Глава 3

— Добро пожаловать, Руби. Присоединяйся к нам, вон там есть место.

Учительница, хрупкая блондинка, которая выглядела так, словно недавно окончила колледж, показала на свободный стул в конце длинного стола, и я направилась туда, чувствуя на себе взгляды остальных учеников.

Судя по моему новому расписанию, я попала на урок практической словесности с мисс Коньерс. В школе Джексона все учебные курсы носили простые названия: английский язык, геометрия, мировая история. Ученики, которые не принадлежали к ограниченному числу «золотых деток», чей путь в пафосную «Лигу плюща»[2] был предопределен заранее, выбирали предметы с незначительной и почти равнодушной помощью одного из трех консультантов. Здесь же мистер Тэкрей битый час сверялся с моим табелем успеваемости, зачитывал пространные описания учебных курсов из толстого каталога и расспрашивал меня о моих интересах и целях. Может, хотел удружить Джеми, который вложил в школу немало средств, но что-то я сомневалась. В этой школе все было по-другому.

Я села за стол и дважды перечитала свое расписание, разбитое на аккуратные группы: введение в математический анализ, мировая культура, рисование живых и неживых форм, решив, что этого времени хватит, чтобы одноклассники разглядели меня и занялись чем-нибудь еще. Расчет оказался верным: когда через пару минут я подняла голову и стала слушать учительницу, почти все смотрели на нее.

— Как вы знаете, — говорила она, подойдя к столу, который стоял перед большой доской, и сев на него, — до конца учебного года мы должны выполнить несколько заданий. Каждый ученик сделает доклад по одному роману на свой выбор, а еще мы прочитаем кое-какие мемуары и подготовим несколько устных проектов.

Я почувствовала себя свободнее и огляделась. Кабинет литературы оказался довольно просторным, с тремя большими окнами, которые выходили на школьный двор, новенькими компьютерами у дальней стены и тремя рядами столов вместо обычных парт. Учеников было немного, человек двенадцать-четырнадцать. Слева от меня сидела девушка с длинными светлыми волосами, закрученными в элегантный узел, из которого торчал карандаш. Хорошенькая, в стиле «девочка из группы поддержки/президент студенческого общества/будущий ядерный физик», она держалась идеально прямо; перед ней стоял стаканчик из кофейни «Джамп-Джава». Соседа или соседку справа я не видела — мешал большущий рюкзак с дюжиной болтающихся на нем брелоков.

Мисс Коньерс спрыгнула со стола, обошла его и выдвинула ящик. В джинсах, простой рубашке в тоненькую полоску и красных сабо она выглядела лет на двадцать, и я решила, что ей наверняка трудно справляться с классом. Впрочем, судя по всему, группа была довольно спокойной. Даже накачанные парни за последним столом — кто-то сидел, сгорбившись, а кто-то откинулся на спинку стула — казались скорее сонными, чем шумными.

— Итак, сегодня вы начнете готовить свои устные проекты, — сказала мисс Коньерс, закрыв ящик. — Собственно, это будет не столько доклад, сколько подборка определений.

Учительница шагнула в проход между рядами, и я увидела, что она держит небольшую пластиковую коробку и протягивает ее плотной девушке с волосами, стянутыми в конский хвост. Та сунула руку внутрь и вытащила клочок бумаги, где было что-то написано. Мисс Коньерс велела прочитать надпись вслух, и девица прищурилась.

— Совет, — произнесла она.

— Совет, — повторила учительница, переходя к следующему ученику — парню в очках. — Что такое «совет»?

Какое-то время все молчали, а она продолжала раздавать листочки с надписями. Наконец блондинка слева от меня решилась.

— Мудрые слова, сказанные другими людьми.

— Хорошо, Хизер, — похвалила учительница, предлагая коробку худенькой девушке в свитере с высоким воротом. — Другие определения будут?

Никто не ответил. Почти все в классе получили по бумажке и теперь негромко обсуждали задание. Затем юноша на последнем ряду тихо сказал:

— То, чего меньше всего ждешь от некоторых.

— Неплохо, — одобрила мисс Коньерс. Она встала рядом со мной и улыбнулась. Когда я полезла за листочком, вытащила первый попавшийся. Я не стала его разворачивать, а мисс Коньерс перешла к большому рюкзаку и тому, кто за ним скрывался. — Еще?

— Мы его просим, если не можем принять решение самостоятельно, — добавила девушка, которая вытащила бумажку со словом «совет».

— Верно, — согласилась мисс Коньерс, подходя к мальчикам за последним столом. Один из них, с взлохмаченными волосами, сидел, положив голову на учебники, и, похоже, дремал. Учительница легонько толкнула его, он подскочил от неожиданности, завертел головой и перестал, только когда мисс Коньерс предложила ему коробку с листочками. — Например, какой совет я могла бы дать Джейку?

— Подстричься, — сказал кто-то, и все рассмеялись.

— Или хорошо высыпаться ночью, — заметила мисс Коньерс. — Спать на уроках совсем не круто.

— Извините, — пробормотал Джейк, а парень в бейсболке, который сидел рядом, ткнул его кулаком в плечо.

— Дело в том, — продолжила учительница, — что нет слов, у которых было бы одно-единственное значение. Если только в словаре, но не в реальной жизни. Цель этого упражнения в том, чтобы каждый выяснил, что означает доставшееся ему слово, в том числе и для окружающих: друзей, родственников, коллег, товарищей по команде. В конечном счете, сопоставив ответы, вы поймете значение слова во всем его многообразии.

Казалось, все заговорили одновременно, и я осторожно развернула свой листочек. Слово «семья», написанное большими печатными буквами.

«Здорово, — подумала я, — как раз то, чего у меня нет и не было. Должно быть, это…»

— Дурацкая шутка! — донесся до меня чей-то голос. Я повернулась как раз в тот миг, когда огромный рюкзак отодвинулся в сторону. — А у тебя что?

Я удивленно моргнула, узнав девушку с косичками, которая недавно бежала по парковке, одновременно болтая по мобильнику. Оказалось, что у нее темно-зеленые глаза и пирсинг в носу — крошечный бриллиантовый гвоздик. Она столкнула на пол рюкзак, упавший с глухим стуком, и вновь обратилась ко мне.

— Эй, ты что, немая?

— Семья, — ответила я и пододвинула листок к соседке, словно той требовалось визуальное подтверждение. — Какое слово у тебя?

— Деньги, — произнесла она тусклым голосом и закатила глаза. — Конечно, единственный в этом месте человек без цента в кармане должен писать о деньгах. Мы не ищем легких путей.

Она говорила достаточно громко, чтобы привлечь внимание мисс Коньерс, направляющейся к учительскому столу.

— В чем дело, Оливия? Тебе не нравится курс?

— Курс нравится, а это задание — нет.

Мисс Коньерс улыбнулась и спокойно пошла дальше. Оливия смяла листочек и сунула в карман.

