Закон Долга. Среди людей

Глава 7 Голоса и Длани

Утром Ира вышла к завтраку с абсолютно пустой головой. Вчерашний день вынул из неё все моральные жилы, и сегодня ей хотелось только одного: свалить поскорее на пастбище, сесть верхом и позволить ветрам продуть от мыслей черепушку. Избавиться от осадка, оставленного сценой на площади. До сих пор не вспомнишь без мурашек. Подальше. Подальше от города с его показательными судами. Окольными дорогами. Глаза не поднимать, чтобы не видеть то, что осталось от… Она уже переносила ногу через порог, когда на неё налетела служанка и велела поворачивать коней к комнате хозяйки. Ира не смогла удержаться от страдальческого выражения на лице, но всё же подчинилась. И что так срочно понадобилось?

В комнате было тесно. Цыран, Кесса, Анети и Фальтэ перебирали на кровати безумно дорогие платья, а рядом стояли всегда готовые поднести новый туалет или аксессуар служанки.

— Явилась! — буркнула Кесса. — И гадать не надо: опять сбежать собралась. У нас всего семь дней на подготовку, а её носит не пойми где!

Ира уставилась на неё, ничего не понимая. Какая ещё подготовка?

— Что глазами хлопаешь? Али не тебе его величество велел прибыть на приём в ратуше?

— Но… Это быть через дни. Не сегодня быть. Я собираться прийти. Помнить.

— Ты что, собралась идти в таком виде?! — ошарашенно ахнула Цыран.

Ира опять недоумённо огляделась. Потребовалась минута на осознание, что эти люди уже забыли вчерашний день со всеми его ужасами и вернулись к совершенно бытовым делам. Ей же подобная смена настроения была совершенно не понятна. Как можно сейчас думать о шмотках? Потом посмотрела на свой камзол, который уже успел стать второй кожей.

— А что есть? Я не забыть. Постирать, починить…

— Божественные Сёстры, даруйте мне сил! — старуха подошла к ней вплотную.

— Это приём. У короля. Со знатными людьми! И ты собираешься показаться на нём в этом наряде?!

— Я не иметь другое. Не иметь деньги новый платье. Ваши платья и покрывала не носить.

Кесса только руками развела на это чистосердечное признание.

— Гостья дома Равил не явится на королевский приём, как прохожая с улицы! — отрезала хозяйка.

Накаляющиеся страсти мягко притушила королева:

— Ирина, нет никакой беды. Мы понимаем, у тебя другой обычай. Скажи нам, какое платье у вас принято носить дома на торжества. Его просто надо сшить.

Ира поняла, что спокойствия ей не видать. Для присутствующих дам приём в ратуше был значимым событием, неподготовленность к которому затмевала собой все прочие происшествия. С женской точки зрения, речь шла о чести Дома, и представляющие его должны были выглядеть с иголочки. Она постаралась взять себя в руки и покраснев ответила:

— Я не уметь шить хорошо. Как девушки шить. Быстро, ровно, красиво. Я учить другой вещи.

Анети отмахнулась:

— Нам уже рассказали. Не переживай! У нас полно ткани и всего необходимого, да и свободных рук много. Просто объясни или ещё лучше — нарисуй! Ведь ты умеешь рисовать. Так какую одежду носят у тебя на родине?

Почему-то при этом вопросе Ире в голову первым залетел образ толстушки, одетой в джинсы «попа не поместилась» и майку «грудь навыпуск», которую она наблюдала как-то в автобусе. «Чур меня!» — она резко мотнула головой. Нет уж! Современные тенденции оставим дома.

Она медленно полезла в сумку, достала чернила и перо с бумагой, уселась за ближайший столик и нарисовала схематичный человеческий силуэт. Итак, платье. Нарядное, на выход. Есть где разгуляться фантазии, но при этом нужно держать в голове местные обычаи, чтобы, не дай бог, никого не оскорбить. Учитывая довольно строгие правила, «маленькое чёрное», а также юбки мини и миди отметаем сразу. Длина в пол. Волнистая линия легла чуть выше стоп фигурки, обозначая край юбки. Отрез по талии рисуем обязательно. Юбки — отдельно, лифы — отдельно. Да, скорее всего, будет шокирующе при местной любви к тряпичным шарикам, но иноземке, наверное, простят. Дальше: лиф. В рабстве её и без того слегка широковатые плечи добавили объёма за счёт наметившихся мускулов, и это безобразие нужно было визуально скрывать. Значит, V-образный вырез и узкие рукава как минимум до локтя. Но вот как отреагируют на подобное декольте? «Бесстыдница», наверное, будет самым мягким словом. Нет, всё равно делаем. И шнуровочку поверх. А вот между обязательной нижней рубахой и самим платьем подложим подкладку другого цвета, чтобы скрыть исподнее. Её рисуем в сторонке. Никаких лишних украшений в этом месте! Цветная вставка, вырез и шнуровка. Теперь рукава. Ира оглядела получающуюся картинку. Ей-богу, как из фэнтези срисовала! Так может, довершить образ? От локтя вниз спустим воланчиками треугольные волны, как у сказочных принцесс. Только не впадая в крайности, чтобы при случае есть и пить не мешали. Тесёмку или отделку. По подолу тоже что-нибудь такое, в цветочек. Добавить к этому туфельки, ну или их местное подобие, больше похожее на тапочки, цвет в цвет, хорошую причёску с какой-нибудь эффектной заколкой, и ничего так наряд выйдет. Сойдёт. Для сельской местности. Она протянула листок Анети, которая чуть не падала ей на плечи, стараясь рассмотреть рисунок.

Изображение заставило принцессу покраснеть.

— Ирина… Это точно платье на приём, а не рубашка на первую брачную ночь?

Что, неужели и это закрытое платье кажется таким уж откровенным? Ира нахмурилась. Да откуда она знает, в чём тут положено щеголять в первую брачную! И так придумала скромнее некуда! И что в нём такого нашли? Ну да, подчёркивает фигуру. Но они ещё и не в курсе, насколько облегающие наряды бывают! Плохо бы стало всем поголовно. Декольте? Так оно прикрыто по самое горло!

Она решительно кивнула на вопрос Анети. Не наденет она платья-колокола. Точка.

— Могу идти моя одежда. Она мочь быть вы привыкли?

— Нет! — резко сказали Кесса с Цыран, и принцесса тоже согласно кивнула.

— Конечно, это слишком… показательно. Но ты говорила, что у вас женщины сами выбирают, за кого пойдут замуж, да? Наверное, тогда это имеет смысл… И кстати, рядом не стоит с нарядами тех же ведьм или сквирри. Да простят Сёстры им их бесстыдство! Я думаю, это вполне допустимо. Какого цвета должно быть это платье? И какая ткань?

Ира только руками развела — в тканях не особо разбиралась. Но какие цвета будут к лицу, знала.

— Если ваши правила не мешать, я хотеть платье синий. Красный, может быть. Пояс и верёвка на грудь золотой. Как вот это тесёмка. Быть красиво тут вниз и рукава белый цветы. Ткань должен быть лёгкий. На грудь ткань должен много белый быть. И надо, — она показала на сапог, — тоже цвет, маленький вещь.

Анети выслушала и хлопнула в ладоши:

— У меня есть отрез синей ткани достаточного размера. Думаю, башмачных дел мастеру не составит труда подобрать светлую кожу для обуви и чуть подкрасить её. К нему отведём тебя завтра. Шнурок сплетут девочки, а цветы… лоскутов должно хватить. А сейчас давай-ка снимем мерку… Раздевайся!

Иру взяли в оборот, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Одежду шили старыми методами, без выкроек, подгоняя по фигуре прямо на теле. Ей надлежало выдержать не одну примерку и не один час простоять столбом, пока вокруг неё суетились швеи. Они задавали множество вопросов, и она не переставала краснеть, понимая, что ни черта не понимает в шитье и может только на пальцах объяснить, что вот где-то тут должна быть складочка, а этот шов под грудью — вытачка. Да, обязательно! Провела не одну битву с Кессой и Цыран, которые настаивали на том, чтобы покрыть ткань вышивкой от макушки до пяток, как было принято в Рахидэтели и, как они были уверены, было обязательным для высокого события в присутствии короля. Цветы для подола и рукавов, которые Ире как раз виделись вышитыми, мастерицы Дома сделали объёмными, из отдельных лент и лоскутков. Было ли виновато в этом непонимание с обеих сторон, но идея Ире так понравилась, что она попросила научить её делать такие же. Мысль о том, как довершить образ, изображённый на бумаге, заставила её вспомнить давно забытое ощущение сбора на вечеринку, когда перебираешь гардероб в поисках наиболее эффектного наряда.

Прихватив с собой деньги и Хитта, Ира направилась с ним к кузнецу и заказала у того изогнутую длинную шпильку, попросив пробить по нескольку дырок на обоих концах. Кузнец был отзывчив, сделал всё при ней и даже украсил изделие, сделав симпатичное фигурное навершие замысловатой формы. Большую часть времени у неё сейчас отнимали швейно-примерочные дела, потому она попросила слуг отрубить ей толстую, в два сантиметра толщиной, ветку и порубить на десятисантиметровые кусочки. На вопросы женщин, для чего ей всё это надо, только загадочно улыбалась.

С башмачником тоже пришлось провести не один час, объясняя ему, как должны выглядеть туфли и давая возможность подогнать их по ноге. Конечно, классических лодочек она не ждала, но, во всяком случае, полученная в результате обувь уже не так сильно походила на тапки и даже имела небольшой «школьный» каблучок, не превышающий трёх сантиметров.

Много времени ушло на вязание: оголять ноги прилюдно считалось верхом неприличия, а магазина с широким выбором нейлоновых чулок не было. Пришлось управляться самой, вывязывая из тонкой пряжи гольфы на завязках.

Вечером накануне приёма королева и принцесса заперлись со своей свитой в комнатах, а служанки притащили Ире готовое платье, повесив его на дверце шкафа. Она осмотрела результат, осталась довольна и, дождавшись часа, когда все ушли спать, засела доводить задумку до идеала. В шпильку аккуратно воткнуты тканевые цветы, один в один те, что на платье, ещё несколько, поменьше размером, пришиты к лентам и тоже закреплены на шпильке. Кинжалом Лэтте-ри она аккуратно продырявила мысок на обуви и пришила к нему несколько совсем маленьких цветочков. У нижней рубахи подшить рукава — чтобы не торчали из-под рукавов платья. Просить об этом служанок она не стала, не зная, как отреагируют последние на предложение оголить часть тела публично. Пускай даже это только руки. Самой же ей было неуютно при мысли, что исподнее будет торчать наружу.

И наконец, последнее: на цыпочках пробравшись в баню, тихонько достала холодной воды и, тщательно расчесав свою шевелюру, облила её, зябко стукнув зубами. Быстро промокнув волосы, она вернулась в комнату, заперлась и разложила перед собой деревянные палочки. Не самая удобная замена бигуди, да и повозиться пришлось, закрепляя всё обычными лентами, но результат обещал быть таким, каким должен.

Утром её разбудил стук палкой в дверь.

— Вставай, засоня! — кричала Кесса.

— Я уже есть встать.

— Сейчас служанок пришлю помочь одеться! И не перечить мне тут!

— Не надо! Я сама уметь. Идти завтрак?

— Какой завтрак?! Одевайся, мы выезжаем после восхода Леллы! У тебя не так много времени! Поторопись!

Ира соскочила с кровати и выглянула в окно. Лару, первая звезда, уже взошла, и у неё примерно час, если верить внутреннему хронометру. Вот же! Забыла спросить, когда состоится отъезд за всеми этими сборами, а теперь придётся пошевелиться. Надо было поесть поплотнее вечером, а то являться на бал по приглашению короля, да ещё и на голодный желудок… Ладно, задним умом все крепки. Она потрогала волосы, облегчённо выдохнув: успели высохнуть. Ну-с, приступим!

К крыльцу дома Ира спустилась, аккуратно вышагивая по ступеням одной из последних. Кладя руку на сердце, она откровенно признавалась себе, что искренне наслаждалась гробовой тишиной, встречавшей её появление. В её комнате не было зеркала, но она и без того знала, какой эффект вызовет её тело, облачённое в непривычные одежды, и причёска, которыми тут вообще не увлекались. Она не стала сильно городить на голове «вавилоны», просто заплела две косы у висков и уложила их короной, а прочие, завитые волосы оставила спускаться по спине. Сзади воткнула шпильку, и поверх локонов легли цветы и ленты.

Очутившись во дворе в окружении женщин, закутанных с ног до головы, она слегка сбавила собственную прыть, кожей ощутив разницу в культурах. Желание смущённо спрятать глаза пришлось давить неимоверными усилиями воли. Она огляделась. Вокруг были только домочадцы семьи Равил: Дэкин с супругой и её тёткой, сегодня укутанной, вопреки обыкновению, в красивое тёмно-зелёное покрывало и сменившей деревянную клюку на ровную, блестевшую чёрным лаком трость. Избранные слуги господ да возничие. Никого постороннего.

— Они уехали ещё утром, — поняла её невысказанный вопрос подошедшая Цыран, — оглядывающая каждый сантиметр её наряда.

— Ты наша гостья, потому поедешь в повозке вместе со мной. Постарайся сегодня следовать нашим правилам. Хотя о чём я говорю, — она покачала головой, делая широкий многозначительный жест, явно означавший, что весь Ирин вид представляет собой витрину несоответствия правилам поведения.

Махнув рукой, Цыран указала на одну из крытых повозок и кивнула, приглашая следовать за собой. Внутри было тесно, и на двоих едва хватало места. Кое-как уместив юбки и покрывала, они с Цыран прикрыли занавески и оказались в душной каморке, моментально наполнившейся тяжёлым цветочным ароматом — хозяйка сегодня не побрезговала какими-то духами. Потребовалось подождать, пока было отдано распоряжение трогаться, и за это время дышать стало откровенно нечем. К счастью, как только двинулись, Цыран нажала на какой-то рычажок, и в потолке открылось небольшое окошко.

Ира откинулась на спинку и постаралась дышать ровно, чтобы не выжигать зря кислород, которого и без того было мало. Господи, как они в долгие путешествия в таком ездят-то? Бедные женщины! Окошко бы приоткрыть, но Цыран уже сняла покрывало с лица, и эти мысли пришлось отбросить. Хозяйка рассматривала спутницу странным взглядом — не то любопытным, не то недовольным.

— Что ты сделала с волосами, чтобы они так…

Она указала на кудряшки.

— Вода. Палочки крутить, верёвка завязать. Спать — не снимать. Высыхать и получаться это.

— У тебя на родине принято… делать волосы красивыми и заниматься такими сложными вещами? Даже перед лицом богов?

— Волосы всегда красивый. Мы ходить боги и надевать маленький покрывало. Лицо видеть, волосы не видеть. Мужчина ходить к боги без шапка и открыть волосы.

Цыран задумчиво склонила голову. До конца дороги они по большей части молчали. Мерное покачивание повозки могло бы усыплять, если бы под колёса нет-нет да не попадался какой-нибудь камень или ямка. Тогда её подбрасывало, дёргало, и они с хозяйкой ловили друг дружку, помогая не стукнуться о потолок, стены и не запутаться в платьях.

Здание городской ратуши находилось на отшибе, но город был столь небольшим, что Ира совершенно не понимала, зачем морочиться с повозкой. Пешком быстрее, но что поделаешь — статус. Статус, который требовал передвигаться в этом недоразумении, по ошибке именуемом транспортным средством. Ратуша располагалась сразу за усадьбой градоначальника Кирана, многие бы позавидовали такой близости дома и работы.

Владения хозяина города были скромными по сравнению с территориями в ведении семей Равил или Мираф. На вопрос Иры, почему так, хозяйка объяснила, что эти земли не принадлежат ему, а выданы в пользование: в свободное от управленческих дел время мэр Ризмы успевал разводить мелкую домашнюю скотину. Естественно, не самолично, но у него руководить этим маленьким хозяйством получалось не хуже, чем целым городом. Причём дело было довольно прибыльным: он мог себе позволить одеть в дорогие наряды жену и двух дочерей, не пользуясь теми деньгами, что падали на карман мимо кассы города. Которые, к слову сказать, он часто пускал на нужды последней, оставляя себе лишь небольшой процент «за хлопоты».

Когда повозка остановилась, Цыран поправила одежду, снова пряча лицо и подглядывая в щёлку занавески в ожидании одной ей ведомого знака. Наконец подошёл слуга и открыл дверцу. Сначала он помог вылезти хозяйке, потом подал руку Ире. Она аккуратно вышла и огляделась. Вздох полной грудью был жизненно необходимым.

