Закон Долга. Среди людей

Глава 4 Рука Лоппи

Проспав на следующий день не только рассвет, но и завтрак, Ира пришла к назначенному месту к полудню, потирая глаза. Птичка встретил её как преподаватель ученика, не явившегося на годовой экзамен.

— Ты не торопишься. И вчера где-то носило. Что, уже передумала учиться?

— Приехать письмо король. Хозяин звать. Шукар быть. Судья быть. Помогать судья быть. Атарин быть. Азарик быть. Главный город быть. Хотеть я видеть. Письмо читать.

Птичка перестал сердиться. В мире без Интернета новости были слаще десерта.

— И что пишет?

— Король и тану эйуна ехать. Скоро. Быть Ризма. Люди король и тану быть тоже.

При этих словах Птичка на миг обратился в статую.

— Король приедет в Ризму?

— Да. Ты сильно-сильно бояться?

— А ты не поняла?! Будут гости! Куча голодных богатеев! Рыжий — значит, мясо! Помнишь?!

Ира побледнела. Она вспомнила, с каким широким хлебосольным жестом пообещал Дэкин градоначальнику пустить себе в дом свиту короля и тану. Естественно, что их надо чем-то кормить! Значит, у них почти не осталось времени. Наверняка подготовка к приезду началась с первыми лучами сегодняшнего восхода, и когда пастухи поведут Смагу к мяснику — только вопрос времени!

— Мы не иметь дни. Надо показать Дэкин Смага. Не всё уметь. Он понять. Сидеть можно. Учить можно. Нет мясо!

— Да, пожалуй… другого выхода нет. Ты, конечно, ещё сидишь на архи, как мешок с клубнями тима, но уже что-то. Только… Как это сделать? Ты позовёшь хозяина? А он даст тебе, вообще, в загон-то войти? Он же за тебя отвечает! В табуне ты ходишь, так там его люди. Они Смагу безопасным не считают. Могут и не пойти на риск. Да и… я до сих пор не уверен, что кто-то поверит на слово девке, что на рыжих ездить можно.

— Ты думать это? Учить зачем ты я. Зачем?

— Решил, что лучше попробовать, чем вообще ничего не делать.

Ира минуту дулась. Не уверен он. Эх…

— Мы делать это, — сказала она. — Учиться не быть эти дни. Ты смотреть архи. Ты мочь вести Смага? Мясник или пастух хотеть он брать?

— Ну… Да.

— Ты прятать Смага.

— Хочешь меня конокрадом сделать?! Ты хоть знаешь, что за это бывает?!

— Нет! Нет! Я дома. Говорить Дэкин. Просить много-много. Он разрешить. Мы показывать Дэкин Смага. Надо Смага прятать мясник. Дэкин видеть — отдать. Надо ты говорить Дэкин.

— Это ещё зачем? Не хочу я ему показываться! С самого начала не хотел! Ишь чего удумала…

— Птичка. Смага не учиться конец. Я видеть король и искать колдовать. Искать мой семья. Я не быть. Смага один архи. Дэкин не уметь учить Смага. Не знать. Дэкин мочь отдать Смага мясо. Архи родиться рыжий. Мясо быть. Дэкин нужен ты. Учить Дэкин и не быть рыжий мясо. Дэкин надо смотреть ты!

Птичка присел на траву, задумчиво грызя толстый травяной стебель. Он уже очень давно был в отрыве от людей, и, скорее всего, необходимость подойти к ним, да ещё и к влиятельному хозяину его пугала. Хоть он и старался этого не показывать.

— Дэкин хороший быть. Дэкин нужен Птичка. Ты не бояться ходить архи. Дэкин сказать — пастухи не трогать.

Пожалуй, это тоже был весомый аргумент.

— Ладно. Рискну, — сказал Птичка. — Тогда ты говоришь с хозяином, а я присматриваю за архи. Буду ждать весточки. Если что, Смагу умыкну. Позовёшь, если вести будут, как сговаривались. Ты же теперь в доме будешь пропадать пока…

— Да. Я учиться — Дэкин не говорить. Время надо быть. Я много говорить Дэкин.

— Хорошо.

— Птичка купаться. Ты быть чисто говорить Дэкин.

Она смотрела столь решительно, что ему оставалось только дёрнуть плечом.

— Ладно… Тащи свои бабские штуки. У меня мыла нет.

— Завтра. Озеро.

— Да понял я, понял!

Поймать Дэкина для разговора не получилось ни в этот день, ни на следующий. Хозяин расторопно взялся за наведение порядка в усадьбе и, несмотря на хромоту, умудрялся быть во многих местах. Вечером он ложился спать, едва переступал порог дома. Цыран сетовала, что он забывает есть, и уходила спать на женскую половину, чтобы дать мужу выспаться в хозяйской спальне без помех. Днём Ира старалась поговорить с хозяином, разыскивая его по всему поместью, но он выглядел таким занятым, что она не посмела отвлекать.

Её жажда деятельности вылилась на Птичку. В оговорённый день, стащив из бани кусок мыла и прихватив свою коробочку, полученную в дар от Ринни-то, она заставила Птичку залезть в холодную воду озера. И не выпустила оттуда, пока он не вымылся по-человечески и не выскреб последнюю крупицу грязи из-под обломанных ногтей. Нагрев воду, лично вымыла ему голову, отдирая сало и вытаскивая из колтунов застрявшие листья и древесную труху.

— Я теперь воняю, как девка после свадебной бани! Да хватит уже драть мои волосы! — парень ворчал сильнее обычного, всячески делал вид, что ему противно происходящее. Но Ира настаивала на своём, ругаясь на каждый колтун. Расплетённые и причёсанные волосы оказались довольно длинными, чтобы лечь на плечи, и она подвязала их одной из своих лент.

— Ты что, меня в эйуна рядишь?!

— Волос длинно. Ты бояться? Это не есть важно. Ты есть сын деревьев. А это можно носить лента. Хорошо, нужно.

— Мол, правилом больше, правилом меньше, что ли? Ну лады.

Птичка посмотрел на себя в глади пруда. Ира не успела увидеть выражения его лица, но когда он встал, то словно стал выше ростом и выпрямился. Она покопалась в сумке и протянула ему чистую рубаху.

— А это откуда? Скрала в доме? Попадёт же!

— Нет. Купить. Я быть деньги. Мало-мало. Шить сама.

Птичка рассмотрел подарок и ухмыльнулся:

— Шьёшь ты правда лучше, чем ездишь на архи. Хотя девки обычно делают это ещё ловче.

«Да уж, надо думать, — покривилась про себя Ира. — Куда мне, болезной жертве швейных машинок, до мастериц, обучаемых чуть ли не с колыбели. Даже рубаха получилась лишь потому, что выкройка от квадрата мало отличается».

Птичка меж тем оделся и провёл рукой по ткани. Было видно, что, несмотря на все ворчания, он весьма тронут. Он уже было рванулся надеть на себя свои остальные лохмотья, но Ира хлопнула по ним ладонью.

— Моя смерть идти раньше ты надеть грязный! Сидеть! Греться костёр. Я идти стирать твой тряпка.

— Ничего себе тряпка! И пары лет не прошло как ношу!

— Сидеть! Ешь!

Птичка не стал продолжать перебранку и присел у костра, оставляя «бабские хлопоты» по стирке и штопке Ире. Когда через несколько часов он, вымытый, одетый пусть и в сильно изношенную, но чистую и подштопанную одежду, встал рядом с костром, никто не посмел бы сказать, что перед ним дикий лесной оборвыш, давно живущий безо всякого участия других людей. Ну да, беден, с кем не случается? Она не была знакома с его родителями, но уж если мать была писаной красавицей, то Птичка очень многое от неё взял. Без потёков грязи, опрятный, он был весьма завлекательной для подростка внешности, если не сказать «с долей смазливости». Особенно когда не напрягал лицо в задумчивой гримасе и не скалил рот, огрызаясь на окружение. Достойный экземпляр для демонстрации хозяину.

Птичка целыми днями ошивался вокруг пастбища, используя свои самые проверенные укрытия, чтобы следить за судьбой Смаги. Если Ире было необходимо передать ему новости, она просто подходила к известным деревьям или кустам. Присаживалась рядом и начинала рассказывать, пока он, устроившись у неё за спиной, поглощал еду. Никто из пастухов так и не заметил, что у табуна появился ещё один сторож.

Однажды вечером Ире всё-таки удалось поймать хозяина и спросить, будет ли у них время побеседовать. Но он был таким уставшим, что пообещал поговорить только утром. Это было обнадёживающей вестью, и Ира поспешила на пастбище, чтобы предупредить Птичку, что, возможно, уже завтра получится доложиться хозяину. И кто знает, может, и показать ему результат их совместных усилий.

Рядом с местом, где паслись архи, уже вовсю полыхал костёр, и она притормозила, чтобы погреться, поздороваться с пастухами и узнать новости, если таковые были. Сегодня должен был остаться в дозоре один из взрослых мужчин. Но остальная компания ещё не разошлась по домам, заслушавшись, как старший пастух Румун рассказывал весёлую байку о богаче и одном из его слуг, хитроумном настолько, что дурил хозяина и уходил от закона. Подобные истории она слышала не раз — здесь они были довольно популярны. Как на Руси сказки про Ивана-дурачка, который внезапно стал царевичем благодаря своей смекалке. Костёр манил теплом, и Ира задержалась, краем уха слушая разговоры, время от времени прерываемые дружным смехом. Когда она уже собиралась уходить, речь внезапно оборвалась. Румун встал и, отойдя от костра на несколько шагов, вгляделся в ночную темень.

«Не дай бог, он заметил Птичку!» — подумала Ира, прекрасно зная, что, в отличие от остальных, Румун приходил на пастбище с далеко не безопасным предметом. Он, как и прочие мужчины, служил в армии и не расставался с арбалетом, оставшимся с тех времён. Он холил и лелеял это оружие. Подпаски говорили, что стреляет пастух совсем неплохо. Ира опасалась Румуна, потому что его оружие было дальнобойным. Прочие охранники пастбища носили при себе длинные ножи, а один из подростков, здоровенный детина, вообще ограничивался дубинкой. И конечно, у них были кнуты, с которыми ни один из них не расставался.

Несколько минут тишины, и стало ясно, что так встревожило пастуха. Со стороны леса был слышен странный звук, похожий на тявканье, смешанный с клацаньем и рыканьем.

— Дэфы, — сказал он. — Там!

Мужчины похватали оружие и поспешили в нужную сторону. Ира осталась у костра, не зная, что произошло, и боясь покидать круг света. Звуки нарастали, и вскоре из лесу на луг выскочила стая животных. Их было штук сорок. Невысокие, чем-то похожие на небольших собак, скорее, даже шакалов, тёмно-серого цвета. Раздались крики, Румун вскинул арбалет. Архи всполошились, кобылы с молодняком и старые животные отошли в сторону, частично загородив Ире обзор, пропустив вперёд вожака табуна с матёрыми жеребцами. Завязалась жестокая схватка. Архи вставали на дыбы, рассекая воздух копытами, мужчины кричали, слышалось щёлканье кнутов, скулёж раненых лесных налётчиков. Архи, в спины которых вцеплялись эти звери, иногда по двое-трое, практически не могли их сбросить, как ни скакали. Она впервые видела, на что способен архи, в ярости защищающий соплеменников. Сидя на спине у Смаги, лаская его тёплую морду, она забывала, что в этих зверях не менее полтонны веса, способного обрушиться на обидчика. Когда удар копыт повергал очередного нападающего на землю, в следующую минуту для того наступала смерть. Ещё один быстрый удар сверху, и на траве оставалась туша с переломанными рёбрами, разбитыми в крошку костями или пробитым черепом.

Скоро всё было кончено. Тихонько завывая, стая ушла в лес, преследуемая арбалетными дротиками Румуна. Ира схватила горящую ветку из костра и поспешила к месту стычки.

— Вы болеть? Нормально? Ты больно? — спросила она, водя в воздухе огнём. Руки и одежда пастухов были в крови, вопрос только в чьей. Ей на плечо легла рука Румуна, который всё ещё тяжело дышал.

— Спасибо, Ирина, мы в порядке. В порядке же?

— Да, да, — раздалось со всех сторон.

Она выдохнула и оглянулась. Вокруг валялись трупы тех, кого назвали дэфами. Если кто-то ещё подавал признаки жизни, подпаски безжалостно добивали. В свете лун их раскрытые в оскале пасти блестели острыми зубами, некоторые из которых были изогнуты вовнутрь. «Понятно, почему архи не могли их скинуть». Сердце колотилось, Ира размышляла, что это просто здорово, что не пришлось столкнуться со стаей дэфов зимой. Пикнуть бы не успела, и кинжал бы не спас.

Внезапно вскрикнул один из подпасков:

— Синяя Пятка!

Все обернулись и увидели, как залитый от самой холки до крупа кровью архи медленно оседает на землю, а после падает, как срубленное дерево. Пастухи бросились к животному, Ира последовала за ними, осветив архи горящей головешкой. На боку была здоровая рваная рана, из которой непрестанно сочилась кровь. От её вида тошнота подступила к горлу, сильно замутило. Открыв рот, она часто дышала, борясь с непроизвольной реакцией организма. Словно сквозь вату услышала, как Румун гаркнул на подпасков, чтобы бежали за хозяином. Он сорвал с себя рубаху и пытался остановить кровь, но ткань неумолимо окрашивалась в красный.

Из оцепенения Иру вывел крик урни. «Птичка!». Она прислушалась, пытаясь понять, из какого убежища прилетел звук, и услышала ещё один позывной. Всучив головешку одному из пастухов, она бросилась в лес, безошибочно находя дорогу и не обращая внимания на окрики.

— Птичка!

Он спрыгнул с дерева прямо у неё перед носом.

— За мной!

Они побежали сквозь деревья. Он вёл её одному ему ведомой дорогой, пока не влетели на небольшую полянку. Среди кустарника росла трава, похожая на папоротник. Птичка пошарил вокруг и сорвал несколько крупных листьев, что-то вроде лопухов, обернув ими руки. Потом принялся рвать листы «папоротника», складывая в кучу. Ей уже приходилось видеть такую траву на пастбище — нещадно скашиваемую. Лесной её вариант был крупнее, а листья более сочные.

— Это жгучетравник. У него сок очень едкий. Обжигает что твой уголь. Береги руки. Его сок остановит кровь.

— Ты знать? Как?

— Я видел, как раненый архи катался по жгучетравнику и кровь останавливалась. Давненько. Люди косят его, потому что сок лютый, но архи он может помочь! Их шкурам нипочём эта трава.

Ира отвернулась, стягивая камзол и снимая рубаху. Сойдёт вместо переноски. Они вдвоём набрали большую охапку и, завернув в ткань, побежали обратно. По дороге Птичка отстал, взлетев на одно из деревьев. А она, добежав до раненого, упала на колени рядом со спиной Синей Пятки.

— Ирина, что вы делаете?! Бросьте это! — воскликнул один из пастухов, рассмотрев её ношу, но она его не слушала. Лопухов рядом не было, пришлось обойтись какими-то небольшими листьями. Она начала выжимать сок жгучетравника на раны. Архи задёргался, и её буквально отшвырнули от него, но раздалось еле тихое шипение, сок пошёл пузырями, и кровь, как по волшебству, перестала идти. Глаза Румуна расширились, и он помог ей подняться, убирая в сторону тряпку, которой старался остановить кровотечение. Сок лился, шипел, делая своё дело, а архи с хрипами дышал, изо рта капала пена, дёргались ноги. Шкуре жгучетравник, конечно, что слону дробина, но вот на открытые раны… Ира чувствовала, что руки всё-таки не удалось уберечь и лекарство просочилось на ладони, обжигая, словно кипяток. Закончив, она посмотрела на кисти и увидела, что вплоть до запястий их покрывает неумолимо растекающаяся краснота, а там, где сок попал напрямую, медленно растут волдыри.

К тому моменту как, старательно перебирая тростью, на пастбище пришёл Дэкин, кровь у раненого уже не шла, но архи было всё ещё крайне плохо. Ира держалась за руки и тихо выла, пока один из пастухов помогал ей промыть их водой из фляжки.

— Рассказывай! — сказал Дэкин, обращаясь к Румуну.

Ира даже не пыталась переводить — слишком быстро тараторил старший пастух, только пару раз различила в потоке речи собственное имя. Дэкин с трудом опустился на колени у Синей Пятки, погладив того по морде. Архи фыркнул, прикрывая глаза, и снова дёрнулся.

— Не жилец, — грустно произнёс Дэкин, склоняя голову.

Он потянулся к поясу и достал нож. Ира кинулась к нему:

— Дэкин, ты делать?!