— Хочешь, поменяемся? — спросила я.

Девушка бросила взгляд на слово «семья».

— Не, — устало ответила она. — Этого в моей жизни и так хватает.

Повезло тебе, подумала я. Мисс Коньерс взяла книгу и снова села на стол.

— Переходим к обсуждению прочитанного. «Дэвид Копперфилд». Кто помнит, на чем мы вчера остановились?

Следующие полчаса я испытывала ощущение дежавю, пока наконец не раздался звонок. Все встали и, громко переговариваясь, начали собирать вещи. Я наклонилась за своим рюкзаком и вдруг заметила, что он, подобно мне, здесь совершенно не к месту — старый и потрепанный, набитый тетрадками с ненужной мне теперь информацией. Надо было выкинуть их сегодня утром, но я притащила их с собой, хотя это и означало, что мне придется пролистать бесконечное количество страниц с заметками о романе Диккенса, чтобы сделать практически такие же. Я сунула свой листочек в тетрадку и закрыла ее.

— Ты из школы Джексона?

Я уставилась на Оливию, которая, перекинув через плечо свой огромный рюкзак, стояла рядом и набирала номер на сотовом телефоне. Поначалу я смутилась — неужели дешевая сумка с ходу выдает мое прошлое? Потом вспомнила про наклейку «Джексонцы, вперед!» на своей тетрадке, налепленную не в меру ретивой участницей клуба болельщиков, когда я занималась в читальном зале.

— Э-э, да, — ответила я. — Я там учусь. Вернее, училась.

— Когда?

— До позавчерашнего дня.

Она склонила голову набок, разглядывая мое лицо, словно переваривала информацию. Из ее мобильного доносился сигнал звонка, на том конце явно не спешили брать трубку.

— Я тоже, — сказала она, показывая на свою куртку.

Присмотревшись, я увидела на ней эмблему школы Джексона.

— Надо же, — удивилась я.

Оливия закивала.

— До прошлого года. Правда, тебя я что-то не помню.

В мобильнике раздался щелчок, и чей-то далекий голос произнес: «Алло?» Оливия подняла телефон к уху.

— Школа большая.

— Это точно, — согласилась она, не отводя от меня глаз и не обращая внимания на голос в трубке. — Здесь все по-другому.

— Похоже на то.

Я запихала тетрадь в сумку.

— Ты даже не представляешь, насколько. Хочешь добрый совет?

Как выяснилось, вопрос не был риторическим.

— Не доверяй местным, — сказала Оливия и улыбнулась, словно радуясь шутке, а может, и нет.

Она прижала телефон к щеке, давая понять, что наш разговор окончен, и пошла к двери, обращаясь к невидимому собеседнику:

— Лейни? Привет. В чем дело? Нет, сейчас перемена… Ага, как же. Что, мне теперь сидеть и ждать, пока ты сама не позвонишь?

Я перекинула сумку через плечо и вслед за Оливией вышла в коридор, где царили шум и оживление и в то же время было не слишком людно, во всяком случае, по моим меркам. Никто не натыкался на меня случайно или нарочно, и если бы кому-то пришло в голову ущипнуть меня за задницу, я бы сразу увидела, кто это сделал. Следующим в моем расписании стоял урок испанского языка в корпусе «В». Решив, что в первый день можно свалить все на неосведомленность и потому нет смысла торопиться, я не спеша двинулась за толпой учеников.

У дверей, на самом краю площадки, стояла огромная хромированная скульптура в виде буквы У; солнечные лучи отражались от ее поверхности и слепили глаза. Именно поэтому я не сразу разглядела группку стоящих и сидящих рядом с монументом учеников и, услышав свое имя, не сразу поняла, откуда оно доносится.

— Руби!

Я замерла и оглянулась. Когда глаза привыкли к свету, я увидела людей у скульптуры и сразу же определила: они из тех, кто в школе Джексона обычно ошивался у забора за канцелярией, — выпендрежники, верхняя ступень пищевой цепочки, каста, куда не попасть без приглашения. Я с такими не общаюсь. К несчастью, среди них был единственный человек, которого я встречала за пределами «Перкинс-Дей», хотя, честно говоря, меня это не удивило.

Нейт стоял на кромке газона; увидев, что я его заметила, он приветственно поднял руку и улыбнулся.

— Ну как, сбегать больше не пробовала? — спросил он, не обращая внимания на невысокого парня в бейсболке, прошмыгнувшего между нами.

Я посмотрела на него, затем перевела взгляд на остальных — среди них была и белокурая любительница кофе с урока словесности — они переговаривались в паре шагов за его спиной. «Ха-ха!» — подумала я. Всего лишь минуту назад я была почти невидимой — одинокий новичок в школе, где все знают друг друга чуть ли не с рождения. А теперь все уставились на меня, и не только дружки Нейта. Даже те, кто просто шел мимо, пялились в мою сторону. Интересно, сколько человек уже слышали историю о моем побеге или услышат до конца учебного дня?

— Очень смешно, — хмыкнула я, отвернулась и пошла прочь.

— Да ладно тебе, я же шучу! — сказал Нейт.

Я и не взглянула в его сторону. Мгновение спустя он догнал меня и преградил путь.

— Эй, — позвал он. — Извини. Я просто… это была шутка.

При свете дня он выглядел еще спортивнее, чем вчера ночью, — в джинсах, рубашке поверх футболки, сандалиях и с веревочным ожерельем на шее, хотя пляжный сезон давным-давно закончился. Светлые — как я заметила еще вчера — волосы словно выгорели на летнем солнце, глаза были ярко-синего цвета. Слишком смазливый, решила я. Вообще-то если бы я увидела Нейта впервые, то, возможно, не решилась бы отнести его к тупоголовым спортсменам с ограниченным кругозором и низким уровнем интеллекта, но так как мы встретились второй раз, особых проблем с классификацией не возникло.

— Давай я заглажу свою вину, — произнес он, кивнув на расписание в моей руке. — Хочешь, покажу тебе, куда идти?

— Нет, — отрезала я, подтягивая рюкзак выше.

Мне показалось, что Нейт удивится — наверняка ему редко отказывали, — но он лишь пожал плечами.

— Как знаешь, — улыбнулся он. — Думаю, мы еще сегодня увидимся. Ну или завтра утром.

Сбоку раздался веселый смех — мимо шла парочка девиц с плеером и одними наушниками на двоих.

— И что же случится завтра утром?

Нейт удивленно поднял брови.

— Машина, — произнес он, словно я понимала, о чем идет речь. — Джеми сказал, что тебя нужно подвозить в школу.

— Кому, тебе?

Нейт шагнул назад и прижал руку к груди.

— Осторожнее, — на полном серьезе сказал он. — Ты ранишь мои чувства.

Я бросила на него угрюмый взгляд.

— Не надо меня никуда подвозить.

— А Джеми считает, что надо.

— Нет.

