На мой взгляд, Жервез Миллер мог смело считаться самым докучливым человеком на свете, хотя я не смогла бы доказать это научным путем.
Во-первых, его голос. Невыразительный и гнусавый, он доносился с заднего сиденья, когда Жервезу приходило в голову поделиться наблюдениями. «У тебя свалялись волосы», — сообщал он, когда я не успевала высушить голову феном. «Ты воняешь, как простыни из сушилки», — прозвучало, когда я, опаздывая, надела рубашку, выдернув ее из кучи чистого белья. Все попытки не обращать на него внимания и делать вид, будто я поглощена учебой, приводили к ехидным замечаниям по поводу моих академических успехов, вернее, отсутствия таковых. «Введение в математический анализ? Ты что, тупая?» или «Неужели у тебя в кои-то веки хорошая оценка?» Ну и все в таком духе.
Хотелось его чем-нибудь стукнуть, причем это желание я испытывала каждый день. Увы, приходилось сдерживаться. Во-первых, он был еще ребенком, а во-вторых, благодаря сложной конструкции его ортодонтического аппарата удар вряд ли бы достиг цели. (То, что я вообще об этом подумала, должно было бы меня встревожить, но ничего подобного я не чувствовала.)
Когда он чересчур меня доставал, я оборачивалась и бросала на него злобный взгляд, чего, как правило, хватало. Жервез умолкал до конца поездки, иногда — на весь следующий день. Правда, спустя какое-то время он снова становился невыносимым, порой еще хуже, чем раньше.
Здраво рассуждая, я пыталась его понять и проникнуться к нему симпатией. Наверняка нелегко быть вундеркиндом, чрезвычайно одаренным, но намного младше остальных учеников. Я встречала его в школьных коридорах — он всегда держался обособленно, брел с рюкзаком за плечами, странно согнувшись вперед, словно собирался боднуть невидимого противника в грудь.
Вдобавок ко всему Жервезу — по сути, еще ребенку — явно недоставало зрелости: его страшно веселило, когда кто-нибудь пукал или рыгал, особенно если этим кем-то был он сам. Каждое утро ему приходилось делить маленькое замкнутое пространство с двумя другими людьми, так что поводов для веселья хватало. Достаточно сказать, что мы всегда знали, что он ел на завтрак, а я всегда держала окно открытым, несмотря на приближающуюся зиму. Впрочем, Нейт тоже.
В понедельник после Кориной вечеринки, когда я, как обычно, села в машину в половине восьмого утра, что-то показалось мне странным. Мгновение спустя я поняла: на заднем сиденье никого не было.
— А где Жервез? — спросила я.
— У врача, — ответил Нейт.
Я кивнула и устроилась поудобнее, намереваясь в кои-то веки насладиться поездкой. Должно быть, мой довольный вид бросался в глаза — буквально мгновение спустя Нейт заметил:
— Знаешь, он вовсе не так уж плох.
— Ты шутишь?
— Ну, я признаю, что с ним не всегда легко…
— Да ладно тебе! — Я закатила глаза. — Он просто омерзителен!
— Перестань.
— От него воняет, — начала я и загнула один палец. — Во-вторых, он грубиян. А его отрыжка даже мертвого поднимет. И если он еще раз скажет что-нибудь о моих учебниках или оценках, я ему…
Вдруг я поняла, что Нейт смотрит на меня как на сумасшедшую. Пришлось заткнуться, и какое-то время мы ехали в молчании.
— Жаль, что ты так относишься к Жервезу, — вдруг произнес Нейт. — Думаю, он к тебе неравнодушен.
Я бросила на него сердитый взгляд.
— Ага, и именно поэтому на днях он назвал меня толстой.
— Он не сказал, что ты толстая. Округлая.
— И в чем разница?
— Ты, похоже, забываешь, что ему всего двенадцать.
— Не забываю, поверь мне.
— Просто мальчики в двенадцать лет, — продолжил он, — не всегда любезны с дамами.
— Любезны с дамами? — переспросила я. — Тебе что, тоже двенадцать?
Нейт перестроился в другой ряд, замедлил ход у светофора.
— Он тебя дразнит, — медленно проговорил он, словно обращаясь к идиотке, — только потому, что ты ему нравишься.
— Вовсе я ему не нравлюсь! — возразила я, повысив голос.
— Думай что хочешь. Но он вообще не разговаривал с Хизер, когда она ездила с нами.
Загорелся желтый.
— Правда?
— Ни разу. Просто сидел сзади и молча портил воздух.
— Как мило, — сказала я.
— Да уж, — согласился Нейт, притормозив на красный свет. — Думаю, он хочет с тобой подружиться, но не знает как. Вот и говорит, что ты пахнешь деревьями, или называет тебя округлой. Все дети так поступают.
Я закатила глаза и посмотрела в окно.
— С чего бы это Жервез захотел со мной дружить?
— А почему бы и нет?
— Может, потому, что я не слишком дружелюбна? — предположила я.
— Разве?
— Хочешь сказать, что я — очень дружелюбная?
— Тебя не назовешь неприветливой.
— Я такая и есть.
— Правда?
Я кивнула.
— Гм. Интересно.
Зажегся зеленый, и мы поехали.
— Что тебе интересно? — осведомилась я.
Он пожал плечами, перестраиваясь в другой ряд.
— Ну, я не считаю тебя неприветливой. Скорее замкнутой. Сдержанной. Но вполне дружелюбной.