— Ирина, я знаю, ты пыталась, но раны очень… Лучше прекратить его страдания сейчас, чем он будет…

Она почувствовала, как слёзы потекли по лицу. Синяя Пятка был замечательным зверем, и ей ли не знать, что Дэкин очень любил его. Одному богу ведомо, чего стоило ему это «милосердное» решение. Эх, если бы медицина здесь была более продвинутой…

— Лоппи! — сказала она, хватая Дэкина за руку.

— А… да, конечно, мы сейчас вернёмся в дом, и она посмотрит твои руки, — ответил Дэкин, явно думая о своём.

— Дэкин! Лоппи помочь Синяя Пятка!

Хозяин вскинулся. Ира не понимала, почему он медлит, почему не сделает столь очевидное. Он колебался, сжимая кулаки, потом снова погладил морду жеребца. Дыхание вырывалось с тяжёлым хрипом.

— Если будет на то милость Хараны… И да простят меня Сёстры! Гавс! Хади! Галопом к пекарю! Приведите сюда его со старшей дочерью! Пусть возьмёт телегу и поторопится!

Потянулись долгие минуты ожидания. Туда, обратно, разбудить уже успевшую лечь спать семью, объясниться, облачить девочку во все подобающие покрывала, запрячь телегу… Когда шум колёс долетел до их слуха, все непроизвольно выдохнули. Отец помог дочери спуститься, и та сорвалась с места, побежав к раненому, словно что-то звало её туда. Дэкин поймал девчушку, чуть не запутавшуюся в подоле платья. Лоппи упала на колени рядом с архи, сразу практически погрузив пальцы в рану. Полился едва видный бледно-салатовый свет, девочка болезненно застонала, но своего занятия не прервала.

Это было долгое действо. С рук Лоппи то и дело срывалось тонкое, как нить, зелёное щупальце и проникало под кожу, впивалось в мышцы, опутывало рёбра. Ире всегда виделась магия как «раз, и всё». Но творимое дочкой пекаря колдовство приносило страдания не только исцеляемому, у которого склеивались и срастались сосуды, на глазах зарастали мышцы и кожа, но и самой целительнице. Руки тряслись, вены на них периодически вздувались, было видно, как в щели покрывала мимо глаз тёк пот. Когда всё было кончено, Лоппи повалилась на траву, и Ира подскочила, чтобы помочь ей сесть. В тот момент она уже забыла о больных руках, но девочка поймала её за запястья и опутала волшебным светом, несмотря на все попытки Иры остановить её.

— Я не больно! Стой! Сама не болеть!

Лоппи прикрыла глаза и отпустила её руки, только когда колдовство завершилось, и привалилась к Ириному плечу.

— Мы не можем не лечить, — тихо сказала она. — Нельзя пренебречь даром богини… А ты молодец.

— А?

— Молодец. Он бы не дождался милости Сестры без жгучетравника. Потерял бы кровь…

На последнем слове Лоппи уже спала.

Отец девочки тихо поднял её на руки и понёс к телеге. Румун отдёрнул Иру в сторону, когда Синяя Пятка, осознав, что больше ничего не болит, резво попытался встать на ноги. Его ещё немного шатало, но это был уже прежний здоровый, сильный зверь. Защитник табуна.

— Слава Харане Милосердной! — сказал Дэкин, и все вокруг начали делать молитвенные пасы руками, поддерживая хозяина и воздавая славу богине природы. Ира посматривала на эти жесты. Она видела их и раньше, при ней кто-нибудь нет-нет да и сделает такой, те же женщины в молитвенной комнате. Но почему-то только сейчас она вдруг осознала, что точно такие использовали дайна-ви. Например, Ринни-то у могилы Трудяги. Получается, религия тут одна на всех. Божественным Сёстрам поклоняются и жители болот, и люди. Но почему тогда за все восемь месяцев она ни разу не замечала за дайна-ви исполнения хоть сколько-нибудь похожих на людские обрядов? Или тут, как у неё дома? Библия одна, но есть католики, православные, протестанты и куча сект с объединениями?

От теологических размышлений её оторвал Дэкин, который оглядел своих притихших людей.

— Все. Румун. Варра. Шеур. Гавс. Хади. Баррик. Все до единого. Вы ничего не видели. В моём Доме нет девочки с даром Хараны. Ясно? Никто не должен знать, что Лория одарённая. Никто. Все поняли? Учтите, если узнаю, что по городу поползли слухи, выясню, кто виноват, и… — он многозначительно повёл бровью.

— Да, господин! Можете не сомневаться, наши рты на замке, — ответил за всех Румун.

В тот момент никто не знал, что предупреждение уже запоздало.

Ночка для всех была тяжёлой, потому неудивительно, что Ира проснулась не с первыми «петухами». Первым делом — сбегать на пастбище, поглядеть на архи и узнать у Птички, не было ли ещё каких-нибудь происшествий за ночь. Мысль о том, что остатки стаи дэфов ошиваются где-то рядом с убежищем её учителя верховой езды, не способствовала душевному спокойствию.

Там уже вовсю кипела работа. Ночь подарила людям около двадцати трупов животных, и сейчас скорняк с пастухами занимались тем, что сдирали шкуры, которые после отвезут на выделку. Ради этой цели прислали небольшую телегу. Ранеными архи, которые пострадали не так сильно, как Синяя Пятка, сейчас занимался коновал, ещё ночью сдёрнутый с постели. Главный ночной пострадавший вовсю носился с остальным табуном без каких-либо следов происшествия, и пастухи старательно отводили от него взгляд, помня приказ своего господина всё случившееся держать в секрете.

Птичку удалось найти не сразу. Он сидел тише мыши рядом с загоном Смаги, прячась в кустах. Такое количество лишнего народу нервировало парня, и он не рисковал показывать нос из укрытия. Ира справилась о его здоровье, поинтересовалась, не доставили ли ночные налётчики ему проблем. Птичка только хмыкнул. Тихонько передав ему сумку с едой и сахаром, Ира терпеливо ждала, пока он поест, поглядывая на пастухов и делая вид, что просто занимается вязанием.

— Синяя Пятка хорошо себя чувствует. Я и не знал, что в Доме Равил есть дочь Хараны.

— Нет, — ответила Ира.

— Ты же не хочешь сказать, что меня глаза подвели?!

— Нет. Дэкин говорить — не видеть. Ни один не видеть. Нельзя говорить Лория есть Дом Равил.

— А-а-а-а… Ясно. Это он после случая с Сальей, наверное, так печётся.

— Что есть cалья?

— А тебе не говорили, что ли? Слушай сюда, — и Птичка поведал Ире историю о девушке Салье, которой не посчастливилось владеть даром Хараны и выйти замуж за человека из Дома Мираф. Той, что умерла в восемнадцать лет, выглядев немолодой женщиной, после того как была принуждена лечить всех без разбору, не жалея сил и здоровья.

У Иры мороз по коже пробежал от этой истории, особенно когда вспомнила, как тяжело давалось Лории лечение тяжелораненого. Не хотелось бы ей, чтобы милое дитя, что с такой готовностью помогает всему живому, попало в руки Шукара и его прихвостней.

В дом Ира вернулась мрачная. Она понимала, что, скорее всего, после ночных событий Дэкин мог забыть об обещании поговорить с ней, потому гадала, когда лучше напомнить о себе. Внезапно затопали ноги, одна из служанок, пролетая мимо, сообщила, что Шукар Мираф изволил пожаловать с визитом. Ира с досадой хлопнула по постели и насупившись уселась за рукоделие. «Вот не вовремя! Опять ждать до Второго Пришествия, пока поговорят!» Визиты Шукара никогда не длились меньше часа, потому она увлеклась и перестала замечать время.

Её занятие прервал оглушительный удар дверью. Она выронила вязанье, соскочила с постели и с колотящимся сердцем уставилась на взъерошенную Кессу, стоящую в проёме.

— Ты! Ты! Это ты виновата! Кто тебя просил лезть куда не надо?! — Ира впервые слышала вблизи, как старушка орала во весь голос. Не понимая, что случилось, она стояла, разрываясь между желаниями узнать, что произошло, и заткнуть уши. Чеканя каждый шаг, Кесса подошла к ней и больно ткнула тростью под подбородок.

— Кто тебя просил лезть не в своё дело, чужеземка?! Кто просил соваться со своими, забери их тени, советами?!

— Кесса! — раздался окрик с порога комнаты.

Обращение по имени, без почтительного «тётя» или «тётушка» со стороны Цыран она тоже слышала впервые.

— Отойди от нашей гостьи! Немедленно!

Кесса, не отрывая взгляда от Ириного лица, медленно опустила палку.

— Если бы тебя не взяли под свою руку хозяин и его величество, я лично выдрала бы тебе всю шевелюру по волосу, а потом выцарапала твои бесстыжие глаза!

— Кесса!

Старуха по сантиметру отходила от Иры, было видно, что у неё дрожат руки и она еле сдерживается, чтобы не броситься.

— Видишь, племянница, к чему привело твоё милосердие к кому попало? — прошипела она не оборачиваясь. — Ты до сих пор не жалеешь, что укрыла её Покровом зимы? Можешь сказать это, глядя в глаза пекарю или Лоппи?

— Могу. И скажу. Мой муж и без советов бы искал выход из положения. Синяя Пятка — лучший из его племенных жеребцов!

— Ха! Спасли племенного жеребца! И как это поможет малютке Лории? Или, хочешь сказать, оно того стоило?

— Я хочу сказать, что верховная жрица Дома не желает оправдываться. И тем более перечить решениям своего господина! Кесса, ты подняла руку на человека, которого мой муж взял под свою защиту. Ступай в свою комнату! Ты пробудешь там пять восходов и всё это время будешь отлучена от обрядов.

— Больно надо! А ненадолго хватило твоего родственного расположения… племяшка.

Кесса сплюнула и покинула комнату горделивой походкой. Служанки, столпившиеся за дверями, шарахнулись в стороны от опальной женщины. Цыран цыкнула на них и собственноручно закрыла дверь.

— Цыран, беда? Кесса злая? Что быть я?

— Да. Беда.

Хозяйка опустилась на кровать и мрачно уставилась в её сторону. Чувствовалось, что ей тоже хочется выговорить много всего, но у Иры был столь непонимающий вид, что она в итоге просто тяжело выдохнула.

— Сказать я. Я не понимать. Беда?

— Сегодня утром приходил сборщик податей. Вчера один из его соглядатаев видел, как Лория лечила архи моего мужа.

Ира вздрогнула.

— Это есть плохо. Утро я быть пастбище. Человек рассказать я история. Салья.

— Значит, ты уже знаешь. Шукар пришёл сегодня сватать Лорию за сына своего ближайшего помощника. Ты его видела, он приходил вместе с ним. Дэкин… Мой муж не нашёл предлога для отказа, всё случилось слишком быстро. А пекарь… должен сборщику много денег. Очень много. И срок уплаты давно прошёл — его могут бросить в тюрьму. Шукар пообещал сделать перерасчёт долга и, возможно, облегчить будущее бремя в качестве свадебного подарка молодым, но… для семьи это большое горе. И для Лоппи. Для Лоппи это…

Ира чувствовала, что бледнеет. Вот и воспользовались магией, будь она неладна!

— Когда. День. Когда помо-о-овка?

— Мой муж уговорил Шукара повременить до приезда его величества. Мол, сейчас слишком много дел, чтобы ещё и свадьбу готовить. Но после… После их уже ничто не остановит. Сама по себе Лория их не интересует, но за возможность безнаказанно использовать её дар, они пойдут на всё.

— Король ехать. Король мочь помогать Лоппи?

— Ирина, с каких небес ты упала? Зачем это королю? У него своих забот хватает. Он справедлив, но вряд ли ему будет дело до судьбы одного ребёнка. Руку Лоппи отдаёт отец. Закон соблюдён.

Ира долго молчала.

— Я не хотеть Кесса быть плохо. Я понимать, она сердиться. Ты мочь не сердиться Кесса?

— Я на неё тоже не сержусь. Но я закон для женской половины и голос моего мужа для неё. Закон. Один для всех. Ты гость, потому и защищаю. Даже от собственной тётки, хотя видят Сёстры, она мне сейчас нужна как никто другой.

Глубоко опечаленная Цыран с досадой махнула рукой и покинула комнату, даже не взглянув в её сторону, оставив у Иры ощущение, что она снова стала для хозяйки чужачкой. Всё прошлое доброе отношение было смыто бедой, которую она невольно привела в Дом.

К обеду не позвали. Посчитав, что выдерживать взгляды в общей столовой просто не способна, Ира довольствовалась запасами из своей сумки. Еле дождавшись вечера, ушла из дома. Ей были жизненно необходимы встряска и жилетка. Она пыталась придумать, как заслужить прощение семьи, которая дала ей кров, и чем помочь. Но в голове было пусто. Сборщик налогов был в её мыслях на уровне депутата государственной Думы. Что может девушка-студентка выдумать против чиновника с властью и деньгами? Не зная закона, не имея финансов, связей. Тем более в патриархальной стране с монархической властью, где нет независимых судебных институтов, а контролирующие органы срываются с места только по высочайшему приказу и ровно туда, куда им указано.

Ей срочно нужен собеседник, иначе мысли заведут в безысходность. Птичка очень хорошо умел слушать и вытаскивать из грусти. Грубо, но действенно. Ира шла медленно, походя любуясь вечерницей — цветочками, распускавшимися вдоль дороги с закатом Третьей звезды. Она миновала одно поле, затем другое, где-то вспорхнула полевая птица, и со всех сторон из злаков понёсся частый треск, издаваемый множеством клювов. До пастбищ оставалось совсем немного, когда она увидела впереди маленький, вяло плетущийся силуэт, замотанный в покрывало.

«Девочка? Одна? В такое время? Потерялась?».

Она прибавила шаг и вскоре догнала ребёнка. Услышав шаги, девочка резко развернулась и упала на тропинку, споткнувшись о ткань.

— Не бояться! Ты есть один? Где твой мама и отец? Потеряться? — спросила Ира, протягивая руку.

— Чужеземка Ирина? — послышался дрожащий голос.

— Лоппи? — Ира уставилась на прорезь покрывала и присела рядом на корточки, видя, что девочка не торопится вставать. — Ты делать вечер не дома? Где твоя отец быть? Он знать, ты тут?

— Нет… Я… Я… Я хотела увидеть архи, которого вылечила, — сказала она, отведя глаза.

«Что-то тут нечисто. Вроде и может у неё быть такое желание, врач как-никак, но уж больно глаза прячет. Жаль, лица не видно. Чует моя чуйка — врёт. Девочка посреди дороги, без взрослых… Уж не бежать ли она вздумала в одиночку от помолвки? Разговоры разговорами, но дети не глупые и всё слышат. Но куда ей идти? Если к родне собралась, так без толку — вернут к отцу. Или решила совсем… в дочери деревьев податься?! Одну оставлять точно нельзя».

— Мы одна дорога. Я идти пастбище. Идти ты рядом, — она помогла ей подняться, наблюдая, как у той бегают глаза, словно у попавшей в клетку. В конце концов, Лория поправила покрывала и, понурив голову, пошла с Ирой, которая размышляла о том, что лучшим выходом будет попросить помощи у Румуна. Кажется, сегодня опять его очередь сторожить пастбище. Он подскажет, как поступить. Мужчина, конечно, поворчит на поступок девочки, но он хороший человек и не откажет в помощи ребёнку. Во всяком случае, так ей казалось. Они шли не торопясь. Ира не переставала любоваться плавной походкой Лории. У женщин, девушек и девочек этой страны был своеобразный мягкий и очень плавный шаг, который позволял не путаться в одежде, идти красиво, с достоинством и осанкой принцесс. Будто плыли в пространстве. В такие моменты даже груда одежды не казалась тяжёлой.

Внезапно Лоппи схватила её за руку и прижалась, дрожа крупной дрожью.

— Что ты?

— Люди. Впереди.

Ира остановилась. Присмотрелась. Вздрогнула и, медленно присев на корточки, сделала вид, что поправляет девочке подол платья.

— Это помогать Шукар дядя. Другой я не знать. Это быть его слуга, я думать.

— Его сын. Мой… тот, что сватался. Они… они за мной… — Ира слышала, как девочка плачет.

Её руки бесцельно перебирали ткань, а сама она в этот момент судорожно думала. Страшно. Она не ожидала от этих людей просто встречи или разговора. Только неприятностей. Шукар ей до сих пор мерещился за каждым углом. Приказ короля приказом, а вот пропадёт она без вести вместе с Лоппи, и только руками развести останется. Унесло речкой, дэфы сожрали — мало ли причин найдут. Надо срочно искать помощи. Рядом лес, с Птичкой за эти месяцы они его исходили достаточно. Короткая дорога к табунам Дэкина известна, а если повезёт встретить парня по дороге, он подскажет, как быть. Чёрт! Лоппи в этих проклятых тряпках бежать точно не сможет. Ладно… попробуем вместе, а если что, спасёмся сами и сообщим, кто сцапал девочку, — там разберутся. Главное — добраться до помощи!

