Замысел

Писатель Мыркин приехал

Зиновий Матвеевич Мыркин сказал В.В., что он его обязательно примет, но не здесь, не в ДРТ, а в «Литературной газете», там он заменяет Котова. Кто такой Котов, В.В. не знал, но речь, без сомнения, шла о человеке значительном. Потому что было сказано просто «Котов», без прибавления звания или должности, значит, ясно, что речь идет о Котове, которого знают все. Все, кроме В.В., который о Котове ничего отродясь не слыхал.

Точно в назначенное время у входа в «Литературную газету» В.В. был остановлен вахтером, который выспросил, кто он и куда идет. В.В. объяснил, что идет к Мыркину, который временно заменяет Котова.

– Ах, Котова! – Вахтер заглянул в какой-то список и – пропустил.

В лифте В.В. поднимался вместе с полной женщиной, державшей на растопыренных руках ворох бумаг, сверху прижимая их подбородком. Она доехала до четвертого этажа, локтем или животом как-то открыла лифт, вышла, затем железную дверь толкнула назад ногой. Он сомкнул внутренние деревянные дверцы, нажал на кнопку шестого этажа. По дороге быстро вытащил из-за пазухи общую тетрадь. На шестом этаже растворил деревянные дверцы, а перед железной дверью задумался, не зная, как поступить. Ручки нет, есть загогулина, вероятно, для открытия двери, ну а вдруг это не то? Вдруг он на это нажмет, и лифт вместе с ним рухнет?

Почему же он не посмотрел, как поступила та женщина?

Мимо зацокала каблуками еще одна.

– Извините, я не москвич, я первый раз в жизни еду в лифте. Я не знаю, как выйти.

Она посмотрела на него с большим любопытством. Возможно, впервые видела столь дикого человека. Она улыбнулась и показала, что делать.

Дверь с табличкой «В.Ф.Котов» он нашел без труда. Постучался. Дверь распахнулась, и в проеме с телефонной трубкой в руках появился Зиновий Матвеевич в рубашке со сдвинутым набок галстуком (пиджак на спинке стула), чем-то воодушевленный и озабоченный.

– Ах, это вы! Заходите. Садитесь, я договорю по телефону.

В.В. скромно опустился на стул, приставленный к стене. Положил на колени тетрадь. Огляделся. Кабинет небольшой. Такому известному человеку, каким был, очевидно, Котов, могли бы выделить что-нибудь посолидней. Стены белые с желтизной, слева от окна портрет Маяковского. Стол покрыт грудой бумаг, наваленных на него в виде стога. На вершине стога лежит портфель – один из двух замков оторван, ручка подвязана шпагатом.

Мыркин говорил стоя, прислонившись к стене.

– Так вот, я вам сказал, – кричал он, одной рукой держа трубку, другой поглаживая лысину, а глазами и сложным движением лицевых мускулов делая гостю непонятные знаки, – вы слишком злоупотребляете глагольными рифмами. Ими пользоваться можно, но очень умеренно. А вы пишите «волновал-рисовал-пахал-обскакал». Кстати к «обскакал» есть прекраснейшая рифма «аксакал». Дарю вам бесплатно и на этом привет, у меня посетитель.

Положил трубку, обратил свой взор на В.В.

– Все, я освободился, читайте.

– Что читать? – опешил В.В.

– Читайте то, что вы пишете, – строго сказал Мыркин. – Если стихи, то читайте стихи.

– Прямо сразу? – заколебался В.В.

– Почему же не сразу?

В.В. засуетился, стал торопливо листать тетрадь.

– Вы что же, наизусть не помните? – удивился Мыркин.

Он и вовсе сник.

– Почему же? Помню, но боюсь сбиться. – Стал торопливо листать тетрадь. «Матери», «Отцу»… Боже, все это детский сад! А впрочем, это все-таки ничего. – «Море»! – громко сказал В.В.

– Что? – вздрогнул Мыркин.

