. И я был первым, кого посадили за решетку.

При мысли о них у меня все внутри перевернулось. Сегодня должен приехать мой брат, и хотя я всегда любил видеться с ним, это также поднимало тему моих родителей. А это была та самая рана, которая не заживала. Львам был необходим их прайд, чтобы чувствовать себя удовлетворёнными, но теперь я был отвергнут от той жизни. И я так и не смог сформировать достаточно крепкие связи с другими здешними Львицами, чтобы создать что-то хотя бы близко напоминающее прайд.

Самцы Львов не склонны общаться друг с другом, если они не были членами семьи, и инстинктивно были вынуждены бороться за доминирование. Мое нутро скрутило, когда я вспомнил последнего самца, с которым мне пришлось сражаться. Его кости ломались под моими лапами, его последний рев, который эхом разнесся по всему Двору Орденов даже после того, как я отправил его на верную смерть.

Даркмор превратил меня в убийцу. Чудовище. Теперь у меня было такое же черное сердце, как у самых ужасных каторжников в этом месте. И хотя я знал, что выполнил свой первобытный долг, от этого я не чувствовал себя менее дерьмово. В реальном мире у самцов Львов было достаточно места, чтобы спокойно жить вдали друг от друга. Но здесь мы были вынуждены находиться вместе. И с тех пор как Рашин погиб от моей руки, остальные самцы склонились передо мной, держась на расстоянии, насколько это было возможно. Пока они не бросали мне вызов, я не был вынужден снова вступать в бой. Но если этот день наступит, я знал, что сделаю все возможное, чтобы сохранить свою власть. И это было куда хуже, чем все остальное. Я был не просто фейри, вынужденным защищаться, я был убийцей, который снова будет убивать, чтобы сохранить свое положение. И с учетом того, сколько времени мне еще предстояло отсидеть в Даркморе, я был уверен, что этот день настанет.

Пройдет еще пятнадцать лет, прежде чем меня выпустят на свободу. Мне будет уже за сорок, я пропущу половину своей жизни, и у меня не будет дома, куда я смогу вернуться. А что, если за это время мои мамы или папа заболеют? Что если с ними что-то случится, а меня не будет рядом, чтобы попрощаться? Чтобы преодолеть эту пропасть между нами…

Моя расческа запуталась в волосах, и я с разочарованным рыком выдернул ее и швырнул через всю комнату так, что она ударилась о стену. Я тут же пожалел об этом, так как деревянная щетка переломилась пополам, и я вздохнул, уронив голову на руки. В любом случае, в чем был смысл? Для кого я это делал? Никого здесь не волновало, была ли моя грива ухоженной или нет. Я мог бы просто обрезать ее, если уж на то пошло. При этой мысли мое нутро сжалось, и я понял, что никогда не смогу пойти на подобное. У меня все еще оставалась смутная надежда, что мой отец однажды найдет в своем сердце силы простить меня. Что он навестит меня вместе с Леоном. Возможно, именно поэтому я старался выглядеть сегодня как можно лучше…

— Из-за чего ты рычишь? — раздался голос Розали из ее камеры.

Я проигнорировал ее, пытаясь развязать узел в своей груди. До приезда брата оставался всего час, а у меня уже голова шла кругом. Мне просто повезет, если отец все-таки объявится сегодня и увидит, что стало с его никчемным первенцем.

— Эй, — раздался голос Розы справа от меня, когда она вошла в мою камеру. — Ты в порядке?

Я хмыкнул в ответ и почувствовал, как ее вес навалился на кровать рядом со мной.

— Ты хочешь поговорить об этом? — мягко спросила она, ее голос был похож на солнечный свет, пробивающийся сквозь тучи моего сознания. Но я не хотел рассказывать ей об этом. Было стыдно лишиться уважения своей семьи, особенно когда ее семья обожала ее до края земли и обратно. И даже здесь ее не заковали в кандалы и не увезли в Даркмор. Она решила выполнить какое-то безумное задание, которое принесет ей еще больше уважения, если она справится с ним. Я хотел этого для нее, я бы сделал все, чтобы помочь ей, я только надеялся, что это действительно возможно.