— Не бояться. Мы идти. Я знать дорога лес. Мы свернём тот дерево большой ветка. Бежать. Ты мочь бежать это платье? Мы бежать пастбище. Я помочь. Румун помочь.

— Но у них же…

— Да, — Ира тоже чётко видела сторожевых животных, которых держали слуги Шукара. Нет, это не были привычные ей собаки, хотя к псовым, скорее всего, относились. Больше похожи на здоровых енотов, только морда уродливая до невозможности. Бегали они не шибко быстро, если не сказать медленно. Убежать от таких труда не составляло. Но вот нюх у них отменный. Ира слышала, что даже знаменитый трюк — уход от слежки по воде — с этими зверьми не работает. Со следа сбить точно не удастся, и прятаться бесполезно. Иногда в городе устраивались показательные бои этих животных. Ира всегда проходила мимо таких зрелищ, терпеть не могла, когда стравливают животных ради развлечения, но краем глаза оценить мощь и свирепость смогла. В ближней схватке они куда суровее собак.

— Мы надо пастбище. Люди твоя господин.

— Они не станут драться с людьми господина Мирафа!

— Не драться. Я помочь.

План был. Девочка права, скорее всего, слуги Дэкина не будут вступать в конфликт с людьми высокопоставленного чиновника. И вряд ли что-то смогут сделать, разве что хозяина позвать. Но вот как поступят слуги Шукара, пока они будут бегать туда-сюда? Лоппи надо спрятать. Она знала только одного человека, который мог это сделать — Птичку. Надо найти его. Он знает лес как свои пять пальцев и умеет скрываться! Наверняка и с «енотами» имел дело. Она пока не хотела обнадёживать или тревожить ребёнка, ведь её план — попросить помощи у сына деревьев, которыми тут пугали всех кого ни попадя. Выяснить бы, где он сейчас. И не попасться. Преследователей нужно как-то отвлечь. Об этом надо тщательно подумать по дороге.

— Мы идти. Говорить я и ты. Мы их не видеть. Идти медленно. Ты есть мочь?

— Я… я попробую.

— Ты есть молодец.

Ира встала и пошла рядом с Лорией, взяв её за руку. Она что-то говорила без умолку, стараясь отвлечь девочку от происходящего, потихоньку прижимаясь к лесу. Чтобы зрителям их перемещения не казались подозрительными, она собирала букет. От цветка к цветку, шаг за шагом приближались они к тому дереву, за которым надо было резко свернуть с дороги. Слуги молча стояли у них на пути, не двигаясь с места, ожидая приближения. Они были полностью уверены в себе и своей миссии и потому, когда Ира и Лория в мгновение скрылись за кустами, это стало для них полной неожиданностью. Подождав пару минут и видя, что никто не возвращается, просто щёлкнули пальцами, на что моса, те самые звери, которых Ира сравнила с енотами, топнув лапами по земле и поведя носом по ветру, двинулись туда, где исчезли беглянки.

Сиганув в кусты, Ира и Лоппи немного пробежали вперёд. Девочка как могла старалась двигаться быстро, но лес и её наряд не были совместимыми вещами: она упала, запнувшись о корягу. Ира чертыхнулась и судорожно стала рыться в сумке, доставая верёвку, которую обычно надевала на шею Смаге.

— Крутить! — отдала она команду, задирая все тряпки скопом наверх, чем вызвала у девочки паническую попытку прикрыться.

— Не двигать! Я вязать верёвка. Ты не снимать платье. Ты надо бегать!

Лоппи побледнела под покрывалом, но покорно дала Ире сделать на спине большой ком из ткани, при этом обнажив ноги почти до колена.

— Ирина, оставь меня тут. Мы не убежим. Беги сама.

— Цыц! — погрозила Ира пальцем. — Всё есть делать! Дёру!

Они как могли побежали, Ира всячески помогала девочке, молясь о том, чтобы впопыхах не перепутать тропинки. Направо, прямо, у кривого дерева влево… Ощущение, что за ними кто-то гонится, не отпускало ни на минуту. То, как медленно с непривычки бежала Лоппи, раздражало и добавляло страху быть пойманными. Ветки били по лицу, на них не обращали внимания. С их пути разлетались в стороны птицы. Приходилось останавливаться, чтобы отцепить подол. Когда они вдвоём влетели на поле, где паслись табуны Дэкина, это наполнило их триумфом, но ровно на одну секунду. Поле было здоровым, а Румун сегодня перегнал половину своих подопечных на другой его конец и сейчас был с ними. И если не врали глаза, там находились ещё люди. Ира не видела лиц, но сердце кольнуло неприятным предчувствием. Кричать бесполезно — далеко. Не услышат. Чтобы безопасно провести девочку сквозь табун, его надо обойти. Птичка никогда не учил её водить мимо архи спутника. Она знает, как обезопасить себя от их непредсказуемого характера, но не девочку!

В этот момент слева из лесу вышли преследователи. Одно к одному, как видно, они слишком радужно думали о своих силах. Мужчины не спешили подходить, молча пялясь на оголённые ноги Лории. Ира дёрнулась было за кинжалом, но на полпути опустила руку. Не поможет он тут. Помощник Шукара одобрительно сверкнул глазами и сделал подманивающий жест.

— Я умру, но не пойду с ними, — услышала Ира тихий голос и схватила Лоппи за руку, с удивлением заметив, что с неё будто стекло в землю зелёное пламя, стоило ей коснуться. Колдует? Но зачем? Лечить-то некого. Или это со страху? Чёрт их разберёт этих волшебников!

— Не бояться. Мы уйти.

— Как…

— Держать рука. Не шагать мимо я.

Ира подняла трясущуюся руку наизготовку. Первое мгновение её посетил приступ паники, на какую-то секунду всё, чему учил её Птичка, словно корова слизнула из памяти. Она постаралась взять себя в руки и сделала несколько вдохов.

«Вспоминай! «Спаси члена табуна». «Спаси самку». Позывные и отличительные хлопки. И ещё этот… чтобы прятаться. Первые два определённо помогут, но архи не отпустят преследователей живыми! Покалечат минимум. Самооборона самообороной, но я ещё не дошла до того, чтобы становиться убийцей! Значит… значит, попробуем спрятаться. А Лоппи? Так… главное, правильные сигналы… А если… совместить? Так… Шаг сюда, поближе… Тара-тара-тара-хлоп! Да, я кобыла! Ты меня правильно понял, мой хороший. Молодая, внешне тоже ничего, хвостик, грива. Фиг взнуздаешь, фиг поедешь! Тара-тара-тара-хлоп! Да, милый мой, я тоже рада тебя видеть, потом поглажу. Хлоп-хлоп-фью-фью! Да, видишь жеребёнка мелкого? Я кобыла, а она жеребёнок. Идите сюда, мои хорошие! А теперь… была не была!»

Ира отбила сложную дробь по бедру, притянув к себе девочку, и выдала несколько коротких свистов. Архи, находившиеся рядом с ними, подошли поближе и встали как вкопанные. Ира потянула Лорию за руку и спокойно пошла по направлению к Румуну сквозь табун, не переставая отбивать доведённые до автоматизма сигналы.

Люди Шукара пошли было следом, тронув своих «енотов» за холки, но им преградила путь пара жеребцов. Ира спокойно шла, слыша, как сзади раздаётся полный злобного бессилия крик. В какой-то момент обернулась и увидела, как по их следу пустили одного из зверей, но стоило ему прорваться в гущу жеребцов, как двое из них поднялись на задние ноги. Раздался жалобный скулёж, хруст костей, и всё было кончено. Люди шарахнулись в стороны, поняв, что архи обороняются и шутки закончились.

С разных сторон к Ире подбегали архи, становились рядом и провожали от жеребца к жеребцу. Это было похоже на какую-то магию. Ира уверовала бы в собственные силы, если бы не знала, что таковой не владеет и это просто правильно поданная команда. Лория смотрела на неё глазами, не умещавшимися в прорези покрывала от удивления. Внезапно она подняла руки. Никаких спецэффектов на этот раз не было, но архи сгрудились вокруг них, поминутно ластясь к девочке. «Я зря переживала, она бы и сама через табун прошла», — подумала Ира, и внезапно её осенила бредовая идея. Не, ну а чем чёрт не шутит, может, эта магия и так может!

— Лоппи! Ты мочь просить архи сесть на он спина?

— Могу. Но мы же ездить не умеем! Мы же не мужчины!

— Я уметь! Мне надо архи слушать. Ты мочь просить архи слушать я?

Лория прикрыла глаза. Она уже ничему не удивлялась. Или была слишком напугана, чтобы удивляться. Куда бы ни полетел её безмолвный зов, но на него явился тот, кто явно не мог отказать девочке в помощи.

— Синяя Пятка… — Ира сглотнула. Не переоценила ли она свои силы? Хватит ли её умения на этого альфа-самца? Если только с помощью Лоппи… В любом случае нужно рассчитывать не только на непонятное волшебство, но и на свои навыки.

Она обошла девочку, которая всё ещё стояла с закрытыми глазами и гладила морду архи, словно слепая. Решив, что её действия вряд ли отвлекут маленькую колдунью, она сняла с неё верёвку, поправив платье, повязала на шею Синей Пятке. Девочка приоткрыла глаза.

— Он будет слушаться. Он помнит, что я избавила его от боли. Но это продлится недолго. Слишком… он слишком свободолюбив, слишком…

— Понять.

Ира одним прыжком взобралась на спину архи, протянула руку Лоппи. Та неуверенно ухватилась за неё, постаравшись подтянуться. Ира втащила её наверх. Девочка была лёгкой, хотя многослойная одежда добавляла прилично тяжести. Лория испуганно прижалась к Ире, почувствовав, как под ней заходила ходуном спина.

— Не бояться. Я ты держать. Лоппи. Смотреть Румун. Ты видеть люди?

— Да. Но видно плохо. Не знаю кто это.

— Слушать. Мы ехать Румун. Он видеть мы. Он сказать Дэкин видеть мы. Эти люди быть люди Дэкин, мы идти они. Эти люди не быть люди Дэкин, я крутить Синий Пятка, ехать лес. Есть друг. Он мы прятать. Ждать Дэкин или много-много думать. Ты не бояться. Я ты держать.

— Хорошо. И то, что у тебя друг есть, тоже. Но, Ирина, они не могут мне помочь… Лучше брось меня тут. Меня всё равно поймают и отдадут жениху.

— Моя страна говорить… слово не знать. Так: «Думать о хороший, умирать после ты». Лоппи думать о хороший. Ты есть много друзья. Большие люди. Дэкин. Цыран. Кесса. Папа есть. Мама есть. Они ты любить. Они знать твой беда и хотеть помогать. Твой помо-о-о-овка не завтра быть.

— Хорошо. Я… я попробую думать о хорошем. Попробую. Но… чужеземка, ты не знаешь, как всё плохо на самом деле. Папа уже дал своё согласие. А у нас это…

— Не думать. Ехать.

Она тронула бока архи и направила его в нужную сторону. Синяя Пятка слушался безоговорочно, в отличие от Смаги, который к этому моменту уже успел бы пару раз прислать ей пинков. Но всё же на спине у рыжего она бы чувствовала себя комфортнее и привычнее. Там она чётко понимала, что всё зависит от её отношений со зверем, а этот архи, идущий плавной рысью, сдерживает свой норов только ради маленькой девочки на его спине и вряд ли будет слушать какую-то там Иру. Она огляделась. Их лесные преследователи не оставили попыток их догнать, но теперь, будучи учёными, оббегали поле по краю. Ира нахмурилась, поняв, что конечная цель у них одна. Её опасения оправдывались — те, кто сейчас стоял с пастухами, друзьями не были. Значит, в лес всё равно ехать, главное, показаться на глаза своим, чтобы весть дошла до хозяина.

Когда стало возможным разглядеть собравшихся, Ира даже на секунду окаменела. Шукар! Собственной персоной! Что он забыл на полях со своими брезгливыми привычками? А вон и его повозка, не сразу разглядишь за деревьями.

— Румун! — она собрала для этого крика всю силу грудной клетки.

Старший пастух, а вслед за ним и все остальные обернулись и остолбенели. Женщина верхом — это ж надо, что делается! Это замешательство, прервавшее все разговоры, был им на руку. Ира крикнула, чеканя каждое слово:

— Мы! Кататься! Говори! Ты! Хозяин! — и круто развернула Синюю Пятку в сторону леса.

Вслед понеслись вопли. Обернувшись, она увидела, как один из слуг спешно пытается снять ошейник с «енота». Они влетели в лес на тропу, ведущую к лесному озеру, и, подняв голову, Ира закричала криком урни, который пока что получался очень убого. Ответ прилетел почти мгновенно и не очень издалека. Синяя Пятка, почуяв преследование, прибавил скорости в нужную сторону.

— Птичка! Помогать!

Ещё один посвист совсем рядом. Ира тормознула архи.

— Стой! Оставайся на нём! — Птичка выскочил из кустов, заставив Лоппи дёрнуться всем телом.

Он схватил Иру за ногу и начал спешно натирать какой-то дурно пахнущей мешаниной. У Иры и Лории полились слёзы, да и сам Птичка то и дело вытирал глаза рукавом. Та же участь постигла подошвы девочки, которую Ира заставила протянуть ноги незнакомцу, крепко держа за коленки.

— Давайте, слезайте скорее и за мной!

Ира стащила девочку, Птичка подал архи какой-то неизвестный ей сигнал, и тот ускакал обратно в сторону пастбища. Парень побежал вперёд. Ира тянула за собой девочку, заставляя подчиниться незнакомцу. Бежали долго, иногда до их слуха с разных сторон доносились голоса. Парень периодически помогал беглянкам, чуть ли не перекидывая Лорию через препятствия. Какими тропами вывел он их к озеру, было непонятно. Уже в середине пути в голове всё смешалось, будто долго бегали по кругу. Обойдя водоём и ещё сильнее углубившись в лес, они достигли небольшой поляны, чуть сбоку от которой стояло огромное дерево. Птичка обошёл его, раздвинул кусты, указал на яму под корнями и залез в неё первым. Ира втолкнула вперёд сопротивляющуюся Лоппи и поправила за собой ветки. Некоторое время они стояли в темноте, стараясь отдышаться, девочка дрожа прижималась к Ире. Раздались щелчки, и через минуту в темноте заблестел огонёк масляной лампы, осветив обжитую нору размером с небольшую комнатку.

«Домик хоббита[29], ей богу!»

— Это есть твоя дом? — спросила Ира.

— Ага. Как там это у городских… Прошу под мою крышу! — с сарказмом произнёс Птичка, разводя руками, словно барин, предлагающий полюбоваться своими хоромами. Он завозился в углу, и через минуту яму заполнил свет небольшого очага, сложенного из кривых глиняных кирпичей. Дым уходил в глиняную же трубу, исчезая меж корней деревьев. Один угол земляной комнаты занимала огромная поленница из набросанных цельных кусков дерева и ломаных веток — топора и пилы у Птички не было. На выступающих ветках висели бережно расправленные куски тряпок, когда-то бывших одеждой. Кровать была здоровая, сложенная из лапника[30] и густо усыпанная толстым слоем мха и сушёной травы. Сверху наброшен небольшой кусок мешковины — и одеяло, и простыня в одном флаконе. Кусок сломанного, сожжённого с одной стороны дерева заменял три стула разом. Возле него аккуратной стопкой лежала глиняная, явно самодельная посуда, старый, видавший лучшие годы нож, дырявое ведро, залатанное подручными средствами и полное воды. В другом углу были ровным слоем наложены толстые ветки, связанные лыком.

— Уж звиняй, не гостевая опочивальня. А теперь садись и рассказывай, что там у вас творилось и кто эта мелкая?

Ира села на бревно, выдохнула. Чувство погони отпустило только сейчас, сердце потихоньку успокаивалось. Девочка уселась у её ног прямо на землю, не отлипая ни на минуту и сверля взглядом незнакомца.

— Это есть Лоппи. Лория. Девочка спасать Синий Пятка.

Птичка вскинулся. Она впервые видела у него такой взгляд. На любого человека он всегда смотрел с настороженностью или с плохо скрываемой усмешкой. Даже на неё, хотя они общались не первую неделю. Но сейчас… Он медленно поднялся, подошёл к девочке и встал перед ней на коленки, сделав руками молитвенный знак.

— Я обязан тебе, дочь Хараны, — сказал он.

Впервые Ира видела его столь серьёзным. Лоппи подняла голову, глядя на него испуганными глазами.

— Обязан? Чем? Я тебя впервые вижу!