Вокруг снова были только домочадцы Дэкина. Где же остальные гости? И где Атарин, его же тоже приглашали? Цыран пояснила:

— Перед его величеством положено являться в порядке очереди. Каждый человек или приглашённая семья получает наказ, к которому часу явиться. Мы прибыли вовремя.

Ира кивнула и встала в стороне осматриваясь. Дом, куда их пригласили, выглядел солидно. Трёхэтажный, каменный, то тут, то там обрамлённый в тяжёлые металлические завитки. У ратуши были большие окна, украшенные затейливыми решётками, массивная деревянная двустворчатая дверь, блестевшая свежей краской, скатная крыша с красной черепицей и широкое крыльцо. По бокам от парадного входа два огромных барельефа высотою чуть ли не в этаж изображали незнакомые ей сцены местной мифологии или истории. Трудно сказать, какое слово больше подходит для употребления в стране, где к богам можно сходить в гости. Она узнала богинь, которых уже привыкла видеть на алтаре в доме Равил, разглядела дракона. Интересно, это рахидэтельская разновидность динозавров или у них и в самом деле такие водятся? После магии она б не удивилась. А размер-то! Внушительный. Клац! И нет человека. Чуть в стороне странные существа с хвостами ящериц, а вот и эйуна с людьми. Определить, мирное время на изображении или военное, было сложно — все как на подбор с оружием, в позах «я тебя съем», но сцен убийств или кровавых действ не наблюдалось. Были изображены животные — волки, разнообразные кошки и медведи с острыми ушами. Почему именно им отдавалось предпочтение — непонятно. Она впервые встречала изображения зверей. На вышивках и узорах ей доводилось видеть только растения да птиц. Никаких признаков того, что местные жители подвержены анимализму[41] или тотемизму[42], ею замечено не было, потому столь пестрящее конкретными животными изображение вызвало лёгкое недоумение.

Через несколько минут вышел слуга и, оглядев гостей, сделал приглашающий жест:

— Его величество и тану народа эйуна ожидают вас.

Дэкин вышел вперёд, чуть позади него шла Цыран, потянувшая Иру за руку, приглашая встать справа от неё, слева пошла Кесса, а сзади стройной колонной по два человека засеменила прислуга. Едва они вошли в дверь, как раздался громогласный ор и стук об пол деревянного шеста, заставившие Иру вздрогнуть от макушки до пяток:

— Хозяин Дома Равил с семьёй! Чужеземная гостья Рахидэтели Ирина!

Этот ритуал в исполнении нескольких церемониймейстеров повторился ещё трижды: когда они прошли коридор на первом этаже, когда поднялись на второй и, наконец, в третий раз — когда перед ними распахнули дверь в большую залу.

В глазах зарябило от незнакомых лиц. Очень большое помещение, вполне можно устраивать балы, но в данный момент тут неспешно протекала щедрая трапеза. Вопреки ожиданию, общего стола не было. Каждая приглашённая группа гостей занимала свой столик, рассчитанный от четырёх до десяти человек. Вокруг каждого стояли слуги, пришедшие с господами. Впереди по центру располагались два внушительных кресла и несколько поменьше, стоявших рядком. Король, тану, сестра и жена короля. На сей раз все признаки власти налицо: церемониальная одежда, не приспособленная для долгой ходьбы, щедро отделанная мехом, короны, дорогие покрывала… Им подавали еду и напитки на подносах и тут же уносили посуду. Среди фрейлин дама в знакомом покрывале — Мерини. Фавориты сидели за столом, стоявшим ближе всего к царственным особам, вместе с группой немолодых мужчин обеих народностей. Вдоль стен расположился почётный караул, с одной стороны состоявший исключительно из мужчин-людей, с другой — из солдат эйуна, среди которых были представители обоих полов. По три солдата застыли с каждой стороны импровизированных тронов и исполняли роль телохранителей.

В зале с их приходом смолкли все разговоры и затихло стук посуды. Дэкин медленно повёл их мимо столов по длинному ковру прямо к «тронам». Ира старалась незаметно высматривать знакомых.

Шукар. Впервые видела его в окружении семьи. Ссутуленный силуэт жены с торчащими из-под покрывала сухими пальцами и трое откормленных мальчишек без всяких признаков любви к физической активности, старшему — лет пятнадцать, младшему — около десяти.

Атарин с сыном за одним столом со своими сослуживцами. Сегодня начальник стражи выглядел, как никогда, серьёзным и напряжённым, словно легавая, затаившаяся в кустах при виде жирной утки. Ни следа не осталось от прежней обречённости и безысходности.

Отец Лоппи за самым дальним столом, приготовленным для специально приглашённых простых горожан. Один. Мрачен и почти не притронулся к еде.

Помощник судьи сегодня нёс на себе отличительные знаки, ранее принадлежавшие покойному Рувве Нирану. Да не к обеду будет помянут способ, которым он ушёл из жизни. Помощника сделали временно исполняющим обязанности? Дрожит, дёрганый весь какой-то.

Музыкальный коллектив с городской площади. Рядом со стулом певца застыла его «гитара», а на краю стола на подставках — прочие инструменты. Неужели, они снова будут играть? Сердце подскочило к горлу и сжалось в предвкушении.

В воздухе витали разнообразные женские ароматы, смешиваясь и создавая новые сочетания, настолько экзотичные для Ириного носа, что она затруднялась определить, приятные они или нет. Все до единого существа в зале были одеты с поражающей роскошью. Гости из числа простого народа как минимум донельзя парадно. Блестели знаки различия военных, пестрила вышивкой и золотом одежда женщин, которые сегодня отдали предпочтение красным и зелёным тканям. Струились бледно-розовые платья двух женщин эйуна, сшитые на древнегреческий манер, закрывающие тело до горла и скреплённые под шеей тяжёлым воротником. Очень странная это была одежда. Сплошная складка, при движении то обрисовывающая, то полностью прячущая фигуру. Воротник был выполнен из металла и не имел никаких украшений, а ткань очень похожа на шёлк. Женщины-эйуна брезговали украшениями: их внешность в них не нуждалась, а лица, несмотря на торжественность мероприятия, оставались серьёзными.

Постепенно семья Равил приблизилась к трону, и Дэкин низко поклонился. Его примеру последовали Цыран и Кесса. Ира сделала некое подобие реверанса, который долго репетировала в своей комнате в эти дни. Пришлось вспомнить все фильмы про дворцовую жизнь, которые были известны, и она надеялась, что сейчас у неё вышло нечто хотя бы отдалённо похожее на те изящные движения, что приписывались придворным дамам.

— А вот и наш гостеприимный хозяин! Дэкин Равил, мы рады видеть вас на нашем пире. Воистину, немного найдётся людей, столь чтящих законы гостеприимства! Мы довольны, что нам удалось это оценить лично, — в голосе короля, выдавшего полагающееся случаю приветствие, чувствовалась нота напряжённости, но всё же при разговоре со старым наставником он смягчился.

— Благодарю, ваше величество, это большая честь для меня и моей семьи.

— Царственный брат мой, это и есть то дитя, которое посетило земли Рахидэтели? — вклинился в разговор глубокий, идущий из самой груди голос тану. Ира машинально перевела на него взгляд и словно окунулась во что-то отеческое и тёплое. Да, десять раз она была права, сравнивая его со священнослужителем. Именно такой взгляд и именно такое располагающее тепло в голосе должны быть у настоящего священника.

— Да, вы правы, Кальтаэн. Уважаемый, мы приглашаем вас и ваших домочадцев принять участие в пире, но ненадолго задержим вашу гостью. Подайте кресло молодой госпоже, мы желаем говорить с ней!

Засуетился кто-то из слуг, и уже через минуту она сидела чуть в стороне от «тронов», не мешая публике созерцать правителей и дырявить ей спину, при этом имея возможность смотреть им прямо в глаза, отвечая на вопросы. Ей подали какой-то густой кисель в кубке, и она не удержалась, сделав несколько глотков, — есть хотелось безумно. Сразу почувствовался прилив сил. Она сказала спасибо, вернула кубок слуге и, сцепив руки на коленях, уставилась на собеседников, морально готовясь к допросу с пристрастием.

— Какая необычная внешность и одежда, — задумчиво проговорил тану. — Вся в цветах… словно песня во славу Хараны. Скажи, дитя Ириан, я слышал, что в своём пути тебе довелось побывать на Мрекском болоте.

В зале зашептались, испуганно и тревожно. Ира на секунду запнулась, стараясь перевести вопрос.

— Мреки… я не знать слово. Вы говорить болото, где дайна-ви жить. Да, я быть. Лето, осень и мало зима.

— Два полных сезона… Даже мы не скажем, что это мало. Я понимаю, что тебе должно быть неприятно вспоминать, но… Уже многие годы, даже не годы — столетия, мы не знаем, что там творится: попав в плен, ни один эйуна или амелуту оттуда не вернулся. Потому вопросов будет много. Готова ли ты на них ответить, дитя иного народа?

— Если знать есть сказать, — ответила Ира, внутренне холодея. Нежелание отвечать может быть расценено как враждебность к присутствующим или потворство врагу. Как ответить на вопросы, не подставив под общий удар эйуна и людей тех, кто остался там? Ринни-то, его мать, Лэтте-ри… Эти существа не способны будут понять, что именно движет ею в ностальгии по прошлому. А объяснить и на родном языке слов не хватит, не говоря уж о местном. Она и себе-то объясняла с трудом.

По-своему расценив её бледность и застывшую фигуру, тану поспешно сказал:

— Я постараюсь проявить весь возможный такт, но нам необходимы эти знания. Ириан, мне довелось услышать, что вы хорошо считаете. Знаете, сколько дайна-ви сейчас живёт на Болоте?

— Не знать. Я не быть всё болото. Моя поймать, вести на работа. Видеть только место работа. Дайна-ви приходить, уходить, новые лица быть. Зима я уйти и не видеть место, где дайна-ви быть жить зима. Я не знать, как быть много.

— Прискорбно… Работа? Какую работу они заставляли вас делать?

— Яма копать, много камни доставать.

— А много пленных сейчас на болотах?

— Пленных?

— Таких, как вы. Кто работает.

— Я не знать, есть пленных в другой место, пленных нет. Я работать, это место люди быть, — она выставила вперёд руки, числительные на словах до конца выучить ещё не успела. — Это мужчины. Это женщины. Люди. И один женщина. Такой, как вы быть. Эйуна.

— Одна из наших боевых подруг?! Кто же мог согласиться принять такую жизнь?

Ира не знала, что ответить на эту фразу, сбитая с толку неприятием, прозвучавшим в голосе тану. Потом, подумав, сказала:

— Я не знать, как звать эта ваш подруга. Люди… она… не хотеть говорить я. Плохо общаться. Думать, я не делать ваши правила и не мочь сказать, что я не быть родиться Рахидэтель, — она тронула свои волосы. — Люди не говорить имя, подруга-эйуна не говорить я совсем. Я не мочь сказать, кто быть пленных. Я знать три имя. Карра, Минэ. У пленных большой… главный быть. Страшный. Сильный. Девушка Маяти. Не знать их дом.

Короли молча обменялись взглядами. Лазутчик, каким они её уже себе нарисовали, не справился с задачей, напоровшись на стену из традиций, условностей и взаимного неприятия, не позволившую принести даже приличного списка пропавших без вести. Есть отчего испытать досаду.

— Вы видели, как дайна-ви вооружены? Какое оружие они используют?

— Я видеть стража место, где работать. Оружие, как пастухи. Палка-верёвка. Металл. Острый. Много. Меч, нож. Много. И есть ещё оружие. Арбалет. Много. Только большой. И стрела не стрела. А… Как пила. Острый. Кусачий край. Страшный оружие. Много.

Тану слегка побледнел. Король стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

— Значит, и до арбалетов додумались! И даже производят их в достаточных количествах! Я же издал строжайший указ не использовать арбалеты при карательных налётах, чтобы не дать им в руки это оружие! Кто-то очень сильно за это заплатит…

— У них мог найтись свой мастер. Но уже поздно. Упустили. А ведь во время войны они пользовались только луками, — сказал тану королю.

Король кивнул.

— А защитные укрепления? — спросил он, возвращаясь к расспросам.

— Не понять.

— Как бы это вам попроще… Стены. Которые охраняют подступы к поселениям. И оружие на этих стенах, как они защищаются?

«Сколько бойцов, как вооружены, оборона… надеюсь, состава обоза и списочного перечня маркитанток[43] поимённо они от меня не ждут».

— Есть стены. Много высокий стены. Место работать, только есть стены, оружие нет. Но она не надо быть там. Болото есть. Идти нельзя. Встать нельзя. Уйти под вода быстро-быстро. Мостик есть. Тонкий. Один шагать сторона и умирать болото. Не иметь знать, как ходить, и ходить нельзя. Умирать.

Король скривился, тану покачал головой. Видимо, о неприступности болота они знали не понаслышке. Что ж, утешить их нечем. Топь действительно готова в любой момент принять очередного желающего покуситься на её неприкосновенность. Для неё самой до сих пор оставалось загадкой, как дайна-ви перемещаются по болоту между своими поселениями. Не надо быть десяти пядей во лбу, чтобы догадаться, что они не круглый год живут на Утёсе, а других мостов, кроме виденных ею, там не было. Но как-то же они привозят запасы и перемещают людей. Она уходила оттуда зимой, по твёрдому насту, с проводником, но кто знает, насколько щедра на сюрпризы та местность в холодное время года. Она даже по твёрдому как камень льду не рискнула бы возвращаться в одиночку.

— Как дайна-ви обращаются с пленными? — спросил король.

— Я не понимать, что вы хотеть знать.

— Они мучают наших соотечественников?

— Нет! — чёткий и категоричный ответ, заставивший правителей синхронно поднять брови. — Они не мучить. Работать — да. Обижать — нет. Наказывать, если не делать правила. Делать правила — не обижать. Работать.

— И это говорит женщина, испытавшая на себе шейба-плеть? — король был в недоумении, в зале начали потрясённо переговариваться, а тану широко раскрыл глаза.

— Не понять. Ше… что есть?

— Я говорю о твоей спине.

Ира невольно дёрнулась, обхватив себя руками, и сглотнула.

— Я… хотеть мой дом. Бегать. Хотеть бегать. Поймать. И ещё я видеть мужчина. Вот столько наказать, — она показала три пальца. — Он драка быть и портить лекарство. Я и он лето, осень, зима наказать. Больше не быть наказать и обижать.

— То есть, пока пленные работают и выполняют приказы, их не мучают, я правильно понял? — уточнил король.

— Да. Только холодно быть. Одежда мало. Еда есть. Хватать. Только она… Один день — одна еда. Другой день — еда как вчера. Все дни еда как вчера.

— А женщины? Наши женщины?

— Я понять. Мужчины дайна-ви не трогать женщины люди. Женщина эйуна не трогать. Там быть одна женщина с мужчина. Мужчина пленных быть тоже.

— То есть единственное, для чего им нужны пленные, — это работа?

— Да. Но я не быть на другой место дайна-ви. Только где работа быть. Много-много не знать.

— Что же такого ценного они там добывают? — пробормотал король, но Ира всё равно расслышала. Ей стало не по себе. Варин Раслинг сохранял спокойное выражение лица, но она готова была руку заложить, что сейчас, имея на руках даже её скудный на подробности рассказ, мысленно выжимает из него всё полезное, стараясь найти средство борьбы с неугодными соседями. Скорее всего, каждое слово, сказанное ею, потом переберут советники или кто у них тут за разведку.

— Я был безмерно удивлён, узнав, что ты сегодня среди нас не в результате удачного побега. Тебя отпустили, — сказал тану, не столько спрашивая, сколько утверждая.

В зале послышался угрожающий ропот, перемежавшийся с откровенным неверием.

— Да, это есть.

— Расскажи.

Ира прикрыла глаза. Зачем её снова заставляют проходить через это? Неужели мало того, что они передали друг другу за закрытыми дверями? Ведь ясно же, что её история уже известна тану настолько, насколько успели доложить. Какой смысл в этом показательном допросе? Что ж… Если ему что непонятно, спросит, а она… она сократит историю по максимуму.

— Я отпустить. Я спасать жизнь мальчик дайна-ви. Мальчик помочь Ира не быть грустный на работа. Учить Ира слова, помогать. И быть один дайна-ви. Главный быть место, где работа. Там быть беда и — крыша падать. Много камни. Ира испугаться. Все уйти, он идти за я, и он ноги попасть камни. Мы быть под земля долго-долго. Без вода, еда. Он не мочь ходить. Трудно быть. Совсем-совсем умереть. Солдаты спасать и лечить. Дайна-ви главный вести Ира с болото. Сказать спасибо я помогать он и мальчик.