— Это потому, что ты сломал свою расческу? — спросила она с ноткой веселья в тоне.

Я зарычал во все горло и почувствовал, как она отошла от кровати, но не стал поднимать голову, чтобы посмотреть, что она делает. Мгновение спустя я услышал, как она вышла из камеры, и вздохнул, опустив голову еще ниже.

Я потратил слишком много времени в своей свободной жизни, будучи высокомерным куском дерьма, заботясь только о своем следующем крупном ограблении. Но однажды, когда я выберусь отсюда, я больше никогда не буду воспринимать людей, о которых я забочусь, как должное.

— Эта вечеринка жалости просто дикая, — сказала Розали, вернувшись в мою камеру. Она снова опустилась рядом со мной и положила что-то на мое колено. — Вот.

Она наклонилась ближе, ее рот приблизился к моему уху.

— Ничего такого, чего не могла бы исправить небольшая магия земли.

Я поднял голову, уронив руки и посмотрел на деревянную щетку на моем колене, теперь полностью починенную. И не просто починенная, она вырезала Льва на ее обратной стороне и привела в порядок все сломанные зубчики за те годы, что она у меня была. Я подхватил ее с тяжелым вздохом и посмотрел на Розу с теплотой в сердце.

— Спасибо тебе, маленький щенок.

Ее глаза на мгновение захватили меня целиком, и я протянул руку, чтобы заправить прядь волос ей за ухо, теряя себя в ее знакомом присутствии. Она была частичкой той жизни, которую я потерял. Постоянное напоминание о могущественном, уважаемом Льве, которым я когда-то был. И она все еще смотрела на меня так, словно я был тем самым зверем Альфа. Но она ошибалась.

— Что тебя так расстроило? — спросила она, нахмурив брови.

— Тебе не понять, — я отвел взгляд от ее лица, и она издала раздраженный рык.

— Я больше не ребенок, Роари, перестань относиться ко мне как к нему, — она схватила щетку с моего колена и потянулась, чтобы провести ею по моим волосам.

Я схватил ее за запястье в последнюю секунду, рычание сорвалось с моих губ.

— Ты знаешь, что означает расчесывать Львиную гриву, щеночек?

Она закатила глаза.

— Я не знаю, что ты думаешь, это означает, но я думаю, что это означает, что я хочу оказать тебе услугу и разобраться с тем кустарником, который ты носишь на голове, Рор.

Я улыбнулся, направив ее руку вниз, чтобы она опустилась на колени.

— Это большое дело для Львов.

Я никому не позволял расчесывать свои волосы с тех пор, как был ребенком, и этим занимались мои мамы. Отец научил меня терпеливо ждать, пока я не найду своих королев, но я полагал, что в этой адской дыре не так уж много шансов на настоящую любовь. А Роза была ближе всех к семье, так что, возможно, это была не самая плохая идея в мире.

— Это может означать лишь то, что мы хотим, — она наклонилась ко мне заговорщически, словно мы делились секретом, и ухмылка заиграла на моих губах.

— Хорошо, но ты, вероятно, влюбишься в меня еще сильнее, если сделаешь это, так что я не несу за это ответственности, — поддразнил я, и она толкнула меня в плечо, когда я захихикал.

Я опустился на пол, и она придвинулась сзади, притянув мою голову к себе. Ее ноги свисали по обе стороны от меня, и я обхватил их, держа ее босые ступни в своих руках.

— Пощекочи меня и умрешь, Роари Найт, — предупредила она, и я фыркнул от смеха, испытывая сильное искушение сделать это, просто чтобы подразнить ее. Но я совершенно утратил способность думать об этом, когда она провела щеткой по моим волосам, и удовольствие пробежало по коже головы и вниз по позвоночнику. Я застонал, когда она повторила это снова, и мои глаза стали закрываться с каждым движением щетки. Это ощущалось так. Чертовски. Приятно.

