Закон О.М.а

СТАРЫЙ ПЕРДУН ИЗ ГЕРМАНИИ

- Нихт шиссен, их бин дойче официрен. Их бин капитулирен!

- Заходи, заходи, Рихард. Сейчас с курями управлюсь и посидим немного. Наташа, сделай нам что-нибудь на пожрать.

Рихард Ланге, бойкий старик, зашёл к другу Виктору в гости. Так, без приглашения, по-соседски. Ланге – чужой в Варваровке. Три года назад купил на окраине Николаева участок земли и с нуля построил дом. Аккуратная немецкая усадьба под черепицей, небольшой яблоневый сад и двадцать соток подстриженного газона. Никакого огорода, никаких огурцов, помидоров и картошки. Есть вольер с кроликами, крытый сеткой птичник с перепелами и фазанами. Вот и всё хозяйство.

Соседи старика не приняли. С ним здороваются, но держат на расстоянии вытянутой руки. Ланге одинок. Ежедневно в десять утра в любую погоду он надевает рюкзак, садится на велосипед и отправляется в «стекляшку» за продуктами. Его нелепая тирольская шляпа проплывает над плотными кустами сирени рядом с деревенскими хатами. По немцу можно сверять время.

На обратном пути часто останавливается у Виктора – единственного человека, который к нему относится приветливо. Они пьют по стаканчику вина, негромко беседуют и расходятся по своим делам. Так продолжается уже три года.

Ланге восемьдесят семь лет и у него необычная биография. Родился в Германии, воевал на Восточном фронте, дослужился до обер-лейтенанта, награждён Железным крестом и серебряной пряжкой «За ближний бой». В 1944-м его взяли в плен под Кугурештами во время Ясско-Кишинёвской операции. Четыре года отработал на восстановлении донецкихшахт, а когда началась массовая репатриация военнопленных, он отказался уезжать на родину по причине… женитьбы. Молодая учётчица Полина была сиротой из детдома и, плюс ко всему, несовершеннолетней. Пришлось целый год ждать, чтобы оформить отношения.

В 50-м Ланге с молодой женой переехали в Николаевскую область и поселились в Пересадовке, где он тридцать пять лет честно проработал главным механиком в колхозе. Вырастил и выучил двоих сыновей. Оба окончили кораблестроительный институт, работали мастерами на Черноморской верфи. После перестройки братья эмигрировали в Германию, а через год Ланге стал вдовцом. Полина долго болела и умерла от диабета.

Сыновья уговорили отца продать усадьбу, уехать с ними в Кёльн, где они трудились на судоремонтном заводе. Ланге согласился и… пожалел. Вроде бы, всё было хорошо. Дети купили ему дом в пригороде, помогли оформить военную пенсию с надбавками за ранения. Живи и радуйся. Но… не то. Бывший оберлейтенант давно перестал быть городским человеком. Большой мегаполис раздражал своими звуками. Ветеран вермахта стал чахнуть.

Когда в 2008-м умерла вторая жена, Ланге объявил, что возвращается в Украину. Дети вздохнули и согласились.

В Варваровке Рихард ожил. Он сам спроектировал дом, бодро командовал каменщиками, контролировал расход материалов. Когда всё закончилось, старик попытался устроить свой быт. И тут возникла проблема: нельзя в деревенском доме без женщины. Без женщины всё рушится и покрывается пылью, без женщины мужик ест однообразную пищу и ходит в мятой рубахе, без женщины, в конце концов, плохо в койке. В общем, нельзя без жены – решил Ланге и зачастил в николаевские брачные агентства.

За два года он стал головной болью профессиональных свах. Никто не хотел связываться с «сумасшедшим старым пердуном», который приехал умирать в чужую страну. Однако немец оказался крепким орешком. Когда офисные барышни пытались от него отделаться, не прикрываясь казенной улыбкой, старик выпрямлялся, начинал что-то быстро говорить и потом срывался на родной крик: «Hirnlose Schweine! Entweder ihr kriegt eure fetten Arsche hoch, oder ich werde euch so verklagen, dass ihr bis zum Lebensende die Abfindungen zahlen werdet» (Безмозглыесвиньи! Либо вы поднимете свои жирные задницы, либо я буду судиться с вами, чтобы вы до конца жизни платили мне пособие! (нем).