— Вы так спокойно говорите о том, что спасли жизнь двум рабовладельцам. Но разве вы не должны их ненавидеть после того, что они с вами сделали? — спросил тану.

Ира вскинулась нахмурившись.

— Ринни-то — ребёнок! Дитя! Мальчик! Лэтте-ри не вернуться Ира — Ира погибнуть. Бояться, где есть мало место. Я не мочь биться в такой за жизнь одна! Лэтте-ри помочь Ира — Ира помочь Лэтте-ри. Он вернуться. Он мочь не ходить. Люди я не помогать. Эйуна я не помогать.

Минутная тишина.

— Святость жизни. Я не раз видел, как сердце женщины ломалось при виде страдающего ребёнка, к какому бы народу он ни принадлежал. И пережитая на пороге Той стороны беда… Да, это я могу понять, — сказал тану. — А правда, что вы до попадания на Болото никогда не видели эйуна?

Странно, что Кальтаэн употребил именно это слово. В языке, который она учила, для обозначения дайна-ви и эйуна были разные слова, и до сих пор она была уверена, что это чёткое разграничение на два народа. А сейчас тану говорит «эйуна» имея в виду «дайна-ви». Он считает их частью целого? Ведь если бы не внешний облик, цвет кожи, то похожи они очень сильно. Или он говорит о единственной встреченной ею на болоте женщине из его народа и рабовладельцы его сейчас не интересуют? Ох уж эти тонкости языка… Но в любом случае ответ будет один и тот же:

— Нет. Моя страна люди жить. Эйуна… Мы знать, что это такое есть. История для дети. Эм… Сказка. Наши дети знать сказка и думать, эйуна быть сказка.

При этих словах король Варин слегка опустил голову и прикрыл рот ладонью, пряча улыбку. Потом посмотрел на ошарашенного этим заявлением тану. Не каждый день узнаёшь, что ты вымысел и игра воображения. Однако тот быстро сориентировался и, чуть улыбнувшись, спросил:

— И что говорится в ваших сказках и легендах о моём народе?

— Много разный сказка есть. Большой и длинный. Эйуна есть самый красивый. Они есть хороший воины. Эйуна петь, как люди не мочь. Эйуна всегда быть рядом с добро. Защищать. Эйуна всегда биться за добро и… свет.

Чтобы описать выражение лица тану, она долго перебирала образы в уме и, в конце концов, остановилась на таком сравнении: представим себе девушку. Пионерку-комсомолку, из самого сердца СССР, которая попала в наши дни и накинулась с вопросами на первого встречного: «Ну что? У вас уже построили коммунизм? Колонизировали Марс? У нашей страны космическая эра, триумф советской науки и прекрасное далёко уже настало?». Вот тану выглядел как человек, заваленный подобными неудобными вопросами. Странная смесь трудноописуемых чувств, в основе которых стыд за окружающую действительность. Да, они хорошие воины несравненной красоты и поют, ой, мама, как поют! Но вот борцы за добро и справедливость… Они обычные существа, войны у них случаются, спокойно присутствуют на казнях, подобной недавней, и даже если имеют свой непонятный людям менталитет, на святых заступников никак не тянут.

Тану прокашлялся.

— Все ваши легенды такие?

— Эйуна есть такие, и может, мало-мало — другой. — Ну не могла же она помнить наизусть все верования своей планеты, касающиеся ушастых! Может, где и встречались фэнтези про эльфов-предателей, воров и убийц, но в большинстве историй это чистые и светлые существа. Создания, которые честь впитывают с молоком матери. Вроде даже родственнички с феями. Да кто упомнит всех деталей?

Тану переглянулся с королём, жестом призывая того продолжить разговор. Варин задумчиво оглядел собеседницу и задал вопрос, который сразу заставил её подобраться:

— Однако, несмотря на то, что вы сейчас видите перед собой живую легенду ваших сказаний, скорее всего, вы не передумали возвращаться домой. Вы, помнится, хотели попросить меня о чём-то.

— Да! Да, ваше величество!

— В чём состоит ваше желание?

— Я падать Рахидэтель колдовать. Я не знать, где есть моя дом. Дэкин Равил говорить, Рахидэтель иметь место. Много люди знать и колдовать. Карраж. Город. Люди-колдовать мочь знать, как помогать Ира. Есть другой место. Сложно слово. Ваши богини жить. Он говорить, вы мочь видеть ваши богини и спросить помочь тоже есть можно. Я хотеть быть эти место. Искать помочь для Ира. Но я не знать страна Рахидэтель, не иметь архи, не знать дорога, и деньги для дорога тоже не быть. И… люди Рахидэтель не знать я. Не знать, что я есть гость. Не быть дочь деревьев.

Король кивнул, принимая её просьбу.

— Ну, за учёными мужами Карража далеко ехать не надо. Мне самому интересно узнать их. Итак! Господа одарённые, мы желаем слышать, что вы нам скажете! — он повернулся к одному из недалеко стоящих столов.

Ира резко обернулась и стала рассматривать мужчин, к которым обратился монарх. С первого взгляда они ничем не отличались от военных, коих в зале было предостаточно. Семеро человек, возрастом от тридцати пяти до семидесяти. Военные камзолы, с той лишь разницей, что блестели множеством непонятных ей знаков различия. Какие из них были наградами за подвиги, а какие выполняли роль «звёздочек» на погонах — поди разбери.

Значит, его величество и магов с собой приволок. Странно, что она не узнала о них раньше. Хотя, говоря по совести, Мерлин с болота больше подходил под её представление о волшебниках. Эти же ничем не выделялись из толпы. Никаких бород, остроконечных шляп и балахонов. Судя по форме, они относились к магическим подразделениям армии, сопровождающим войска. Король назвал их «учёными мужами», а это означает, что, помимо военных обязанностей, у них есть ещё и долг перед наукой. Она бы не удивилась, если у каждого из них в шкафу рядом с мундиром висела мантия профессора магических искусств. Скорее всего, пользоваться волшебством направо и налево запрещено военным уставом, поскольку с момента их прибытия она ни разу не заметила кого-то колдующего. Надо было раньше сообразить и попросить побольше рассказать ей о волшебниках в свите короля, но поезд ушёл.

Непривычно всё-таки осознавать, что колдуны могут сидеть за соседним столом. С другой стороны, их присутствие в свите естественно: ранят государя или кого из приближённых, покуситься кто захочет или ещё какие проблемы…

Мужчины обменялись тихими репликами и, одновременно встав, поклонились.

— К услугам вашего величества, — сказал один из них, сидевший ближе всех. — Позвольте прежде мы зададим молодой госпоже несколько вопросов?

— Задавайте.

— Ирина, скажите какая природа у вас на родине.

— Природа?

— Деревья, как у нас, или, может, много песка и жар, лишающий дыхания, или, может, холод…

— Моя страна очень большой быть. Холод. Жара. От одной большой вода до другой. Где я жить лес, зима… вот столько. Вы зима два, мы зима больше. Но это не есть важно. Я знать сильно-сильно: Рахидэтель и Россия не иметь… не знать… забор, место, где они вместе. Рядом.

— Граница?

— Да. Я есть очень далеко. Не быть одна граница.

«Про отсутствие парочки светил пока говорить не будем. Послушаем, что скажут. Эта новость непонятно как может обернуться… Может, они сумеют обойтись без знаний о том, что я иномирец», — она всё ещё рисковала говорить о планетарном устройстве, помня об уровне развития цивилизации, в которой ей довелось оказаться.

— Ваше величество, боюсь обрадовать нам нечем. Если бы мы могли найти точное место всплеска, то, возможно, сильные Длани с Голосами и смогли бы совместными усилиями отследить точку, откуда вытянуло госпожу, восстановить линию и сформировать обратное воздействие… Это заняло бы время, может, пару лет, не меньше, но было бы достижимо. Но, как я понимаю, это место находится в Пограничном лесу на территориях, контролируемых дайна-ви. Госпожа чужеземка вряд ли способна на него указать, не говоря уже о прочих связанных с этим планом проблемах… Полагаю, что второе предложение, воздать хвалу Сёстрам и попросить их направить на путь истины, даст больший результат. Если будет на то воля Божественных Сестёр.

— Вы подтверждаете, что одарённые способны решить подобную проблему, если будет найдена эта точка?

— Да, ваше величество, скорее всего.

— А как долго будет храниться в волшебных течениях Рахидэтели знание о месте прибытия Ирины? Не может же эта память оставаться вечно.

— Вы абсолютно правы, ваше величество. Молодая госпожа прибыла в наши земли прошлым летом, год назад. Я думаю, что ещё год память о подобном всплеске силы будет держаться в структуре нашей страны. Потом начнёт постепенно убывать. Как быстро — зависит от многих факторов и устойчивости самого воздействия. Естественно, что промедление будет увеличивать время и усилия, которые придётся приложить для формирования обратного заклинания.

— Хорошо. Понял. Я вами доволен.

— Благодарим, ваше величество, — мужчины поклонились и сели обратно за стол, а король уставился на Иру, лицо которой покрывала бледность.

«Два года! Не меньше! Если начать работать прямо сейчас. При условии, что вообще удастся что-то предпринять, найти место, а ещё дайна-ви… Ещё не меньше двух лет вдали от семьи! А если не получится? А что за это время случится дома? Вот, к примеру, съедут со старой квартиры. Там могут быть абсолютно другие люди, и тут такая в свете волшебного портала вываливается незнакомая тётя, перепугав всех до инфаркта. Тётю по «02» до выяснения личности, а дальше как повезёт… Да мало ли что ещё! А если больше двух лет?» — она еле сдерживала себя, глаза стали влажными, её мучили пугающие картины будущего.

— Ирина… О Сёстры! Подайте пить! — рявкнул король на слугу, и тот засуетился, подсовывая ей кубок. Она сделала глоток и резко выдохнула, стараясь взять себя в руки.

— Простить, ваше величество. Я моя семья долго-долго не видеть, — проговорила она. — Два года… долго есть время.

— Понимаю. Потому предлагаю вам другое решение. В ближайшие дни мы с моим царственным братом подпишем мирный договор, — тану кивнул, соглашаясь со сказанным. — После чего по традиции обязаны засвидетельствовать его перед ликом Сестёр. Мы отправимся в Каро-Эль-Тан и предлагаем вам присоединиться к этому походу. Вы готовы ехать?

— Да.

Она вообще не обдумывала свой и без того очевидный ответ. Вмешательство в её ситуацию могущественных существ, которых здесь приравнивают к богам, может помочь быстрее оказаться дома, а протекция короля не позволит всяким фанатикам до охоты за женщинами без покрывала причинить вред. Неясно, как встретят её «богини», но оптимизм жителей Рахидэтели внушал надежду. А то пока ещё выровняется политическая ситуация между людьми, эйуна и дайна-ви, пока ещё станет безопасным для многомесячной экспедиции Пограничный лес, пока или даже «если» найдётся точка выхода, пока проковыряются волшебники со своими расчётами, пентаграммами или что там у них полагается в подобном случае. Пока всё это решится, «память» может рассосаться… и всё. Ковать железо надо, пока есть такая возможность. Поехать с королями на приём к «богам»? Да хоть сейчас! Собирать ей особо нечего.

— Что ж, Ирина, значит, так и будет. Готовьтесь, мы сообщим вам о времени отбытия. А пока вы можете присоединиться к семье Равил. Отдыхайте, мы рады видеть вас на нашем приёме, — закончил аудиенцию король дежурной фразой.

Она встала, поклонилась, поправила юбку и уже хотела было уйти, как вдруг ей пришла в голову мысль. Она повернулась к тану и замялась, не зная, позволяет ли этикет задать вопрос монарху после того, как окончена беседа. Тот понял её колебания:

— У тебя есть ещё вопрос, дитя?

— Да, ваше величество. Моё имя есть Ирина. Вы звать Ириан. Рахидэтель много те, кто звать так. Это слово что-то есть значить?

Эйуна внимательно посмотрел на неё.

— Это язык Первых. Обычное слово, но со временем стало частью многих имён. Хотя надо признаться, наши матери редко называют так дочерей. Оно больше присуще юношам и на мужской манер чаще звучит как Ирианэль или Ириэнлиэль. Его значение: «тот, кто принесёт мир».

Ира задумалась, мысленно переводя ответ, и улыбнулась.

— Тогда вы мочь звать я так. Я не быть расстроена. Моё имя Ирина, моя страна значить «мир» или «тот, кто пришёл делать мир там, где война быть»[44]. Спасибо.

Она снова поклонилась и, поискав стол, отведённый для Дэкина и его семьи, направилась к ним, сев рядом с Цыран. Та взяла её за руки, и именно в этот момент, ощутив горячую кожу хозяйки, она поняла, что её собственные пальцы холодны как лёд. Цыран переглянулась с Кессой, и они вдвоём начали пичкать её какими-то горячими блюдами и напитками.

Тем временем правители о чём-то тихо переговаривались, осматривая зал. Человек за человеком Варин Раслинг призывал к ответу многих. Прозрачно намекнул градоначальнику, что у него рыльце в пушку и ему известно о его любви к взяткам. Киран Витус вынес эту новость с достоинством, предложив королю ознакомиться с последними достижениями Ризмы в области ведения хозяйства. Успехи впечатлили короля, и тот закончил беседу в благостном расположении духа, похвалив хозяйственника, но лишний раз намекнув, что от всевидящего ока Большого Брата[45] ему не скрыться. Киран поклонился, приняв к сведению.

Атарин Гирэт отчитывался о работе стражи, в основном за множественные мелкие правонарушения, которые с успехом пресекались его службой. Ни слова о Лоппи. Ни слова о Шукаре. И говорил он так, будто заучил текст с бумажки. Король смотрел на него, делая вид, что внимательно слушает. Да, именно так. Делая вид. Острое ощущение театрального представления во всём происходящем смутило Иру и заставило насторожиться. Что же задумали король и начальник стражи? Она даже мысли не допускала, что они могли забыть.

Потом были ещё представители города, хозяйственники. Даже Дэкину пришлось рассказать во всеуслышание о своих достижениях коннозаводчика. К его изумлению, прямо тут, на приёме, король приказал принести договор на покупку десяти голов архи для личных стойл. Дэкин был ошарашен, слушая, как монарх называет клички самых дорогих из его питомцев, озвучивая стоимость, которую готов за них заплатить. Судя по выражению лица хозяина, сумма была баснословной для этих мест. Ира оглянулась на Шукара и усмехнулась: тот краснел от возмущения и шипел себе под нос. Последний удар по сборщику налогов был нанесён в самое сердце. Личным королевским указом Дом Равил на десять лет освобождался от налогового бремени при условии поставки в королевские конюшни двух из десятка лучших жеребцов и одной производящей кобылы ежегодно. Дэкин с трудом заставил себя выдать полагающиеся поклоны с благодарностями, буквально упав обратно на скамью.

Перспективы открывались просто потрясающие! Зал кипел разговорами, многие простые горожане улыбались, зная, что дом Равил о них не забудет. Если его дело будет расти, появится много новой работы под надёжной крышей, у честного хозяина, пойдут заказы. Будет куда пристроить на работу сыновей, а в хорошо устроенные руки и дочерей замуж не грех отдать. Знать перешёптывалась, поглядывая на владельца табунов крайне заинтересованно. Скоро в руки Дэкина упадёт ещё не один клиент: многие последуют примеру монарха, хотя, в отличие от него, будут торговаться за каждую монету.

И вот в этом ещё не улёгшемся до конца гомоне пред светлы очи государя вызвали Шукара, пока не успевшего смириться с мыслью, что ненавистный сосед теперь стал в несколько раз богаче.

— Главный сборщик податей города Ризма рад приветствовать ваше величество! — сказал он, но тон его голоса не соответствовал произносимым словам. Далеко не сразу появилась на его лице эта так пугающая всех слащавая улыбочка.

Король несколько минут разглядывал его и, в конце концов, сказал:

— Значит, это вы ведаете сбором денег в Ризме? Насколько нам известно, эта должность вами не совсем заслужена, ведь вы единственный сборщик податей в этом городе.

Шукар проглотил замечание и, окончательно взяв себя в руки, улыбаясь во весь рот, ответил:

— Конечно, ваше величество! Но что поделать? Это недоразумение вышло только из-за списка должностей. Меня назначили главным сборщиком много лет назад, но, к сожалению, с тех пор помощников не приписали. Городок небольшой, и я один управляюсь с этим бременем, прикладывая все свои силы! В чём ваше величество лично может убедиться.