— Ну, как знаешь, — заметил Нейт, пожав плечами. Мистер Покладистость. — Я подъеду к половине восьмого. Если ты не выйдешь, покачу дальше. Ничего страшного.

«Ничего страшного! — мысленно передразнила я. — Кто так сейчас разговаривает?» Он одарил меня еще одной улыбкой на миллион, сунул руки в карманы и небрежной походкой направился к своим лощеным приятелям.

Первый предупредительный звонок прозвенел, когда я шагала к зданию, которое — во всяком случае, я так надеялась — и было корпусом «В». Оливия посоветовала не доверять местным, но я уже прошла этот этап и не доверяла никому. Не желала, чтобы мне указывали, куда идти, подвозили или советовали. Конечно, не очень-то приятно ощущать, что ты заблудилась, но все же лучше, чем зависеть от других. В одиночестве есть свой смысл: что бы ни случилось — хорошее, плохое или что-то посредине — это принадлежит тебе и больше никому.


Предполагалось, что после школы я вернусь домой на автобусе, но я не стала спешить, а, выйдя из каменных ворот школы, двинулась к автозаправке «Квик-Зип» примерно за полмили от «Перкинс-Дей». Там я купила баночку колы и зашла в телефонную будку. Стараясь не касаться липкой трубкой уха, опустила несколько монет и набрала номер, который помнила наизусть.

— Алло?

— Привет, это я, — сказала я и, немного помедлив, добавила: — Руби.

Маршалл шумно вдохнул, выдохнул и наконец произнес:

— Ага, тайна раскрыта.

— Я была для тебя тайной? — спросила я.

— Ты была чем-то особенным, — признал он. — У тебя все в порядке?

Ничего подобного я не ждала и сразу же почувствовала комок в горле. Сглотнув, я ответила:

— Да, все нормально.

Маршаллу было восемнадцать. Он окончил школу Джексона год назад. Мы познакомились, когда он стал снимать квартиру вместе с Роджерсоном, парнем, который вел разгульную жизнь и мог достать все, что для такой жизни нужно. Поначалу Маршалл — высокий и тощий — не произвел на меня особого впечатления. Я с ним даже не заговаривала, до тех пор пока однажды не пришла без своей обычной компании. Роджерсона не было дома, и мы с Маршаллом оказались вдвоем.

Роджерсон, как правило, был деловит и молчалив. Приходишь, стучишь в дверь, заходишь, получаешь то, что нужно, и сваливаешь. Я ожидала, что Маршалл поведет себя так же, и он меня не разочаровал: мы хорошо оттянулись. Все вокруг стало гораздо привлекательнее.

— Знаешь, что нам сейчас нужно? — спустя несколько минут спросил Маршалл хриплым голосом.

— Что?

Во рту у меня пересохло, язык, казалось, распух.

— Слёрпи,[3] — сказал Маршалл. — Пошли.

Я испугалась, что придется вести машину — учитывая мое тогдашнее состояние, об этом не могло быть и речи, — но он потащил меня на тропинку, которая вела через поле, вдоль линии электропередач, и заканчивалась примерно за квартал от круглосуточного магазина. По дороге туда мы молчали, в самом магазине — тоже. Маршалл заговорил, только когда мы вышли со стаканами в руках, потягивая через соломинки холодный, сладкий, совершенно восхитительный коктейль.

— Классная штука, — произнес он, посмотрев на меня.

Я кивнула.

— Потрясающая.

И тут Маршалл улыбнулся. У меня захватило дух, раньше я ни разу не видела его улыбающимся. Потом было еще страннее: едва мы ступили на тропинку, он взял меня за руку, так мы и шли всю дорогу домой, Маршалл шагал впереди, а я чуть сзади. Я никогда не забуду той прогулки: ледяной вкус слёрпи, теплая ладонь Маршалла, и мы бредем под предзакатным солнцем, а рядом поднимаются ввысь опоры проводов, отбрасывая длинные косые тени.

Через несколько минут он остановился и поцеловал меня, и мне тогда показалось, что время исчезло — мое сердце, воздух и весь мир вокруг словно замерли. После всякий раз, когда я была с Маршаллом, я вспоминала тот день. Может, из-за окружающей обстановки — только мы вдвоем в огромном поле, а может, из-за того, что все случилось впервые. Тогда нам было хорошо вместе, но ненадолго.

Маршалл не был моим парнем. Впрочем, просто другом я бы его тоже не назвала. Наши взаимоотношения были гибкими, складывались неровно и зависели от компании, количества выпитого и прочего. Собственно, меня это вполне устраивало, я всегда старалась избегать лишних обязательств, причем довольно успешно. Главный фокус в том, чтобы не отдавать больше, чем ты готова потерять. Мы с Маршаллом словно играли в игру «А мне до лампочки». Я кокетничала с другим парнем на вечеринке, а со следующей Маршалл уходил с какой-нибудь девицей. Он мне не перезванивал, а я на несколько дней исчезала из виду, заставляя его волноваться и думать, что я замышляю. В общем, все в таком духе.

Мы давно привыкли к подобному стилю общения, он казался нам вполне естественным. Но теперь я радовалась его голосу, такому родному и знакомому среди всей этой новизны, и даже нарушила собственное правило, предложив больше, чем хотела.

— Да, я тут занималась семейными делами, — ответила я, прислоняясь спиной к стенке телефонной будки. — Переехала к сестре и…

— Подожди секундочку, хорошо? — попросил Маршалл, я услышала, как он закрывает телефонную трубку ладонью. Затем он что-то сказал, но я не разобрала слов.

— Извини, — вновь обратился он ко мне и кашлянул. — Так что ты говоришь?

И меня отпустило. Даже тоска по нему оказалась мимолетной, как и все остальное.

— Ничего, — ответила я. — Мне нужно идти. Я перезвоню позже, ладно?

— Отлично, увидимся.

Я повесила трубку и полезла в карман за мелочью. Глубоко вздохнула, снова сняла трубку и, прижав ее к уху, опустила монетки в прорезь. Я знала — человек, которому я звоню, будет рад поговорить со мной.

— Руби? — воскликнула Пейтон, едва услышав мой голос. — Господи, что с тобой стряслось?

— Ну… — начала было я, но она уже тараторила без остановки.

— Прикинь, я ждала тебя во дворе, ждала, а ты так и не пришла! Ну, думаю, видно, обиделась на меня, а тут Аарон говорит, что тебя, мол, копы вытащили с урока и с концами, и никто не знает зачем. А потом я проезжала мимо твоего дома, а там все было темно…

— У меня все хорошо, — перебила я подругу, опасаясь, что время выйдет. Я не хотела грубить, просто Пейтон любила повторять одно и то же, даже если другие знали суть происходящего не хуже ее. — Семейные обстоятельства. Я пока поживу у сестры.

— Ну ты даешь! — воскликнула она. — Тут все только о тебе и говорят! Такое болтают!

— И что же?