— Ты спасла жизнь тому, кто однажды сделал то же самое для меня. Я убёг из дома сезонов пять назад и прибился к здешним табунам под осень. Жил на подножном корму, крыши над головой не было, а как зима грянула, так думал, совсем уйду по дорогам Той стороны. Синяя Пятка и ещё тогда тут были Дикий и Лучик Зари, их ваш хозяин по весне продал кому-то заезжему, обогревали меня всю зиму. Я спал среди них, так что обязан им жизнью.

— Ты же сын деревьев, да? А… Ирина называет тебя другом…

— Да. Это так. Что до Иры, ну… ей повезло, что я за ней присматриваю.

Ира готова была хлопнуть этого зазнайку по лбу, но только усмехнулась:

— Я кормить — мне спасать. Хорошо кормить — хорошо спасать!

Птичка хотел было возмутиться, но его остановили пальчики, аккуратно тронувшие его лоб. Лоппи прикрыла глаза и минутку молчала. Парень не двигался, давая девочке завершить то, что она делала, что бы это ни было.

— Харана любит тебя, — сказала Лория в итоге.

— Да брось! Это тебя она любит. Я обычный сын деревьев. Не одарённый.

— Нет, не одарённый. Но ты любишь её созданий как семью, потому она любит тебя. Тебя бережёт забота Сестры.

Птичка не знал, что на это сказать, и на секунду смутился. Было видно, что девочка уже совсем не боится его и с любопытством рассматривает и нового знакомого, и его жилище. Даже за Иру цепляться перестала.

— Так… что там за бега и вопли? Почему вы вместе? Ты такой переполох устроила в табуне. Я видел. Тебя же теперь не отпустят, пока не сознаешься!

— Мы рассказать. Ты тоже сказать. Что это грязь наши ноги? Глаза болеть сильно-сильно.

— А-а-а. Мазанка. Я держу для себя. Моса её не любят: начинают чихать, нюх портится и теряют след. Делаю из озёрной тины и парочки лесных трав. Всегда храню запасец, моченный в воде. На всякий случай. Сегодня как увидел Шукарову братию с этими шавками, так сразу за ней побежал. Мне эти зверюги в своё время много крови попортили. Ещё, не дай Сёстры, жилище моё отыщут. Так что случилось-то?

Ира вкратце поведала Птичке о том, что повлекло за собой исцеление Синей Пятки, переменах в Доме и столкновении с людьми сборщика налогов.

— Я не знать Лоппи одна поле, — закончила она, требовательно смотря на девочку и надеясь, что та объяснит, что, собственно, происходит. Как её занесло гулять одну и почему вдруг на неё устроили облаву.

Лория уставилась себе под ноги.

— Сегодня приехал господин Шукар.

— Я утро видеть он.

— Да. Он уехал, а вернулся со своим помощником и моим… женихом, хотел сразу забрать меня под свою крышу. Матушка плакала. Отец пришёл, просил… Сегодня даже обеда не было из-за всех этих… Я случайно услышала, что меня хотели забрать у папы. И… ушла. Хотела найти место, чтобы подумать, — она скосила глаза в сторону.

— Забирать? Помовка за приезд король! Забирать — как?

— Не знаю! Не слышала, зачем им это надо. Я не хочу покидать матушку! Не хочу идти в Дом Мираф! Там же… — девочка разревелась. Ира обняла её. Чёртовы законы! Да кто придумал так над дитём издеваться! Ну ладно бы родной батька выбрал жениха. Можно было бы надеяться, что это будет хороший человек, как в случае с Цыран и Дэкином, но вот так, совершенно чужой персонаж решает твою судьбу… Что-то странное чувствовалось в последней мысли, но Ира пока сама не знала, что в ней не так. Она плескалась на грани интуиции и никак не хотела становиться законченной.

— И ты решилась бежать? В дочери деревьев захотелось? — Птичка спрашивал странным голосом. Он не осуждал, нет. Наоборот, искренне проявлял участие. Он словно заново переживал всё то, что вынес. Кому как не ему знать, что бывают обстоятельства, которых уже не выдержать.

— Плохая это мысль. Ладно я мужик, но девке одной… Свадьба — это ещё не конец мира.

— Ты не понимаешь… — прошептала Лоппи, и, вопреки своему характеру, парень не стал с ней спорить. Только поднял глиняную чашку, наполнил водой и протянул девочке.

Ира смотрела на этих детей и чувствовала себя маленькой. Зубря в школе «…всего мужиков-то: отец мой да я»[31], она ухмылялась, представляя себе маленького шестилетку, гордо заявляющего, что он «мужик». Сейчас ухмыляться и тем более смеяться не хотелось. Насмотрелась. И у дайна-ви, и у людей. Ринни-то, Птичка… Да. Мужики. Даже с большой буквы. И Лоппи уже Женщина. Не потому что биология, а потому что ей приходится принимать свою судьбу так, как диктует жизнь, а не мамкина юбка. Любой из этих детей казался сейчас мудрее и опытнее на её, наивном, фоне, и разница в возрасте не играла тут роли.

— Птичка, — сказала Ира.

— Чего тебе?

— Спасибо. Спасибо ты. Ты учить, и мочь спасать я и Лория. Я есть… как ты говорить? Я быть обязана ты.

— Да ладно! Ты же обещала показать хозяину Смагу, помнишь? Вот и будем в расчёте. Кстати, насчёт спасения. Какие еще «кобыла»-«жеребёнок»? Как ты, вообще, додумалась их совместить? Я не учил тебя такому.

— Я не знать Лоппи мочь ходить табун без я помогать. Я не уметь ходить табун не одна. Я сказать архи: «Я есть кобыла, и жеребёнок рядом быть». Просить прятать.

— Детей Хараны не трогают никакие твари, ты что, даже этого не знаешь? И кстати, эти сигналы вместе, это не «Я кобыла с жеребёнком», а «Я маленькая кобыла, потеряла маму». Тебя не прятали, а к «мамке» вели. К Музыке Ветров, старшей кобыле. И подай ты там такой сигналище, тебя бы ни один архи не отпустил с поля, потерянная ты наша!

— Мой дом нет дети Хараны, — сказала Ира краснея. — Я не знать знаки. Я бояться Лоппи архи бить.

— И как вы там живёте в твоей Москве, а? Кстати, делать-то что будете? За вами, небось, по всему лесу рыщут. Синюю Пятку я попросил в табун вернуться, конокрадство вам, скорее всего, не припишут. Хозяин не позволит. А вот беглой её объявят. Да и тебя приплетут как виновную. У слуги Мирафа невесту умыкнуть — это так не оставят.

— Надо говорить хозяин! Мы сказать, мы делать! Гулять, не бегать!

— Ага! Пустили тебя, как же! Да сейчас, наверное, вся Ризма на ушах! Соглядатаи Шукара, небось, на каждом углу. Сунетесь в город, вас и сцапают. Объясняйся потом.

— Я должна вернуться. И так у всех из-за меня неприятности… — сказала Лоппи. — Я скажу, что госпожа Ирина тут ни при чём.

— Нет! Ты увести папа и мама.

— А что делать? Меня всё равно отведут в тот Дом. Уже неважно.

— Мне одно странно, почему тебя сейчас-то вести собрались, — Птичка выглядел задумчивым. — Твой отец согласие дал?

— Дал.

— Так какой тени такая спешка? Если он у Мирафа на крючке с долгами, зачем спешить? Когда твоя помолвка?

— После того как его величество уедет.

— Вот оно! — сказала Ира, машинально перейдя на русский, и, спохватившись, продолжила уже понятным языком: — Король ехать. Король быть сильный. Он мочь мешать Шукар Мираф, я думать. Шукар мочь быть слабый-слабый. Он хотеть брать Лоппи Дом Мираф. Твоя отец мочь не думать давать твоя рука! Шукар хотеть брать Лоппи свой Дом король не приехать! Мы говорить слово «заложник». Лоппи — заложник!

— Половину не понял, но суть уловил, — сказал Птичка. — Думаешь, дело в этом?

— Мочь быть. Лоппи прятать! Шукар Мираф бояться отец не дать Лоппи.

— Да разве ж это возможно? — глаза Лории засветились. — Ведь папа обещал…

— Я не знать. Я не знать ваш правила много. Ты Шукар раньше король — зачем? Зачем быстро-быстро?

— Значит, есть малюсенькая надежда, что ты ещё не пойдёшь в Дом к этому извергу, — Птичка над чем-то усиленно думал. — Хотя пока разберутся… Спрятать… Они лес по коряжке перероют, мы не сможем бегать от моса вечно! Мазанки у меня не так чтоб много, а она выветривается. И травы нужные уже сошли.

— Тихо-тихо идти Лоппи Дэкин?

— Не проберёмся через город.

Какое-то время стояло молчание. Ира, чтобы хоть чем-то сбить напряжение, вытряхнула из сумки все съедобные запасы и поделилась с детьми. Птичка вгрызался в сахар, так что тот хрустел на зубах, Лоппи по миллиметру откусывала от пирожка с мясом.

— Слушай, Ира. Помнишь, ты говорила, что видела гостей хозяина. Напомни, кто там был, — спросил Птичка внезапно.

— Главный город.

— Не. Не то. Он занят по уши, ему не до девок со свадьбами.

— Судья и помогать судья.

— Эти похуже Шукара будут. Одна дэфова стая.

— Друг Дэкин…

— Атарин Гирэт? Ты ещё говорила, что его сын, чтоб ему… тоже был, да?

— Был.

— Значит, они знают тебя в лицо?

— Да. Они есть хороший люди.

— Ну, насчёт старшего согласен — хороший дядька, а вот сынок у него… Морда в зубы просит! Ух, неважно! Можно попросить его о помощи! Начальник стражи, его даже Шукар не рискует задирать. Тем более что тот ему ничего не должен.

— Я не знать дом Атарин Гирэт.

— Вот то-то! Он не живёт в городе! Он живёт… ну проехать, в общем, надо. Но недалеко. Вот и посмотрим, как ты ездить научилась. Отвези к нему дочь Хараны, попроси убежища и послать весточку вашему хозяину! Дальше они сами разберутся.

— Ты хотеть брать архи табун Дэкин? Там быть слуги Шукар, мы ловить!

— Не учи меня тут. Я приведу Смагу и покажу дорогу. Но надо торопиться, если до утра не вернётесь к хозяину, то за вас возьмутся всерьёз. Шукар, небось, сейчас всех людей на уши поднимает. Так! Я пошёл. Сидеть тихо и носа не казать из норы! Ясно?

— Угу.

Птичка проворно выполз из ямы, оставив Иру и Лоппи ужинать и греться у очага. Отсутствовал он долго, или так показалось из-за бездействия и ожидания. Пока вернулся, они успели напридумывать себе множество страшилок на тему того, как паренька схватили и что с ним успели сделать.

— Ты не быстро-быстро, — сказала Ира ворчливо, едва он появился.

— Зато новостей узнал.

— Новости?

— Да. В Доме Равил полный бардак. Никто не спит. Твои родичи, дочь Хараны, сейчас у твоего хозяина. Мать в рёв, батька мрачный. Соглядатаев Шукара полный город, утром хотят устраивать облаву. Рассвета ждут, чтобы в ночь по лесу не шататься. Все считают, что ты решила убежать от помолвки, а Ира не приемлет наш обычай и потому помогла тебе. Хозяин упирается, мол, не дала бы ты о себе весточки, коли так, но…

— Как ты знать это? Ты быть сын деревьев и не жить город. Как ты знать много новости? — Ира была впечатлена тем, что Птичке удалось выяснить так много.

— Ты что, думаешь, я совсем, что ли, с людьми не общаюсь? Вот же глупая! У меня знакомые в городе есть, несколько бабок одиноких, знахарка, один бывший вояка калечный, ребятишки. Я старичью зимой помогаю, ну дров там, воды принести, когда сами дойти не могут в стужу, знахарке травы таскаю. Откуда, думаешь, я про травы для мазанки знаю? Они мне тоже то еду, то тряпку, а то и монетку. И новости. Старики, сама знаешь — всегда всё слышат. А уж мальки-то, ребятьё, так и подавно в любую щель без спросу залезут, когда мамка с батькой не глядят.

Ира хлопала глазами, по-новому взглянув на парня. Вот тебе и Маугли. Хотя ничего удивительного — каждый выживает как может.

— Я Смагу привёл. Подбирайте юбки и наружу! Ну и ты тоже штаны, что ль, подтяни! Поторапливайтесь!

Снаружи стояла темень. Птичка аккуратно повёл их меж деревьев, выведя к незасеянному полю. Смага бегал по кругу, сбрасывая энергию.

— Рыжий архи? — спросила Лоппи.

— Да. Ира, запомни вот это на всякий случай. Хлоп-топ-топ… — вывел он ритм, который на фоне остальных казался простым, и потому Ира запомнила его раза с третьего.

— Это сигнал ему вернуться в табун. Дорогу он найдёт. Если что, можете попробовать со следа сбить преследователей, отпустив его одного. Давайте ноги, я вам мазанку обновлю. Так. Готовы? Ира, и ещё: помни про верёвку. Если понадобится — не жди. Сейчас как раз тот случай. Усвоила?

Птичка не стал дожидаться ответа и подозвал архи. Смага сразу же откликнулся, и Ира забралась на него. Птичка закрепил верёвку и подставил сложенные ладони, чтобы Лоппи было удобнее залезть.

— Дитя Хараны, Ира совсем не понимает путей. Запоминай ты! Прямо на Верхнюю Малену с полсаги, повернуть у покорёженного молнией рута, до указателя на Рахханг и Непу, первый поворот направо, и ещё через полсаги увидите дом начальника стражи. Поняла?

— Верхняя Малена, покорёженный рут, указатель… Грамоты не ведаю, но он же там один, да? Первый поворот направо. Запомнила. Это… сын деревьев. Спасибо за всё. Я не знала, что среди вас бывают такие, как ты.

— Среди людей бывают только люди, дочь Хараны. И… меня зовут Птичка. Мне это имя Ира дала.

— Я Лория. Если у меня появится надежда, то не забуду…

— Ходу! — сказал Птичка и шлёпнул Смагу по крупу.

Ира машинально подобрала ноги, беря контроль над животным, и слегка прижала верёвку: сегодня и правда не время для игр. Смага взял свой самый быстрый галоп, и они понеслись в сторону непонятной Ире Верхней Малены. Лоппи сидела на спине, вцепившись в гриву, и только периодически поднимала руку, чтобы скорректировать направление. Чутьё это было или успевший поднабежать опыт, но сейчас Ира понимала, что маленькая волшебница никак не влияет на поведение зверя. Почему-то от этого было спокойнее, и она наслаждалась тем, как с полудвижения понимает её архи.

Ехать пришлось прилично. Она переживала, что ночь может им помешать, но луны освещали дорогу ярко, никаких проблем не возникло. Когда вдали показался небольшой двухэтажный дом, огороженный исключительно для указания границ, они остановились. Лоппи с непривычки пришлось размять ноги, прежде чем двигаться дальше.

Пока она была занята, Ира размышляла, что делать с архи, и, в конце концов, решила его не отсылать. Ещё неизвестно, как сложится разговор с начальником стражи. Он видел-то её один раз в жизни, да и Лоппи, с его точки зрения, беглянка. Придётся доказывать, что ничего плохого они не хотели. В этой ситуации оставаться без средства к отступлению было неразумно, мало ли как всё сложится. Она отдала архи команду погулять и ждать зова. Девочка внимательно наблюдала за её действиями. Её немигающий взгляд выдавал крайнюю степень изумления послушанием «мясного» животного, которое по определению не должно было поддаваться дрессировке, если, конечно, человек не владел волшебством. Но вопросов не задавала: любопытство было не ко времени. Они двинулись, едва Лория обрела способность переставлять ноги.

В доме не горели огни. Калитка ограды оказалась не заперта, и они прошли внутрь, ступив на вымощенную гравием дорожку. Вокруг дома Гирэтов не было никаких садов или цветников. Только чуть в стороне виднелось нечто напоминавшее небольшой огород, да ещё несколько плодовых деревьев. С определённого ракурса за домом можно было разглядеть стену хозяйственной пристройки — не то сарай, не то конюшня. Колодец, жерди для сушки белья… В общем, дом больше деревенский, чем городской. Тягой к украшениям хозяева тоже не страдали — необходимый строгий минимум. Поднявшись на крыльцо, Ира поискала подвесной молоточек и постучала. Некоторое время было тихо, а затем раздался звон ключей и стук отпираемого засова.

— Входите, кого там принесло, подождите только…

Открывший дверь человек убежал вглубь дома, едва отворив. Ира и Лоппи войдя успели увидеть только мелькнувшие сапоги, шмыгнувшие в соседнюю комнату. Минуту спустя он вернулся с фонарём, и они смогли разглядеть слугу, держащего в руках кочергу в золе.

— Дочь деревьев! Какой тени ты забыла в этом доме?! Проваливай, пока цела! — взревел он, едва увидев Иру, а она даже не сразу поняла, что его гнев обращён именно к ней.