В моей груди раздалось глубокое мурлыканье, и она захихикала, продолжая распутывать колтуны в моих волосах, а я погрузился в Львиный рай, закрыв глаза, пока все мое тело вибрировало.

Я начал водить большими пальцами по ее ступням, и ее пальцы подогнулись, но она не отстранилась.

— У тебя это хорошо получается, — вздохнул я, полностью расслабляясь.

Я не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так непринужденно. В этом месте никогда нельзя было терять бдительность, но с ней мне не нужно было беспокоиться о том, что мне нанесут удар в спину. Я доверял ей безоговорочно. И я надеялся, что она тоже доверяет мне, потому что иметь здесь настоящего друга — самое ценное, что только может быть.

— Я постоянно заплетала волосы своим кузинам, — сказала Роза. — И я всегда укладывала волосы тете Бьянке для вечеринок. Она говорила, что это иронично, что столь дикий Волк может настолько хорошо приручить самую непослушную шерсть.

— Она любит то, что ты дикая, — прокомментировал я, но на самом деле мне хотелось сказать: «я люблю, что ты дикая».

И я так рад, что ты не утратила этого.

— Ага… иногда я чувствую себя скверно. Я так усложняла ей жизнь, постоянно что-то ломала, застревала, попадала в несчастные случаи. Никогда не забуду, как я упала с крыши крыльца и сломала лодыжку. У нее чуть не случилась аневризма.

Я сжал ее ногу, когда улыбка растянула мой рот.

— Жизнь была бы скучной, если бы никто никогда не попадал в неприятности. Особенно ты.

— Верно, но, полагаю, когда взрослеешь, последствий становится больше, — она вздохнула, и я ощутил в ней тяжесть, от которой у меня сжалось сердце.

— Ты в порядке?

— Ага… в смысле… не совсем. Я скучаю по дому.

— Ты сможешь принимать посетителей после того, как пробудешь здесь месяц, — мягко сказал я, хотя знал, что это не самое большое утешение в мире. И, учитывая ее планы выбраться отсюда, я чувствовал, что она чего-то недоговаривает, но когда я собирался ответить, она провела рукой по моей щеке.

— Мне так жаль, что я одна из причин, по которой ты здесь, — она склонилась, прижавшись губами к моему лбу, и мое горло сжалось. — Я вытащу тебя, — вздохнула она.

Я резко развернулся, поднялся на колени и схватил ее за плечи.

— Ты не несешь ответственности за то, что я нахожусь здесь, Роза, — прорычал я. — Ты мне ничего не должна.

Часть меня знала, что выбраться из этого места невозможно, и хотя я отчаянно желал, чтобы она избежала подобной участи, я боялся, что она подписала смертный приговор, явившись сюда. Может быть, она начинала понимать, что теперь она действительно здесь, и это больше не было просто каким-то диким планом, из-за которого можно было волноваться дома, в окружении своих родственников.

Ее ноги все еще были раздвинуты по обе стороны от меня, а щеки раскраснелись под моим пристальным взглядом. Я сглотнул комок в горле, когда мои глаза переместились на ее губы, и дикая часть меня жаждала снова овладеть ими. Ее ноги сомкнулись вокруг меня, ее бедра плотно обхватили меня по бокам и вырвали из моего горла низкий рык желания.

Я обхватил ее щеку, и рваный вздох вырвался из ее губ, когда я навалился на кровать и склонился над ней. Я окинул взглядом ее груди и ноги, сомкнувшиеся вокруг моей талии. Она была моей маленькой Розой, моим греховным искушением. Прошедшие десять лет превратили ее в самое желанное существо, которое я когда-либо знал. Но я тоже постарел за это время, и никакая магия Солярии не могла этого изменить. Я всегда буду старше, всегда буду хранить верность ее кузену Данте. Я должен был оберегать ее в этом месте, а не пользоваться ею.