— Это ужасно! — с искренним возмущением сообщила Пейтон. — Будто бы в чем ты только не замешана: от убийства до проституции!

— Меня не было всего два дня.

— Я, конечно, за тебя вступилась, — торопливо добавила подруга. — Сказала, что ты не такая. Прям так и сказала.

— Ценю твою поддержку, — сказала я.

— Да ладно, чего уж там.

Из трубки доносился шум голосов, судя по всему, Пейтон была на поляне неподалеку от школы, где мы обычно зависали после уроков.

— Так что все-таки случилось? Это из-за твоей мамы?

— Ну типа того, — ответила я. — Ничего серьезного, не бери в голову.

Пейтон была моей лучшей школьной подругой, но даже она не знала, что мама уехала. Собственно, Пейтон никогда не видела мою родительницу, и не случайно — как правило, я предпочитала сохранять личную жизнь личной. Тем более при общении с Пейтон, чью семью можно было бы назвать идеальной. Обеспеченные, состоявшиеся люди, они жили в большом доме в престижном районе Арборз, а сама Пейтон еще год назад считалась послушной дочерью, хорошо училась и играла за школьную команду в хоккей на траве. Однако летом она начала встречаться с моим дружком Аароном, большим любителем развлечься, впрочем, вполне безобидным. Осенью Пейтон выгнали из католической школы Святой Микелины. Родители, конечно, были не в восторге, но надеялись, что бунтарство Пейтон — сиюминутная блажь, которая пройдет, стоит им с Аароном разбежаться. Через несколько недель так оно и произошло, но к тому времени мы с ней уже подружились.

Если описывать Пейтон одним словом, то она милашка. Невысокого роста и фигуристая, она отличается удивительным простодушием, что злит и умиляет одновременно. Иногда я чувствовала себя старшей сестрой, а не подругой: мне приходилось спасать Пейтон от разных придурков на вечеринках, поддерживать ей голову, когда ее рвало, или объяснять, как пользоваться навороченными электронными штучками, которые ей вечно дарили родители, — но зато с ней было весело, она водила машину и никогда не отказывалась заехать за мной, даже в ту глухомань, где я жила. Или отвезти меня обратно.

— Слушай, — сказала я, — мне нужна твоя помощь.

— Что именно?

— Я сейчас неподалеку от «Перкинс-Дей», и мне нужно кое-куда съездить. Подбросишь?

— Неподалеку от «Перкинс-Дей»?

— Ну да. Чуть дальше по улице.

Она замолчала, и я услышала, как рядом с ней кто-то смеется.

— Господи, Руби… жаль, но я не могу. Мне нужно через час быть дома.

— Это совсем рядом.

— Да знаю я. Но ты же в курсе, что моя мамаша устраивает в последнее время.

Родители недавно учуяли от Пейтон запах пива и ввели режим строгого контроля, включающий постоянную слежку, тщательные обнюхивания и неожиданные обыски ее комнаты.

— Погоди, а Маршаллу ты звонила? Он наверняка…

— Нет, — ответила я, покачав головой. Пейтон, неисправимый романтик, никогда не понимала наших с Маршаллом отношений, для нее любая история была историей любви. — Ничего страшного, не беспокойся.

Еще одна пауза в разговоре, и до меня вновь донесся смех, музыка из радиоприемника, рычание заводящегося двигателя. Я сказала правду, дотуда было не больше пятнадцати миль, но они вдруг показались мне огромным расстоянием.

— Точно? — не поверила Пейтон. — Я могу попросить кого-нибудь из наших.

Я сглотнула, прислоняясь к стенке будки. Напротив, как раз над телефоном, кто-то написал жирным черным маркером: «Где ты спишь?» Ответ был нацарапан ниже, не так броско: «С твоей мамой». Я подняла руку, вытерла лицо. Не то чтобы я ждала, что все бросятся мне на выручку, но все же…

— Не, забей, — сказала я. — Все нормально. Я что-нибудь придумаю.

— Ладно, — согласилась она. Где-то рядом с ней раздался автомобильный сигнал. — Слушай, дай мне телефонный номер твоей сестры. Вечером позвоню, поболтаем.

— Я пока только устраиваюсь. Давай лучше я сама тебе позвоню на днях.

— Идет, — весело произнесла Пейтон.

Повесив трубку, я вышла из будки, допила колу и стала обдумывать следующий шаг. На парковке, почти пустой, когда я сюда пришла, было полно учеников из «Перкинс-Дей». Похоже, они облюбовали это место под выездную тусовку: ребята и девчонки сидели на капотах и багажниках своих дорогих машин, кто-то заходил в кафешку. Внимательно оглядев толпу, я увидела Нейта, который, скрестив на груди руки, прислонился к водительской двери черного внедорожника. Рядом стояла темноволосая девушка в укороченной синей куртке и с «конским хвостом» на затылке, она что-то рассказывала, оживленно размахивая баночкой с колой. Нейт, разумеется, внимательно слушал и улыбался, просто воплощение Самого Славного Парня в Мире.

Тут я опомнилась, посмотрела на часы — уже около четырех, — значит, у меня есть чуть более часа, прежде чем мое отсутствие заметят. Вполне достаточно, если, конечно, начать немедленно. Правда, мне нужна помощь, но если я разыграю все правильно, то даже просить никого не придется.

Я перекинула рюкзак через плечо и направилась к дороге, старательно делая вид, что не замечаю одноклассников. Глядя прямо перед собой, прошла мимо и вышла на оживленный перекресток. Путь до дома был неблизкий, а до нужного мне места — еще дольше, так что я сильно рисковала.

Пройдя два квартала, я услышала сигнал машины, которая остановилась сзади. Я подождала второго сигнала, затем, изобразив на лице удивление, обернулась. Кто бы сомневался, меня догнал Нейт.

— Дай-ка угадаю, — произнес он. Держась одной рукой за руль, Нейт перегнулся через пассажирское сиденье и посмотрел на меня. — Тебя никуда не нужно подвозить.

— Не нужно, — согласилась я. — Но все же спасибо.

— Это — автомагистраль, здесь даже тротуара нет, — заметил он.

— А ты что, следишь за безопасностью движения?

Он скорчил мне гримасу.

— Значит, ты предпочитаешь топать шесть миль пешком.

— Здесь не шесть миль, — возразила я.

— Ты права. Шесть с четвертью, — уточнил он. Подъехавший сзади красный «форд» сердито бибикнул и промчался мимо. — Я-то знаю — каждую пятницу бегаю.

— Почему тебе приспичило куда-нибудь меня подвезти? — спросила я.

— Исключительно из галантности, — сказал он.

Вот-вот, подумала я, именно так это и называется.

— Галантность мертва.

— С тобой случится то же самое, если ты и дальше пойдешь пешком. — Он вздохнул. — Залезай.

Вот и все, даже напрягаться особо не пришлось.