— Возможно, ты меня плохо знаешь?
— Вполне вероятно, — согласился Нейт. — Но недружелюбие обычно замечаешь сразу. Как запах пота — если он есть, его ничем не скроешь.
Я задумалась и молчала до следующего светофора, потом спросила:
— Значит, той ночью, когда мы встретились у забора, ты решил, что я дружелюбная?
— Ты не выглядела неприветливой.
— Я тебе нагрубила.
— Ну, трудно быть вежливой, перелезая через забор. Я не обиделся.
— Я даже не поблагодарила тебя за то, что ты меня прикрыл.
— И что?
— А надо было. По крайней мере, я могла бы на следующий день не вести себя как стерва.
Нейт пожал плечами и включил поворотник.
— Подумаешь, ерунда.
— Нет. Ты не обязан относиться ко всем хорошо.
— В этом-то все дело. У меня не получается быть недружелюбным.
Так оно и было. Я заметила это с первого раза — дружелюбие тоже не спрячешь. Наверное, мне нужно было бы объясниться с Нейтом, рассказать, почему я такая, но он уже включил радио и поймал местную радиостанцию, которую обычно слушал по утрам. Девушка-диджей по имени Аннабель сообщила время и прогноз погоды, затем поставила что-то зажигательное, с энергичным ритмом. Нейт прибавил громкость, и всю оставшуюся дорогу мы слушали музыку.
Выйдя из машины, мы вместе пошли через двор школы, затем я, как обычно, свернула к раздевалкам, а Нейт направился к главному корпусу. Я запихала в свой шкафчик несколько учебников, достала пару других книг, закрыла дверцу и перекинула сумку через плечо. В отдалении я заметила Нейта, который спешил на первый урок. У входа в школу стояли трое парней, среди них — Джейк Бристол. Он приветственно поднял руку и хлопнул Нейта по ладони, а двое других ребят расступились перед ним. До звонка оставались считанные секунды, и мне хватало своих забот, но я замерла, глядя, как Нейт, весело смеясь, заходит в школу, а остальные следуют за ним. Только когда они скрылись из виду, я повернулась и пошла прочь.
— Ну хорошо, ребята, — сказала мисс Коньерс, хлопнув в ладоши. — Давайте серьезно. У вас есть пятнадцать минут. Начинайте задавать вопросы.
Все загалдели, затем шум усилился — ученики вставали со своих мест и с тетрадками в руках ходили по классу. После того как я с трудом продралась сквозь огромное контрольное задание по «Дэвиду Копперфилду» — десять вопросов по содержанию и два эссе! — мне хотелось только тишины и покоя. Расслабиться не удалось: начиная работу над «устными проектами», мы должны были расспросить одноклассников и выяснить, как бы они определили доставшееся каждому из нас понятие. Впрочем, немного поразмыслив, я решила, что помощь будет нелишней — за последнее время мое понимание семьи сильно изменилось.
Прошло почти две недели с тех пор, как Кора забрала меня к себе, и я понемногу освоилась. Нельзя сказать, что все было идеально, но жизнь вошла в привычную колею, мы с сестрой стали лучше понимать друг друга. Я осознала, что не в моих интересах сбегать прямо сейчас, и наконец распаковала сумку и разложила свои скудные пожитки по ящикам большого комода и стенного шкафа. Но остальной дом меня по-прежнему пугал — придя из школы, я сразу относила рюкзак к себе наверх и всегда ждала у сушилки, чтобы забрать свою одежду. В бесчисленных комнатах могло пропасть что угодно, и я предпочитала не рисковать.
Странно было жить в таких хоромах, особенно после желтого коттеджа. Вместо того чтобы растягивать пачку макарон на несколько дней и собирать по карманам мелочь для похода в бакалейную лавку, я получила доступ к кладовой, набитой продуктами, и морозильнику, где хранились всевозможные готовые блюда. И это еще не считая карманных денег, которые Джеми совал мне под любым предлогом: то двадцать долларов на обед, то сорок на новые школьные принадлежности. Может, кого-то бы и обрадовала подобная щедрость, но я не знала, что от меня потребуют взамен, и поначалу ничего не брала. Джеми настаивал, со временем я сдалась, однако предпочитала не тратить, а припрятывать на черный день. Никто, в конце концов, не знает, когда он наступит.
Кора тоже пошла на уступки. После долгих обсуждений — и благодаря поддержке Джеми — было решено, что я поработаю у Харриет до каникул, а там мы «снова вернемся к этой теме» и посмотрим, «повлияла ли работа на мои оценки и успехи в школе». Еще я согласилась встретиться с психоаналитиком, хотя меня страшила подобная перспектива. Мне нужны были деньги, потому я прикусила язык и уступила. Обговорив все детали, мы с Корой обменялись рукопожатием над кухонным столом: ее ладонь, маленькая и прохладная, оказалась на удивление сильной.
Как ни странно, я часто думала о маме, даже чаще, чем после ее первого исчезновения. Словно потребовалось определенное время, прежде чем я начала скучать или позволила себе такую роскошь. Порой она снилась мне ночью, и каждый раз я просыпалась с ощущением, что она прошла через комнату; я почти чувствовала легкий аромат ее духов. Иногда в полудреме мне казалось, что она сидит на краю кровати и гладит мои волосы, как, бывало, гладила в прежней жизни поздно ночью или рано утром. Тогда я всегда злилась и хотела, чтобы она легла спать и оставила меня в покое. Теперь же я замирала, не желая обрывать мимолетную ласку, хотя прекрасно осознавала, что это всего лишь сон.