Лающая немецкая речь пугала николаевских тёток. Они прижимали руки к объёмным бюстам, гладили клиента по плечу и обещали «ускорить процесс». Процесс ускорялся уже два года. Ланге жил в одиночестве и… терпел.

- Как дела, Рихард? – Наталья, жена Виктора, вынесла графинчик вина, два стакана, хлеб и тарелку с толстыми кусками домашней брынзы. – Родные пишут?

- Сейчас, Наташа, никто никому не пишет. Все письма в прошлом, сейчас говорят по скайпу и отправляют сообщения по телефону… – Ланге взял из тарелки кусок солёного сыра. – Мир стал тесен. Всё происходит так быстро, что не успеваешь скучать. Я все вечера болтаю с сыновьями и внуками, они всегда присутствуют в моем доме. Это плохо, когда старика лишают возможности копить и осмысливать события. Все новости приходится рассказывать сразу…

- Вот, Рихард, только снеслась, – пришел Виктор из курятника с парой тёплых яиц. – Бери…

- Я тебе тоже принёс подарок, – Ланге вытащил пластмассовый контейнер с перепелиными яйцами. – Говорят, что это повышает мужские качества…

- А количество это не повышает? – Наталья сердито перебросила полотенце через плечо. – Старые кобели.

- Ну, давай, Рихард… со свиданьицем, – Виктор легко опрокинул стаканчик.

- Витя-я! Витя-я! – их отвлек крик с улицы.

Небритый мужик в грязной куртке стоял у забора.

- Чего тебе, Коля?

- Дай пятёру до завтра.

- Коля, иди домой!

- Ну налей хоть стакан, Витя. Налей мне… фашисту наливаешь, а своему не нальёшь…

- Подожди, Рихард, – хозяин подошёл к забору, протянул купюру и вернулся к столу.

- Слушай, а в Германии много пьяниц?

- Наверное, много. Их сразу начинают лечить…

- Насильно?

- Нет, добровольно. Люди понимают, что больны, сами обращаются к врачу.

- У нас этого никто и никогда понимать не будет, – Виктор налил ещё по стаканчику. – Вот я пью вино, Рихард, с семи лет. В оккупацию здесь румыны стояли, они выгребли у народа всю еду подчистую. Нам оставили самый минимум. Мне мать перед школой всегда давала стакан горячего вина и толстый кусок хлеба. Это был мой завтрак с обедом три года подряд. И ничего ведь, не спился…

- Мы тоже на фронте водку литрами хлестали, - Ланге допил свой стаканчик. - Без водки можно было мозгами двинуться. Но это всё другое, Виктор. В мирное время люди пьют оттого, что несчастны, не сумели реализоваться, опустили руки... Слабые люди… без опоры… без семьи…

Замолчали.

- Как там у тебя на брачном фронте? – Виктор разлил остатки вина.

- На брачном фронте без перемен.

Оба засмеялись.

- Вот, очередное письмо прислали.

Ланге вытащил из кармана гламурный сиреневый конверт с сердечками по краю.

- И что пишут?

- Не знаю, очки дома забыл.

- Наташа! Принеси мои очки.

- Дайте, я сама… – пришла Наталья, распечатала конверт и расхохоталась. – Рихард, над тобой издеваются. Приглашают встретиться с девицей, которой только исполнилось восемнадцать!

Мужчины стали внимательно рассматривать фотографию.

- Ничего, вроде бы, только какая-то тощая, – Виктор смахнул со стола хлебные крошки. – Но ты ведь её откормишь, Рихард…

- Дураки, - Наталья сунула фото в конверт, - эта николаевская ссыкуха ждет принца, который увезёт её с этой помойки в чистенькую Европу. Она сама из деревни и по горло сыта коровьим дерьмом…

- У меня нет коров, только кролики…

- Да какая разница! – разозлилась Наталья. – Опять тебя развели, Рихард. Сколько ты им денег уже отнёс?! Не считал?! Займись математикой на досуге…

Ланге взял у Виктора очки и вытащил фотографию из конверта. Красивое девичье лицо, длинная шея уходит в декольтированное платье. Голова кокетливо отклонена влево, глаза широко поставлены и короткая светлая челка на лбу. Вылитая Полина в молодости.

- Как её зовут, Наташа? Прочти…

- Олеся Макаронова, Рихард. Это молодое дарование тебе в правнучки годится.