Я обхватил ее руками и притянул к себе, крепко обняв. Она прижалась ко мне с поскуливанием, и я в ответ прижался к ее голове. Я всегда буду рядом с ней, но я никогда не смогу переступить черту, проложенную на песке между нами. Я должен был оставаться сильным, даже когда мое тело умоляло меня отступить от этой стойкой части себя. Я буду ее вором, опорой, оружием, всегда, когда ей это будет нужно. Но я никогда не смогу быть её. А она никогда не сможет быть моей.

***

Я поднялся на второй уровень вместе с остальными заключенными, у которых сегодня были посетители. Мы миновали Столовую и направились по длинному коридору, сопровождаемые офицером Лайлом в направлении зоны посещений.

— Сегодня у меня есть одна неплохая шутка для тебя, старик, — поддразнил я, опускаясь на ступеньку рядом с ним, чувствуя себя намного лучше после времени, проведенного с Розой.

Лайл был моим коррекционным офицером, когда я только попал в Даркмор. Я бы не назвал нас друзьями, но, возможно, за пределами этого места мы могли бы быть чем-то похожим на них.

Он тихонько хихикнул.

— Это вряд ли будет смешнее, нежели Медуза с заклинателем змей.

— Это лучше, — пообещал я, и он выпятил грудь, ожидая, пока я начну рассказывать. Он был единственным человеком в этой тюрьме, который ценил мои Орденские шутки.

— Тиберианская Крыса, Пегас и Инкуб заходят в бар, — начал я, и Лайл потер руки в предвкушении. — Они садятся вместе и замечают, что на барной стойке стоит огромный горшок с золотом. Пегас обращается к бармену: «Эй, для чего столько золота?», а бармен отвечает: «Это приз для того, кто сможет выпить целую бутылку Сураче. Конкурсанты должны пойти вон в ту комнату и вытащить занозу из ноги разъяренного Дракона-перевертыша в его форме Ордена, а затем подняться наверх и трахнуть тамошнюю столетнюю старушку, покуда она не будет удовлетворена».

Лайл уже хихикал, но я еще не закончил.

— «Хорошо, мы попробуем!» — с энтузиазмом говорит Тиберийская Крыса и встает, чтобы попробовать первым. Он выпивает почти всю бутылку Сураче, затем спотыкается и падает на пол без сознания. Пегас делает шаг вперед, выпивает всю бутылку Сураче и, пошатываясь, входит в комнату к Дракону-перевертышу. Раздается грозный рев, затем испуганный вой, и через секунду из комнаты выбегает Пегас в своей форме Ордена с одним обожженным крылом. Не дрогнув, Инкуб принимает вызов. Он хватает с барной стойки бутылку Сураче и выпивает ее залпом.

Лайл полностью отдал мне все свое внимание, его глаза расширились, когда наметилась развязка.

— Инкуб уверенно входит в комнату с Драконом-перевертышем, и еще один громогласный рев доносится до бара, за ним еще один и еще, затем весь бар содрогается и трясется, когда раздается громкий удар о дверь.

Я усмехнулся Лайлу, когда он уставился на меня с нескрываемым восторгом в глазах.

— Инкуб выходит из комнаты, весь в крови и побоях, и говорит: «Так, где же та леди с занозой в ноге…».

Лайл завыл от смеха, держась за бок, в его глазах блестели честные до звезд слезы. Я ухмыльнулся, покачав головой, так как он абсолютно потерял самообладание.

— Это лучше, чем Медуза и заклинатель змей? — спросил я, и он кивнул, не в силах ответить сквозь смех. — Мне придется улучшить свою игру к следующему разу.

Он протер глаза, продолжая хихикать, когда мы дошли до комнаты посещений и остановились перед двойными дверями.

— Заходи, Найт, — подбодрил он с широкой улыбкой на лице.

Я кивнул ему и прошел через двери, сканер прошелся по мне, прежде чем я ступил в коридор, полный дверей. Остальные заключенные последовали за мной, и я заметил, что некоторые из них ухмыляются, так что, возможно, мои шутки были не так уж плохи.