Проснувшись, я всегда пыталась сохранить в памяти этот образ, но он всегда ускользал. Вместо него мне вспоминалось, как мама выглядела в последний раз, за день до того, как уехала. Я вернулась из школы и застала ее дома одну, что случалось нечасто. К тому времени дела у нас шли неважно, и я ждала, что она будет либо полусонной — обычное ее состояние после нескольких бутылок пива, либо недовольной, либо печальной. Ничего подобного: обернувшись, мама лишь удивленно взглянула на меня; я еще, помню, тогда подумала, что она или забыла обо мне, или не ждала моего возвращения. Как будто бы это я должна была уехать, но еще не знала об этом.
При свете дня меня занимали более конкретные мысли: уехала ли мама во Флориду и с кем она сейчас, по-прежнему с Уорнером или нет? Больше всего меня мучил один вопрос: заезжала ли она в коттедж, пыталась ли найти меня? Я не знала, хочу ли я видеть родительницу или разговаривать с ней, да, собственно, у меня не было уверенности, что это когда-нибудь произойдет. Просто важно чувствовать, что тебя ищут, даже если ты не хочешь, чтобы тебя нашли.
«Что такое семья?» — Я написала эти слова в первый же день, но дальше так и не продвинулась. На открытой странице тетради не было почти ничего, кроме определения, подсмотренного в словаре: «Группа родственников, в основном родители и дети». Семь слов, причем одно из них — союз. Если бы все было так просто!
Мисс Коньерс велела приступать к работе, и я повернулась к Оливии, решив, что спрошу первой. Та сгорбилась на стуле и, судя по всему, не жаждала общения. Глаза у Оливии покраснели, в руке она сжимала бумажный платочек и зябко куталась в куртку с логотипом джексоновской школы.
— Помните, — вешала мисс Коньерс, — недостаточно дать буквальное определение нужного понятия, нужно выяснить, что оно означает для тех, с кем вы беседуете. Не бойтесь переходить на личности.
Вспомнив, что Оливию не тянет на откровенность даже в хорошие дни, я решила переключиться на кого-нибудь другого. К сожалению, единственным вариантом была Хизер Уэйнрайт. Она сидела с другой стороны и тоже искала, с кем бы пообщаться. Разговаривать с Хизер мне не хотелось.
— Так мы будем работать или нет?
Я повернулась к Оливии. Та по-прежнему смотрела прямо перед собой, словно ничего не говорила.
— Э-э… — замялась я, бросив взгляд на платочек в руке соседки, которая скомкала его в пальцах и сжала еще сильнее. — Ладно. Что значит для тебя семья?
Она вздохнула и потерла нос. Вокруг нас все оживленно разговаривали, но она молчала, а потом вдруг спросила:
— Знаешь Майка Салливана?
— Кого?
— Майка Салливана из выпускного класса, — повторила Оливия. — Он еще в футбол играет. Приятель Роба Дюфресне.
Только услышав последнее имя, я поняла, что она говорит о школе Джексона. В прошлом году Роб Дюфресне сидел через ряд от меня на уроках биологии.
— Майк? — переспросила я, пытаясь вспомнить, о ком идет речь. Я уже почти забыла бывших одноклассников, их лица сливались в большое расплывчатое пятно. — Такой коротышка, да?
— Нет! — резко возразила она.
Пожав плечами, я взяла ручку.
— Ну хорошо, хорошо. Он действительно не из высоких.
— Ездит на синем грузовичке? — уточнила я.
Оливия уставилась на меня.
— Да-а, — протянула она. — Это он.
— Я его знаю.
— Ты когда-нибудь видела его с девушкой? В школе?
Я порылась в памяти, но на ум шел только Роб Дюфресне, который чуть не хлопнулся в обморок, когда мы вскрывали лягушку.
— Что-то не припоминаю, — сказала я, — но, как ты говорила, школа большая.
Она немного подумала, затем спросила, глядя мне в глаза:
— Значит, ты никогда не видела его с блондинистой девицей из команды по хоккею на траве? Миндой или Марси, не знаю точно. С татуировкой на пояснице.
Я покачала головой. Оливия бросила на меня долгий взгляд, словно сомневаясь, верить мне или нет, затем снова уставилась перед собой, запахнув плотнее куртку.
— Семья, — начала она, — это люди в твоей жизни, которых ты не выбираешь. Просто данность, в отличие от друзей; их ты выбираешь сам.
Я с трудом отогнала мысли о Майке с блондинистой хоккеисткой и записала определение в тетрадь.
— Хорошо. Что еще?
— Ты связана с ними кровью, — продолжила Оливия бесцветным голосом. — Благодаря этому у тебя с ними много общего. Наследственные заболевания, гены, волосы и цвет глаз. Они вроде как часть твоей генетической схемы. Если с тобой что-то неладно, причина обычно кроется в семье.
Я кивнула, записывая следом за ней.
— А еще ты привязана к ним, а они — к тебе. Именно поэтому они всегда занимают передние ряды на крестинах или похоронах. И от этого никуда не денешься — они всегда рядом, от начала и до конца. Нравится тебе это или нет.
«Нравится тебе это или нет», — нацарапала я и оценивающе взглянула на все записи. Немного, но начало положено.
— Отлично. Давай теперь займемся твоим заданием.