— Мы и хотели бы это сделать, Шукар Мираф. Объясните нам: почему столь хорошо развитый, с точки зрения хозяйства, город, чьи достижения нам так красочно описал господин градоначальник и кои мы имели удовольствие лицезреть лично, приносит столь малые средства в нашу казну? Вот последняя роспись моего казначея, — слуга подал Шукару большой лист бумаги, который тот с поклоном принял, но на содержимое даже не посмотрел.

— Я могу объяснить вашему величеству, почему это происходит. Как вы знаете, в нашем городе есть несколько ммм… сильных центров хозяйствования. Именно они и являются основными подателями средств в казну. На первом месте, безусловно, Дом уважаемого Дэкина Равила. Он основная опора благополучия в наших краях и, не могу не сказать, к его чести, исправный плательщик, за которым никогда не числилось ни единого долга. И я безумно рад, что его величество не обошёл его своей милостью, он, безусловно, её заслуживает. Хотя, как сборщику податей, мне остаётся только кусать локти от досады. Ведь в ближайшие десять лет мне уже не прийти в его Дом по долгу службы ради лишней задушевной беседы, которые поднимают мне настроение лучше веселящих напитков. Есть ещё несколько небольших хозяйств: достопочтенного господина градоначальника, например. Но они не идут ни в какое сравнение с успехами Дома Равил. Простите, господин Витус, но это истинная правда. Все эти хозяйства почти исправно тянут бремя податей, но вот простой народ… Мелкие торговцы, крестьяне, коих в наших сельских краях предостаточно, к сожалению, не столь обязательны. Среди них множество должников.

— Почему же вы не привлекли стражу к столь широко распространившейся проблеме?

— Помилуйте, ваше величество! Это же… Наши соседи, хорошие люди! Среди них нет нарушителей закона и к тому же…

— Мы видим, что вы недостаточно расторопно исполняете возложенный на вас долг! Мы, как никто, понимаем важность связей и отношений, но это не мешает нам делать что до́лжно! И призывать к ответу каждого, кто бы он нам ни был — сват, брат, зять! Кстати, ещё один вопрос: в росписи казначейства значится, что за вами оформлена домообразующая грамота. Однако обсуждая сегодня успехи города, вашего имени мы не услышали. Так какое хозяйство ведёте вы, помимо своих основных обязанностей? Оно должно быть немалым, если привело к подписанию грамоты.

Улыбка сбежала с лица Шукара, напор короля заставил его, наконец, осознать, что дело серьёзно. Он подобрался, выпрямился и, сглотнув, ответил:

— Я занимаюсь разведением чистопородных моса. Но моё хозяйство, хотя и прибыльно, к сожалению, невелико.

— Тех моса, что мы видели у стражи, когда посещали казармы, вряд ли можно назвать чистопородными. Эти шавки неплохи, но на элиту не тянут.

— Да… ваше величество правы… Этих зверей закупили из казны стражи по приказу её начальника. Не в Ризме.

— Хм… Насколько нам помнится, закон обязывает всех хозяев, разводящих зверей, в которых нуждаются армия и стража, выдавать ежегодно часть приплода их представителям. Мы видели архи с хозяйств Дэкина Равила в конюшнях стражи. Знаем, что они переданы в срок и в достаточном количестве. Отличные животные. А вот моса стража почему-то закупает на стороне при наличии вашего хозяйства. Молчать! Мы знаем, куда вы пускаете зверей! Соглядатаи уже всё мне донесли. И вы так и не объяснили, откуда взялась домообразующая грамота, если, как вы говорите, у вас всего-навсего хоть и прибыльное, но небольшое хозяйство. Мы ждём ответ.

Шукар тяжело задышал и покраснел. Пустив в дело всё своё актёрское мастерство, в наличии которого был уверен, он ответил, ломая руки:

— Ваше величество, помилуйте! Я ни в чём не провинился, ну, кроме того, что не передал моса страже. Каюсь, виноват! Завтра же, да нет! Сегодня же! Приглашу господина Гирэта на псарню выбрать зверей! Но Дом… Вы знаете, ваше величество, у нас много должников среди простого люда. Это мои соседи! Я их очень… люблю! И я предложил им вступить в… домообразующие отношения в надежде, что совместными усилиями нам удастся выгоднее распоряжаться средствами и ресурсами! Люди могли бы отдать долги. Это выгодно всем сторонам!

— Хм… и вы хотите сказать, что созданный на таких условиях Дом… Напомните мне, сколько лет назад он был основан? Под вашим разумным руководством… До. Сих. Пор. Не принёс ожидаемого результата и продолжает существовать?

Шукар задыхался, стараясь набрать побольше кислорода для очередного возмущённого ответа, когда с задних столов вскочил мужчина и на весь зал прокричал:

— Да как же это так, ваше величество?! Ведь врёт же! Ей-ей врёт, вашество!

Знать возмущённо зашушукалась, напряглись солдаты, но король поднял руку в успокаивающем жесте и, недобро улыбнувшись, сказал:

— Я вижу, добрый человек, у вас есть что сказать. Подойдите сюда, не стесняйтесь. Нас интересует мнение всех наших подданных. Не только наделённых долгом. Ну же!

Мужчина слегка побледнел, но всё же вышел из-за стола и медленно направился к королю. Подойдя поближе, он низко поклонился и не сразу решился разогнуться обратно.

— Как тебя зовут и кто ты по роду занятий?

Мужчина обернулся на Шукара, икнул от его многообещающего взгляда, но потом взял себя в руки и с видом камикадзе, который всё уже для себя решил, ответил:

— Моё имя Коват, ваше величество. Дровосек я.

— Очень хорошо, дровосек Коват, поведай нам, о чём хотел. Смелее!

— Слушаюсь! Этот человек не создавал свой Дом на благо! Многие, в том числе и я, вошли в него по принуждению. Мы… были должны, и нам угрожала тюрьма. Он предложил нам подписать грамоту, обещая не лишать свободы и наши семьи кормильцев, если мы будем работать на него. А когда грамота была подписана… Мы до сих пор работаем, и долг наш вырос многократно, потому что результаты наших трудов в большинстве своём присваивает… Шукар Мираф.

Король мрачно посмотрел на мужчину.

— Почему вы не обратились за помощью раньше?

— А кто и что мог сделать, ваше величество? В глазах Стражи я не преступник, но будь на то приказ Казначейства или Дворца суда, они бы меня схватили по ходатайству господина Мирафа. По закону о долгах. А мне сейчас терять нечего. Всё, что можно, уже потерял. Даже невесту. У меня была… — мужчина резко выдохнул, — любимая женщина. С её отцом мы дружили домами. Ласковая, приветливая, хозяйка, каких мало. Но господину Мирафу вздумалось отдать её за своего слугу. Её отец тоже ходил в должниках, и нам обоим угрожали тюрьмой, если мы не отступимся. Он часто так делал. И отказать никто не смел. С тех пор семьи у меня нет. Родителей схоронил, так что… Даже если теперь бросят в тюрьму, бояться мне нечего. Даже если казнить изволите — не страшно. Но я хочу, чтобы вы знали правду, ваше величие!

— И вы поверите этому лжецу, который пытается выгородить себя и не платить долги?! — закричал Шукар, едва выслушав обвинение в свой адрес. — Он же должен огромные деньги, вот и пытается себя обелить в ваших глазах, ваше величество! Неужели вы ему поверили? Да где это видано?! Что за голословные обвинения?! У меня всё записано! Каждая монета подсчитана! Да он…

— Успокойтесь, господин Мираф, — проговорил король, — ваши записи мы обязательно проверим. Вы же не возражаете против того, чтобы с вашими бумагами поработали мои счетоводы?

— Ваше величество! — Шукар встал в позу оскорблённого достоинства, потом бегло обвёл глазами зал, задержавшись на магах. — Я готов поклясться перед лицом Великой Матери, что каждая подпись на расписках подлинная!

— Хм… Какое… сильное заявление. Перед лицом Илаэры лгут только те, кому хорошая жизнь надоела. Стало быть, вы настолько уверены в своей чистоте и неповинности, что готовы ответить даже перед божьим судом?

Шукара уже несло:

— Конечно, ваше величество! Был бы здесь хоть один последователь Великой Матери, я бы повторил эту клятву!

— И за прочие свои поступки и деяния вы готовы были бы ответить?

— Какие ещё поступки?! О чём вам наплести успели, ваше… Да, готов! Хоть сейчас!

С того момента, как Шукара позвали на ковёр, Ира не сводила глаз со всех заинтересованных лиц. Она и не пыталась переводить те юридические и хозяйственные термины, которыми сыпал король, призывая его к ответу. Слишком быстрый и эмоциональный это был диалог. Однако её словарного запаса хватало, чтобы в общих чертах уловить суть. Гораздо более говорящими для неё в этой ситуации были мимика и жесты.

Мужчину, вызвавшегося свидетельствовать против сборщика налогов, она видела впервые, но заметила поощряющий знак, который послал ему Атарин. Догадки теснили одна другую. Подсадная утка? Или начальник стражи по просьбе короля перерыл весь городок в поисках свидетеля, которому в самом деле нечего терять? Не этим ли занимался он последнюю неделю, пока Ира с другими женщинами копалась в нарядах да наводила марафет? Коват говорил очень искренне, но уж больно уверенно и храбро для того, кто реально рискует жизнью или свободой. Почувствовав неуверенность в собственной оценке, она постаралась поставить себя на его место, вспомнив поступки, на которые оказалась способна у столба дайна-ви. Да, теперь точно: слишком храбро и слишком уверенно. У этого человека есть за спиной дерево, чтобы скрыться от летящего в лоб ножа. Вопрос только, зачем всё это? Получить официальный повод провести проверку? Провокация? А вот и разговоры о богах пошли. И как они помогут в обычных мирских делах? Только взгляд короля, чуть опущенный, говорил о том, что не просто так тут заговорили о высоком. Да и бегающие глазки Шукара, задержавшиеся на волшебниках… Он их что, боится? Хотя нет, кажется, успокоился. Или среди магов не было того, кого он мог бы бояться? О, а вот и клятвы пошли… И зачем так кричать?

За последним заявлением сборщика податей последовала молчаливая пауза, в тишине которой Ира чётко услышала звук хлопнувшего капкана. Именно так она расценила взгляд короля, пригвоздивший Шукара к полу.

Тихо-тихо, плавно, как умеют только женщины Рахидэтели, из-за спины монарха появилась фигура, закутанная в покрывало. Варин Раслинг откинулся на кресло, позволяя происходящему идти своим чередом и всем своим видом предупреждая подданных не встревать. Женщина чуть склонила голову в сторону своего повелителя, а потом встала между ним и Шукаром. Сняла обруч, что сдерживал покрывало. Секунду длилась пауза, потом знакомое только слабому полу эффектное движение плечом, и ткань падает к ногам. Белоснежные одежды на мгновенье ослепляют, воротник с письменами блестит в свете лучей, падающих из окна. Она смотрит на опешившего мужчину, как волк, готовый в любую секунду перегрызть горло. Покорность мужчинам и взгляд из-под ресниц? Прятать лицо? Нет, не слышала. Мерини была в тот миг властью во плоти.

— Ты… ты… женщина… — задыхаясь, произнёс Шукар, делая пару шагов назад, оглядываясь и замечая, что стража как-то слишком близко стоит у дверей.

— «Вы», невежа! — рявкает Мерини, не хуже короля припечатывая его к полу взглядом. — Перед тобой Голос Великой Матери, одарённая первого круга Собора Карража, советник его величества и старший знаток закона Дворца суда Мерини Дэбальт!

«Ох ты ж!» — только и подумала Ира. Эти несколько секунд выдали ей новую порцию знаний размером с хорошую лекцию, в очередной раз заставив почувствовать себя рядом не стоящей с рулём событий. Одарённая! И её покровитель — Великая Мать, она же — верховная богиня Илаэра. Мерини — одна из тех, кто разделяет с монархом судебную власть. Советник. Маг! Некстати вспомнилось ощущение пальцев в волосах и тихие, успокаивающие движения, заставляющие решиться рассказать правду. «Зуб даю, это было волшебство! Правда, что она делала, не совсем понятно. Чем занимается верховная богиня и какие возможности есть у её адептов, чёрт её знает. И всё же почти наверняка это была проверка! На психику надавила. Колись, мол, что там у тебя за душой».

А удобно, ничего не скажешь! Женская половина неприступна для мужчин, а за бастионом из покрывал поди отличи королеву от богатой фрейлины! Где как не там прятать до поры до времени мага и советника такого уровня? Открытое лицо — воистину показатель того, насколько высоко забралась эта дама. Или сам по себе статус одарённой даёт такие привилегии? Вроде нет, Лоппи-то прячется. А может, это потому, что она ещё ребёнок, или из-за необходимости скрываться от людей Шукара? Сколь же многого она ещё не знает о местных обычаях!

— Ты, кажется, хотел засвидетельствовать перед ликом богини истину своих слов, скрепив её клятвой? Что ж… Я готова принять её, — Мерини говорила тихо, но её голос был слышен в каждом уголке зала.

Шукар был бледен. В чём бы ни заключалась ловушка, в которую его поймали, она пугала его до колик.

— Итак, ты готов предстать перед божественным судом?

— Каким судом?! — пошёл на попятную сборщик податей. — Ваше величество, помилуйте! Что на меня так накинулись?! Я честно выполняю свой долг! Коли хотите проверить мои бумаги — проверяйте, клянусь, вы не найдёте в них ни единого изъяна! Для этого нет необходимости устраивать допрос с использованием силы одарённых!

Поведение Шукара резко поменялось. Оно и понятно. Пока дело шло о поиске доказательств привычными методами — всё было ему на руку. Он не один год обходил закон, и очевидно, что знал его довольно хорошо. Умел прятать следы своих махинаций, зная, что можно доказать, а что — надо ещё постараться. Понимал, что и кому можно говорить. А вот попасть в руки волшебников, силы которых были за гранью материального, он явно не имел никакого желания, был осторожен. А тут такой чёрт из табакерки.

— Что же вы так заволновались господин Мираф? — спросил король. — А как же ваши громкие слова мгновение назад?

— Потому что вижу, на меня навели столько не пойми какого поклёпа, что даже одарённых готовы привлечь! Безосновательно! Устроить допрос прямо на приёме! В чём меня обвиняют?!

— В подписании домообразующей грамоты без наличия оснований, являющихся основополагающими для её подписания. В принуждении людей шантажом уйти под руку образованного Дома. В вымогательстве и превышении должностных полномочий. Этих обстоятельств достаточно, чтобы учредить суд на месте. Его величество со мной согласился. К тому же есть ещё одно дело, свидетеля по которому мы все сейчас выслушаем, — Мерини, легко махнув рукой, дала знак стражникам: — Впустите!

Стражники отперли дверь и пригласили в залу женщину и маленькую девочку.

«Лоппи!».

Они замерли, подождали, пока отец семейства встанет из-за стола и присоединится к ним, после чего втроём пошли к трону. Пекаря трясло, жена позади него зябко куталась в покрывало. Только их дочь шла с высоко поднятой головой, но Ире стало страшно от этого зрелища. Глаза девочки были столь же решительны и полны безнадёжной пустоты, как в тот день, когда она спокойно рассказывала толпе взрослых о своём долге и ответственности перед богами.

Встав перед судьёй, они нерешительно поклонились, то и дело оглядываясь на короля. Тот кивнул, и Мерини спросила:

— Назовите себя, добрые люди. Не бойтесь.

— Да, ваша святейшая милость. Я Варак, пекарь. Это моя жена Альта и наша дочь Лория.

— Уточните нам, к какому подчинению вы относитесь и каково ваше положение как обязанного короне.

Пекарь помрачнел:

— Моя семья находится под рукой уважаемого Дэкина Равила. В армии отслужил пять лет. А насчёт податей… Я должник. Очень много должен.

— Вы под рукой господина Равила? Пекарь в Доме у заводчика архи? Основание?

— Я ушёл под его руку по закону об уходе всего семейства. Не я, моя жена служит в Доме. Она служанка при госпоже Цыран, жене моего хозяина.

— Ясно. Что же, по закону это допустимо. Следующий вопрос: кто вёл учёт вашего долга?

— Господин Шукар Мираф, главный сборщик податей нашего города и его счетовод.

— Вы собственноручно и без принуждения ставили подпись на бумагах? Читали их? Проверяли?

— Да, ваша святейшая милость. Читал и подписывал. А вот проверить…

— Смелее! Мы внимательно слушаем.

— К моему стыду, я не владею счётом так хорошо, как счетовод господина Мирафа. Я умею считать только до сотни.