Охранник с планшетом подзывал нас по одному, распределяя по комнатам, и я ожидал своей очереди, дрожа от нетерпения.

— Шестьдесят Девятый! — наконец позвал офицер Хардинг, указывая мне на комнату пятнадцать. Я поспешил вперед, открыл дверь и протиснулся внутрь. В комнате находился один стол с четырьмя стульями в центре и вторая дверь в дальнем конце.

Я пригладил волосы, ожидая, не привел ли Леон с собой еще кого-нибудь. Камера в углу комнаты смотрела на меня, пока я ждал и ждал, пот струился по моим бровям.

Наконец дверь открылась, и вошел Леон, его распущенная грива сияла на плечах как чистое золото. Нарядная белая рубашка и джинсы были далеки от того, что я носил в течение долгого времени, а на запястье красовались броские часы. Я бросил взгляд поверх его плеча, чтобы убедиться, что он один, и мое сердце дрогнуло, прежде чем я отогнал это чувство и бросился вперед, обнимая брата. Он похлопал меня по спине, крепко обняв, и запах свежего воздуха и свободы подействовал на меня как наркотик.

— Отлично выглядишь, брат, — я отступил назад, нацепив дразнящую ухмылку, и он ухмыльнулся мне в ответ.

— Я бы сказал тебе то же самое, но это было бы полной ложью. Оранжевый — не совсем твой цвет, — засмеялся он, и я присоединился к нему, когда мы подошли к столу и сели друг напротив друга.

— Как наши мамы? И папа? — я попытался сохранить спокойный тон, но я всегда спрашивал его об этом, надеясь, что их разочарование во мне, наконец, начало утихать.

Улыбка Леона исчезла, когда он со вздохом откинулся на спинку кресла.

— Все в порядке. Папа все еще… папа. На днях я украл изумрудный браслет прямо с запястья жены мэра, и знаешь, что он сказал?

— Жаль, что он был не бриллиантовым, — сказал я в тот же момент, что и Леон, и мы рассмеялись.

Наше веселье вскоре угасло, так как мою грудь сдавило, а Леон вздохнул. Тяжесть наполнила воздух, и я потянулся к брату, похлопав его по руке. Отец всегда был суров с нами, и я когда-то думал, что это делается для того, чтобы мы стали лучшими фейри. Но, возможно, я ошибался.

— Пфф, мне все равно никогда не нравились бриллианты, — сказал Леон, выпячивая грудь, и я кивнул, убирая руку и изображая улыбку.

— Ага, слишком скучно.

Мы разделили грустную улыбку, которая говорила о том, что отец всю жизнь был разочарован в нас, но, по крайней мере, я знал, что он больше никогда не сможет разочароваться в моем брате больше, чем во мне. Это была одна хорошая вещь, которая возникла из этой бури дерьма. Потому что Леону когда-то доставалось больше всех от папы, но теперь он занял место золотого мальчика. Поэтому я знал, что в эти дни папа не слишком его беспокоит. Не тогда, когда у него есть брат-неудачник, с которым его можно сравнить.

Я отвёл взгляд, желая сменить тему.

— Они знают о Розе?

Леон усмехнулся.

— Все знают о Розе. Бьянка сходит с ума, хотя Данте сказал ей, что все будет хорошо, — он бросил на меня многозначительный взгляд, и я украдкой взглянул на камеру позади него, гадая, как мы будем обсуждать это, не выдав, что задумала Роза.

— Она очень сильно верит в себя, — медленно произнес я.

— Я знаю. Данте тоже в нее очень верит.

— И что думаешь ты? — спросил я. — Я имею в виду… я беспокоюсь о ней.

Он кивнул, затем пожал плечами.

— Она — Оскура, братишка. Они делают то, что хотят. И они ничего не делают без плана.

Я навострил уши. Я знал, что у Розы имеется план, не то чтобы она поделилась им со мной. Но, возможно, я не слишком высокого мнения о том, насколько она была готова к побегу отсюда.