Тут прозвенел звонок, за которым последовала обычная какофония звуков: грохот отодвигаемых стульев, треск застежек-молний на рюкзаках, гвалт голосов. Мисс Коньерс велела, чтобы к следующему дню у всех было не меньше четырех определений, но из-за шума ее почти никто не слышал. Оливия вытащила телефон, открыла и нажала кнопку быстрого набора номера. Сунув тетрадь в сумку, я молча наблюдала, как соседка запихивает скомканный бумажный платочек в карман, поправляет россыпь мелких косичек и встает из-за стола.
— Это Мелисса, — сказала я ей вслед.
Оливия остановилась, медленно убрала телефон от уха и посмотрела на меня.
— Что?
— Блондинка с татуировкой на пояснице. Ее зовут Мелисса Уэст, — пояснила я. — Учится в предпоследнем классе. Дрянь, каких мало. Она играет в футбол, а не в хоккей на траве.
Остальные торопливо проходили мимо нас, спеша к выходу, но Оливия не двигалась с места. Похоже, она даже не заметила, как Хизер Уэйнрайт бросила любопытный взгляд на ее покрасневшие глаза.
— Значит, Мелисса Уэст, — повторила Оливия.
Я кивнула.
— Спасибо.
— Да не за что, — ответила я.
Она вновь поднесла телефон к уху и направилась к дверям.
В тот же день, выйдя из школы после уроков, я обнаружила, что меня ждет Джеми.
Он припарковался у главного входа и теперь стоял, прислонившись к машине и скрестив на груди руки. Увидев его, я замерла и попятилась назад. Людской поток обтекал меня с двух сторон, все шли, весело болтая и смеясь. Может, у меня уже развилась паранойя, но я вспомнила, что в последний раз в школу ко мне нагрянули вовсе не для того, чтобы сообщить хорошие новости.
Честно говоря, я сразу начала прикидывать, за какие проступки меня могли бы исключить, и вдруг поняла — их просто нет. Последнее время я только ходила в школу, работала и делала уроки. Даже вечер выходного дня провела дома. Тем не менее, может, в силу привычки, может, еще по какой-то причине я стояла, пока толпа не рассосалась и меня не заметил Джеми.
— Эй! — крикнул он, поднимая руку.
Я махнула в ответ, подтянула сумку на плечо и зашагала к машине.
— Ты сегодня работаешь? — спросил он.
— Нет.
— Отлично. Нам нужно поговорить.
Он отодвинулся и открыл передо мной пассажирскую дверь. Я села и глубоко вдохнула, глядя, как Джеми обходит машину спереди и усаживается на водительское сиденье. Он не запустил мотор, просто сидел и смотрел на меня.
Меня словно током ударило. Он хочет сказать, чтобы я убиралась из их дома. Стоило мне немного успокоиться, и они решили, что с них хватит моего присутствия. Самое противное было то, что при мысли об этом у меня перехватило дыхание — я не хотела уезжать.
— Дело в том… — произнес Джеми, и я услышала стук собственного сердца. — Пора подумать о колледже.
Последнее слово звоном отдалось у меня в ушах. С тем же успехом Джеми мог бы сказать «Миннесота» или «жареный цыпленок» — эффект неожиданности был бы тот же.
— О колледже, — повторила я.
— Ты учишься в выпускном классе, — продолжил Джеми, а я сидела, моргая, и не знала, то ли плакать, то ли смеяться. — Понятно, первый семестр у тебя не из лучших — конечно, не по твоей вине, — но в прошлом году ты сдавала экзамены на выявление академических способностей, и результаты были вполне приличными. Я только что разговаривал с консультантом по профориентации. Он считает, что, хотя сейчас уже ноябрь, мы успеем подать заявление о приеме в колледж, если поторопимся.
— Ты говорил с консультантом по профориентации?
— Ну да, — ответил Джеми.
Наверное, я выглядела ошарашенной, так как он добавил:
— Знаю, знаю, это, скорее, епархия Коры. Но она всю неделю будет в суде, кроме того, мы решили, что, может…
Он не договорил, и я бросила на него быстрый взгляд.
— Что вы решили?
Джеми явно смутился.
— Решили, что будет лучше, если этот разговор заведу я. Кора считает, что слегка перегнула палку, говоря о твоей работе и приеме у психоаналитика. Больше не хочет быть плохим парнем.
Перед моим мысленным взором предстал мультяшный персонаж, который покручивает усы, наблюдая затем, как кого-то привязывают к железнодорожным путям.
— Слушай, Джеми, — сказала я, — вообще-то учеба в колледже не входит в мои планы.
— Почему?
Наверное, мне нужно было дать обоснованный ответ, но, честно говоря, меня никто раньше не спрашивал. Видимо, все считали, что такие, как я, не идут дальше средней школы. Лично я была в этом уверена с первого учебного дня.
— Просто… — замялась я, — просто в этом нет необходимости.
Джеми понимающе кивнул.
— На самом деле еще не поздно передумать.
— Ошибаешься.
— А если нет? — спросил он. — Руби, я понимаю, что выбирать тебе, но весна еще далеко, многое может измениться. Даже твое решение.
Я ничего не ответила. Парковка почти опустела, только две девочки с клюшками для хоккея на траве и большими спортивными сумками сидели на бордюре.
— Давай сделаем так, — предложил Джеми. — Ты соглашаешься и подаешь заявление, а когда придет весна, решишь, чего тебе хочется. Ты ничего не теряешь, а возможностей будет больше.
— Ты исходишь из предположения, что я поступлю. Весьма смело.