— Вот как? То есть при подписании бумаг вы полагались исключительно на честность означенных лиц?

— Да, ваша святейшая милость.

— Госпожа! — начал было Шукар, но Мерини не дала ему продолжить.

— Молчите, господин Мираф. Вам дадут слово позднее. Не прерывайте процесс суда, иначе допрос будет продолжен в менее приятных для вас условиях.

Шукар чуть не плевался. Его добивало не только то, что его грязное бельё вытащили наружу, обвинения, но и что его прилюдно ставила на место женщина. А уж о его отношении к слабому полу мало кому не было известно. Но он стерпел. Заставил себя успокоиться и постарался придать лицу почтительное выражение. Это далось ему с таким трудом, что пот потёк по лицу. Сейчас в нём не было ничего от того лебезящего и слащаво улыбающегося человека, которым его привыкли видеть. Это была загнанная в угол крыса. Ире вспомнились животные в пещере. Пробрало до дрожи.

— Варак, я вижу, вы счастливый отец, — обратилась Мерини к пекарю. — Это ваш единственный ребёнок?

— Нет, госпожа, у меня есть ещё младшая дочка.

— Я слышала, что ваша дочь — особенная. О которой из двух идёт речь?

— О вот этой, старшенькой. Она дочь Хараны, ваша святейшая милость.

— Одарённая. Тогда я обращусь прямо к ней.

— Вы собираетесь выслушивать детский лепет на суде?! — возмутился Шукар.

Мерини медленно проговорила:

— Господин Мираф, то вам женщины не угодили, то дети. Юная Лория одарена Сёстрами, а значит, по закону имеет право свидетельствовать. Её устами шепчет голос богов.

— А кто докажет, что она одарённая?! А не обычный ребёнок, подученный взрослыми?!

Мерини нахмурилась, но спустя мгновение, снова улыбнулась.

— Вы желаете свидетельства? Суд в моём лице не возражает. Ваше величество, вы согласны?

Король кивнул.

— Дитя моё, — обратилась она к Лоппи, — нам необходимо засвидетельствовать наличие у тебя дара перед всеми присутствующими, а для этого нужно твоё согласие. Согласна ли ты пройти проверку?

— Согласна, госпожа, — тихо ответила девочка.

— Хорошо! Пекарь Варак и дровосек Коват, вы можете вернуться на свои места. Далее этот ребёнок будет говорить сам за себя.

Пекарь поклонился и попытался увести жену, но та вывернулась и бросилась к Лории, порывисто её обняв. Со своего места встала Цыран и, подойдя к женщине, мягко отстранила её от девочки, нашёптывая что-то. Потом подняла вопрошающие глаза на пекаря, и тот, секунду помедлив, кивнул и ушёл на своё место. Хозяйка увела Альту за их стол. Они с Кессой принялись успокаивать её, подсовывая напитки. Женщина безучастно принимала заботу, не слыша окружающих и не спуская глаз с дочери.

— Я попрошу мэтров Римса и Накарта помочь с освидетельствованием, — сказала Мерини.

На её просьбу из-за стола поднялись два волшебника.

— Уважаемое собрание, я представляю вам одарённых второго круга Собора Карража Голос Рити — Вакку Римса и Длань Хараны — Доваля Накарта. Мэтры, прошу вас.

Мужчина, которого назвали Довалем, подошёл к Лории и ласково улыбнулся.

— Девочка, не бойся, проверка будет очень простой. Господин Римс сейчас войдёт в состояние поиска и поищет внутри тебя потоки волшебства. Если они есть, даже самые слабые, он слегка усилит их для вывода на поверхность. Ты наверняка уже проходила через это. Обычно этого достаточно, чтобы определить, одарена ты или нет. Но поскольку нам надо всем показать твой дар, я дам тебе задание. Ты должна будешь применить свою силу, а я в это время оценю твои возможности. Не думай о том, что задание надо выполнить идеально или до конца, главное, чтобы все увидели, что ты умеешь, даже если твоя сила очень слабенькая. Хорошо? Всё поняла?

— Да, наставник веры.

— Для тебя просто дядя Доваль, дитя. Ведь мы с тобой делаем одно дело. Ну? Готова?

— Да.

Вакку Римс тоже улыбнулся девочке и положил ладонь ей на голову. Не прошло и секунды, как вокруг Лоппи засверкали голубые вспышки и всё её тело пошло туманной дымкой.

— Замечательно, малышка! — улыбнулся Доваль. — Даже искать не пришлось! Какой удивительный запас силы! А теперь вот твоё задание…

С этими словами он закатал рукав и, достав из ножен кинжал, резко полоснул им по руке. Потекла кровь, Лоппи вскрикнула и бросилась к волшебнику. Она схватила его за руку ладонями, вокруг которых разгорелось салатовое сияние, окутавшее рану. Медленно проводя ладонью поверх пореза, она, словно ластиком, стёрла след, оставленный ножом, оставляя на его месте ровную и гладкую кожу. Вспышки улеглись. Волшебник улыбался во весь рот:

— Одарена по самую макушку. Мерини, у этой девочки очень стабильный и ровный дар. Контроль почти идеальный. И зуб даю, что перед нам не будущая Длань, а Голос. Почти в этом уверен! Когда меня лечили, я будто слышал шёпот, за которым это дитя следовало с верой, на какую только дети и способны. Думаю, нас всех надо поздравить, что мы нашли такое сокровище в этой глуши. Ох, простите, господа… в настолько отдалённых от столицы землях.

— Кому-то ещё нужны доказательства? — мрачно оглядела публику Мерини.

Возражений не последовало. Доваль Накарт и Вакку Римс вернулись на свои места, на прощанье ласково похлопав девочку по плечу.

— Итак, дитя, сейчас ты будешь отвечать на наши вопросы. Помни, что ты говоришь сама за себя и тебе ни на кого не надо оглядываться. Твой дар засвидетельствован, а это значит, что ты можешь поступать как взрослая. Сейчас перед судом никто тебе ничего запретить не может. Это ясно? — Мерини постаралась помягче разговаривать с ребёнком, но получалось у неё плохо — сказывались издержки профессии. Однако Лорию мало что могло испугать, даже эта суровая женщина. Единственное, чего она боялась, — это сообщения, что её всё-таки выдадут жениху.

— Я отвечу. Спрашивайте, ваша святейшая милость, — сказала она.

— Назови себя и своё положение.

— Милостью Сестёр дочь Хараны Лория. Мой отец пекарь Варак, матушку зовут Альтой. Живу под рукой Дома Равил на попечении хозяйки Дома. Наречённая невеста. Мой жених — сын помощника сборщика податей Шукара Мирафа.

— Сколько тебе лет, дитя?

— Семь, ваша святейшая милость.

— Договор о твоей помолвке уже составлен?

— Нет. Но мой отец уже дал свое согласие.

— Лория, сейчас я попрошу тебя предельно подробно рассказать все — я повторяю, все — подробности твоей помолвки. Можешь начать с любого конца истории, как тебе удобно, главное — ты не должна ничего забыть. Нас интересуют мельчайшие детали. Как состоялась помолвка, при каких обстоятельствах, кто и каким образом принимал участие в твоей судьбе. Мой вопрос понятен тебе, девочка?

— Да. Но… могу я начать не с моей истории?

— Это не имеет значения, если это важно для изложения обстоятельств дела. Рассказывай.

— Сегодня никто и никуда не торопится, дочь Хараны, — поддакнул король, обводя глазами зал, пробуждая от спячки задремавших было придворных, решивших, что очередное разбирательство среди местных жителей их совершенно не касается. Помещение наполнилось осязаемым вниманием, и в абсолютной тишине Лория начала свой рассказ с жизни девушки Сальи.

Пока Лоппи отстранённо вела речь, Ира наблюдала за Шукаром, и то, что она видела, ей совсем не нравилось. Сначала он тяжело дышал, а при виде девочки побледнел, зрачки его сузились до точек. Но с каждой минутой он всё больше и больше брал себя в руки и, в конце концов, совсем расслабился. Он слушал показания Лории с внимательным интересом, просто кричащим о том, что он уже нашёл решение для той опасной ситуации, в которой оказался. Время от времени он смотрел на Мерини, не убирая с лица приклеенного почтения, но в какой-то момент в его мимике стало проглядывать снисхождение. Судья тоже это заметила и нахмурилась, не переставая меж тем вникать в повествование ребёнка.

Отдельного описания стоило то, что творилось за столом у магов. Поначалу они слушали безучастно, но вот затем… Да, в отличие от жителей Ризмы, далёких от волшебства, этим людям не нужно было объяснять что-то дополнительно. Они прекрасно понимали, о чём девочка говорит. Лица суровых военных пылали гневом, периодически их ладони покрывались еле заметными вспышками, словно магия откликалась на внутреннюю ярость.

С самым молодым магом вообще случилось нечто, чуть было не закончившееся бедой. Это был одарённый, владеющий огнём. Слушая о судьбе Сальи, он в какой-то момент замер, а по столу поползли огненные всполохи. Благо, сидевший рядом дед быстро сориентировался и взял его руки в свои. Пламя начало убывать, а поверх скатерти поползли мокрые пятна. «Дедуля маг воды? — Ира наблюдала за волшебниками с видом малыша, впервые попавшего в цирк. — И ведь не фокус же! Просто взяли и из ничего создали сначала огонь, потом воду! А вот скатёрочку теперь только на тряпочки». Потом опять пришло осознание того, что эти люди солдаты и применяют свою силу в бою. Теперь она смотрела на магов уже с опаской. Какую смерть предпочитаете: сгореть заживо или утонуть, не сходя с места?

Меж тем Лория дошла и до своей истории. Теперь Мерини периодически прерывала её рассказ, вызывая всех участников событий, допрашивая и проясняя детали. Дэкин Равил и Цыран. Правда ли, что прятали одарённую? Чем руководствовались? Как так вышло, что о её даре стало известно? Румун. Может ли он поручиться, что никто из пастухов не выдавал секрета девочки? Атарин. Чем руководствовался, когда брал её под свою защиту? Подробности сцены на краю города. Азарик и его друзья. Не заметили ли ничего необычного, неся охрану? А-а-а… Соглядатаев, значит, видели, но пока не лезли на рожон, трогать не стали.

Естественно, Иру как свидетеля тоже допросили. Всплыли её взаимоотношения с Шукаром, о чём ей было неприятно рассказывать, особенно прилюдно. Но она ничего не стала замалчивать. Упомянула и шантаж с предложением пойти к нему наложницей, и то, как чуть не попала к нему в сети, будучи в отключке. Пришлось рассказать и про Птичку, но талантливый сын деревьев суд заинтересовал мало. Тем более, помня просьбу Дэкина, она не стала упоминать его способность объезжать рыжих архи, обошлась только характеристиками: «очень добрый», «очень любить архи», «хороший помощник Дэкин Равил быть».

И снова по кругу допрос всех причастных. К концу истории в зале уже давно не гремела посуда, всё внимание было приковано к участникам событий. Равнодушных не осталось. Факт попытки присвоить силу чужого дара ошарашил многих. И ещё за общим фоном перешёптываний иногда проскакивало искреннее возмущение, что судьбу девочки пыталось решить лицо, которое не является ответственным за неё, то есть отцом или тем, кто имеет право найти ей мужа. Ира не понимала этих пересуд. Она слышала в интонациях такое негодование, будто говорили о чём-то противоестественном. И это притом, что существуют дочери деревьев, над которыми совершить любое насилие может каждый встречный, и никто этого не осудит. Получается, домашняя девочка стоит защиты, а вне него…

Бесконечные вопросы продолжались очень долго и кончились тем, что Мерини застыла в раздумье, периодически закрывая глаза и погружаясь в состояние, похожее на транс.

— Шукар Мираф, что вы можете сказать на предъявленные вам обвинения?

— Бред, — отрезал сборщик налогов.

— Бред?! — вскочил с места волшебник Доваль. — Я слуга Хараны, как и юная Лория! И могу подтвердить перед всеми, что наш дар работает именно так! И если это правда, если вы заставляли покойную Салью лечить против воли голоса богини…

— Вот именно, капитан! — перебил его Шукар. — Если. Здесь не было представлено ни единого доказательства моей вины, кроме лепета ребёнка, пускай и десять раз одарённого. Ребёнка! Который впитывает как губка страхи и слухи, источаемые взрослыми, и не способен сделать собственных выводов! Вы готовы учитывать свидетельства должников, которые пойдут на всё, чтобы оправдаться перед судом за своё нежелание платить? Или свидетельство иноземки? Да что она понимает в наших обычаях?! Она могла расценить мои совершенно невинные действия как угодно! Не так понять. Да что понять! Её знания языка хватает едва-едва, чтобы разбираться, что именно от неё хотят! К тому же она не скрывает, что якшается с детьми деревьев! Поступки начальника стражи я осуждать не могу, он должен защищать жителей города, и ему проще перебдеть. Хотя, конечно, печально, что он оказался подвержен слухам, распускаемым пустозвонами и моими недоброжелателями. Увы и ах, но у меня их предостаточно. Да, к слову сказать, свою работу он тоже не всегда выполняет идеально. Скольких он не уберёг от Руввы Нирана? Печалят моё сердце поступки моего дорогого соседа Дэкина Равила. Но его тоже можно понять: это дитя на попечении его супруги, а бабы… простите, женщины, впечатлительны и внушаемы. И понятно, что хороший муж будет делать многое, чтобы порадовать супругу и вернуть спокойствие в дом… И кроме того: при чём тут я?! Обвинения звучали в мой адрес, но кто я такой?! Я что, этим юным одарённым отец, свёкр или, может быть, муж?! Выдавал замуж кто? Отец. Согласие давал кто? Отец. Брал в жёны или невесты кто? Муж или жених. Входили они в дом чей? Свёкра. Скажите, ваша святейшая милость, какие могут быть предъявлены обвинения мне, скромному хозяину Дома, у которого слуг, простите, как камней на дороге. Может, вы ещё скажете, что я всем своим слугам невест нашёл, как пытается убедить нас дровосек Коват? Отобрав всех поголовно у родных отцов? Вы спрашивали, что я могу сказать на все эти истории? Я говорю ещё раз: бред лихорадочного — вот что это такое!

— Ну, с вашим скромным Домом, в котором «слуг как камней на дороге», мы ещё разберёмся отдельно, — сказала Мерини. — А что касается дела дочери Хараны, то коль вы так тверды в своём упорстве и доказываете свою невиновность, то, думаю, для вас не станет проблемой пройти через божий суд Илаэры и выстоять под заклятием правды. Это, конечно, обернётся мне головной болью на целую декаду, но ради святого дела справедливости я готова на это пойти.

— Ваше величество, я обращаюсь к вам как к верховному судье и перед вами заявляю, что отказываюсь проходить суд Илаэры!

— И на каком же основании, позвольте полюбопытствовать? — спросил король с угрозой в голосе, не обещавшей Шукару ничего хорошего.

Сборщик налогов спокойно ответил:

— По закону о публичных судилищах, коим, как я понимаю, является всё происходящее здесь. Согласно этому закону, для всех должны быть очевидны доказательства или искреннее признание вины подсудимого. А им здесь, как ни прискорбно для меня, сделали вашего покорного слугу. Я не являюсь одарённым и не могу оценить степень воздействия на меня чужого дара. Также для присутствующих здесь не будет очевидно, что именно делают со мной силы, подаренные Сестрой вашей советнице. Напускать мерцающие искорки может и юная Лория. И вашим верноподданным будет непонятно, стою я под заклятием правды или под каким-нибудь принуждением, выдавая требуемые для суда ответы. Однако я понимаю, для большинства приглашённых сюда достаточно уже того, что перед ними одарённая, со словом которой у нас спорить не принято, увы. В связи с этим я хотел бы обратиться к другой части того же закона, которая гласит, что я могу ходатайствовать о смене дознавателя, если не уверен в его способностях. В этом мне никто не может отказать. Не желаю, чтобы меня судила женщина! Их предназначение не судить, а рожать! Я не могу быть уверен, что баба… ой, простите, ваша святейшая милость, столь же владеет даром, как мужчина её же ранга. И доверить такому человеку решать судьбу своей жизни тоже не могу. Пошлите гонца в Карраж, ваше величество, пришлите кого-нибудь подходящего, и, так и быть, я предстану перед судом Илаэры. Только, как я уже говорил здесь, в судьбе дочери Хараны я участия не принимаю. К тому моменту договор о её помолвке уже будет подписан, согласно соглашению между её отцом, будущим свёкром и мужем. Да, я в курсе, ведь, в конце концов, речь идёт о моём ближайшем слуге, в коем я души не чаю! Как видите, я ничего не решаю в этом деле. Что касается прочих обвинений… Пусть начальник стражи забирает хоть всех моса из моей псарни, а ваши люди могут перерыть каждую бумагу в моей библиотеке — там всё чисто. А для прочих слухов и сплетен вы не найдёте ни единого доказательства.