— Ясный вечер! Мы идти Атарин Гирэт…

— Проваливай, блудница подзаборная! Милостыни тебе тут не будет! — он замахнулся кочергой, Ира побледнела от ужаса и неожиданности. Внезапно перед её глазами засиял зеленоватый свет, и она увидела, что Лоппи загородила её от мужчины, выставив вперёд сложенные крест-накрест светящиеся ладони.

Мужчина замер и в один миг утратил весь свой запал. Он сделал шаг назад, отложил кочергу и молитвенно сложил руки. Девочка молчала. Ира знала, что она ничего не может сказать, по традиции женщина не имела права начинать разговора прежде мужчины. Слава богу, что находящихся под божественным покровительством тут почитают, несмотря на возраст и пол. Вот же дура! Она должна была догадаться, что с её неприкрытым лицом тут могут возникнуть проблемы, а сунулась напролом! Так привыкла, что в городе уже все в курсе, кто она такая и откуда. Мужчина тем временем опомнился.

— Дитя Хараны? Что ты делаешь с этой недостойной? Где твои родители?

— Простите, что потревожили вас, почтенный! Я Лория, одарённая из Дома Равил города Ризма. Эта женщина — не дочь деревьев, а чужеземка! Мой хозяин и господин взял её под полог гостеприимства. Посмотрите, у неё охранный медальон Дома на шее! Мы нуждаемся в наставничестве и защите начальника стражи и пришли просить убежища!

Слуга на секунду опешил, подошёл ближе и поднял с Ириной груди медальон Дэкина, рассматривая его в свете лампы. Ей пришлось стоически выдержать этот осмотр. Этот человек был из числа фанатичных приверженцев традиций, и потому, будь она хоть десять раз чужеземкой, в его глазах прежде всего оставалась женщиной без покрывала, которая должна спокойно относиться к подобной бесцеремонности. Тщательно осмотрев медальон, он отдёрнул руку, словно обжёгшись.

— Чужеземка под защитой Дома Равил? Но что вам…

— Тавик, что случилось? — послышался голос человека, спускавшегося по лестнице. Через мгновение оттуда показался одетый только в рубаху поднятый с постели хозяин дома.

— Ирина? Что вы здесь делаете? И кто этот ребёнок? О Сёстры, да вы вся дрожите и руки ледяные! Тавик! Огня в гостиную, горячего питья и одеял! Быстро!

Как бы ни относился к ней мужчина по имени Тавик, надо отдать ему должное, слугой он был хорошим и расторопным. Не прошло и десяти минут как Ира и Лоппи, укутанные до ушей в тёплые шерстяные одеяла, сидели в просторной комнате у маленького камина, попивая что-то фруктовое, горячее, до жути сладкое. Атарин Гирэт за это время успел переодеться и теперь сидел напротив, ожидая объяснений от нарушительниц ночного покоя.

— Атарин… Я много говорить. Я хотеть ты знать: мы не хотеть идти не на ваш правила. Мы просить слушать всё. Мы рассказать.

— Конечно, я выслушаю! Но что всё-таки произошло?

— Эта девочка звать Лория. Она… — начала Ира.

Рассказ вышел долгим. Где-то Ире не хватало слов, где-то хотелось рассказать менее подробно, чтобы, не дай бог, не подставить случайно Птичку. Кем является сидящий напротив мужчина, она помнила. Дружба дружбой, но Атарин Гирэт — начальник стражи, а значит, человек, связанный должностными инструкциями. Мужчина слушал, иногда хмурился. Конец истории привёл его в задумчивое состояние.

— То есть всё, ради чего вы пришли сюда, сбежав от людей Дома Мираф, — это желание попасть под крышу Дома Равил, минуя их руки? Дочь Хараны, ты хочешь вернуться к своему господину и покорно ждать его решения?

Лория кивнула, но в свете лампы было видно, что её глаза влажны.

— Тавик.

— Да, хозяин.

— Возьми моего архи и к Дэкину Равилу. Сообщишь ему, что госпожа чужеземка и одарённая гостят у нас. Проследи, чтобы вокруг не было посторонних ушей.

— Да.

Слуга ушёл, и Атарин некоторое время смотрел на гостей.

— Ирина, я должен задать вам несколько вопросов.

— Слушать.

— Почему вы помогли Лории? Я знаю, что, скорее всего, вам не по нутру наши традиции…

— Нет. Не правила. Я бояться Шукар. Он человек два лица. Плохой. Он хотеть я… Это долгий история. Думать Лоппи мочь помочь папа, Дэкин, друзья. Но если Лоппи есть Дом Мираф, они не мочь помочь. Если не получиться — плохо, но это вы есть решить. Вы и ваши правила. Вы сейчас мочь решать, Лоппи быть Дом Мираф — решать никто не мочь. Дни. Есть. Я хотеть хороший люди иметь дни. Я хотеть дать дни.

— Если я правильно понял, вы просто хотели, чтобы у всех нас было время подумать?

— Да. Но если не думать — ваши правила.

— Понял. Я услышал ваши размышления о том, что, скорее всего, приезд его величества может расстроить планы главному сборщику податей. Правда, пока не понимаю как… В любом случае это благое дело — помочь одарённой. Если оно заключается только в том, чтобы вопросы о свадьбе дочери Хараны обсуждались после отъезда его величества, то это небольшая проблема. Её мы решим. Но вот другой вопрос… я хотел бы знать, кто помог вам с побегом.

Ира замерла. Всё-таки понял.

— Я ответить вопрос — мой друг быть беда. Я не мочь говорить ты много.

— Вы думаете, я могу причинить вред вашему другу? Но почему? Разве я чем-то дал вам повод так думать?

— Ты работа. Мы помогать сын деревьев. Моя друг. Я не говорить больше.

Атарин улыбнулся.

— Вы боитесь, что устрою облаву только потому, что человек является ребёнком деревьев? Бросьте. Я служил вместе с Дэкином и, поверьте, навидался всякого. Я не трогаю людей только потому, что они не имеют крова. Мой слуга Тавик, конечно, моих взглядов не разделяет, но не спорит, и это главное. Вот если ваш друг преступник, тогда другой вопрос. Кстати, вы говорили, что взяли у Дэкина одного из архи?

— Он рядом. Пас-с-пас-сёт-ся. Мы брать ехать. Мы отдать.

— А где вы взяли повозку?

— Я уметь ездить ноги.

Лицо начальника стражи приняло столь необычайное выражение, что Ира не смогла сдержать смеха. Сразу отпустила какая-то сжатая пружина внутри.

— Простить.

— Ничего. Просто удивили. Ну, архи Дэкину вернёте сами, тем более, я думаю, он не заставит себя долго ждать. А за сына деревьев не беспокойтесь. Мне надо было знать, кто ещё может пострадать от действий Шукара Мирафа. Не стану скрывать, мне понятно, что именно заставило вас обеих так его бояться. Знаю. Только вот сделать, увы, могу немногое. Сборщики податей подотчётны Казначейству, а те отвечают напрямую перед Дворцом Суда. И если у сборщика податей и судьи нет друг к другу претензий, то стража может вмешаться, только расследуя дело в своём круге ответственности: убийства, разбой, насилие и подобное. Что же касается денежных дел, мы имеем слово только при наличии серьёзных доказательств или при поимке на месте совершения преступления. Казначейство не терпит, чтобы в их дела лезли военные. Увы. Что касается вашего друга, то, судя по всему, он в состоянии позаботиться о себе сам. И Ирина, будьте с ним осторожны, всё-таки среди них встречаются всякие люди. Что ж, отдыхайте пока. Ещё сока?

Было уже очень поздно, но сна — ни в одном глазу. Они успели плотно поесть, но разговор после выяснения всех деталей, в число которых входил рассказ Иры о своём знакомстве с Шукаром, вязался плохо. Вслушивались в тишину, ожидая услышать шаги или скрип колёс повозки.

Когда загремели ключи, хозяин дома успокоил их жестом и вышел встретить гостей. Через несколько минут в комнате стало тесно. Дэкин с женой и Кессой, отец Лоппи с супругой и служанкой, Тавик и Румун.

— Дочка! — к Лории сразу бросилась женщина. Узкая полоска покрывала не могла скрыть её красных от долгих слёз глаз. Рядом причитала служанка. Пекарь стоял в стороне мрачной статуей.

Ира встала и поклонилась Дэкину, смущённо кивнула Цыран, глаза которой, вопреки ожиданиям, смотрели без неприязни. Кесса сверлила её взглядом, но и тут прежней враждебности не чувствовалось.

— Присядем. Много чего произошло. С вашего позволения, я расскажу, что случилось, — взял слово Атарин, и Ира облегчённо выдохнула, избавленная от необходимости второй раз излагать события.

Слушали молча, под пристальными взглядами было неуютно. Когда мужчина закончил, первое время висела тишина.

— Лоппи, зачем ты ушла? — спросил Дэкин, опираясь подбородком на трость. — Объясни, дитя, здесь все твои друзья. Ты хотела проведать Синюю Пятку, как говорит Ирина, или тебя увело из дома что-то ещё?

— Ещё.

— Ты решила сбежать от помолвки? — голос хозяина приобрёл суровость.

— Нет.

— Объясни нам. Мы внимательно слушаем.

— Господин, я не смею лгать вам. Вы сделали для нашей семьи столько хорошего… Я видела, как плохо моему отцу. Видела горе матушки. Мне никогда не пришло бы в голову расстроить их ещё сильнее, став дочерью деревьев, покрыв их и себя позором! Но и видеть горе каждый день, пока я буду медленно умирать… Потому я решила найти уединённое место и вернуть Сестре её дар.

— Что?! — все подскочили со своих мест, Тавик подхватил начавшую оседать в обморок мать Лоппи. Какое-то время стояла суматоха, пока её приводили в чувство.

— Ты… Но это же невообразимо опасно! Ты могла умереть! Очень мало кто выживает после добровольного отказа от дара! — Дэкин не мог поверить, что у семилетнего дитя могли возникнуть такие мысли.

— Зачем? Да, конечно, твой жених не лучший кандидат на твою руку, но…

— Господин, вы знаете отчего умерла Салья? — перебила его Лоппи. В другое время её обязательно жёстко одёрнули бы за такое нарушение правил и этикета, но сейчас никто этого не сделал.

— Оттого что использовала дар слишком часто и истратила свою силу, но при чём тут… Ведь тебя может и миновать такая участь, мы всё знаем и проследили бы…

— Не от этого. Хотя со стороны вам, людям не одарённым, именно так и кажется. Помните сестрины наставления? Жизнь священна. Это Первый Божественный Закон, даруемый нам Илаэрой. Дар Сестёр не даётся кому попало, ведь иначе он может попасть в плохие руки. Многие бы отдали что угодно, чтобы завладеть способностью использовать волшебные течения. Но оно достаётся лишь тому, кто сможет нести это бремя на благо, даже если использует его в бою. Сёстры строго следят за теми, в чьи руки вложили дар. Мы, дети Хараны, чаще всего призываемся в мир врачевателями и голосом природы. Мы не можем пройти мимо раненого и лечим любого. За одним исключением. Если знаем, что перед нами убийца или истязатель, забавы ради лишающий жизни, той самой, священной, мы можем пройти мимо. Что-то внутри нас шепчет, что такой человек не достоин милосердия. Мне уже не раз доводилось слышать его. Помните, как вы перепугались прошлой весной, когда при мне один из слуг господина Мирафа сломал палец? И как удивлялись, что я не бросилась ему помогать? Мой дар тогда даже не шевельнулся. Будто слышала голос: «Недостоин». Мы можем помочь воинам на поле боя, ведь ими движет огонь правого дела, желание защитить. Но если перед нами тот, кто от боли других получает удовольствие… Если зная об этом, не прислушиваясь к Голосу богини внутри себя, начинаем спасать такому жизнь, понимая, что в следующий раз он отнимет другие ради развлечения… Наш дар оборачивается против нас. Он начинает сжигать с каждым лечением. Салья сгорела, принуждённая лечить убийц и мучителей Дома Мираф. Да-да, убийц. Ведь убить можно и не втыкая нож в сердце. Вы, взрослые, особенно вы, господин Гирэт… всё знаете о том, кто живёт там. Хотя говорить об этом не полагается. Меня ждёт участь Сальи. Потому я решила отказаться от дара. Кто знает, может, мой отказ в будущем спасёт кому-то жизнь. Я готова рискнуть своей, если кто-то сможет радоваться лишнему дню! Я не хочу пачкать руки преступлением заветов Сестёр!

Шок. Иначе не описать состояние, в котором находились взрослые люди в этой комнате, смотрящие в глаза семилетнему ребёнку, спокойно рассуждавшему о божественном предназначении, своём месте в жизни и её ценности. Первым опомнился Атарин.

— Однако… ты всё же решила отказаться от этой мысли?

— Нет, господин Гирэт. Я лишь решила прислушаться к совету госпожи чужеземки. Она сказала, что у меня много друзей. Сегодня я увидела это своими глазами. У них на родине говорят, что мысли о хорошем должны умирать после человека. Что есть ещё время. Я решила, что раз могу совершить задуманное в любой момент, то могу подождать и отдать себя в ваши руки. Если же моим надеждам не суждено сбыться, то я…

— Ты можешь не сомневаться в том, что тут все твои друзья, — сказал Дэкин твёрдо, — мы сделаем всё возможное, чтобы помочь тебе. Тем более теперь знаем, насколько всё ужаснее, чем предполагалось.

— И раз такое дело… — подхватил начальник стражи, открывая ящик письменного стола и доставая медальон, похожий на тот, что висел у Иры на шее.

— Я, Атарин Гирэт, беру тебя, Лория, одарённая из Дома Равил, под полог своего гостеприимства! Достопочтенная Цыран, я попрошу вас дать девочке подходящее сопровождение. К сожалению, в моём доме нет женской половины с тех пор, как супруга безвременно покинула нас с сыном. Нам давно не хватает женских рук и благой молитвы, так что рассчитываю на вашу благосклонность.

— Я буду рада, господин Гирэт, и незамедлительно пришлю сюда нужное количество служанок и всё необходимое, — сказала Цыран.

— Об охране не беспокойтесь. На рассвете с часовой службы возвращается мой сын. Обычно он приезжает с друзьями-сослуживцами, так что я попрошу их об услуге. Они молоды, но уже неплохие воины, хотя местами слишком отчаянные и горячие. Но самое главное, ещё никому ничего не успели задолжать. Так что пока его величество не уедет, юная Лория поживёт у меня. Сомневаюсь, что Шукару Мирафу придёт в голову сюда сунуться, — закончил он с усмешкой. — А вы уж позаботьтесь об Ирине. Как я понимаю, в городе все уверены, что она пыталась склонить девочку к нарушению заветов Сестёр.

— Да, Шукар воспользовался случаем очернить её имя, — мрачно сказал Дэкин. — Ну ничего, теперь это легко исправить. Друг мой, вы поедете со мной?

— Чтобы я пропустил такое? Поеду! Тем более я хочу послушать, что он скажет. Меня не отпускает мысль, что Ирина права и приезд короля может быть полезен в нашей ситуации. Но пока не могу сообразить чем. Может, удастся разобраться. Вот только дождёмся Азарика. А пока предлагаю уложить всех спать, женщины уже с ног падают.

— Дэкин, — подала голос Ира, — Вы быть все… я знать говорить плохо быть, но… Иметь деньги. Папа Лоппи помочь мочь вы деньги?

Новость, что Лоппи готова была ради жизни других рисковать своей, вызвала в ней бурю внутренней работы по поиску решения. Пока все присутствующие обсуждали судьбу девочки, Ира сидела, закопавшись носом в одеяло. И только ей самой дано было знать, каким галопом скакали мысли у неё в голове, с какой скоростью связывались и разрывались их цепочки. Однако вопрос присутствующим удалось задать не сразу. Всё-таки не привыкла копаться в чужих кошельках и считала это неправильным и невежливым.

— К сожалению, беда никогда не приходит вовремя, Ирина, — с грустью ответил Дэкин. — Сумма долга огромна. По закону отдавать её надобно деньгами, а не товаром. Только сборщик податей может пойти навстречу должнику и принять плату вещами или чем-то ещё. Но Шукар уж точно не будет этого делать. Дар Лоппи стоит куда дороже, да простят мне подобное сравнение. А способов быстро получить большую сумму у нас нет. Я самый богатый в этой комнате, и случись всё осенью, после ярмарок, конечно, помог бы. Но сейчас дороговизна моего товара — архи, играет против нас. В Ризме и её округе нет на них покупателя. Обычно я отсылаю их со своими людьми в Рахханг или даже ещё дальше — в города, где найдутся довольно состоятельные. А по весне езжу на ежегодную ярмарку в Карраж лично. Всё это занимает многие дни, которых у нас нет. Да и время ярмарок ещё не пришло. Атарин хоть и выглядит обеспеченным, но стража живёт на довольствии. Получает одежду и продукты и лишь небольшую часть — деньгами. Можно было бы попробовать собрать нужную сумму с сочувствующих, но сети Шукара уже настолько опутали жителей, что узнай он об этом, начнёт угрожать людям.