— Я видел твой табель. Ты неплохая ученица.
— Но и не гений.
— Я тоже, — признался Джеми. — Если честно, меня совсем не привлекала идея о высшем образовании. Я мечтал поскорее окончить школу и рвануть с гитарой в Нью-Йорк: играть в кафешках и подписать контракт со студией звукозаписи.
— Неужели? — не поверила я.
— Угу. — Он улыбнулся и погладил руль. — Правда, мои родители уперлись насмерть. Колледж, и все. В общем, я поступил в наш университет, решив, что сбегу при первой же возможности, и начал изучать компьютерное программирование.
— А все остальное уже вошло в историю, — сказала я.
— Нет. — Он покачал головой. — Остальное — сейчас.
Я поставила сумку между ног на пол. Джеми мне нравился. Как бы мне хотелось честно признаться ему, что меня пугает даже сама мысль о подаче заявления: я буду привязана к новому дому и родственникам еще больше, в то время как я всеми силами стараюсь этого избежать. Да, я решила остаться здесь, пока не стану совершеннолетней, но только потому, что у меня не было выбора. А если я поступлю в колледж при поддержке Коры и Джеми, то окажусь перед ними в долгу, причем именно тогда, когда мечтаю о свободе и независимости.
Тем не менее я знала, что не скажу Джеми правду, и потому спросила:
— Значит, ты не жалеешь о том, что не поехал в Нью-Йорк, как хотел?
Джеми выпрямился, откинув голову на спинку сиденья.
— Иногда жалею. Особенно в такие дни, как сегодня, — нужно заниматься новой рекламной кампанией, совершенно идиотской. Или когда все в офисе ноют и я чувствую, что у меня вот-вот закипят мозги. Но только временами. И еще: если бы я не поступил в университет, то не встретил бы твою сестру. И все бы было по-другому.
— Да уж, — согласилась я. — Кстати, как вы познакомились?
— К слову, о плохих парнях. — Джеми опустил взгляд на руль и сдавленно фыркнул, сдерживая смех, а потом объяснил: — Кора показала себя не с лучшей стороны во время нашей первой встречи.
Меня разобрало любопытство.
— Как это?
— Она на меня наорала, — скучным голосом сказал Джеми. Я удивленно подняла брови. — Ну, она-то утверждает, что не кричала, просто вела себя уверенно. Меж тем она говорила на повышенных тонах. Тут даже спорить не о чем.
— А почему она на тебя накричала?
— Однажды ночью я играл на гитаре у общежития, прямо на ступеньках. Ты же знаешь, Кора терпеть не может, когда ей мешают спать.
Вообще-то я не знала, но кивнула, а Джеми продолжил:
— Представь себе: я, студент-первокурсник, отучившийся лишь пару недель, сижу поздним осенним вечером, бренчу на гитаре, как вдруг твоя сестра открывает окно и ругает меня на чем свет стоит!
— Правда?
— Еще бы! Она была вне себя от злости. Все повторяла, как бесцеремонно с моей стороны не давать людям спать своим шумом. Именно так и сказала — шумом. А я-то воображал себя артистом!
Он снова рассмеялся, качая головой.
— Ты так спокойно об этом рассказываешь, — заметила я.
— Ну, это было только в первый вечер. Я тогда ее не знал.
Я промолчала, просто сидела, опустив взгляд, и теребила лямку рюкзака.
— Я вот что хочу сказать, — продолжил Джеми, — не все, бывает, идет гладко, особенно в самом начале. И нет ничего страшного в том, чтобы иногда пожалеть о чем-то. Вот если ты постоянно испытываешь это чувство и ничего не можешь сделать… Тут уже начинаются проблемы.
Девчонки с хоккейными клюшками по-прежнему сидели на бордюре и весело смеялись. Окно с моей стороны было закрыто, и их голоса звучали приглушенно.
— Вроде как не подать заявление в колледж, а потом об этом пожалеть? — спросила я.
Он улыбнулся.
— Ладно, согласен, деликатность — не самое сильное мое место. Ну так что, договорились?
— Какой же это договор? — хмыкнула я. — Я просто соглашаюсь сделать то, что ты хочешь.
— Неправда, — ответил Джеми. — Ты тоже кое-что получаешь.
— Ага. Шанс. Возможность, которой иначе не будет.
— Не только.
— И что именно?
— Подожди немного, скоро узнаешь, — сказал он и завел мотор.
— Рыбка? Ты серьезно? — удивилась я.
— Конечно! — улыбнулся Джеми. — Что может быть лучше?
Решив промолчать, я перевела взгляд на круглый сосуд между нами, в котором сновали белые карпы-кои. Вокруг нас стояли ряды аквариумов, в них тоже плавали рыбки; названия некоторых я никогда раньше не слышала — кометы, шубункины, гамбузии, а еще другие кои, самых разных цветов — однотонные и с красными или черными крапинами.
— Мне нужно проверить качество воды в пруду. Пойду отыщу кого-нибудь, — сообщил Джеми, вытаскивая небольшой пластиковый контейнер с водой из кармана куртки. — Не торопись, ладно? Выбери самую красивую.
«Самую красивую», — мысленно повторила я, вглядываясь в рыбок. Как будто бы по их виду можно судить о характере или выносливости. У меня никогда не было рыбок — как, впрочем, и других питомцев, — но я слышала, что они мрут как мухи, даже если содержать их в просторном чистом аквариуме. А что тогда говорить о пруде под открытым небом?