Салон машины был темным и безукоризненно чистым, в нем даже пахло как в новом авто. Тем не менее на лобовом стекле болтался освежитель воздуха. Надпись сверху гласила: «Бюро добрых услуг „Будьте спокойны“: Мы беспокоимся вместо вас».

— Это компания моего отца, — пояснил Нейт, заметив мой взгляд. — Мы работаем над тем, чтобы в эти трудные времена сделать жизнь проще.

Я подняла брови.

— Звучит как цитата из рекламного проспекта.

— Так оно и есть, — подтвердил он. — Но я должен отвечать ею, если меня спрашивают, чем мы занимаемся.

— А если кто-нибудь потребует более точный ответ?

— Тогда я говорю, что мы делаем абсолютно все: получаем почту, выгуливаем собак, забираем вещи из химчистки и даже покрываем глазурью кексы для детских утренников, — ответил Нейт и оглянулся, прежде чем перестроиться в другой ряд.

Я немного подумала.

— Что-то не очень убедительно.

— Знаю, отсюда и правило.

Я откинулась на спинку сиденья, глядя, как проносятся мимо дома и машины. В общем, пока все идет хорошо. Оказывается, Нейт — не такая уж плохая компания. Но я здесь не для того, чтобы заводить новых друзей.

— Слушай, — вдруг сказал он, — я по поводу той неудачной шутки…

— Все нормально, — перебила я. — Не переживай.

Нейт бросил взгляд в мою сторону.

— И все же, что ты делала? Ну там, на заборе? Если ты, конечно, не против моего любопытства.

Я была против, но в данный момент зависела от Нейта, так что пришлось ответить.

— По-моему, это было очевидно.

— Да-да, конечно, — согласился он. — Просто, понимаешь, я удивился.

— Чему?

— Ну, не знаю. — Он пожал плечами. — Наверное, дело в том, что большинство людей попытались бы проникнуть в этот дом, а не сбегать оттуда. Кора и Джеми такие классные!

— Полагаю, что я не отношусь к большинству, — заметила я.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, я снова отвернулась к окну. Эту часть города я почти не знала, но, судя по всему, мы приближались к Уайлдфлауэр-Ридж, нашему району. Пора было менять тему разговора.

— Спасибо, что подвез, — сказала я, стараясь говорить как можно небрежнее.

— Пожалуйста, — ответил Нейт. — Но мы еще не доехали.

— Вообще-то… — начала я и замолчала, ожидая, пока он повернется ко мне. — Не мог бы ты высадить меня на автобусной остановке?

— На остановке? Куда это ты собралась?

— Нужно заскочить к подруге, кое-что забрать.

Мы подъезжали к большой транспортной развязке. Нейт притормозил за «фольксвагеном-жуком» с наклейкой в виде цветка на бампере.

— Где она живет? — спросил Нейт.

— Ой, очень далеко, — торопливо произнесла я. — Поверь, ты не захочешь туда ехать.

Цвет светофора поменялся, поток машин двинулся вперед.

«Вот оно, — подумала я. — Посмотрим, заглотнет ли он крючок». На часах было пятнадцать минут пятого.

— На автобусе ты будешь добираться целую вечность, — после секундного замешательства сказал Нейт.

— Ничего страшного, как-нибудь доеду. Останови вон там, возле магазина.

Главное правило для тех, кто хочет что-нибудь выторговать или заставить другого человека что-то сделать, — не зарываться. Первый отказ — хорошо, второй — обычно проходит, а вот отказаться от предложения в третий раз уже слишком рискованно. Трудно угадать, когда противник выйдет из игры, и ты останешься ни с чем.

Я вновь почувствовала взгляд Нейта, но упорно притворялась, что ничего не замечаю, не вижу его колебаний. «Ну давай же, — мысленно взмолилась я. — Давай!»

— Мне не трудно. Тем более на улице холодно, — наконец сказал он. На следующем холме уже виднелся поворот на автостраду. — Говори, куда ехать.


— Ничего себе! — удивился Нейт. — Кто, говоришь, здесь живет?

Он свернул с шоссе на ухабистую дорогу к желтому коттеджу и теперь лавировал между выбоинами, лишь чудом не въехав во внушительную кипу раскисших в воде газет. Мамина «субару» стояла там, где я ее оставила, с пустым бензобаком; в последний раз мне даже пришлось просить Пейтон подбросить меня до школы.

— Так, одна знакомая, — ответила я.

Я рассчитывала, что вся вылазка пройдет легко и быстро. Не вдаваясь в особые объяснения, зайду, соберу то, что мне нужно, и выйду. Затем Нейт отвезет меня к Коре, и на этом все. Куда проще-то?

Машина уже катила вдоль дома, как вдруг я заметила, что занавеска на окне спальни дрогнула.

Быстрое, почти незаметное движение — я даже усомнилась, было ли оно вообще. Просто уголок ткани сдвинулся на дюйм влево, потом скользнул на место. Будто кто-то незаметно выглянул наружу.

Не знаю, что я ожидала там увидеть. Может, Хоникаттов, воплощающих в жизнь очередную идею по ремонту. Или пустые комнаты, словно в доме никто не жил. Впрочем, нет, подобную возможность я исключила сразу.

Собственно, поэтому я и выскочила из машины, не дожидаясь, пока Нейт припаркуется. «Эй! Хочешь, я…» — услышала я вслед, но не ответила, а торопливо взбежала на крыльцо, прыгая через две ступеньки сразу, и, задыхаясь, нашарила на груди ключ. Сунула его в скважину, и знакомая дверная ручка, мягко щелкнув, повернулась под моей ладонью. Я шагнула внутрь.

— Мама? — позвала я. — Ты здесь?

Голос эхом отразился от всех твердых поверхностей, вернулся назад. Я прошла на кухню, где на веревке по-прежнему висела моя одежда. Джинсы и рубашки заскорузли и пахли плесенью.

В гостиной меня встретил ряд пивных бутылок на журнальном столике; одеяло, которое обычно висело сложенным на подлокотнике дивана, комком сбилось в углу. Сердце екнуло. Я бы не оставила такой беспорядок. Или оставила?

Я открыла дверь в свою комнату, щелкнула выключателем, и под потолком зажглась одна-единственная лампочка. С тех пор как я уехала, здесь почти ничего не изменилось, только кто-то распахнул настежь дверцу шкафа, наверное, сотрудник социальной службы, который собирал мои вещи. Я вернулась в гостиную и подошла к закрытой двери в другую спальню. Взялась за дверную ручку и закрыла глаза.

Нет, это было совсем не так, словно я загадывала желание или хотела, чтобы мечта стала явью. Просто в тот миг я попыталась вспомнить все разы, когда я возвращалась домой, приоткрывала дверь в спальню и видела маму. Она лежала, свернувшись калачиком, с разметавшимися по подушке волосами, и рукой прикрывала глаза от света за моей спиной. Эта картина вдруг отчетливо предстала перед моим мысленным вздором, и я почти поверила, что увидела всполох рыжих волос, уловила какое-то движение. Сердце подскочило к горлу, мгновенно выдав чувства, в которых я не могла признаться ни себе, ни кому-нибудь еще. А потом все так же быстро изменилось, встало на свои места: кровать, темные стены… и окно, где, как я вспомнила, треснуло стекло. Через плохо заклеенную щель проникал сквозняк и шевелил шторы. Я ошиблась. И все же я стояла на пороге и смотрела в комнату, словно ждала: еще миг — и она больше не будет пустой.