Вот ведь! И шагу не шагнуть, чтобы не уткнуться в липкую денежную сетку. И всё же Иру не покидало ощущение, что средство борьбы с Шукаром у всех под носом, но вот где, всё никак не могла поймать. Она так и этак думала о всемогущем короле, о его способности приказать делать что угодно. Но чтобы приказать что-то делать, надо знать, что именно. И вот тут она терялась. Какой козырь мог быть в рукаве у простого пекаря или его покровителя против всемогущего сборщика налогов? О чём знает он, но они не догадываются? Отец Лоппи боялся тюрьмы, будучи кормильцем семьи. Получалось фактически крепостное право, разве что без возможности перепродавать людей. Зацепив деньгами, Шукар обретал могущество лица, принимающего решения, и мог делать что угодно, даже указывать, чью дочь за кого выдать. Стоп! Вот оно! Где-то рядом! По закону сборщик не имеет права выдавать замуж чужих дочерей, как ему вздумается. Кто он, вообще, такой, чтобы так поступать? Значит, не имей он финансовой власти над пекарем, то последний может запросто забрать своё согласие назад. Как бы ни выглядела ахиллесова пята сборщика, она связана с деньгами. Но ведь есть расписки… Пекарь должен очень много, он сам…

Сам!

— Понять! — вдруг сказала Ира, подскочив на месте.

— Ирина, о чём вы? — спросил Атарин.

— Уважае…е…емый пекарь, ты уметь считать?

Мужчина опешил от неожиданного вопроса. Потом гордо выпрямился и ответил:

— Конечно! Как бы я мог готовить нужное количество хлеба и прочего, если бы не умел?

— Хорошо уметь? Сколько? Много? Мало?

— Даже если я отвечу, разве вы, Ирина, поймёте?

— Понимать! Я много-много считать, — она нетерпеливо махнула рукой. — Как много ты считать? Это есть важно! Это про Лоппи!

Пекарь стоял глубоко удивлённый, но после кивка Дэкина выставил вперёд руки и начал сгибать и разгибать кулаки. Ира считала про себя, пока он не остановился на цифре десять. Сто. Десять раз по десять. Ну конечно, как много надо пекарю цифр, чтобы испечь суточную норму хлеба, посчитать ингредиенты и стоимость каждого изделия! Да и зачем считать, если опытному повару достаточно смотреть на глазок. Сколько муки? Пол-ящика. Сколько молока? Полкувшина. Вон того, с красными ручками. Сколько денег за булку? Три медяка. Пять. Семь. Но не тысяча! Даже не сто. В одной большой монете сколько маленьких? Уж явно не больше сотни. А сколько денег выручено в итоге? Да какая разница, если всё необходимое для нужд крестьянской семьи можно купить за сумму куда меньше ста! Да и помнился ей старый фильм про Али-Бабу, где его супруга считала деньги не штуками, а мерками. Кружками-чашками. Да хоть тарелками! Горстями. Но не штуками! Это продвинутым непонятно, как можно жить, не умея считать и не зная грамоты, но как-то же жили! «Что в промен берёшь добра? Два-пять шапок серебра!»[32].

Правда, у этой медали была обратная сторона.

Пекарь стоял гордый своими познаниями, пока Ира не задала больной вопрос.

— Ты есть долг Шукар. Много больше эта, — она быстро разжала кулаки столько же раз. — Меньше?

Мужчина сразу поник.

— Сильно больше, госпожа чужеземка…

— Считать ты долг кто? Кто говорить ты больше ты есть должны?

— Ну… счетовод Шукара, он сам…

— И ты писать, что есть правильно считать, которая ты есть должны? Они говорить, и ты ставить своя рука писать на бумага?

— Ну да…

Ира перевела взгляд на Дэкина и Атарина. Им не потребовалось разжёвывать, на их лицах была написана досада. Причина действительно лежала на поверхности. Вот она — привычка мерить всех по себе, которая так свойственна людям. В действии. Один из них был, переводя на наш язык, бизнесменом, и его обдурить, это ещё постараться надо, а второй занимал немаленькую должность и, уличи кого в попытке себя обмануть, мог решить проблему по-средневековому сурово. Обманщику бы точно по вкусу не пришлось испытать это на своей шкуре. В итоге из вида обоих выпало, что уровень образования отца Лории на порядок ниже их собственного и обмануть его для человека типа Шукара, умеющего давить авторитетом и властью, — плёвое дело.

— Это будет очень трудно доказать, — сказал Дэкин.

— Обвинение очень тяжкое, просто так его озвучить — можно самому загреметь в тюрьму. К тому же мы заинтересованная сторона, — сказал начальник стражи.

— Не надо сказать. Мы надо фискальная полиция!

— Что-что, простите?

— Эм… я дома иметь много люди большие деньги. Деньги много важно мой дом быть. Люди большие деньги нарушать правила, и есть… эм… стража! Быть стража для простой плохой люди. Для люди брать не свой вещи и люди брать чужой жизнь. И стража для люди с большой деньги есть. Называться фискальная полиция. Фискальная полиция уметь хорошо считать деньги и хорошо знать бумага. Люди король есть люди знать хорошо бумага и считать деньги? Надо Шукар смотреть бумага люди король. Люди король найти Шукар делать неправильно! Папа Лоппи мог не много долг! Шукар мочь говорить не есть правда! Есть неправильно долг, Шукар не мочь сказать: «Дай Лория мой Дом»!

— Но как уговорить короля проверить дела Шукара, если его нельзя обвинить напрямую? Любого доносчика тоже ждёт немилость, особенно если ничего не найдут. Его величество очень не любит, когда его людей гоняют попусту. Можно растерять всю репутацию, если попытаться выдвинуть обвинение без доказательств. Это в лучшем случае. А Шукар наверняка успел хорошо спрятать хвосты своих делишек.

— Я пойду на это, — сказал Дэкин, — это моя вина, что секрет дочери Хараны стал известен этой сволочи.

— Ты не можешь! Что будет с твоим Домом, если с тобой что случится? Кто позаботится о нём, ведь у тебя… нет наследника! Прости, я знаю, это больно слышать, но пойми: стоит чему-нибудь произойти, и хищники, подобные Шукару, разнесут твой Дом по камешку, поделят всё! А твоя жена, а другие женщины Дома?

— А что ты предлагаешь?

— Давай я. В конце концов, эта моя работа следить за законностью!

— И подставишь под угрозу свою должность? Вспомни, сколько всего ты сделал на своём посту! Кто заменит тебя, если придётся уйти в отставку? Нет, конечно, кого-то поставят, но я не думаю, что наши горожане будут этому рады. А об Азарике ты подумал? Что будет с его службой, если твоя репутация полетит к теням? У меня нет сына, но твой столь талантливый, неужели… Он и мне как родной!

— И что ты предлагаешь?

— Пока не знаю. Но у нас ещё есть время, придумаем что-нибудь. Мы должны!

Утром Ира еле выползла из кресла, в котором уснула. После её предложения мужчины ещё какое-то время проговорили, и она, не в силах больше бороться с напряжением последнего дня, уснула сидя с сознанием выполненного долга.

В доме уже кто-то суетился на кухне, слышны были мужские голоса. Она попыталась потянуть спину, распрямляя затёкший позвоночник. Поправив одежду, переплетя косу как могла, Ира пошла на звук позвякивающей посуды. В кухне было полно народу, все завтракали, среди вновь прибывших лиц она разглядела сына Атарина.

— Светлого утра, — поздоровался он.

— Светлого утра, Азарик. Рада есть вы видеть.

— Взаимно! Друзья, это чужеземка, о которой я вам рассказывал. Ирина, разрешите представить моих сослуживцев, — сказал он, указывая на троих юношей в военной форме, не старше семнадцати-восемнадцати лет.

— Очень есть приятно.

— Садитесь к столу, — сказал Атарин, указывая на свободный кусок лавки. — Мы скоро едем в город, надо окончательно со всем разобраться. Перекусите, а потом поднимайтесь к женщинам на второй этаж, они уже поели. Там сможете привести себя в порядок. Нам лучше поторопиться.

— Хорошо.

Ира не заставила себя долго ждать, быстро поела и поднялась наверх. Тут стояла тишина. Идти было страшновато: она не разговаривала с Цыран и Кессой с момента ссоры. Хотя, судя по всему, несмотря на все угрозы, хозяйка всё-таки выпустила тётку из-под домашнего ареста. Иначе что бы она тут делала? В компании скребущих на душе кошек она стала аккуратно приоткрывать двери, ища, где расположились женщины. Внезапно позади неё распахнулась одна из них, с разгону ударив по стене. Ира подпрыгнула на месте.

— Что стоишь столбом? — проворчала Кесса, будто не заметив, как она держится за сердце с перепугу. — Встала, как беднячка, на пороге. А ну марш умываться! Ну что стоим, иди, иди давай!

Она подошла сзади и буквально затолкала Иру в комнату. Не ожидавшая такого приёма Ира хлопала глазами и ёжилась — старушку с недавних пор она откровенно побаивалась. Цыран подошла и, обняв за плечи, тихо сказала:

— Спасибо.

— Нет, не спасибо. Я сказать Дэкин Лоппи помочь… Я идти беда ваш Дом.

— Плевка не стоит. Выкрутились пока — значит, растёрли, — сказала Кесса. — Марш умываться, кому говорю!

— Тётя!

Ира улыбнулась тому, что всё вернулось на круги своя. Цыран ворчит, Кесса не следит за выражениями. Она предпочла за лучшее не спорить и ловить момент, пока все остальные такие подобревшие. Лоппи сидела тут же на лавочке, уже укутанная в одеяния, положив голову на колени матери, медленно гладившей её по голове. Её взгляд, в отличие от вчерашнего затравленного, был спокоен, но она явно погрузилась в себя и вряд ли заметила изменения в комнате.

Сборы были недолгими. Сквозь открытое окно Ира слышала, как мужчины поправляют повозку и запрягают чугари. Эти животные тоже были родственниками лошадям, но, в отличие от архи, что выращивал Дэкин, были сильно ниже, шире и смотрелись комичнее — этакие ходячие тумбочки с головой и хвостами. Их ценили не за верховые качества, а за способность тягать крайне тяжёлые грузы. Этих зверей в Ризме масштабно не разводили, закупали со стороны, одалживали у соседей или обходились теми, что народились внутри домашнего хозяйства. Однако каждого берегли — помощники они были очень полезные, особенно в период пахоты или для неспешных дальних путешествий.

Дэкин, увидев её в окне, прокричал, чтобы они спускались. Мать Лоппи попрощалась с хозяйкой и её тёткой, не вставая с лавки, — Лоппи, лежавшая у неё на коленях, никак не реагировала и не двинулась с места. Женщины понимающе помахали руками. Напоследок Цыран погладила девочку по голове, прошептав: «Держись».

На улице Атарин отдавал последние распоряжения сыну и горячо благодарил его друзей, согласившихся охранять одарённое дитя в их отсутствие. Дэкин откинул дверцу повозки и помог забраться внутрь жене и родственнице.

— Ирина, садитесь, мы торопимся.

— Дэкин, это есть важно. Ждать я, — сказала она и убежала. Если и есть лучшее время, чтобы продемонстрировать Дэкину Смагу, то именно сейчас. Она обежала дом и понеслась по дорожке, буквально распираемая чувствами: с такими эмоциями обычно вручала родным долго выбираемые новогодние подарки. Смага пасся там, где Ира его оставила, на зов пришёл сразу, обнюхивая карманы. У неё ещё оставался изрядно высушенный и помятый корень синего равника, и она сунула растение ему под морду.

— Так, Смага. Нам сейчас не до шуток, так что веди себя прилично! Без фокусов! От твоего поведения зависит, выйдет из тебя суджук[33] или нет, так что подобрал копыта и изобразил джентльмена!

Её вдохновенная речь была встречена Смагой дежурным пинком под попу, которым он её наградил, стоило сесть на спину. Зато после, словно чувствуя, что наездник серьёзен как никогда, подобрался и пошёл плавной рысью, легко перескочив невысокую ограду владения Гирэтов. Ира выбрала широкую траекторию, объезжая дом, чтобы дать возможность зрителю полностью оценить способности животного и то, как он слушается человека. Скачка всегда настраивала её на позитивный лад, как бы Смага ни брыкался. Картинно проехавшись мимо людей, она тормознула рядом с Дэкином, улыбаясь до ушей, глядя на немую сцену, достойную Гоголя[34].

— Дэкин, я ехать сюда этот архи. Мочь я ехать ваш дом он? Я любить ездить ноги, не повозка.

Она долго дожидалась ответа, пока Атарин не толкнул друга в бок локтем.

— Рыжий… как? — только и смог выдавить он.

— Дэкин, ты помнить. Я говорить, иметь подарок для ты?

— Это… это… он и есть?

— Нет. Этот архи не иметь учёба конец. Я хотеть знакомить ты человек я учить. Человек уметь учить рыжий архи ездить ноги. Много архи знать. Много ездить уметь. Человек сказать Ира брать жгуче… трава кровь Синий Пятка остановить. Помогать Ира и Лоппи бегать Шукар.

— Ирина, вы говорите о том сыне деревьев, что помог вам добраться сюда? — спросил Атарин.

— Да. Много интересно человек. Много уметь. Моя друг. Лоппи говорить он: Харана его любить. Вы говорить этот человек. Ты нравится он, он нравится ты — рыжий архи ездить ноги. Я мочь ехать дом на этот архи?

— Да… да… Ирина, ты не понимаешь, это же… Я хочу познакомиться с этим человеком! Чем скорее, тем лучше! Можешь нас представить?

— Дела город есть сегодня. Вечер мог быть, утро мог быть.

При этих словах Дэкин опомнился и, забравшись в повозку с несвойственной ему проворностью, сел рядом с отцом Лоппи. Атарин и Тавик устроились на облучке, то и дело поглядывая на невероятное зрелище. Румуну, который приехал верхом, потребовалось напомнить, что архи для езды нуждается в команде. Тронулись.

Дорога была лёгкой. Ира то и дело отставала от повозки, чтобы сделать несколько кругов по нераспаханным полям и лугам и дать Смаге выпустить свою прыть. С каждым возвращением она наблюдала задумчивый взгляд сбитого с толку хозяина. Проезжая мимо пастбищ, Ира слезла с архи, отдала тому сигнал вернуться в табун и тоже забралась в повозку.

Дэкин некоторое время пытался сдержаться, но после засыпал её вопросами. Кто этот человек? Откуда? А как она управляет, что это за странные сигналы? Атарин тоже внимательно слушал, хотя, как она полагала, не из животноводческого интереса, а стараясь оценить процент преступного элемента в незнакомце. Ира поначалу очень осторожно рассказывала историю Птички, но, увидев искреннюю сочувствующую реакцию, расслабилась и поведала её до конца. У Дэкина не кончались вопросы. Он косился на Румуна, который краснел и скрежетал зубами, узнав, что почти каждую ночь из табуна пропадал архи, а среди прочих жил как у себя дома незнакомый некто и никто не смог этого заметить на протяжении нескольких лет. Хозяину стоило большого труда переключиться с открывающихся перспектив на предстоящий разговор с Шукаром, но на подъезде к городу он замолчал и нахмурился. Тем более что у самого его края их встречала уже целая делегация с десятком моса, рвущихся с поводков.

Они остановили повозку и чинно спустились с неё. Мужчины подали руки женщинам, даже Ира придержала свой сорванцовский характер и позволила ей помочь. Шукар нахмурился, увидев начальника стражи, но в следующую секунду уже нацепил на лицо дежурную улыбку и подошёл поздороваться.

— А вот и вы, сосед! Наконец-то! Светлого утра. Мне сказали, что вы не ночевали дома. Как вижу, вы решили подключить к поискам стражу. Право, не стоило, у нас и так достаточно людей. О! Госпожа Ирина, вы… нашли её…

— Стража всегда на стороне закона, зовут её или нет, — сказал Атарин. — Признаться, когда вчера мой слуга Тавик, заехав к Дэкину по моей просьбе, принёс вести о том, что вы устроили в городе, я был удивлён. Потому и приехал сюда в такую рань. Юная дочь Хараны, уважаемый Мираф, никуда не сбегала и не пропадала. Она сама вчера пришла в мой дом. Всё, что произошло, это большое недоразумение.