— Вам помочь?
Я обернулась, чтобы сказать «нет», и ошеломленно замерла — сзади стояла Хизер Уэйнрайт. На ней были джинсы, форменная футболка компании «Ландшафтный дизайн Донована» и завязанный вокруг талии свитер. Похоже, она удивилась не меньше моего.
— Привет, — сказала она. — Тебя ведь зовут Руби?
— Угу. Я… м-м-м… пока только смотрю.
— Отлично!
Хизер шагнула к аквариуму и сунула в него руку — рыбки тотчас подплыли к ее ладони, засуетились вокруг пальцев.
— Они словно с ума сходят, когда думают, что их будут кормить. Прямо как собаки!
— Неужели?
— Ага.
Хизер вытащила руку из воды и вытерла о джинсы. Честно говоря, я бы в жизни не подумала, что она работает в таком месте. Почему-то мне казалось, что ей больше подходит какой-нибудь магазинчик в торговом центре. Чуть позже до меня дошло — а ведь там работаю я. Вот странно!
— Золотые рыбки более активные, зато кои — симпатичнее. В общем, дело вкуса.
— Мой зять просто помешан на пруде, который устроил во дворе, — сказала я, глядя, как Хизер наклоняется, чтобы поправить аэратор на стенке аквариума.
— Да, пруд — это классно! У вас он большой?
— Огромный. — Я бросила взгляд на теплицы, куда пару минут назад ушел Джеми. — Мне нужно выбрать рыбку.
— Всего одну?
— Это будет только моя рыбка, — сообщила я, и Хизер рассмеялась.
Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду стоять здесь возле аквариума с рыбками и болтать с Хизер Уэйнрайт, никогда бы не поверила. Ну, по идее, меня здесь вообще не должно было быть. Что интересно — в последнее время, пытаясь понять, где мое настоящее место, я никак не могла определиться. Поначалу было легко представить себя в прошлой жизни: за партой в школе Джексона или в желтом доме. Но теперь я чувствовала, что уже оторвалась от прежнего существования, но до сих пор не нашла себя в нынешнем. Словно застряла посредине, где все так зыбко и неопределенно.
— Значит, вы с Нейтом друзья? — спросила Хизер, еще раз поправив аэратор.
Я посмотрела на нее. Похоже, вся школа только об этом и говорила. Немудрено, что и Хизер наконец заметила.
— Мы просто соседи, — ответила я. — Моя сестра живет рядом с ним.
Она убрала за ухо выбившуюся прядь волос.
— Думаю, ты уже слышала, что мы с Нейтом встречались.
— Да?
Хизер кивнула.
— Мы расстались осенью, и какое-то время это было событием сезона. — Она вздохнула и потрогала воду в аквариуме. — Пока не забеременела Рейчел Вебстер. Конечно, я ей сочувствовала, но нас с Нейтом хоть ненадолго оставили в покое.
— «Перкинс-Дей» — маленькая школа, все друг друга знают.
— И не говори! — Она выпрямилась, вытерла руку о джинсы и взглянула на меня. — Ну и… как у него дела?
— У Нейта?
Она кивнула.
— Не знаю. Наверное, хорошо. Я же говорила, мы не слишком близки.
Хизер на мгновение задумалась; мы обе молчали и смотрели на снующих туда-сюда рыбок.
— Да, Нейта трудно понять, — проговорила наконец Хизер.
Честно сказать, такого признания я не ожидала. Кого-кого, а Нейта я всегда считала чересчур открытым, просто воплощением дружелюбия. Однако мне не хотелось обсуждать его с Хизер, и потому я промолчала.
— Как бы то ни было, — продолжила она чуть позже, — я… я рада, что вы подружились. Нейт — отличный парень!
Признаюсь, я ожидала совсем другого — бывшие подружки так себя не ведут. Но, с другой стороны, если судить по времени, проведенному у столика с табличкой «Помогите!», Хизер была королевой сопереживания. И уж, конечно, Нейт мог влюбиться только в исключительно положительную девушку, кто бы сомневался.
— У Нейта полно друзей, — заметила я. — Подумаешь, одним больше, одним меньше.
Какое-то мгновение Хизер изучала меня.
— Может, ты и права, — сказала она. — Но чем черт не шутит, верно?
«Что?» — мысленно возмутилась я и вдруг почувствовала на плече чью-то руку. Джеми!
— Вода хорошая, — сообщил он. — Так ты выбрала самую лучшую рыбку?
— А как их выбирают? — спросила я Хизер.
— По наитию, — ответила она. — Ту, что с тобой заговорит.
Джеми с мудрым видом кивнул.
— Давай, прислушайся к рыбьим разговорам.
— Ну еще обычно смотрят, кто уплывает от сачка, — добавила Хизер.
В конце концов оба совета пошли в дело — я показала на одну из рыбок, а Хизер долго вылавливала ее сачком. Мне понравился маленький белый кои, который испуганно метался в пластиковом пакете с водой, пока Джеми выбирал остальных рыбок — двадцать шубункинов и комет. Он купил еще несколько карпов-кои, но другого цвета, чтобы я всегда могла найти своего.
— Как ты его назовешь? — спросил он, когда Хизер добавляла в пакеты кислород из баллона — чтобы по дороге домой рыбки не задохнулись.
— Пусть вначале выживет, — ответила я.
— Конечно, выживет, — заверил меня Джеми, словно нисколько в этом не сомневался.