— Руби?

Тихий голос Нейта звучал неуверенно. Я сглотнула и подумала: «Какой же надо быть идиоткой, чтобы надеяться на мамино возвращение, ведь она забрала все необходимое!»

— Еще минуту! — ответила я, ненавидя себя за дрогнувший голос.

— Ты как? — Он замолчал, потом продолжил: — С тобой все в порядке?

Я деловито кивнула.

— Да, я сейчас соберу кое-что.

Нейт сделал шаг, я не поняла куда — ко мне или в другую сторону, — и оглянулась. Он стоял на пороге кухни, спиной к входной двери, и осматривался, медленно поворачивая голову. Мне вдруг стало стыдно. И зачем только я притащила его сюда? Кому как не мне знать, что это такое — привести совершенно постороннего человека туда, где меня легче всего обидеть и куда он легко найдет дорогу?

— Этот дом, — произнес Нейт, разглядывая бутылки на столе и длинную паутину, протянувшуюся через комнату, — он такой…

Внезапный порыв ветра качнул дверь, зашвырнул в кухню горсть листьев и погнал их по полу. Меня трясло, и я довольно резко сказала:

— Подожди в машине. Ясно?

Нейт молча посмотрел на меня, потом ответил:

— Да, конечно.

Он вышел и прикрыл за собой дверь.

«Немедленно прекрати!» — приказала я себе, чувствуя, как глаза щиплет от слез. Вот черт! Я огляделась, пытаясь отогнать дурацкие мысли и сосредоточиться на том, что мне нужно забрать с собой, но все вокруг словно заволокло туманом, и я всхлипнула. Зажав рот рукой, я заставила себя двигаться, хотя дрожь никак не унималась.

«Давай же думай!» — мысленно повторяла я по дороге на кухню и после, когда стаскивала с веревки одежду. Все было жестким и воняло плесенью, чем больше вещей я снимала, тем лучше видела грязь и запустение: гору немытых кастрюль и сковородок, громоздившуюся в раковине, ведра, в которых носила воду из ванной, провисшую бельевую веревку. «Я прекрасно справлялась сама», — сказала я Коре, искренне убежденная в своей правоте. Но теперь, стоя посреди кухни с охапкой пересохшей одежды в руках, чувствуя, как в ноздри бьет вонь прокисшей еды, я сильно сомневалась в своих успехах.

Я вытерла слезы и оглянулась в окно на Нейта, который сидел за рулем машины и прижимал к уху мобильник. Господи, что он обо мне подумал! Я перевела взгляд на свои шмотки и вдруг поняла, что ничего не возьму, хотя у меня и не осталось ничего своего, кроме этого тряпья, кое-какой мелочевки в соседней комнате да старой, разбитой «субару». Я бросила одежду на стол, решив, что приеду и заберу вещи, как только устроюсь. Обещания даются легко, и перед моим мысленным взором почти возник другой человек, который, покидая дом, говорит себе те же слова и не сомневается, что так оно и будет. Почти.


От обратной дороги я не ждала ничего хорошего, так как даже не представляла, что скажет Нейт, или как отвертеться от вопросов, которые он непременно задаст. Закрывая дверь, я решила действовать по отработанной схеме: все отрицать. Буду вести себя так, словно все прошло, как я и планировала, и в нашей поездке нет ничего особенного. Больше достоверности, и Нейту придется в это поверить.

К машине я шла с самым непринужденным видом, какой только сумела изобразить. Села в машину и поняла, что не стоило так стараться — Нейт даже не посмотрел в мою сторону. По-прежнему держа телефон у уха, он дал задний ход и медленно отъехал от дома.

Воспользовавшись его невниманием, я бросила последний взгляд на окно маминой спальни. Кстати, об отрицании: даже находясь в движущейся машине и на расстоянии, можно было понять, что в комнате никого нет. Есть в пустоте что-то очевидное, как бы ты ни старался убедить себя в обратном.

— Ничего страшного, — вдруг произнес Нейт, и я уставилась на него. Не отводя глаз от дороги, он слушал, плотно сжав губы. — Погоди, я буду там через десять минут, может, еще раньше. Просто заберу у нее…

Невидимый собеседник резко перебил Нейта, он говорил так громко, что я слышала его голос, хотя не могла разобрать слов. Нейт потер лицо рукой.

— Я буду там через десять минут, — повторил он, нажимая на газ, — мы выехали на шоссе. — Нет, я… — Он замолчал. — Мне нужно было съездить по одному делу, в школе поручили. Да. Да. Хорошо.

Он захлопнул крышку телефона и швырнул его на консоль между сиденьями.

— Неприятности? — поинтересовалась я.

— Нет, — сказал он. — Это мой отец. Он слегка… в общем, проверяет, как идут дела.

— Ты забыл покрыть кексы глазурью?

Нейт бросил взгляд в мою сторону — видно, удивился, что у меня хватает сил на шутки.

— Вроде того, — ответил он. — Мне нужно заехать в одно место. Если ты не против.

— Это твоя машина. — Я пожала плечами.

Внезапно телефон зазвонил снова. Нейт схватил его, посмотрел на дисплей и открыл.

— Алло. Да. Уже еду. На автостраде. Через десять минут. Конечно. Хорошо. Пока.

В этот раз он не стал убирать телефон, сжал в руке. Немного помолчав, произнес:

— Понимаешь, нас только двое. Вместе живем, вместе работаем. Иногда… иногда бывает нелегко.

— Знаю, — вырвалось у меня, может, из-за того, что я думала о маме.

Вот черт, только этого не хватало! Я вовсе не собиралась обсуждать эту тему, тем более с Нейтом, но он тут же переспросил:

— Правда?

Я пожала плечами.

— Мы с мамой вместе работали. Ну, какое-то время.

— Неужели?

Я кивнула.

— А что вы делали?

— Развозили потерянный во время перелетов багаж.

Он поднял брови, удивленно или восхищенно.

— Неужели кто-то этим занимается?

— По-твоему, чемоданы телепортируются к нужному месту?

— Нет, — произнес он, искоса посмотрев на меня. — Я имел в виду… ну, в общем, такие вещи воспринимаешь как нечто должное. Не думая о тех, кто выполняет работу.

— Ну вот я как раз из них, — сказала я, — вернее, была.

Машина свернула на развязку и закружила, направляясь к светофору. Мы уже подъезжали к нему, когда Нейт спросил:

— Что же произошло?

— С чем?

— С доставкой багажа. Почему ты уволилась?