— Недоразумение. Недоразумение?! Что вы хотите этим сказать? Девчонка собралась бежать от помолвки, а вы…

— К счастью, нет. Лория — благочестивое дитя, прекрасный подарок будущему мужу. Как она мне сказала, её повёл голос Сестры. Она собиралась помолиться, будучи поближе к природе, а по дороге встретила чужеземку. Они гуляли вместе, хотели пройти к пастбищу, посмотреть на исцелённого архи… В общем, всё дело в большом недопонимании со всех сторон.

— Недопонимании?! А… где сейчас невеста моего слуги, я не вижу её в повозке? — спросил Шукар, еле удерживая на лице вежливое выражение. Мимические мышцы то и дело дёргались, казалось, они вот-вот пойдут трещинами.

— У меня дома. Дитя было так испугано переменами, не забывайте, она ещё слишком юна, да ещё такая ответственность, как дар… Она пыталась найти силы принять судьбу, но тоска по родным, сами понимаете. И Ирина, с которой мы имели весьма приятную беседу в гостях у Дэкина Равила, посоветовала ей обратиться за советом к старшим. Признаться, я несколько польщён, что она вспомнила обо мне в такую минуту и привела дочь Хараны за советом в мой дом.

— И?!

— И? Я решил, что для ребёнка будет лучше побыть вдали от городской суеты, в тишине за молитвой обрести душевный покой. Потому взял её под полог гостеприимства.

— Что вы сделали?!

— Юная Лория поживёт в моём доме, пока мы не проводим его величество. У неё будет время осмыслить перемены в её жизни.

— Но у вас нет женской половины с тех пор, как… Вы думаете, я позволю невесте своего слуги жить среди мужчин?!

— Нет, конечно! Госпожа Цыран, старшая женщина из Дома Равил, обеспечит её должным сопровождением. Да и мать девочки тоже поживёт у меня. Её муж уже дал своё согласие. Кстати, о безопасности тоже нет причин переживать: мой сын и его друзья по службе согласились охранять одарённую. В общем, Шукар. Отпускайте своих людей по домам и уведите моса — они пугают прохожих. Развели панику на пустом месте, чуть не повесили клеймо дочери деревьев на благочестивую невесту, не говоря уже о том, что едва не испортили репутацию женщины, находящейся под рукой его величества! Идите по домам и освободите улицу!

Отдавая приказы, Атарин уже не считал нужным скрывать своё раздражение ситуацией. Но сборщик налогов не хотел сдаваться:

— А… кстати, о чужеземке. Допустим, она и дочь пекаря встретились случайно, но почему тогда они убегали от моих слуг: от будущего мужа Лории и её будущего свёкра? Кто ответит за то, что был убит один из моих лучших моса? Кто возместит ущерб? К тому же мой помощник говорит, что дитя Хараны расхаживала по лесу в неподобающем виде, будто какая-то…

— Довольно! — рявкнул начальник стражи. — Шукар, вы уже достаточно бросили голословных обвинений в адрес девочки и чужеземки! Если вы собираетесь сделать ещё одно, не имея никаких доказательств, кроме трёпа ваших слуг, то я этого так не оставлю! Браки по договору отцов — это обычное явление, но за клевету я могу упрятать в подвал любого, чьим бы слугой он ни был!

— Хорошо. Допустим, — сдал назад сборщик податей, не желая дразнить стражника сверх меры. — Но как же ответ на мои прочие вопросы? Может, Ирина объяснит, почему она не пошла с моими людьми и пряталась от них?

— Не пойти? Твоя слуга мы не звать. — Ира встала рядом с начальником стражи. Её сердце стучало как ненормальное. — Вы правила говорить, женщины не говорить раньше мужчина. Мы идти, встретить Лория. Видеть люди. Люди не подойти, не говорить. Мы идти лес. Мой дом нет архи, есть более спокойный лошади, я любить ездить ноги. Архи много злые лошади. Лория говорить, она может сказать архи слушаться Ира. Мы идти пастбище, брать Синий Пятка, он любить Лория. Мы видеть ваши слуги пастбище. Они стоять, не говорить. Мы идти кататься. Сказать Румун, мы кататься. Румун, ты помнить, мы кричать сказать Дэкин, мы кататься? — она сама удивилась, как умудрилась не покраснеть, выдавая этот насквозь лживый экспромт.

— А моса? — Шукара уже трясло.

— Я видеть архи бить дэфы. Архи защищать. Твоя слуга пустить моса табун. Архи защищать табун.

— Я понимаю, сосед, вы расстроены, что погиб один из ваших зверей, — вступил в разговор Дэкин. — Поскольку в этом виноваты мои архи, я компенсирую его стоимость в двойном размере. Мы обратимся к оценщику в городе, который ведает боями моса. У него же есть родословная вашего питомца? Я уплачу нужную сумму. Думаю, на этом вопрос будет закрыт. Хотя зверя, конечно, жаль.

— Как я и говорил, всё это большое недоразумение, — сказал Атарин, не дав Шукару вставить и слова. — Поскольку вопрос с возмещением убытка решён… Разойдись! Все по домам!

Пока они разговаривали, вокруг собралась небольшая толпа зевак, среди которых было несколько стражников. Приказ начальника они восприняли как положено и стали сноровисто разгонять толпу, не забывая одновременно и подталкивать, и расшаркиваться перед высокопоставленными особами. Хотел того Шукар или нет, но его под светлы руки проводили к его повозке. Когда вокруг не осталось лишнего народу, Атарин отпустил стражу и дал волю хохоту.

— «Почему она не пошла с моими людьми?» — «Твоя слуга мы не звать», — спародировал он Иру, утирая слезу. — Давно я так не веселился. Дэкин, ты видел эту рожу? Это что-то!

— Да уж. Но мы прошлись по ножу. Хорошо, что вокруг было столько свидетелей. Завтра город наполнится слухами, неизвестно как их извратят к приезду его величества.

— Это предоставь мне, я умею укорачивать языки. Поехали-ка к тебе. Обсудим.

— Обсудим.

По прибытии домой Ира сразу пошла в свою комнату и упала звёздочкой на кровать. В мыслях гуляло злорадство, которого она никогда за собой не замечала. Ей просто необходима была минутка тишины, чтобы осознать перемены в себе. Признаться честно, она не ожидала от себя и половины поступков, которые совершила, и слов, которые сказала. Слишком уж всё это близко к сердцу. Никак не вяжется с её целями.

Живя на Болоте, она воплощала всем своим поведением только одну — выжить. Эмоции, поступки, настроение, даже самые искренние — всё ради того, чтобы дожить до завтра. В них не было какой-то хитрости или двойного дна — просто хотелось жить. И как личности тоже. Выжить и остаться собой. Получилось не до конца. Смешение её мира и мира дайна-ви напоминало ей картинку из задачника, где пересеклись два круга. Независимые, непохожие миры, соединившиеся так, что не разъединить. Опыт, полученный у Топи, уже из себя не выдернешь, но, если признаваться самой себе честно, многое из того, что там произошло хорошего или плохого, — это воля случая. Не случись оползней и обвала, сидела бы она сейчас в бараке с остальными рабами. Она барахталась как неопытный щенок, брошенный в озеро. Училась, смотрела и слушала, не всегда поступая разумно и правильно. Пока ей не протянули руку. Не будь её, этой руки, о свободе можно было бы только мечтать.

А вот её путешествие к людям даже в самых ранних мыслях уже пахло потребительскими планами: вытянуть из аборигенов информацию и знания и не задерживаясь пойти дальше. И было бы всё просто, если бы не человеческий фактор. Люди — это отношения. В её лексиконе были слова «долг», «честь», «борьба», но в мегаполисе их можно было найти только в одном месте — в библиотеке. Жизнь под крышей Равилов заставила её сделать вывод, что здесь зачастую слово с делом не расходится. За долгом стоял упорный труд, за честью — правда, за борьбой — твёрдые убеждения. К людям, которые так жили, было трудно не потянуться душевно, и ей фантастически повезло попасть именно к таким. Она сама не заметила, как стала относиться к новым знакомым больше чем просто к знакомым. Судьба руки Лоппи, чужой, в общем-то, девочки, стала и её проблемой тоже. Потому что эти люди уже не были посторонними. Просто так бросить на произвол и пойти дальше, отделавшись словесной благодарностью, — даже мысли допускать не хотелось. Риск быть втянутой в разборки, которые её, проходившую мимо, просто не касались, казался оправданным. Грех ради таких людей не постараться, тем более что они столько для неё сделали: напоили, накормили, обогрели, обучили. Неприятная сторона медали только одна — расставаться будет грустно. Очень. Если уж на звенящее цепями Болото нашлось ностальгии, то здесь…

Её размышления прервало появление служанки с сообщением, что её хочет видеть Дэкин. Она не стала заставлять себя ждать. В комнате, помимо хозяина, были Атарин и Румун.

— Ирина, — сказал Дэкин, едва она сунула нос в дверь, — когда мы можем увидеть того человека, о котором ты рассказывала?

— Вы конец говорить про Лоппи?

— Да, уже закончили.

— Мы мочь пойти сейчас, вечер, день. Вы хотеть?

— Сейчас. Мы хотим пойти втроём, это же возможно?

— Да. Румун класть арбалет. Румун оставить — можно идти.

— О Сёстры! — вздохнул Атарин. — Ирина, мы не собираемся обижать вашего друга! Естественно, мы не будем брать с собой оружия.

— Хорошо.

Они довольно быстро доехали до пастбищ, поздоровались с подпасками, и, к великому удивлению последних, хозяин отправил их в город с кучей мелких поручений. Когда они ушли, Ира велела всем ждать и пошла к деревьям. Она уже собиралась прокричать сигнал, когда над головой прозвучало ехидное:

— Пощади мои уши!

— Много ты ждать?

— Да с тех пор, как увидел тебя, Смагу и хозяйскую повозку. У… дочери Хараны всё хорошо?

— Да. Атарин помочь.

— Я ж говорил, хороший мужик! А эти за мной?

— Румун, Атарин и Дэкин оружие дома. Ты не бояться. Дэкин хотеть говорить, — она хихикнула. — Он быть глаза как… Во большие! Много-много вопросы говорить. Ждать не мочь, быстро ехать.

— Да уж, надо думать, — сказал Птичка нахмурившись. — Но это не отменяет того, что я таскал у него архи из табуна. Надеюсь, они не захотят обвинить меня в воровстве. Ладно. К Маяре в Чертог один раз входят. Пошли. Или… иди вперёд. Я догоню.

Ира помялась, но всё же пошла. Когда она вернулась одна, то увидела разочарованные взгляды. Подняла руку:

— Ждать.

Минуты были долгими, Ира даже успела подумать, что Птичка передумал и дал дёру. У неё отлегло от сердца, когда он, как обычно, плавно слез с дерева на перекладину загона Смаги, усаживаясь в любимой позе, склонив голову набок.

— Ба! Старый знакомый, — проворчал Румун, — только принаряженный малясь. Сколько мы его гоняли, а он всё равно тут.

— Я рад, что вам не хватило расторопности, а ему достало упрямства, — сказал Дэкин.

Румун отвернулся, пожёвывая губу, но хозяин похлопал его по плечу, показывая, что это была подначка без злорадства и упрёка.

Несколько минут спустя парень всё-таки собрался с духом принять свою судьбу и показаться на глаза хозяину, среди чьих архи чувствовал себя как дома. Он приближался медленным шагом, напряжённый, недружелюбный. Пока шёл через пастбище, все животные приветственно ржали, несколько кобыл подбежали поздороваться, но шарахнулись в сторону, когда вожак табуна отпугнул их, заняв их место. Птичка машинально гладил морды и щекотал нежную кожу шеи, чем вызывал у архи бурную и радостную реакцию. Вожаку он сунул синий равник, который тот слопал с аппетитом неделю не кормленного.

Весь вид Птички давал понять, что он хоть и старается держать марку, но абсолютно не знает, чего ждать от взрослых людей, полноправных членов общества, которые обычно сторонились таких, как он. В лучшем случае. Встав перед мужчинами, он вздёрнул подбородок и уставился глаза в глаза хозяину, словно признав в нём вожака и мысленно стараясь найти подход, чтобы избежать проблем с остальными «членами стаи». Ира часто видела этот фокус, когда он общался с архи. Привычка так впилась в его кровь и плоть, что он уже и к людям пытался применить подобное. Она кашлянула, разрывая тишину, и сказала:

— Дэкин, это есть мой друг. Он звать Птичка. Я дать он имя. Мой язык значить «урни». Хороший друг. Он учить рыжий архи и я. Хорошо архи знать.

Дэкину и не нужно было этого объяснять. Опытные глаза заводчика видели перед собой настоящий самородок. Сиротка. Сын деревьев. Погибни он зимой или убей его кто из фанатиков, никто бы и не оплакал. Дэкин чувствовал себя так, будто нашёл клад. Он знал, чего хотел от парня, но абсолютно не знал, с чего начать разговор. Бунтарь. Недоверчив. Свободолюбив. Бит жизнью и людьми. По словам Ирины, уже давно живёт в отрыве от общества и привык к этому. На правила и условности плюёт с высоты полёта птиц. Договориться и общаться будет сложно. Следующая мысль заставила его сначала невольно улыбнуться и практически сразу понять, как действовать: «Он похож на необъезженного архи. Недаром он чувствует себя своим среди моих питомцев. К такому с наскоком не подойдёшь. Если только издалека…»

— Ну здравствуй, сын деревьев. Вот и встретились.

— Здрасте. Птичка. Меня так зовут. Ира дала мне имя. Не «сын деревьев».

— Хорошо. Ирина, конечно, не знает наших обычаев, но после того, что ты сделал для неё и Лории, ты вполне заслуживаешь его. Птичка. Она рассказала нам твою историю, мы сочувствуем.

— Не нужно. Справился.

— Что ж… Думаю, ты понимаешь, с чем я пришёл к тебе.

— Рыжие архи.

— Да, поначалу. Но за этот день я насмотрелся на то, что делает Ирина, и ты сейчас… Боюсь показаться слишком несолидным, но я хочу знать всё до конца!

— Если сейчас сядем, то через пару лет закончу рассказывать. Готов?

— Как ты смеешь так говорить с хозяином! — взбесился Румун, но Дэкин остановил его жестом.

— Пару. Пять. Десять. Сколько понадобится. И готов оплатить тебе твои услуги.

— Деньги… Дядь, они мне не нужны. Я уже давно живу в лесу. Не хоромы, конечно, но мне нравится и к табунам поближе. Кроме них, мне ничего не надо. Да и есть у меня деньги. Эй, эй! Глазами не блестите! Не вор я. Старикам в городе помогаю, вот и дают иногда. Скопилось. Торговцы в городе чаще сдачу по шее дают, а не в карман. Не люблю лишний раз по рынку шататься. Да и мне тратить особо не на что. Я непривередлив.

— Ясно… Но всё же… Ты пришёл поговорить, зная, о чём будет разговор. Значит, всё-таки есть то, что я могу тебе дать. Назови.

— Не отправляй рыжих архи на мясобойню. Я расскажу, как их объездить. И разреши свободно гулять среди твоих табунов. Когда захочу. Сколько захочу.

— Это всё? Ты понимаешь, что знания, которые я от тебя получу, стоят куда дороже?

— Я уже давно обхожусь без этих ваших «дёшево» и «дорого».

Дэкин задумался. Птичка явно не хотел терять свободы, но планы самого Дэкина шли куда дальше, чем просто получить знания. Для начала он хотел, чтобы парень работал на него. Где ещё он найдёт кого-то настолько подходящего для подобного дела? Но сам Птичка не горел желанием идти к кому-то под начало. Его совершенно не грела перспектива вернуться к соблюдению законов. И основного якоря, который привязывает человека к обществу, — семьи, у него тоже не было. Однако если он нашёл общий язык с Ириной и уважает стариков в городе, ещё не всё потеряно.

— Птичка, послушай меня. Я с радостью дам тебе всё, что ты просишь, но позволь спросить: ты не хотел бы… вернуться к людям? Ты совершил достаточно, чтобы показать, что можешь быть достойным…

— Дядь, я не хочу. Я достаточно насмотрелся на людей. Хороших встречал мало. Уйду под чью-то руку, а через пять лет за мной придут стражники и за шкирку отправят под копьё. Защищать что-то мне непонятное, нелюбимое. То, что я хочу защитить, находится здесь, — он обвёл рукой табун. — Меня не радует мысль стараться ради людей типа вашего Шукара. А без службы мне среди вас делать нечего. К детям деревьев относятся лучше, чем к дезертирам.

— Тут ты прав, — сказал Атарин, — но думаю, ты просто не встречал хороших людей. Их больше, чем ты думаешь. Общайся ты с ними чаще, появились бы и те, кого хочется защитить.

— Возможно. Но кому как не вам, начальнику стражи, знать, что мы получаем на желание пообщаться, — ответил Птичка с вызовом. — От вашего брата я тоже часто принимал, и сами знаете, что не подарки.