Хизер выбила чек, затем отнесла наши покупки к машине и осторожно уложила в специальные картонные коробки на заднем сиденье.
— Выпускать в пруд их нужно медленно, — объяснила она, показывая на рыбок, которые кружили в воде, то подплывая к пластиковым стенкам пакетов, то вновь скрываясь из вида. — Положите закрытые пакеты в пруд минут на пятнадцать, дайте рыбкам привыкнуть к температуре. Затем чуть приоткройте пакеты, чтобы внутрь попала прудовая вода. Еще четверть часа — и их можно выпускать.
— Значит, главное — правильно запустить их в пруд? — спросил Джеми.
— Организм рыбок испытывает тяжелое потрясение, когда их перемещают из аквариума в водоем, — ответила Хизер, захлопнув заднюю дверь. — Но обычно они хорошо приживаются. Чего надо опасаться, так это цапель и прочих водяных птиц. Вот они могут нанести серьезный ущерб.
— Спасибо за помощь, — поблагодарил Джеми и сел за руль.
— Пожалуйста, — отозвалась Хизер. — Руби, увидимся в школе.
— Угу. Ну пока.
Джеми дал задний ход и искоса посмотрел на меня.
— Твоя подруга?
— Нет, просто учимся вместе.
Он молча кивнул и выехал на дорогу. Был час пик, и по дороге домой нам пришлось стоять почти у всех светофоров. Я держала маленький пакет со своей рыбкой на коленях и чувствовала, как она мечется из стороны в сторону. «Организм рыбок испытывает серьезное потрясение», — вспомнила я слова Хизер. Я подняла пакет и еще раз взглянула на белого кои. Кто знает, протянет ли он неделю или хотя бы одну ночь?
Мы приехали домой, и я вместе с Джеми вышла на задний двор и присела у пруда, опустив пакет в воду. Следуя совету Хизер, через пятнадцать минут приоткрыла горловину. Уже почти стемнело, когда пришло время выпускать рыбку, но я разглядела, как белый кои вырвался из пакета на волю. Я думала, что он испугается, может, повернет назад, но он мелькнул в толще воды, потом ушел вглубь и скрылся из виду.
Услышав, как Джеми зовет меня из кухни, я поначалу решила, что ослышалась.
— Руби, к тебе пришли!
Я машинально бросила взгляд на часы — без четверти шесть обычного вторника, — затем посмотрела в окно на дом Нейта. В бассейне горела подсветка. «Интересно, что ему понадобилось?» — подумала я. Но если бы это был Нейт, Джеми назвал бы его по имени.
— Иду! — крикнула я и, отодвинув стул, вышла на лестничную площадку. — А кто это?
Не договорив, я взглянула вниз и сразу же получила ответ: рядом с Джеми в холле стояла Пейтон и гладила Роско. Заметив меня, она широко улыбнулась и воскликнула со своим обычным воодушевлением:
— Эй! Наконец-то я тебя нашла!
Я кивнула. Предполагалось, что я должна была обрадоваться Пейтон — ведь, в отличие от Нейта или Хизер, она считалась моим другом, — но мне вдруг стало неловко. В конце концов, я никогда не приглашала Пейтон в желтый коттедж, отговариваясь тем, что мама спит или время неподходящее, в общем, не посвящала ее в свою личную жизнь. А теперь никуда не денешься, она уже в доме.
— Привет, — поздоровалась я, спустившись вниз. — Что случилось?
— Что, удивлена? — спросила Пейтон хихикая. — Даже не представляешь, чего мне стоило тебя найти! Я просто Нэнси Дрю[5] какая-то!
Джеми улыбнулся, и мне пришлось сделать то же самое, хотя я сразу обратила внимание, что Пейтон навеселе, а глаза у подруги красные-красные, с потекшей тушью. Она, как обычно, выглядела неплохо — волосы завязаны в два хвостика, джинсы, красная рубашка с изображением яблока и свитер вокруг талии, но я-то видела состояние Пейтон. Поведение всегда ее выдавало, как бы она ни старалась.
— Как ты меня нашла? — спросила я.
— Ну, дело было так, — начала она, театрально разведя руками. — Ты сказала мне, что живешь в Уайлдфлауэр-Ридж, вот я и…
— Я тебе сказала? — перебила я Пейтон, вспоминая наш последний разговор.
— Конечно. Я решила, что район, наверное, не очень большой, и отправилась на поиски. А он просто огромный!
Джеми с улыбкой слушал Пейтон. Похоже, он ничего не заметил, во всяком случае, я искренне на это надеялась.
— В общем, кружила я, кружила, пока совсем не потерялась, — продолжала Пейтон. — Тогда я притормозила у обочины и уже решила повернуть назад, как вдруг увидела совершенно потрясного парня, который выгуливал собаку. Ну я и спросила, знает ли он тебя…
Она еще не закончила рассказ, а я уже почувствовала, что будет дальше.
— Оказалось, что знает! — воскликнула Пейтон, хлопнув в ладоши. — Он и показал мне дорогу. Очень симпатичный молодой человек. Его зовут…
— Нейт, — закончила я за нее.
— Точно! — Она снова рассмеялась. Пахло от нее ужасно. А я ведь сто раз ей повторяла, что мятные пастилки отбивают запах. — Вот я и на месте! Все получилось!
— Понятно, — сказала я и услышала, как дверь, ведущая из гаража в кухню, открылась, а потом снова захлопнулась.
— Эй! Вы где? — позвала Кора.