Глаза Леона загорелись, и я усмехнулся.

— Ну, как семья?

Все его лицо засияло, а улыбка растеклась по щекам.

— У них все хорошо, чувак. Дети скучают по тебе.

Мое сердце резко сжалось, когда я кивнул. Мой младший брат нашел все, о чем мечтал, за этими стенами. И иногда было трудно не завидовать ему, несмотря на то, как сильно я был счастлив за него и его жену. Но тот факт, что моим племяннику и племяннице не разрешалось приезжать сюда, пока им не исполнится шестнадцать лет, был просто болезненным.

— Они даже ни разу не видели меня, Леонид, — сказал я, заставив себя улыбнуться, несмотря на то, что это причиняло боль моему чертову лицу.

— Ну, в принципе, видели. Я постоянно показываю им фотографии и рассказываю об их великом дяде Рори и всех его безумных ограблениях, — он засиял, и я кивнул, пытаясь найти в этом отраду.

— Эй, э… просто ради интереса, как ты понял, что твоя жена — та единственная, которая подходит тебе? — спросил я, склонившись над столом. Мы никогда особо не обсуждали это, поскольку меня увезли в Даркмор вскоре после того, как он встретил ее.

Брови Леона поднялись, он уставился на меня, как детектив.

— Почемууу? — пропел он.

— Просто интересно, — хмыкнул я.

Он тихонько хихикнул.

— Ну, думаю, я понял, когда она впервые расчесала мои волосы. Я даже не позволял своим Минди заниматься этим.

Мое сердце дрогнуло, и я старательно скрыл свое выражение лица, кивнув. Леон использовал свою Харизму, чтобы создать огромную армию помощников, которых он называл Минди. Хотя мне было интересно, использует ли он их так же часто в наши дни.

Я запустил руку в волосы и подумал о Розали. Может быть, мне все-таки не стоило позволять ей расчесывать мои волосы. Но ее прикосновения были так приятны, что я не хотел препятствовать ей делать это в будущем. Кроме того, если это что-то значило для Леона и его жены, это ничего не предрекало между мной и Розой. Я был достаточно волевым, чтобы держать свои руки подальше от нее.

— Это здорово, — сказал я с полуулыбкой.

— Я уверен, что у тебя здесь полно красоток, на которых приятно посмотреть, ты мог бы заполучить любую, кого захочешь. Даже блондинка охранница с шикарной задницей, которая меня зарегистрировала, может быть одинокой.

Он подмигнул, и я немного выпрямился. Леон проносил мне всякую мелочь через охранников, подкладывая вещи в их карманы, чтобы я мог стащить их обратно на выходе. Пока они были достаточно маленькими, чтобы их не заметили, он приносил мне маленькие бутылочки шампуня, шоколадки, конфеты. Лакомства, которые делали жизнь здесь более сносной.

— Хардинг? — догадался я.

— Ага, точно, — ухмыльнулся он.

Вскоре мы завели разговор о Питболе, пока Леон рассказывал мне о Лиге, вскакивая со своего места и воспроизводя лучшие моменты в театрализованном замедленном режиме.

К моменту окончания свидания я чувствовал себя намного лучше, но обнимать его на прощание было ужасно больно. Эти короткие мгновения, проведенные вместе, были самыми яркими моментами моего пребывания здесь, но за этими стенами у него была целая жизнь, к которой он должен был вернуться.

В Даркморе вся жизнь была поставлена на паузу. И к тому времени, когда я снова смогу нажать на воспроизведение, мне будет уже за сорок, у меня не будет детей, не будет будущего, и я вернусь в мир, который давно забыл, что когда-то являлся его частью. И я начинал думать, что если у Розы действительно есть надежный план побега, то, может быть, стоит рискнуть тем, что меня поймают и прибавят еще десять лет к моему сроку, и попытаться воспользоваться возможностью обрести свободу. Старый Роари бросил бы кости. Так что, возможно, для нового Роари настало время вернуться в игру и всем сердцем посвятить себя этому плану побега.