У меня хватило ума уклониться от ответа.

— Просто надоело, — сказала я. — И все.

К счастью, Нейт не стал выпытывать подробности, а включил поворотник и съехал на подъездную аллею к Виста-Моллу, огромному торговому центру с множеством магазинов и ресторанов. На переполненной парковке мы проехали вдоль одного ряда машин, другого, а затем пристроились за старым «шевроле-тахо» зеленого цвета. Задняя дверь автомобиля была распахнута, открывая вид на изрядно захламленное заднее сиденье. На нем громоздились коробки и контейнеры из-под молока, забитые различными конвертами и упаковочными материалами. Над ними наклонилась молодая женщина с небрежным пучком рыжих волос и в розовом пушистом свитере. Она стояла спиной к нам, держа в одной руке пластиковый стаканчик с кофе.

Нейт открыл окно.

— Харриет! — позвал он.

Похоже, она не расслышала, так как была занята — запихивала контейнер в дальний угол сиденья. Из машины выпал пустой стаканчик и откатился в сторону, но женщина тотчас подняла его и сунула в одну из коробок.

— Харриет! — повторил Нейт.

Ответа не последовало, женщина продолжала сражаться с контейнером.

— Нужно громче, — посоветовала я Нейту. Его голос звучал слишком тихо.

— Ты права, — согласился он. Затем глубоко вдохнул, подмигнул и нажал на гудок.

Нейт посигналил всего лишь один раз — коротенький «бип!», но незнакомка буквально взвилась в воздух. Высоко подпрыгнула, даже пятки оторвались от земли, а кофе выплеснулся на тротуар. Она резко повернулась, держась свободной рукой за сердце, и ошеломленно посмотрела на нас.

— Извини, — сказал Нейт, — но ты не…

— И как это, по-твоему, называется? — ворчливо перебила она. — Хочешь довести меня до сердечного приступа?

— Нет.

Он открыл дверь, вылез из машины и подошел к женщине.

— Давай-ка я сам возьму. Вот эти три ящика? Или контейнеры тоже?

— Бери все, — ответила Харриет.

Похоже, она еще не пришла в себя: обессиленно прислонилась к бамперу автомобиля и обмахивалась ладонью. Нейт начал перетаскивать коробки в багажник внедорожника, а я разглядывала Харриет. Довольно хорошенькая, с массивным серебряным ожерельем на шее и с серьгами в ушах, на пальцах — несколько колец.

— Он знает, что у меня нервы, — сказала она, махнув в сторону Нейта стаканчиком с кофе, — и все равно сигналит. Сигналит!

— Я нечаянно! Прости, пожалуйста, — извинился Нейт, который вернулся за последним ящиком.

Харриет со вздохом вновь оперлась на бампер и закрыла глаза.

— Нет, я сама во всем виновата. У меня все сроки вышли, я страшно опаздываю и просто уверена, что не успею отвезти заказ в транспортное агентство, пока они не закрылись и…

— …и поэтому мы здесь, — закончил за нее Нейт, громко хлопнув задней дверью машины. — Я сейчас все отвезу, не волнуйся.

— Запомни, обычная отправка, не скоростная, — озабоченно сказала Харриет. — Скоростная мне не по карману.

— Я помню.

— И не забудь получить точную информацию о доставке, они обещали, что к концу недели все будет на месте, но на западе страны плохая погода…

— Не забуду, — ответил Нейт, открывая водительскую дверь внедорожника.

Харриет немного поразмышляла, вцепившись в пластиковый стаканчик.

— А ты вчера завез одежду в химчистку?

— В четверг можно забирать.

— Как насчет банковского вклада? — спросила Харриет.

— Папа внес его сегодня утром. Конверт с квитанцией лежит в почтовом ящике.

— Он не забыл…

— Закрыть его на замок? Не забыл. А ключ положил туда, куда ты велела. Что-нибудь еще?

Харриет набрала в легкие воздуха, как будто бы хотела задать следующий вопрос, но потом медленно выдохнула.

— Нет, — признала она, — во всяком случае, не сейчас.

Нейт сел за руль.

— Я пришлю и-мейл с информацией о доставке, как только доберусь до дома. Хорошо?

— Ладно, — согласилась Харриет, хотя ее голос звучал несколько неуверенно. — Спасибо.

— Не за что. Если понадобимся — звони.

Харриет кивнула, но когда мы отъезжали, она с растерянным видом по-прежнему стояла у своей машины, сжимая стаканчик.

Я подождала, пока мы не свернули на шоссе, и только потом осведомилась:

— Это и есть добрые услуги в действии?

— Нет, — устало произнес Нейт. — Это Харриет.

Мы подъехали к дому Коры в половине пятого. Я села в машину к Нейту чуть больше часа назад, а теперь мне казалось, что прошла целая вечность. Я взяла свои вещички и распахнула дверь, чтобы выйти, но тут вновь раздался телефонный звонок. Нейт бросил взгляд на дисплей, затем на меня.

— Отец уже злится, — сказал он. — Мне нужно идти. Увидимся утром?

Я внимательно посмотрела на Нейта, словно оценивая приятную внешность и дружелюбное выражение лица. Ладно, допустим, он вполне приличный парень, а вовсе не тупой спортсмен, как я вначале решила. Плюс — он мне помог, и не один раз, а дважды; теперь наверняка считает, что я передумала насчет совместных поездок в школу. А я не могла забыть Пейтон, ее далекий голос в трубке таксофона и то, как легко подруга отказала в единственный раз, когда мне нужна была помощь.

— Спасибо за то, что подвез, — сказала я.

Нейт кивнул и откинул крышку мобильника, а я захлопнула дверь машины. Не знаю, заметил ли он, что я не ответила на его вопрос, или ему было все равно. К тому времени, когда я прошла половину пути до дома, сосед уже скрылся из виду.


Утром, после того как для меня составили расписание, Джеми отправился на работу, а мистер Тэкрей повел меня на урок английского. Мы уже почти дошли до кабинета, когда я услышала голос Джеми.

— Подождите!

Я оглянулась: коридор быстро заполнялся людьми, выходившими с первого урока, а Джеми пробирался сквозь толпу. Слегка задыхаясь, он догнал нас, улыбнулся и протянул мне руку, приглашая меня сделать то же самое.

В первую секунду я инстинктивно отпрянула, не зная, чего еще от него ждать, затем протянула руку ладонью вверх. Он положил на нее ключ, и мне стало смешно, что я испугалась.

— На случай, если ты вернешься домой раньше нас, — произнес Джеми. — Хорошего дня!

Я тогда кивнула, сунула ключ в карман и благополучно про него забыла. Вспомнила только сейчас, уже подходя к двери дома. С маленького ключа свисал серебристый брелок, на котором было выгравировано: Уайлдфлауэр-Ридж. Странно, я ходила с этим ключом целый день и ни разу его не почувствовала. О том, что висел у меня на шее, я помнила всегда, ощущала его тяжесть. Наверное, потому что он был ближе к телу, там, где я не могла про него забыть.