Роско, навострив уши, потрусил на звук ее голоса.
— Мы здесь, — отозвался Джеми. Спустя мгновение сестра в деловом костюме и с почтой в руках вошла в холл. — Познакомься с подругой Руби, Пейтон. А это — Кора.
— Так вы сестра Руби? — воскликнула Пейтон. — Вот классно!
Незаметно окинув Пейтон взглядом, Кора протянула руку.
— Приятно познакомиться.
— Мне тоже! — ответила Пейтон, энергично пожимая ладонь Коры. — Очень, очень приятно!
Сестра вежливо улыбнулась. Выражение лица Коры почти не изменилось, но я поняла, что она увидела — а может, и унюхала — то, чего не заметил Джеми. Она многое замечала, совсем как мать Пейтон.
— Полагаю, пора заняться ужином, — сказала Кора.
— Правильно, — согласился Джеми. — Пейтон, поужинаешь с нами?
— О, вообще-то…
— Она не может, — закончила я. — Собственно, я хотела провести ее по дому, если разрешите.
— Конечно, — кивнул Джеми. Стоя за его спиной, Кора проводила Пейтон прищуренным взглядом, когда та пошла за мной на кухню. — Не забудь показать пруд!
— Пруд? — переспросила Пейтон.
Я вытащила ее на террасу и захлопнула дверь. Отведя Пейтон на безопасное расстояние от дома, я остановилась и повернулась к ней.
— Ты чего творишь? — прошипела я.
Она подняла брови.
— А что такого?
— Пейтон, сестра догадалась о твоем состоянии.
— Ничего она не догадалась! — возразила Пейтон, пренебрежительно махнув рукой.
Я лишь выразительно подняла глаза к небу. Какой смысл что-то ей объяснять?
— Не надо было тебе здесь появляться.
Пейтон обиженно надула губы.
— А ты должна была позвонить. Ты мне обещала. Помнишь?
Кора с Джеми стояли у кухонного стола и смотрели на нас в окно.
— Я еще привыкаю, — сказала я, но Пейтон отвернулась, не слушая меня, и зашагала к пруду. Со своими хвостиками в профиль она казалась маленькой девочкой. — Послушай, мне так сложно…
— Мне тоже, — ответила она, заглядывая в воду.
Я подошла и встала рядом. Уже стемнело, почти ничего не было видно. С другого берега доносился шум насоса, перекачивающего воду искусственного водопада.
— Знаешь, столько всего произошло с того времени, как ты уехала, Руби.
Я оглянулась на окно кухни. Джеми ушел, но Кора по-прежнему смотрела на меня.
— Например?
Пейтон подняла на меня глаза и пожала плечами.
— Вообще-то я хотела с тобой поговорить, — прошептала она. — Только и всего.
— О чем?
Пейтон набрала в легкие воздуха, помолчала, глядя, как Роско пролез сквозь собачью дверцу и бежит к нам, и шумно выдохнула.
— Ни о чем, — сказала она, отворачиваясь к воде. — То есть я по тебе скучаю. Мы виделись каждый день, а ты вдруг исчезла. Непривычно.
— Знаю, — кивнула я. — Честное слово, я бы ни минуты не сомневалась, если бы могла вернуться к прошлому. Но это невозможно. Теперь моя жизнь здесь, по крайней мере на какое-то время.
Она немного подумала, вглядываясь в водную гладь, затем медленно перевела взгляд на возвышающийся за нами дом.
— Теперь у тебя все по-другому, — сказала она.
— Да, — согласилась я.
Пейтон пробыла у нас меньше часа — вполне достаточно, чтобы обойти со мной дом и двор, пересказать мне все последние школьные сплетни и отклонить еще два приглашения Джеми остаться на ужин. Джеми, похоже, страшно обрадовал тот факт, что у меня есть подруга. В отличие от Коры, которая придерживалась совершенно другого мнения, о чем я узнала чуть позже, когда разбирала одежду у себя в комнате и вдруг увидела в дверях сестру.
— Расскажи мне о Пейтон, — велела она.
— Да особенно-то и нечего рассказывать, — ответила я, сосредоточенно раскладывая носки по парам.
— Вы давно дружите?
Я пожала плечами.
— Около года. А что?
— Нет, ничего. — Она прислонилась к косяку двери, глядя, как я перешла к джинсам. — Какая-то она… я бы сказала, навеселе. Неподходящая для тебя компания.
Так и подмывало возразить, что Кора сама не слишком хорошо меня знает, чтобы судить, с кем я могу дружить, а с кем — нет. Но я придержала язык, просто стояла и складывала джинсы.
— В любом случае запомни, — продолжила сестра. — Я буду очень признательна, если ты сочтешь нужным предупреждать о своих гостях заранее.
«Можно подумать, что в доме не протолкнуться от моих друзей!» — подумала я.
— Откуда я знала, что она приедет? По-моему, я даже не говорила, где сейчас живу.
Кора кивнула.
— Хорошо. Просто в следующий раз предупреди заранее.
— Обязательно, — произнесла я, подумав про себя, что никакого следующего раза не будет.
Я молча складывала вещи, ожидая, что Кора продолжит. Начнет упрекать меня, втягивая в скандал, которого я не хотела, да, в общем-то, и не заслужила. Однако сестра повернулась и пошла в свою спальню, пожелав мне напоследок спокойной ночи уже другим, более ласковым тоном. Я ответила ей, и наши запоздалые добрые слова развеяли неприятный осадок от ссоры.