Что сделалось с королём и Мерини после этой пламенной речи, словами лучше не описывать. Хорошо, что первый никакими особенными волшебными дарами наделён не был, иначе лежала бы сейчас на месте сборщика налогов кучка пепла, слизи или ещё чего похуже. Ведь говоря коротко, его только что обвинили публично в попытке фальсифицировать судебный процесс! Маги за столом чуть друг за друга не цеплялись, стараясь удержать в узде собственное возмущение, которое грозило вот-вот вырваться наружу магическими проявлениями. Лицо судьи шло красными пятнами, она вдохнуть не могла от нанесённого ей оскорбления. И кончилось бы всё это взрывом, если бы другое событие полностью не завладело вниманием высокопоставленных лиц.

Ира уже видела такое на пастбище у Дэкина: сначала по рукам Лоппи поползли еле заметные зелёные всполохи, а потом потекли струи, падая на пол.

— Эй! Эй! Девочка, не смей! — вскочил из-за стола Доваль Накарт. Он попытался подбежать к ней, но, чуть не влетев в лужу, растекавшуюся под ногами Лории, сделал шаг назад. Пол слегка дымился и медленно плавился, словно на него пролили кислоту. Остальные волшебники тоже повскакивали с мест, творя непонятные заклинания, у кого-то засветились руки, но приблизиться никто не посмел.

— Лория, не делай этого! — снова попытался воззвать к ней одарённый, но тщетно. Лоппи широко раскрыла глаза и подняла глаза к потолку. Ярко-зелёные глаза, в которых было не различить ни белка, ни зрачка. Вопль матери заставил вздрогнуть всех, и прежде чем кто-либо успел помешать этому, она бросилась к своему ребёнку, вскрикнув, на сей раз, от боли, наступив в шипящую жидкость. К ней быстро проковылял один из стариков-магов, бурча что-то под нос. Ножом разрезав чулок, приложил руку к стремительно краснеющей ране, заживляя её, прикусив губу до крови. Всё это происходило почти одновременно, суматошно.

— Доваль! Что происходит?! — потребовал ответа король.

— Всплеск силы! Она пытается избавиться от дара! Если ничего не придумаем, то мы можем потерять это дитя прямо сейчас!

— Дочка! — кричал подбежавший отец, затормозив у самого края лужи. — Не бросай нас! Умоляю!

Варак сжимал кулаки, ему вторило непрекращающееся завывание Альты. Лория услышала их и, медленно повернув голову, ответила глубоким, совсем не детским голосом:

— Я не могу, папочка. У меня больше нет надежды. Ты слышал, да? Всё свершится независимо от того, накажут виновника наших бед или нет. Я не позволю моему дару нести зло! Не буду исцелять убийц и истязателей! Лучше одна моя жизнь, чем другие невинные! Я должна уйти. Прости меня, папа… Если не выживу, помолись за меня в День Поминовения, чтобы Сёстры не взыскали с меня за отказ от их даров. Прощайте!

— Дочка! Не надо… — еле слышно произнёс Варак, не находя нужных слов.

Ира, пока всё это происходило, стояла в ступоре. Да что же это такое! Толпа взрослых, а не могут защитить одного ребёнка! В зале восемь волшебников! Неужели ничего не могут сделать?! Она бегала глазами с магов на девочку, на её родителей, короля, тану, ища признаки озарения на их лицах. Ну же! Придумайте что-нибудь!

И тут её взгляд упал на Шукара. Он отошёл подальше и без всякой тени беспокойства смотрел на всё происходящее, улыбаясь себе под нос. Мразь! Конечно, его всё устраивает! Если Лория не выживет, то взыскивать с него будет уже не за что. «Свадьба? Какая свадьба? А я вообще не при делах». Ему выгодно! Выгодно, чтобы всё это произошло! Нет человека — нет проблемы.

— Лория! — раздался строгий голос Атарина, от которого девочка вздрогнула. — Неужели, будучи в моём доме, ты не почувствовала уверенности в завтрашнем дне? Ты печалишь меня, дитя. Неужели я, мой сын, его друзья, Птичка и твой хозяин не смогли донести до тебя мысль, что ты не одна?! Неужели заботы твоей госпожи, женщин Дома и Ирины не хватило, чтобы почувствовать, что всё будет хорошо?

Он говорил довольно резко, взывая не к сантиментам, к которым ребёнок сейчас был глух, находясь под гнётом долга, но к совести, заставляя задуматься об усилиях, которые многие люди затратили, чтобы подарить ей спокойствие. Это слегка поколебало решимость девочки, зелёная пелена чуть спала с глаз, она боролась с собой.

— Лоппи, слушай твоя богиня! — неожиданно выпалила Ира, отмахнувшись от предостерегающего жеста начальника стражи. Долг — слишком тяжёлое бремя для столь юного создания! Нужно разумное зерно! Да, она верующая. Но кто сказал, что в вере не может быть логики?!

— Лоппи, слушай Харана! Думать! Если ты уйти, Шукар уйти от правила и закон! Лория не быть, быть другой девочка-колдовать! Другой муж и другой беда! Только дочь Хараны Лория мочь остановить новый беда! Не слушай твой правило внутри ты! Слушай твоя богиня!

Последняя фраза совсем сбила Лоппи с толку, она застыла, уставившись в пустоту. А потом прикрыла глаза, опустила голову и сложила истекающие зелёной, не причиняющей ей никакого вреда субстанцией руки себе на грудь. Зал замер в ожидании кульминации.

Вспышки пропали.

Лория уронила руки вдоль тела и тяжело задышала. Жижа у неё под ногами пошла пузырями, ещё больше оплавив пол, и засветившись пропала с глаз, оставив после себя обожжённое пятно. Когда она подняла глаза, то все увидели, что они, бывшие прежде серыми, теперь искрятся изумрудами.

— Я слышу тебя, Сестра… — прошептала девочка. — Жизнь священна… Я буду… попробую побороться ещё…

Некоторое время никто не решался приблизиться. Первым пришёл в себя «мэтр Вакку», сделав несколько шагов и протянув руку, переливающуюся голубым. Свет опутал Лорию, и волшебник вынес вердикт:

— Голос! Стабильный и ровный.

— Вакку, это точно? — спросила Мерини.

— Обижаешь. Не будь я Голосом Рити, во власти которой все источники и течения, включая волшебные! Недавние события и сказанное здесь вытянули струны души этого ребёнка, что спровоцировало преждевременное становление.

— Сестра, — резко сказал Доваль, — мы не можем допустить того, что сейчас чуть не случилось на наших глазах! Мы чуть не потеряли Голос Хараны! Ты не хуже меня знаешь, как мало таких, как она!

— Господа одарённые, — подал голос король, — я хочу напомнить вам, что мы не в карражском Соборе. Успокойтесь. И основное, ради чего мы затеяли всё это, — узнать степень причастности Шукара Мирафа к событиям, которые нам так красочно обрисовали свидетели. Что касается судьбы девочки, то она не стоит того, чтобы что-то долго обсуждать. Тут я согласен с капитаном Довалем — мы не имеем права разбрасываться Голосами, их слишком мало. Осталось уладить лишь одну формальность. Лория, согласна ли ты принять ученичество и уйти под опеку учёных Собора Карража? Ты должна понимать, что в сложившихся обстоятельствах у тебя лишь два пути. Или как благочестивой дочери принять судьбу, которую выбрал для тебя отец, независимо от причин, которые побудили его так поступить. И тогда уже никто не будет в ответе за то, что может случиться после. Или стать ученицей Собора, но, я думаю, ты знаешь, что это значит. Открыть лицо. Отказаться от жизни в Ризме, редкие встречи с родными и практически полное отсутствие шанса на замужество. Тяжёлый труд и учёба. Тренировки. Обязательная работа на благо людей Рахидэтели. Если ты выберешь этот путь, то твоя помолвка будет расторгнута в пользу служения Божественным Сёстрам. Решай!

— Согласна. Но… я же пока под опекой отца… — ответила Лоппи после заминки, утирая слёзы. Роль деревенской лекарши прекрасна и почётна. Но то, что ей предлагали, — роль общественная. И значит, о личной жизни придётся забыть. Никогда не иметь своей семьи, не надеть серёг с колокольчиками, не обнять детей. Жестокий выбор. Осознаёт ли она сейчас, будучи ребёнком, от чего приходится отказываться ради сохранения чести волшебницы?

Она не поднимала головы и не смотрела на родителей, прекрасно понимая, что какое бы решение она ни приняла, скорее всего, радости оно им не доставит. Женщина в этом мире — это очаг и семья. А уйдя в Собор, она уже никогда не сможет её иметь. Из печальных мыслей её вывел резкий голос отца:

— Ступай, дочь!

Лоппи дёрнулась и подняла, наконец, голову.

— Слышишь? Ступай! Раз такова судьба, дарованная тебе Сёстрами, от неё грех отворачиваться. Внуков нам родит твоя сестра. Мы подождём, пока ты подрастёшь и приедешь навестить нас. Тут решать нечего, его величие прав. Мы с твоей мамой всегда знали, что ты особенная и… когда-нибудь нас покинешь. Иди же! Мы будем молиться за тебя!

Лория заплакала и кинулась к родителям.

— Одно дело решили, — сказал король, — Варак, забирайте семью и идите домой. Ваша дочь пусть готовится к отъезду в ближайшее время. Вам сообщат. Вопрос касательно вашего долга будет решаться после проверки дел сборщика податей. Тогда же сообщим окончательную сумму. Вы свободны! Господа, идите на свои места, возвращаемся к основному вопросу.

И это всё?! Так просто?! Весь вот этот ужас ради такого элементарного решения? Ира полыхала негодованием. Неужели нельзя было сразу предложить этот выход из положения? В чём была загвоздка? Лоппи надо было пройтись по грани жизни и смерти, чтобы у остальных заработали мозги?! Или всё это очередной срежиссированный спектакль, чтобы получить какое-то непонятное основание для совершения очевидных шагов? Лазейка в законе, требующая отмывки, прежде чем быть использованной по назначению?

Шукар раздосадован. Всего лишь. Лории и её дара ему теперь не видать как своих ушей, но она всё ещё остаётся свидетелем по его делу. Живым свидетелем. И всё же он спокоен, хотя подобрался, предвосхищая очередной виток допроса. И он не замедлил последовать.

— Шукар Мираф, поскольку вопрос с дочерью Хараны решён, мы можем вернуться к вашим делам, — сказал король. — Говоря по совести, то, что вы отказываетесь прямо здесь пройти божий суд Илаэры, склоняет чашу весов не в вашу пользу в наших глазах. Ещё откровеннее: мы уверены, что сказанное свидетелями — правда.

— Но, ваше…

— И! Поэтому готовы удовлетворить ваше ходатайство о смене одарённого. По делам денежным вам грозит проверка, а вы пока посидите под стражей. Мало того, вас отправят в Гая, где вы будете дожидаться своей участи в башне Отсроченного возмездия. Поскольку единственным вашим требованием является то, чтобы дознаватель был мужчиной, то, будьте уверены, мои люди расстараются и доставят из Карража самого дотошного. Повторное ходатайство рассматриваться не будет! Суд над вами проведём публичный, как только вернёмся в столицу. Полгода-год на дорогу и всякие формальности, я думаю, не слишком много, да и время у вас будет подумать… о добровольном признании. Госпожа советник, вы со мной согласны? Или у суда есть возражения?

— Согласна, ваше величество! Разве что предлагаю придать проверкам дел главного сборщика податей статус полевого суда и дать соответствующие полномочия страже.

— Согласен.

— Но! — Шукар растерялся, очевидно, не ожидал столь жёсткого решения. Он надеялся, что окончательно отговорился от магических проверок. Думал, что из-за их недоступности в данный момент никто не станет возиться, тем более что судьбу Лории уже решили.

— Довольно! — не дал ему снова начать оправдываться король.

Неожиданно в диалог вклинился тану:

— Царственный брат мой, у меня есть решение, которое позволит избежать столь долгой отсрочки с вынесением приговора.

— Хм…

— Поскольку все эти годы вы шли нам навстречу в деле поиска убийц моих подданных, то я готов помочь вам с этим делом. Существо, притесняющее одарённых, должно быть наказано, а не рассиживаться по башням. Хотя, признаться честно, мой способ решить проблему имеет… эм… несколько неприятных особенностей.

— О чём вы, Кальтаэн?

Тану жестом попросил короля обождать и повернулся к подсудимому.

— Скажите, Шукар Мираф, что вы знаете о силах одарённых, влияющих на многих людей?

— Что они затрагивают кого-то одного больше, а остальных меньше, кажется… И тем меньше, чем дальше от источника… И… Я не одарённый, ваше величество тану… — неуверенно ответил сборщик податей, не зная, откуда ещё ждать удара.

— Может ли один и тот же одарённый одновременно сотворить два заклятия и разделить их между разными людьми согласно своей воле?

— Нет, ваше величество! Насколько мне известно, ни у одного народа нет одарённого, способного на такое!

— Вы заявляли некоторое время назад, что суд над вами под заклятием правды не может быть объективным, поскольку окружающие не видят и не чувствуют, что именно делает с вами одарённый, наблюдая исключительно внешний эффект.

— Да… я именно так и говорил…

— В таком случае я предлагаю сделать так, чтобы вашу исповедь услышали и прочувствовали все! Варин, в моей свите тоже есть одарённый. Вы его, кстати, знаете. И он, как того и требует подсудимый, мужчина. Виконт, прошу вас!

На его просьбу из-за стола поднялся музыкант, который пел на площади.

— Мой тану! — коротко козырнул он.

— Виконт Фальятоэн, Длань Лайоли, — отрекомендовал подданного тану.

Чистейший снег Рахидетели был серее цветом, чем лицо Шукара после этих слов.

Ира начала вспоминать, кто такая Лайоли, и это далось ей с трудом. К этой Сестре, богине ветра, в Доме обращались с прямыми молитвами нечасто, в отличие от той же верховной Илаэры или покровительницы целителей Хараны. Какая связь между ветром и судом?

— Как интересно, — сказал король, наклоняясь вперёд. — Значит, его голос — дар богини?

— Совсем нет. Он прекрасно пел и до этого. Его становление произошло довольно поздно, и дар Лайоли лишь дополнил то умение, что было в нём изначально, сделав из просто талантливого исполнителя певца-чароплёта.

— Ясно. И что вы предлагаете?

— В арсенале Дланей Лайоли есть одно заклятие. Владеют им немногие, но Фальятоэн из числа исключений. Мы называем его «Пытка совестью». У вас оно, кажется, зовётся «Неостановимым покаянием».

Теперь побледнели уже многие в зале, включая монарха.

— И это ваше предложение? — хрипло спросил король.

— Решать вам. Хочу предупредить заранее: если Длани Лайоли сами по себе нестабильны, певцы-чароплёты самые нестабильные из них. И если вы хотели видеть самого нестабильного из певцов, то сейчас он перед вами. Я не могу гарантировать, что всё пройдёт гладко, потому подумайте как следует, хотите ли вы воспользоваться силой моего подданного. Этому сборщику податей всё равно проходить через руки дознавателей, но меня коробит от мысли, что существо, способное оскорбить или причинить вред тем, на ком благословение Сестёр, будет спокойно дышать целый год.

Король крепко задумался. Судя по всему, он хорошо понимал, что именно предлагал его царственный коллега и каковы могут быть последствия. Шукар бегал глазами по залу и был готов сигануть в ближайшее окно, не будь на них решёток и охраны по всему периметру. Те же проблемы испытывали некоторые находящиеся в зале люди и эйуна. Ближайшие советники сидели за столом, крепко сжав кулаки и зубы, ожидая высочайшего решения, а над столом волшебников летал шёпот и горели профессиональным любопытством глаза.

— Я воспользуюсь вашей помощью Кальтаэн. Господа советники, я попрошу вас всех покинуть эту залу, — сказал он, обращаясь к своему фавориту и всем тем, кто сидел с ним за одним столом. Тот же приказ, правда, в жестовой форме был передан тану его подданным. Самые близкие к трону люди ушли, а следом были отправлены королева с принцессой, все женщины и подростки, пришедшие вместе с родителями, пожилые люди и пожароопасный волшебник. Ира тоже поднялась, чтобы уйти вместе с семьёй Равил. Хотя ей до безумия было интересно посмотреть, какой же магией владеет певец эйуна. Но неожиданный приказ короля остановил её, заставив беспомощно смотреть вслед Цыран и Кессе, не понимая причин этого повеления. Ну, надо так надо. Да и жуть как любопытно, чем всё кончится.