Дверь беззвучно распахнулась, представив взору большой, светлый холл. Как и в желтом коттедже, в этом доме было спокойно и тихо, но по-другому. Не чувствовалось пустоты и заброшенности, скорее, ожидание. Словно дом понимал разницу между отлучкой по делам и расставанием навсегда.

Я закрыла за собой дверь. В глубине холла виднелась гостиная, за ее окнами солнце уже начинало садиться, постепенно исчезало за кронами деревьев, озаряя все вокруг тем особенным теплым светом, который бывает только перед закатом.

Любуясь зрелищем, я вдруг услышала слева клацанье коготков по полу — Роско деловито трусил через кухню. Заметив, что он не один, пес настороженно поднял уши, сел и уставился на меня.

Я замерла — испугалась, что он вновь начнет тявкать, а после первого школьного дня и визита в бывшее жилище у меня вряд ли хватило бы сил выдержать еще и собачий лай. К счастью, пес не залаял, а стал громко вылизываться. Сочтя это сигналом, что путь свободен, я направилась на кухню, держась на почтительном расстоянии от Роско.

В глаза бросилась записка на листочке клейкой бумаги, каждая буковка поражала идеальной точностью, словно вначале писали на черновике. Я сразу узнала аккуратный почерк Коры, хотя не видела его много лет. Записка гласила:

«Джеми! Лазанья — в морозильнике, когда придешь домой, вытащи ее и поставь в микроволновку (350). Увидимся около семи. С любовью, я».

Я взяла записку и перечитала еще раз. Этот клочок бумаги был лучшим доказательством того, что сестра наконец получила все, к чему стремилась. Не только то, о чем наверняка мечтала долгими ночами в нашей совместной спальне — дом, работу, чувство безопасности, — но и кого-то, с кем можно это разделить. Человека, с которым можно поужинать или оставить ему записку. Такие простые, глупые мелочи, и все же, в итоге, именно из них состоит настоящая жизнь.

И после всех Кориных усилий добиться желаемого и навсегда забыть прошлое я вдруг свалилась на нее как снег на голову. Вот радости-то! «Ну и ладно, — подумала я, — пойду хоть лазанью в печку поставлю».

Включив микроволновку, я вынула из морозильника лоток с лазаньей и поставила на стол, чтобы надорвать пластиковую защитную пленку, как вдруг что-то коснулось моей лодыжки. Я посмотрела вниз и увидела Роско, он умудрился незаметно подбежать к столу и усесться между моих ног и теперь жалобно глядел на меня.

Вначале я подумала, что пес снова сделал лужу и ждет, когда я начну на него кричать. Потом до меня дошло — он же дрожит! Пса трясло, он слегка раскачивался от одной моей лодыжки к другой.

— Что случилось? — спросила я, и Роско прижался ко мне еще сильнее, забился между ног. Все это время пес не отводил от меня умоляющего взгляда круглых выпуклых глаз, но я не имела понятия, что он от меня хочет.

«Замечательно, — подумала я. — Только этого не хватало! Если эта псина сдохнет у меня на руках, мой статус домашнего вредителя можно считать официальным». Вздохнув, я аккуратно обошла Роско, сняла телефонную трубку, посмотрела на листок со списком телефонов и набрала номер сотового Джеми. Не успела я закончить, как песик просеменил через комнату, устроился у меня в ногах и снова задрожал, еще сильнее, чем раньше. К счастью, Джеми ответил после второго звонка.

— С собакой что-то не так! — выпалила я.

— Руби? Это ты? — переспросил Джеми.

— Да. — Я сглотнула и вновь уставилась на Роско, который подполз ближе и уткнулся мордочкой в мою ногу. — Извини, что беспокою, но, похоже, он заболел. Я не знаю, что делать.

— Заболел? Его рвет?

— Нет.

— У него понос?

Я поморщилась.

— Нет. Не думаю. Я пришла домой, а Кора оставила записку про лазанью, и я сунула ее…

— О, понятно, — медленно произнес Джеми. — Все нормально, расслабься. Он не болен.

— Правда?

— Конечно. Просто боится.

— Лазаньи?!

— Нет, микроволновки. — Джеми вздохнул. — И мы не знаем почему. Может, из-за того случая с картофельными оладьями и детектором дыма.

Я посмотрела на Роско, его по-прежнему била крупная дрожь. Поразительно, как подобное происшествие повлияло на такого маленького песика, наверняка у него нервный срыв.

— Ну и как его успокоить? — спросила я.

Пес не сводил с меня испуганных глаз.

— Никак, — ответил Джеми. — Во всяком случае, пока работает микроволновка. Иногда он прячется под кровать или диван. Лучше не обращать на него внимания. Если он тебе мешает, закрой его в прачечной комнате.

— Да? — удивилась я. — Хорошо.

Роско забился между моей туфлей и шкафом.

— Слушай, я сейчас тороплюсь, — сказал Джеми, — но скоро буду дома. Ты…

Из динамика донеслось жужжание другого телефона, связь прервалась. Я нажала на кнопку «Отбой» и аккуратно вернула трубку на базу. Хотя я не знала, что Джеми имел в виду под словом «скоро», но искренне надеялась, что он — в нескольких кварталах от дома, так как у меня почти не было опыта общения с животными. Тем не менее я посмотрела на дрожащего у моей ноги Роско и решила, что, судя по состоянию песика, жестоко запирать его в тесной комнатушке.

— Успокойся, хорошо? — сказала я, осторожно высвободилась и пошла в холл за сумкой.

Роско немного подумал, затем потрусил следом. Мне совсем не хотелось общаться с кем бы то ни было, и потому я взбежала по ступенькам, надеясь, что пес все поймет и останется внизу. Удивительно, но моя уловка сработала: оглянувшись, я увидела, что Роско смотрит на меня жалобным взглядом, однако не делает попыток подняться наверх.

У себя в комнате я умылась, сняла Корин свитер и улеглась поперек кровати. Не знаю, сколько я так лежала, глядя в окно на последние лучи заката. Через некоторое время в спальню проскользнул Роско. Он двигался медленно, бочком, почти по-крабьи. Перехватив мой взгляд, пес прижал уши, всем своим видом показывая: «Знал, что меня выставят, но удержаться не смог».

Секунду мы просто смотрели друг на друга. Роско осторожно шагнул ближе, потом — еще ближе и наконец примостился между моих ног, спиной к кровати. Устроившись, пес снова задрожал, звякая жетоном на ошейнике. Я закатила глаза. Хотелось рявкнуть, чтобы он немедленно прекратил, что у каждого есть свои проблемы и что я-то уж точно не буду его успокаивать. К моему собственному удивлению, я не стала ничего говорить, а молча села и погладила пса по голове. Как только моя рука коснулась Роско, он перестал дрожать.

Загрузка...