— Птичка, всё же мне кажется, тебе надо подумать над моим предложением, — сказал Дэкин, — А пока… Давай сделаем так: начнём с простого. Меня очень интересует, как ты находишь общий язык с архи, и мне бы не хотелось потерять тебя раньше, чем я эти знания смогу перенять. Если хочешь жить один — неволить не стану. Живи, как привык. Мой табун полностью в твоём распоряжении: гуляй, общайся с архи, захочешь ездить — бери любого. Мы будем встречаться здесь. Я уже стар для позывных, потому буду признателен, если ты станешь выходить сам. А поскольку я заинтересован в твоём добром здравии, давай договоримся: голоден — приходишь в мой дом, болен — приходишь в мой дом, зима — живёшь у меня. Понравится, найдёшь, что хочешь защитить, — останешься, не понравится — свободен, как урни. Что скажешь?

— От себя добавлю, что, если всё-таки решишься, я засвидетельствую, что твоё имя заслужено. Даже когда Ирина уедет, — вставил Атарин.

— Я правильно понимаю, ты меня в гости зовёшь, дядя?

— Нет. Я предлагаю тебе полог моего гостеприимства.

Птичка раскрыл глаза и рот. Ира не совсем понимала принципиальную разницу между продолжительным проживанием в гостях и пологом гостеприимства — гость для местных в любом случае был свят. Ей только удалось разобраться, что второе — это нечто на порядок серьёзнее и связано с защитой. Насколько распространяется этот самый «полог» и что позволяет, она до конца не знала, но он ассоциировался у неё с традицией просить убежища у Церкви, когда, попав на святую землю, становился неприкосновенным для преследователя. С той лишь разницей, что «святой землёй» тут мог стать любой дом. Только вот как это вязалось с претензиями светской власти и их возможностями, было совсем непонятно. Ведь хозяин дома был подневольным для закона, в отличие от монахов. Так или иначе, но перспектива попасть под этот самый «полог» вогнала Птичку в ступор.

— Зачем? Ты меня совсем не знаешь!

Дэкин скосил глаза на Иру:

— Последнее время у меня часто в Доме оказываются те, кого я не знаю. Пока не пожалел. Или ты хотел бы нарушить эту устоявшуюся традицию?

— Нет… И всё же зачем?

— В городе достаточно горячих голов, парень, ты и сам это знаешь, — сказал Атарин прежде, чем Дэкин успел ответить. — Бери, пока дают. Вам обоим будет легче, если у тебя не будет проблем в перемещении по Ризме. Да и случайности в виде ярых фанатиков борьбы с детьми деревьев тебе не нужны. Дом Равил уважаем, тебя никто не посмеет тронуть.

Птичка взлохматил волосы, глубоко задумавшись. Подобное предложение было роскошным, способным сильно облегчить ему жизнь. Но от самой мысли так резко всё поменять становилось неуютно. Думал долго и в конце концов сказал:

— Прихожу и ухожу, когда захочу. Говорю так, как привык. Если не нравится — мне уйти недолго, навязываться не стану. Если показываю и объясняю — слушаешь и повторяешь, иначе учить не буду. Бесполезно. Если будет так, то согласен. И… спасибо, — добавил он после паузы.

Дэкин не стал спорить. От такого свободолюбивого существа он не ждал иного. Нужно время, чтобы он принял их образ жизни, снова поверил в людей.

— Согласен. Ты не откажешься сейчас пойти с нами? Я бы хотел представить тебя семье и слугам, заодно выдал бы охранный знак. Кстати, ты уже завтракал?

Появление сына деревьев в доме Равил взбудоражило всех, от детей до взрослых. По приходе Дэкин и Атарин утащили его сначала в мужскую баню, потом заставили переодеться в простой, но новый наряд. Неизвестно, какие слова нашёл начальник стражи, но ему удалось уговорить независимого парня принять подарок. А вот стричься тот наотрез отказался, только позволил Ире заново заплести ему хвостик. Для обычного завтрака было уже поздно: пока хозяин ездил на пастбища, люди успели поесть. Но когда Дэкин решил устроить внеплановые посиделки для Птички, пригласив на них только главных слуг и ключников, в столовой под разными предлогами набилось народу. Все, конечно, «голодные» и «недосуг было и крошку в рот положить». В основном это были мужчины, поскольку женщин Цыран с рыком разогнала по делам. Сама она спустилась в сопровождении неизменной тётушки и двух служанок.

Птичка вошёл в комнату, сверкая охранным медальоном поверх нового костюма. Прямая осанка, строгий взгляд, осознание собственной моральной силы, которую приумножила жизнь в лесу, превратив побитого мальчика в мужчину, знающего себе цену. Опыт. Знания. На это стоило посмотреть. Ира впервые осознала, насколько Птичка завлекательно выглядит, тем более что внешностью он и без того обижен не был. «Что твой жених! На женской половине, небось, сегодня достанет охов-ахов». Одним не вышел: историей жизненного пути. Но если когда-нибудь уйдёт под крышу к Дэкину, то со временем наверняка найдёт себе невесту из числа каких-нибудь небогатых девушек. Ему бы только решиться. Она искренне надеялась, что после её ухода у него всё будет хорошо.

Дэкин указал Птичке на место рядом с Ирой и встав оглядел присутствующих.

— Всё, что я говорю сейчас, обсуждаться не будет, — сказал Дэкин и выждал минуту в абсолютной тишине.

— Этот юноша отныне под пологом моего гостеприимства, — ещё минута.

— Некоторые из вас знают его как сына деревьев, живущего в лесах, окружающих наш город. Отныне я запрещаю к нему так обращаться. Его имя Птичка, «урни», которое он получил от нашей гостьи Ирины. Начальник стражи свидетельствует, что имя заслужено. Под мою крышу, за мой стол он может приходить когда пожелает, пока не сказано обратного. Он также волен по своему усмотрению распоряжаться любым архи в моих табунах. Узнаю, что кто-то его обидел или оскорбил, и вы увидите, что я ещё не совсем забыл военную службу. Есть слово против?

Слуги замотали головами. Старшие явно не одобряли, но язык за зубами держать были обучены, подростки глядели на новенького оценивающе, а женщины молча поклонились в знак того, что поняли распоряжение.

— Вы не перестаёте меня удивлять, сосед, — голос Шукара из дверей столовой заставил присутствующих вздрогнуть.

— Ещё раз светлого дня. Не ожидал увидеть вас так скоро, — Дэкин опомнился быстрее всех.

— Да я собственно зашёл позвать вас к оценщику, решить вопрос с погибшим моса, но вижу, что вы заняты. Удивительно, что вы решились на такой поступок по отношению к сыну деревьев. Вероятно, он совершил нечто изумительное, раз даже удостоился имени. Не поведаете?

— Пока нет. Это моя денежная тайна. Но вы узнаете, когда придёт время. И кстати, я уже закончил. Возвращайтесь к работе! — сказал он слугам. — Друг мой, буду признателен, если составите моему гостю компанию, пока не вернусь. Чувствуй себя как дома.

— Иди, мы сами справимся, — ответил Атарин.

— А… Сосед, а не позволите ли вы мне на пару минут похитить госпожу Ирину. Всего на несколько слов? — спросил Шукар.

Ира с Дэкином переглянулись. Видимых причин для отказа не было.

— Хорошо, — ответила она, — мало-мало. Я устать. Хотеть спать.

Они вышли на улицу и встали подальше от дома. Хозяин вышел следом и остался стоять на крыльце, встревоженно поглядывая в их сторону.

— Я слушать.

— Ирина, — начал Шукар, и её покоробило от его липкого голоса, — давайте говорить честно. Я верю своим слугам. Сегодня вам повезло помочь девочке, к которой вы питаете столь дружественное расположение. Мысль попросить помощи у начальника стражи была разумной. Похвально. Но это не навечно. Король уедет. И всё будет по-моему, — он перестал улыбаться.

— Я не понимать. Вы хотеть что быть?

— Если вам так дорог этот ребёнок, можете ему помочь. Это несложно.

— Помочь?

— Да, — он улыбнулся, и Ира не смогла скрыть дрожи. — Вы помните чу́дные наряды, что я вам подарил? Наденьте их. И приходите в мой дом. Понимаю, вы ищете родителей, но я вас надолго не задержу. Два-три года ради счастья одного дитя немного, не так ли? Пока вы гостите у меня, вы сможете говорить, кого и как лечить прелестной Лории… А там сами решите — останетесь или уйдёте.

Иру бил колотун. «Мразь! Он знает! Знает, отчего умерла Салья! Наверняка девушка не раз молила его о пощаде. Недаром он произнёс «кого» лечить. И теперь хочет, чтобы она стала его… Сейчас стошнит. Чтобы… В обмен на то, что Лория станет лечить только тех, кого сможет. Пока она будет жить с ним, он не нарушит слово, а как только надоест или передумает — судьба девочки будет решена. Подлая крыса!» Злость распирала изнутри. В ней горело неожиданное для самой себя желание поступить с ним так же, как поступала с «крысами» под землёй, — свернуть шею и… «Спокойно. Уймись. Выдохни. Подумай».

На что он рассчитывает, предлагая такое? Неужели уверен, что она согласится? Откуда у него, вообще, могли взяться такие мысли? Да, она неравнодушна к судьбе Лоппи, но он не может не понимать, что девочка ей чужая. Что её долг уйти искать семью. Хотя какой такой долг, в его лексиконе наверняка нет такого слова. Или он давит на женское? Рожать не приходилось, но какая женщина способна пройти мимо и не помочь ребёнку? Именно так её воспитали родители. Хотя, если подумать, у неё дома достаточно таких, что не обратят внимания. Но здесь-то всё иначе! Она видела, с каким трепетом относятся женщины Рахидэтели к детям. Здесь это настолько норма, что даже Шукар, которому чуждо человеколюбие, был уверен, что она не сможет отказать. Скорее всего, он считает, что у неё такое же отношение и она пойдёт на всё, чтобы защитить ребёнка, пусть и чужого. Вообще, пойдёт. Но не так, как ему хочется. И уж точно не к нему в дом.

Ира улыбнулась и сказала:

— Моя твоя не понимать Шукар Мираф. А! Я забыть говорить спасибо! Прости! Я не любить платья. Хороший быть подарок. Не носить покрывало. Спасибо-спасибо. Я долго-долго хранить подарок, носить не мочь. Платье мешаться мой кинжал. О! Ты Дэкин ждать. Спасибо, Шукар Мираф, я хранить твой подарки! Мне нравиться — носить не мочь.

И она, делая вид, что совсем не поняла, о чём он говорил, помахала ему рукой и ушла в дом. Не убежать стоило усилий. Но едва прошмыгнув мимо Дэкина и закрыв за собой дверь, она прислонилась к ней и сползла на пол. Послушала голоса за дверью, дождалась, когда они утихнут. Дрожащей рукой подтянула к себе коленку и положила на неё подбородок.

Этот человек не оставит её в покое. Она оскорбила его. Он не забыл. Она не будет чувствовать себя в безопасности, уйдя из Ризмы куда бы то ни было. У него полно слуг. Скрутят в тёмном лесочке, вернут обратно и запрут в подвале. Как там говорила Лория? «Лечить убийц и мучителей, живущих под его крышей»? Мучителей. Средневековых мучителей. Она дёрнулась от холода, вспоминая картинки в книгах по истории. Плётка дайна-ви? Эта вещь покажется ласковой по сравнению с фантазией маньяка, который мечтает разобрать тебя на органы по кусочку.

Клацнули зубы. Ещё раз. Дрожь добралась уже до лица. Спокойно. Приезд короля. Помни, что у Шукара есть слабые места. Помни, что ты не одна. Помни! Подумай, что ты можешь? Шукар сможет отомстить, только пока обладает властью. А его власть — это деньги. Это тебе знакомо и понятно, ты родом из капитализма. Ты ему пока ничего не должна. Это хорошо. Идея подложить свинью с налоговой проверкой тоже скоро осуществится. Единственное, что этому мешает, — это то, что просьба провести такую проверку может больно ударить по людям, которые о ней попросят, если она не принесёт результат. Ведь доказательств нет. Они могут лишиться всего, а значит, вопрос, кто на это пойдёт, ещё открыт. Что ж… А вот ей лишаться нечего. Ни должностей, ни ответственности за людей под твоей рукой. Законам этой страны не подчиняется. Король не захочет помогать? Разочаруется? Ну, так вроде изначально планировала решать свои проблемы сама, это Дэкин, большое ему спасибо, расстарался. Так что просто вернёмся к точке отсчёта. Но и врагов за спиной не оставим, можно будет не опасаться за свою жизнь. Да, станет труднее, но уже так привыкла. В конце концов, сама о себе не позаботишься — никто не позаботится.

С этой мыслью Ира встала, поправила одежду и пошла в столовую, где всё ещё сидели Атарин и Птичка, с аппетитом опустошавший тарелки.

— Ирина, вы закончили? Что от вас хотел сборщик податей? — спросил начальник стражи.

— Это не есть важно. Это плохо. Я говорить два раз это не хотеть, — она сделала гримасу, будто ей до тошноты мерзко. — Важно есть другой. Атарин, вы думать, кто говорить король, Шукар деньги считать неверно?

— Нет пока. К сожалению.

— Я мочь говорить король, — сказала Ира.

— Нет! Это исключено! Не хватало ещё, чтобы и у вас были неприятности! Да и не женское это дело!

— Неприятности. Какой неприятности, Атарин?

И Ира встала в артистичную позу. Она уже не так часто, как раньше, сопровождала свои слова жестами и мимикой, её речь сильно продвинулась за эти месяцы. Но сейчас она специально разыграла сцену, добавив комичности и фраз на ломаном языке.

— «Я есть важный король!» — «Я есть чужеземка Ирина» — «Ирина, вы нравиться моя страна?» «О да! Но есть не нравится! Там слышать, тут сказать, всё плохо-плохо быть. Тут обидел, там обманул. Плохой-плохой быть Шукар Мираф». И глаза: «хлоп-хлоп».

Она выпрямилась и сказала уже серьёзно:

— Я чужеземка. Уйти. Я есть чистый глаза. Видеть. Слышать. Видеть — рассказать. Нравится. Не нравиться. Не учить король делать. Сказать. Король сам думать. Король ехать смотреть страна. Смотреть хорошо есть, плохо есть. Я не жить ваши правила. Рассказать и уйти мой дела.

— То есть вы предлагаете побыть человеком, смотрящим со стороны? Глазами, неподвластными нашему закону?

— Да. Король хотеть я видеть. Не идти он сама. Он я звать. Он спрашивать. Я отвечать.

— А ведь может получиться! — сказал Птичка, видимо, уже посвящённый в дела Лории. Он совершенно искренне интересовался её судьбой, Ира даже слегка ревновала. По-доброму.

— Да, мочь быть сделано. Но, Атарин, ты и Дэкин я надо учить, — сказала Ира.

— Учить?

— Правила. Я надо нравиться король. Нравиться король — король слышать Ира. Я не быть король мой дом. Я не уметь говорить король. Я надо знать много истории Ризма и Шукар Мираф. Знать правильно слова. Вы мочь учить я?

Мужчина не сводил с неё глаз, размышлял. Но было очевидно, что с её предложением очень хочет согласиться. Просто ему было странно, необычно и непривычно отправлять на передовую решения проблем женщину. Однако он не мог не понимать, что больше желающих не найдётся. Отец Лории одной ногой в тюрьме, его попытка оправдаться будет выглядеть поклёпом и желанием выкрутиться. От благосостояния Дэкина зависело очень много людей, которых он не мог подвести, а он сам отвечал за сына. Ира уже знала, что среди стражников бесчестье — это позор на всю семью. Его сын не то что лишится шанса вырасти по службе, но никогда не сможет ходить с гордо поднятой головой. И всё равно Атарин был готов поступить по совету голоса совести ради защиты беспомощного ребёнка. Азарик был с ним солидарен — они уже успели это обсудить сегодня утром. Начальник стражи не мог не гордиться своим сыном.

И вот прозвучало предложение, которое может решить все проблемы. Но это же женщина! Атарина мучило чувство вины, что вообще допускает мысль взвалить подобную ответственность на хрупкие плечи, и всё же спросил:

— Но… Ирина, вы уверены, что хотите ввязаться в это дело? Вам и самой нужно получить помощь его величества. Мы, несомненно, обучим вас манерам и всему необходимому, но что если ему не понравится само ваше участие в этом деле?

— Не есть важно. Не помочь король — ноги есть, руки есть, голова есть, говорить уметь, спрашивать. Искать. И… Ты я помочь. Нет?

Такая постановка вопроса примирила Атарина с ситуацией. Эта услуга очень дорогого стоит. И он положит все силы, чтобы долг отдать. Тем более что знает как.

— Непременно! Даже не сомневайтесь! — сказал он.