— Мой тану, вы уверены? Помните, что произошло в прошлый раз? А ведь те чары были намного проще, чем «Пытка совестью»… — певец нервно сглотнул.

— Это приказ.

— Повинуюсь моему тану, — ответил эйуна обречённо.

— Ваше величество, — подала голос Мерини, — может, мы поможем, если, конечно, сиятельный тану не возражает против объединения силы его одарённого с силой одарённых народа амелуту? Я могу наложить «Ясность разума». Это позволит дольше сохранять контроль. Длани Хараны могут помочь поддержать работу сердца чаропевца в естественном ритме, а Голос и Длань Рити попробуют уберечь потоки волшебства от всплесков. Всё придётся делать крайне осторожно, учитывая уровень неустойчивости последователей Лайоли, но это даст хоть какую-то уверенность, что всё пройдёт хорошо.

Глаза певца на это предложение засветились искренней благодарностью, и он умоляюще уставился на своего повелителя. Тану согласно кивнул, король тоже дал добро. Одарённые, сбившись в кружок, некоторое время переговаривались на одном им понятном языке, утрясая детали, потом попросили всех разойтись подальше. Эту просьбу не стали игнорировать даже монархи, оставив свои почётные места и отойдя к самой дальней стенке. Шукар остался в центре зала. Рядом с ним, во избежание попыток подсудимого сбежать от магического допроса, поставили двух совсем молодых стражников, которых Мерини выбрала лично. Шукар практически падал им на руки.

Певец встал перед ним на некотором расстоянии, настраивая инструмент. Остальные одарённые расположились полукругом, и пока он крутил колки, создали прозрачный, изредка поблёскивающий цветными бликами кокон, полностью укутавший музыканта.

Он запел.

Иру словно ударило порывом ветра прямо в грудь, и она рефлекторно сделала шаг назад, опираясь на стенку. Перед глазами поплыла муть, пропала чёткость зрения, а слух обострился донельзя. Она не могла рассмотреть остальных зрителей, хотя бы потому, что центром её мира в данный момент был исполнитель, но чувствовала, что у них такие же проблемы, как и у неё.

Пение на площади было блёклой тенью того, что происходило сейчас. На совершенно непонятном, и скорее всего, родном языке эйуна звучала песня. Певец просто изумительно пел сам по себе, но неизвестная сила, наполнившая воздух вокруг, превращала слова и музыку в оружие. Сердце сбивалось с ритма вслед за малейшими изменениями мелодии. «Хорошо, что убрали стариков… с такой аритмией и на тот свет отъехать недолго», — мелькнула мысль, и что-то вокруг отозвалось усмешкой, словно сила была сама по себе живой и прекрасно слышала её внутреннюю речь. Пальцы музыканта бегали всё быстрее, маги вспотели, удерживая кокон, голос становился всё более нечеловечным, умудряясь при этом оставаться красивым.

А уж что творилось с Шукаром…

Стоило песне начаться, его бросило на колени. Он пытался закрывать уши руками, таращил глаза и почти катался по полу, словно ему причиняли неимоверную боль. Долго не выдержал. Хватило пары минут, чтобы он запел, растягивая звуки, словно фальшивящий ребёнок, пытающийся исполнить песенку, стоя на табуретке. Сила не давала возможности просто говорить, она требовала песни. И это была самая жуткая песня из всех когда-либо слышанных Ирой. Плача и стеная, сборщик налогов выводил, совсем не попадая по нотам:

— Да-а-а-а-а… Сознава-а-а-а-ть-ся-я-я-я готов я-я-я-я-я…

А дальше пошли признания. В армии не служил. Заплатил за подделку бумаг себе на пользу. И не раз за свою жизнь. Насиловал. Пытал. Убивал. Обкрадывал. Обманывал. Принуждал. Шантажировал. Про свои, не ко столу помянутые, пристрастия. И про Салью. И про Иру. И про Лоппи. И ещё множество имён…

В этой чудовищной распевной исповеди всплывали имена подельников. Одно из них она прекрасно знала: Фаран Рузат. Помощник покойного судьи подрабатывал подделкой документов.

— Фаль… Хва-а-а-тит… — с трудом выговорила Мерини. — Достаточно… эйуна… останови…

В этот момент голос певца совершенно не к месту ушёл в высокую ноту, близкую к ультразвуку. Этот сфальшивленный отрывок песни ударил по мозгу, а следом раздалось громкое «бдзынь!», и купол лопнул. Чароплёт совершенно неэлегантно упал на пятую точку, схватился за сердце. Изо рта потекла кровь, но он продолжал петь против своей воли, подняв глаза к потолку. Снова красиво. Настолько волшебно, что накрыло уже всех поголовно.

Перед глазами Иры пролетали образы. Обиженная резкими словами подруга. Забыла сказать спасибо бабушке за подарок. Расстроенная мать: опять не позвонила сообщить, что задерживается. Трусливый пробег мимо драки и избиваемого подростка, хотя можно было вызвать милицию. Спина Минэ. Множество мелких и крупных вещей, объединённых только одним: за них было стыдно. Ей казалось, что рядом с ней стоит она сама, только больше, выше и неумолимее. Она, уткнувшись взглядом в колени, думала о том, как страшно встретиться лицом к лицу с собственной Совестью. Да, стыдно! Ты довольн, а?! «Да», — шептала ей сила, растворённая в воздухе. Сотни образов, и каждый что-то хотел. Они шептали, кричали, требовали, осуждали. В конце концов, что-то в ней сломалось, какой-то стержень, который позволял в течение всей жизни закрывать глаза на подобные поступки. «Простите… простите меня!» — шептала Ира, плача вслед каждому пролетавшему образу, каждому укоряющему лицу. В тот момент, когда она попросила прощения за всё, что совершала, давление ослабло, и она подняла голову. Очень нерешительно, боясь снова увидеть лицо своей Совести.

В зале творился ад. Стоячих никого не осталось, всех крутило по полу, кто-то пал на колени, уйдя в глубокую молитву, кто-то боролся с собой против воли, крича о своих прегрешениях, кто-то просил прощения. Последним было несколько легче, они плакали, подобно ей, и с каждым мгновением обретали всё более спокойное состояние. Но таких было немного. Большая часть волшебников валялась без сознания — разрыв купола не прошёл для них даром. Только Мерини да Доваль ещё как-то держались, хотя состояние их было крайне тяжёлым: судья вгрызалась ногтями в голову, стараясь выдрать из неё что-то, а последователь Хараны выл от боли. Труднее всего приходилось монархам. Они практически полностью вжались в стены, король засунул в рот кусок собственного рукава, затыкая сам себе рот, из которого неслось болезненное мычание, а тану лежал на полу в позе эмбриона, что-то шепча в коленки, так, чтобы никто не слышал. Господи! Да они же правители! Казнили, бросали в тюрьму, разрушали семьи! Каково им сейчас? Под этим волшебством они способны половину государственных тайн выдать, каясь в собственных преступлениях! А что же тогда военные? Стражу перетряхивало всех до одного, ведь кровь и чужое горе на руках были у каждого.

Послышался хрип. Шукар. Ира посмотрела на него и замерла. Стоя ближе всего к певцу, сборщик налогов уже не владел собой и пытался наказать сам себя, клещами вцепившись в собственную шею, раздирая её ногтями, мечтая добраться до артерии. «Он что, решил устроить сам себе казнь, не в силах справиться с муками совести?» — подумала Ира.

Внезапно нечто царапнуло её, словно когтём. «Это неправильно». Откуда пришла эта мысль? Своя или наносная? В этой пляске волшебных сил она уже смирилась с непонятными голосами, которые шептали, подталкивали, подзуживали… Это был один из них, очень требовательный, похожий на голос Мерини. Голос с интонациями судьи. «Что ты хочешь от меня?!» — закричала Ира мысленно. «Это неправильно», — повторил голос. «Что именно неправильно?!». Ответа не последовало. Она снова посмотрела на Шукара. Неправильно, что он сделает это сам? Он столько зла причинил… или… А ответит ли он таким образом за содеянное? Под давлением музыки он не осознаёт, что делает. Он жаждет наказания! «Ты об этом?!» — спросила Ира. И снова нет ответа, но что-то похожее на пальцы коснулось волос поглаживая.

Ира судорожно думала. Чтобы он и прочие ответили за свои поступки, надо… надо остановить эйуна с его песней! Стоило только оформить эту мысль в голове, как сила, до того наполнявшая музыку, сжала ей горло, лишая дыхания. «Ясно, я поняла! Отпусти! Пожалуйста!» Волшебство. Да. И судя по всему, разумное, раз разговаривает. Или как это называется? «Ты не хочешь останавливаться?» — её уже мало заботило, что она говорит не пойми с кем. То, что было в комнате, — живое и способно мыслить, за это она могла поручиться. Давление ослабло, и она сделала пару вздохов.

«Это надо сделать! Если ты не остановишься, будет плохо! Скажи, что я должна сказать, чтобы ты остановилась?!» Почему «-лась» и почему обращается словно к женщине — вопрос несвоевременный. И снова железная хватка, сильнее, чем раньше, с явным желанием убить. «Ты не хочешь, чтобы говорили, пока он поёт? Тебе нравится его пение?» Отпустило. До чего желанный кислород! Вдох. Сильнее! Раз. Два. Три. Наполнить лёгкие до отказа. «А если… если… ты ведь любишь песни… если спеть, а не сказать, ты послушаешь?!» Она могла поклясться, что ощутила чужое любопытство. «Песня. Хорошо, я поняла. А какая песня?!» Полное равнодушие и отсутствие интереса в ответ. «Это мои проблемы, да? Но я не знаю песен этой страны! Я даже языка не знаю! У нас свои песни, и музыки у вас такой нет, как у нас!» А вот теперь чужеродное внимание пробрало до мурашек. Иру даже отпустила терзающая весь остальной зал мания каяться в грехах.

Удалось встать, голова очистилась от мучащих воспоминаний. Только вот кожей ощущалось что-то сродни: «Скорее! Скорее!». «А как?! Я фальшивлю при пении! И тут нет подходящих инструментов!» По горлу прошла горячая волна, и снова прикосновение к волосам. Ещё горячее. Наверное, так у русалочки из сказки изымали голос. «Хорошо! Хорошо! Сейчас! Песня? Какая же песня… Нужно что-то такое… про суд. Про воздаяние за поступки. Только чтобы отвечать при жизни, необходимость кары. Но она не знала таких песен! Если только… Хотя там не вся песня такая… Господи, да это ж хеви-метал, да ещё в таком исполнении! Она ни за что не вытянет! Дикое смущение, словно это она взбиралась на табуретку ради песенки на утреннике. Бегло оглядев тех, кому не так повезло, как ей, вылезти из состояния покаяния быстро, она поняла, что будет петь, даже если до пальцев ног сделается красной от стыда. Сейчас!

Сила врезалась ей в горло, завладев дыханием и голосовыми связками. Адски больно. Её органы не готовы к такой нагрузке! Как?! Как они выдают такое?! Ни единой фальшивой ноты, растянутые гласные в нужных местах. Да ей, даже хорошо подготовившись, такого не выдать! Горло чуть не разрывалось, извлекая звук, на который не было способно, лёгкие горели, ходуном ходили рёбра. Магия ни под каким видом не позволяла испортить пение, даже ценой здоровья певца.

Ира не видела, что творилось вокруг, объятая со всех сторон ужасом из-за отсутствия контроля над ситуацией. Всё, что позволялось, — это осознавать, что эйуна замолчал, смолкла музыка его «гитары», и кое-что делать: выбирать и вставлять слова в нужных местах в той концентрации, которую она считала правильной. Песня была не совсем подходящей к ситуации, она всё-таки про суд «там», что никого кара не минует. Потому Ире приходилось перемешивать строки, внося в них нужный смысл, убирая лишнее. «Там» он всегда ответить успеет, а пока: «…покаянье не поможет вам». Сила уже не гуляла по залу, она сосредоточилась где-то в точке, но в таком состоянии, словно подхваченная ураганом, Ира не смогла оценить, куда сменилось место приложения. А потом что-то ткнулось ей в уши, прошлось по вискам, и впервые под небом Рахидэтели зазвучали непривычные звуки гитарных риффов, басы и удары барабанной установки, издаваемые невидимыми музыкантами.

«Хороший усилок… В Лужниках можно… Больно!»

Пение под музыку длилось пару минут, пока Ира не поняла, что вот-вот задохнётся. У неё в голове раздался хохот. Резкий порыв ветра ударной волной прошёлся по стёклам, вышибая их на улицу вместе с решётками, и она могла бы поклясться, что нечто едва различимое в воздухе скользнуло через окно.

С последним упавшим на пол осколком зал накрыла резкая тишина, быстро сменившаяся стонами, подвываниями и плачем. Ира внесла в этот хор свою лепту — дыхание с хрипом. Воздуха!

Боль не отпускала, пока ей на горло не легла маленькая ладошка. Сквозь веки она увидела зелёный свет. К тому моменту, когда смогла открыть глаза и сфокусировать зрение, Ира уже знала, кто в очередной раз спасает её от боли. Она тихо поднялась и, несмотря на сопротивление, обняла девочку, не переставая дышать, как загнанная лошадь. Лоппи снова толкнула её на пол, заставила вытянуться и положила руку на шею.

Водя глазами по сторонам, Ира смотрела на людей, заполнивших залу. Вылетевшие стёкла не могли не послужить сигналом того, что что-то случилось, и сейчас сюда ввалились ранее отосланные люди. Видно, они не стали расходиться далеко, и теперь женщины, родственники и знакомые хлопотали возле ещё не отошедших от событий пострадавших. Анети и Фальтэ причитали возле короля, барон Бирет чем-то отпаивал Мерини, маг-огневик хлопал по щекам и чуть не вытрясал душу из товарищей по волшебству, стараясь вернуть их из забытья. Ему это удалось, и постепенно стонущие волшебники сумели подняться. Правда, некоторые только на четвереньки. Доваль подполз к окровавленному чароплёту и спешно занялся его здоровьем: вид у музыканта был такой, будто он вот-вот уйдёт в мир иной. Рядом с тану суетился его двоюродный брат и солдаты эйуна, оказывающие первую помощь с завидной расторопностью. Шукара, пытавшегося с широко раскрытыми глазами броситься прочь из залы, скрутили подобранные Мерини стражники. Они профессионально выполняли доверенную им работу, несмотря на катящиеся по щекам слёзы и сжатые губы.

Причитания баб, едва слышные и громкие, на всю комнату, извинения… Очень много взаимных старых обид прекратило своё существование. Постепенно обречённость на лицах сменялась несмелыми улыбками. Тем же, чьи случаи были совсем запущенны, помогала частично пришедшая в себя стража, прозрачно намекая, что теперь у них будет много времени подумать над своей прошлой жизнью.

Доваль, делая свою работу, не сводил с Иры глаз, и как только представилась возможность передать заботу о певце другим волшебникам, приковылял к ним и включился в заклятие Лории, ускоряя заживление. Горло неимоверно чесалось, но она терпела. Если уж попал на больничную койку — будь добр выполнять предписания, тем более что её исцеление давалось магам тяжко. Она бы даже сказала, больно.

— Госпожа, лезть в чужое заклятие было крайне неразумно с вашей стороны, — устало сказал одарённый, едва они закончили. — Будьте добры, скажите пару слов, чтобы я мог оценить состояние ваших голосовых тканей.

— Грёбаная магия! — только и смогла выдавить Ира, боясь открывать рот после всего, что произошло, и осторожно ощупывая ладонью шею.

— Эм… желательно на нашем языке, а то я подумаю, что «Непрерывное покаяние» повредило вам рассудок…

— Спасибо, — сказала она с облегчением и искренней благодарностью, поняв, что снова говорит и полностью владеет этой способностью. И ничто постороннее не пытается ею руководить.

— Слава Сёстрам! Простите за эти вопросы. Мне стыдно признать, но сейчас я не способен на глубокое воздействие. Мне бы самому не помешала кружка горячительного и постель…

— Понимать. Вы больно. Всегда лечить больно?

— Конечно! А как же иначе? У каждого одарённого своя плата за дар богини. У всех по-разному. У детей Хараны — это физическая боль и плохое самочувствие. Разве вы этого не знали?

— В моя страна нет колдовать. Нет люди колдовать. Я видеть Рахидэтель колдовать. Дома не видеть.

Доваль уставился на неё с таким же неверием, как звездочёт, обнаруживший на небе новое звёздное скопление.

— Как же вам тогда удалось остановить «Непрерывное покаяние»?! Не может быть, чтобы в вас вообще не было дара! Я уверен, у вас та же сила, что и у виконта! Вакку! Ползи сюда! Уж не с самопроизвольной ли инициацией мы имеем дело?

Мэтр Вакку со стоном откликнулся на просьбу, но всё же «дополз» и мягко тронул голову Иры светящимися руками. Он что-то делал, и каждую секунду на его лице всё больше отражалось недоумение. В конце концов, он сказал:

— Доваль, ты не поверишь! В ней нет ни грана дара Лайоли! Вообще. Пусто.

— Но как такое возможно?! Чтобы человек без дара остановил такое мощное заклятие?

К диалогу присоединилась подошедшая, чуть оклемавшаяся Мерини. Ира не успела дёрнуться, как она сняла с пальца перстень с пирамидальной серединой и полоснула себе ладонь. Капли крови заплясали в воздухе, словно в невесомости, и закружились вокруг Иры, как спутники вокруг планеты. Судья мягко взяла её за руку и на мгновение прикрыла глаза. Капли вращались всё быстрее и неожиданно упали на Ирину кожу, мгновенно впитываясь в неё. Ира дёрнулась всем телом, но Мерини удержала её на месте. Через секунду капли появились обратно.

— Вакку прав. Дара нет, — удивлённо пробормотала судья. — Погодите…

Её глаза широко раскрылись, а капли крови, повинуясь жесту, послушно вернулись в рану на ладони, которая начала на глазах зарастать.

— Действительно нет! Она не владеет волшебством. Она сработала как… как… проводник, знающий тропу. Позволила силе пройти сквозь себя и просто собственной волей отвела её в другую сторону!

— А что, так можно?! — удивился Вакку.

— А я знаю?! Да это же… это же материал на целую учёную работу и задача для целой коллегии! Ирина, что вы сделали?!

Ира тряхнула головой, освобождаясь от неприятного ощущения после процедуры с участием крови. Да и не могла разделить с магами их восторгов, потому что слабо понимала, что такого необычного произошло. И естественно, у неё нет никакой магии, она же с Земли, у них чудеса только в книгах. Она почесала переносицу. Как бы это им в двух словах?

— Тут сила много быть. Сила быть живой. Она говорить моя голова. Я хотеть остановить песня. Всё плохо быть. Сила брать я горло и делать больно. Ей нравиться эйуна петь. Она не хотеть он остановиться. Она не любить говорить, пока песня. И я просить моя голова: «Хотеть ты другой песня?» Она хотеть — я петь. Я петь, нельзя без наказать быть. Нельзя просто смерть. Надо быть наказать Шукар Мираф и есть жизнь. Она слушать, смеяться и летать окно. Шея больно быть. Я не уметь так петь. Я плохо петь. Сила дать мне красиво голос и музыка, как я дома иметь.

— Этот шквал звуков — музыка?! — лицо Мерини перекосилось. — Да как её слушать-то можно? Она и без всякого дара заставляет сердце скакать, как у обречённого!

«Ну… в чём-то она права. Люди, исполнявшие: «…горел асфальт под шум колёс!»[47], своё дело в накачивании фанатов адреналином знают», — мысленно согласилась с ней Ира и пожала плечами.

— Мы слушать. Молодой много.

— Да уж надо думать! Для стариков такое уже слишком. Но постой… Я правильно тебя поняла? Ты договорилась с… силой, что была тут? Это как?

— Не знать. Просто говорить. Я не знать, эта работать. Я не есть колдовать.

— Это что-то невероятное! Необученное создание, которое не является ни Голосом, ни Дланью, перенаправило заклинание одного из самых нестабильных одарённых! — Доваль не скрывал эмоций, размахивая руками.

— Я мало знать про колдовать. Атарин и Дэкин много говорить: король, тану, стража, знатный люди, правила… Мы говорить про колдовать мало-мало. Я не знать, кто есть Длань, кто есть Голос. Тут слышать.

Волшебники замерли, а потом искренне рассмеялись, усаживаясь рядом.

— Думаю, нам стоит исправить эту оплошность и рассказать о себе самим, — подмигнул Доваль. Ира заметила, что, когда дело касалось волшебства или друг друга, эти люди теряли напускную серьёзность и становились словно члены одного кружка, забывая про формальности и этикет.

— Вы уже знаете, что у нас есть семь Сестёр, наших богинь, которых мы чтим? Каждая из них наделяет избранных дарами, которыми мы должны бережно распоряжаться всю нашу жизнь. Дары бывают разные по силе, по стабильности… Не понимаете? Ну… как хорошо одарённый владеет данным ему даром. Он даром управляет или дар — им. Вот наш виконт-музыкант, например, это второй случай, а малышка Лория — первый. Теперь ясно? И дары одной и той же богини также бывают разные. Есть одарённые, как я, которые много умеют, имеют большие запасы сил, могут творить чудеса, но слабо понимают, как это работает. Это как жонглёры мячиками на ярмарках: виртуозно владеют пальцами, пока не спросишь, какое движение первое, какое второе. Таких называют Дланями — руками богини. Мы инструмент её воли. А есть такие, как Вакку, Мерини или Лория. Они меньше могут, но зато постоянно слышат голос Сестры, которая наделила даром. Могут видеть сны о будущем, толковать волю богинь, знать самую суть происходящих событий. Они понимают, как всё устроено. И хотя может показаться, что нас одинаковое количество, но данный приём — исключение. Голосов, по сравнению с Дланями, ничтожно мало, если, конечно, не считать тех, что служат Маяре Великочтимой, богине смерти. Не знаю, станет ли вам понятна разница лучше, если я скажу, что Голоса раньше называли жрецами, пока одарённые не поняли, что это слово не совсем точно передаёт то, в чём на самом деле состоит их предназначение.

«Получается, если грубо: Голоса — по большей части теоретики с возможностью «звонок друга»… то есть бога, а Длани — практики, хотя возможности сотворить заклинания есть у них обоих. Просто будут они разные по мощности и контролируемости». При мысли о контроле над заклятием Ире вспомнилась абсолютная собственная беспомощность, действие по воле силы, совершенная неспособность противостоять. Если это всего лишь дар, то что же собой представляют существа, способные наделять такими презентами? Надо быть осторожнее с мыслями про жреческую фальсификацию. Эти создания могут реально оказаться богами. Она уже ничему не удивлялась, но мурашки по спине от этой мысли ползли.

— Много вместе есть понятно. Мерини… а… тогда… её величество комната быть. Как пальцы моя голова. Это есть ваш дар? Вы читать моя думать?

Мерини чуть улыбнулась. На сей раз искренне и без подвоха во взгляде.

— Мы такого не умеем. Но вы правы, дар я применила. Служители Илаэры владеют способностью отличать правду от заведомой лжи. Я должна была знать, представляете ли вы для нас опасность и честны ли ваши слова. Мне известно, что вы недоговариваете… Эй, не беспокойтесь так! То, что вы скрываете, я ощущала как глубокую личную тайну. Они есть у всех людей, и копаться в них — ниже нет поступка. Меня интересовало только, враг вы нам или нет.

А сама эта женщина говорит ли правду? Ира колебалась, но всё же предпочла поверить на слово, иначе можно превратиться в параноика. Теперь она понимала сюжеты многих фантастических книг, где против магов и волшебников вспыхивали бунты, а в домах их совершенно не ждали распростёртые объятия простых граждан. Очень неприятно находиться на той стороне, где силы нет. Всё время ждёшь подвоха или ножа в спину, понимаешь, что существа напротив знают о тебе то, что ты предпочёл бы скрыть. Однако пока она здесь. В Рахидэтели. Тут свои правила и порядки. Придётся смириться и учиться взаимодействию даже с одарёнными.

— У вас занимательная беседа, — послышался спокойный и властный голос за спиной, и их уютный кружок вздёрнулся на ноги.

— Простите, ваше величество, просто это же новое слово в…

— Доваль. Я понял. Вы увлеклись.

Длань Хараны смущённо потупился.

Король так продолжительно смотрел на Иру, что она снова пошла пятнами смущения, машинально пытаясь поправить платье и причёску, понимая, что выглядит сейчас ужасно.

— Мне неизвестно, как вам удалось сделать то, что вы сделали, Ирина. И вы наверняка не понимаете, что это для нас значит. Но мы, все присутствующие, безмерно вам благодарны. По логике вещей сейчас наша очередь выражать вам признательность, наградить, но… страннику, который рано или поздно нас покинет, предложить можно мало что. Потому наше слово таково: вы получите надёжную охрану и всё необходимое. Отныне вы можете не беспокоиться о своём житейском благополучии и деньгах до тех пор, пока не покинете земли, подвластные нашей руке. У вас всегда будет кров, еда, архи и защита.

— Царственный брат мой, — тихо сказал подошедший, весьма растрёпанный тану, — позвольте мне присоединиться к вашему решению. Ириан, земли эйуна всегда будут рады вам.

Ира ответила радостным «спасибо». Этот приказ вселял крепкую уверенность в завтрашнем дне, позволял твёрдо стоять на ногах и не лишиться надежды, даже если поездка по святым местам не принесёт результата.

— Старший знаток закона, вернитесь к исполнению ваших обязанностей, — сказал король Мерини.

Та поклонилась и начала отдавать распоряжения об отправке сообщников Шукара и лиц, которых выявило заклинание как замешанных в прочих нарушениях, под стражу «до выяснения». Военным пришлось навести в помещении порядок, многие возмущались, причитали родственники, ещё не отошедшие от вида своих кающихся родных. Когда основных провинившихся и нарушителей спокойствия проводили из зала, то из преступников остался только Шукар.

— Шукар Мираф, ваша вина полностью и безоговорочно доказана, — сказала Мерини с явным удовольствием. — Вы виновны в следующих деяниях: подписании домообразующей грамоты без наличия оснований, являющихся основополагающими для её подписания, принуждении людей шантажом уйти под руку образованного Дома, вымогательстве и превышении должностных полномочий, посягательстве на неприкосновенность женщин, не находящихся под вашей рукой, посягательстве на силу одарённых, насильственном принуждении в использовании дара Сестёр вопреки их божественным голосам, убийствах, истязаниях, подделке документов и пренебрежении обязательной воинской повинностью. Всё это в совокупности означает смертный приговор. Ваше величество, каков будет способ исполнения?

Король ответил не сразу. Неожиданно он повернулся к Ире и задал вопрос:

— Скажите, Ирина, я слышал, у вас на родине наказание смертью не допускается. Мне интересно, увидев перед собой подобного преступника, какой бы приговор вы ему вынесли?

Ира ошарашенно уставилась на короля. Он что, её совета спрашивает? Король со стажем? Двадцатилетнюю девушку? Увидевшую суд вживую впервые в жизни?

Он ждал ответа замерев. Долго ждал, не делая никаких попыток перехватить инициативу. Внезапно ей стало холодно. Это всё заклинание! Оно не прошло даром. Ей уже приходила в голову мысль, что королю ужасно плохо было оставаться под его воздействием, поскольку уж у кого, как не у него должна быть порядочная коллекция воспоминаний и лиц, которые смотрели на него с ненавистью или страданием за его действия как короля. Участие в войнах, вынесение смертных приговоров, разрушение семей — разве может это не оставить следа? Матери есть даже у убийц, да и жёны у них иногда бывают. И дети. И они будут плакать о попавшем на эшафот сыне, муже или отце. Этот человек делает свою работу, а может ли он спать спокойно по ночам? Сейчас, сразу после этой страшной магии, ему снова надо отправить кого-то на плаху. Он не может уйти, не может смягчить приговор, хотя прекрасно знает, что это ещё одно красное пятно на его совести, ведь позади него замерли в ужасе жена Шукара с тремя его сыновьями. Он не из интереса спрашивает, он мечтает найти лазейку! Способ или решение, не уронив при этом авторитета перед подданными, ведь права на слабину у него попросту нет.

Она крепко задумалась. Пожизненное заключение? Нет, слишком слабо. Но что может быть равноценным? На его душе множество грехов, он надевал маску человека высоких полномочий и под этой личиной творил такое, что… Ему за всю жизнь не расплатиться с теми, кому причинил зло! Во сколько он там совершил первое преступление? Кажется, в пятнадцать или двадцать лет? Когда косил от армии? Армия… Ира прищурилась. В современном мире такой практики нет. Но она точно помнила, что такое было в истории.

— Как моя страна делать, вы не надо. Самый страшный есть тюрьма. До есть умереть тюрьма.

Король вздохнул.

— Да, это точно не для нас. Казны не напасёшься кормить всех смертников пожизненно.

— Есть другой думать. Моя страна такой быть давно-давно. Он мочь должен отдать долг.

— Какой долг?

— Вы армия иметь часть армия для люди, который плохо вести армия?

— Вы про воспитательные отряды?

— Я не знать, как он есть называться.

— Есть.

— Отправить Шукар Мираф такой место.

Король поднял бровь.

— А какой в этом смысл? Эта жирная туша, да ещё в таком возрасте… Какой из него солдат, да он сдохнет…

И тут до короля дошло, что именно она предлагает.

— А вы жестоки, Ирина. Никогда бы не подумал.

— Я не любить убивать. Я не любить делать больно. Я понимать… нельзя без наказать.

Король склонил голову набок, рассматривая её, и, в конце концов, кивнул:

— Шукар Мираф, вы приговариваетесь к десяти годам службы в воспитательных отрядах. Место службы не может быть изменено в течение всего срока. Мерини, проследите, чтобы на освободившиеся должности в Ризме поставили приличных людей. Того умника, что казённые бумаги подделывал, тоже после проверки осудить аналогичным образом. Пусть стража проверит реальное долговое бремя жителей города, домообразующую грамоту расторгнуть. Разберитесь с имуществом осуждённых. И ещё… сколько у сборщика податей сыновей достаточного возраста? Один? Немедленно отправить служить в отдалённый регион. Это семя нуждается в хорошем уроке, а то вырастет в нечто подобное отцу… Остальных пристроить к какому-нибудь способному наставнику и отправить на довоенную подготовку в одном из центральных училищ. Для всех троих срок службы не менее пяти лет. Исполняйте!

Мерини поклонилась.

Жена Шукара рыдала, сидя на полу, обнимая детей, и зло смотрела на бледного мужа, которого утаскивала стража.

— Я отомщу! — неожиданно завопил Шукар. — Вы ещё пожалеете!

Один из стражников привычным движением стукнул его кулаком, наступила тишина, и сборщика унесли.

Тану сказал:

— Жестокая кара. В его возрасте и при его телосложении служба в армии превратится в ежедневные непереносимые муки. А при военных столкновениях с ним не будут возиться, просто поставят в первом ряду под стрелы и копья. Не говоря уже о том, что солдаты из числа простого люда спокойно служить не дадут. Но… в чём-то мне нравится это решение. Ему стоит побыть в шкуре того, кто должен сам. Того, кто отдаёт долги. И всё же… из армии он не вернётся. Это тоже разновидность смертного приговора.

Король кивнул.

— Однако, царственный брат, я надеюсь, его шкура успеет прочувствовать наказание, ведь в свете последних событий военных столкновений быть не должно. Во всяком случае, между нашими народами.

— Да. Безусловно. Вы выполнили свою часть условий, пора выполнить нашу. Не будем тянуть. Договор подпишем завтра в середине дня. А после в Каро-Эль-Тан?

— Да. Тут необходимо ещё закончить с судами по обнаруженным преступлениям, но это не займёт много времени. С учётом сборов, я думаю, мы отправимся примерно через декаду.

— Согласен.

Многие в зале облегчённо вздыхали. Мирный договор! Наконец-то! Не быть в подвешенном состоянии! Спокойная жизнь и торговля, возможность вести дела. Не смотреть на каждого прохожего, словно на врага, не ждать удара из-за угла.

Внезапно Мерини застонала, схватившись за голову. Вслед за ней обхватила себя руками Лория, осев на пол, и захрипел Вакку.

К ним было дёрнулись маги, но остановились, увидев, как у всех троих глаза налились разноцветным свечением. Их пару раз попытались окликнуть, но они слушали нечто, что находилось не здесь, а за многие дали отсюда. Когда этот приступ прошёл, маги без сил повалились на руки стоящим рядом людям. Лория была без чувств, а Мерини успела с трудом выговорить, прежде чем последовать примеру девочки:

— Ваши величества… вам… нельзя ехать.