– «Море», – повторил В.В. и стал читать:

Зазвонил телефон.

– Извините! – Мыркин схватил трубку. – Алло! Слушаю! Рад вас приветствовать. – Прикрыв трубку ладонью, шепотом В.В.: – Читайте, читайте.

Мыркин в трубку:

– Ну, конечно, я вам говорю, это чистый Багрицкий. Помните, как у него: «Ах, вам не хотится ль под ручку пройтиться? Мой милый, конечно, хотится, хотится…» – Отводя трубку от губ, машет свободной рукой, делает В.В. рожи и шепчет:

– Ну что же вы не читаете? Читайте, не обращайте внимания.

В.В. в смущении и сомнении читает:

– И сразу же, – продолжает Мыркин в трубку, – возникает обстановка вокзала, и запах гари, и клубы пара, и вы ощущаете тяжелые усилия отходящего поезда, а может быть, между нами говоря, совсем не для печати… Там около вас дам нет?… Тяжелые усилия поезда и вакханалия совокупления. Вы чу вствуете? «А по-езд от по-хоти сто-нет и злится: хотится, хотится, хотится, хотится…» Кстати, эти стихи положены на музыку. Никогда не слышали? Извините, у меня слух не очень, но я попробую вам напеть… – В.В., шепотом: – Я вам говорю, не обращайте на меня внимания, читайте дальше.

В. В. читает:

Мыркин поет:

– «А поезд от похоти стонет и злится…» Нет, композитора я не помню. Может быть, это братья Покрасс, а может быть, и Богословский. Я не знаю. Хорошо, ладно, привет, у меня посетитель. – Положил трубку, повернулся к В.В. – Неплохо. «Тихо падают вниз звезды первые белыми брызгами…» Есть ненавязчивая аллитерация, и рифма «измызганный – брызгами» не затаскана. Слишком литературно и кого-то напоминает, но для начала неплохо. Как это там? «Остывает земля, тени темные стелятся…» Как? Медленно? Очень даже ничего.

В.В. был потрясен. Не столько оценкой, сколько необычайными способностями Зиновия Матвеевича. Он даже не представлял, что такое возможно. Читать, петь, слушать, запоминать и все это делать одновременно. Кто так умел? Юлий Цезарь? Наполеон? Кто-то из них. В.В. вдруг оробел. Если литературой занимаются люди с такими талантами, то куда же он-то суется? Правда, стишки его Мыркину вроде понравились. Но это он, может быть, просто так, из вежливости. Тем более, что В.В. железнодорожник.

– Что? – переспросил В.В.

– Я вас спрашиваю, кого вы знаете из современных поэтов? – повторил Мыркин.

Из современных он знал только двух:

– Твардовский, Симонов.

– А как относитесь к Луговскому? Что думаете об Асееве? А «Строгая любовь» Смелякова вам нравится?

Как из корзины, посыпались имена: Заболоцкий, Кирсанов, Казин, Кульчицкий, Недогонов, Наровчатов, Луконин, Слуцкий…

Боже! Наш стихотворец потел, ерзал и ежился. Да откуда же ему знать все эти имена, если он не представляет даже, кто такой Котов? Из десятка высыпанных имен он одно-два все-таки слышал, но стихов никаких не знал и Мыркиным тут же был, конечно, раскушен.

– Если хотите стать поэтом, вы должны всех названных мною авторов знать наизусть. Это минимум. Литературная работа требует колоссальных знаний. А ваш Твардовский, – сказал он с упреком, словно Твардовский был его, В.В., плохо воспитанным сыном, – вчера пьяный валялся в канаве.

Это сообщение В.В. воспринял как лестное. «Ваш Твардовский». Он даже почувствовал себя ответственным за поведение Твардовского, защищая которого, пробормотал: мол, с кем не бывает.

– Ну, хорошо. – Мыркин взглянул на часы и схватился за портфель. Вместе с ним он стащил со стола часть бумаг, которые с шелестом расстелились по полу. В.В. кинулся их подбирать, но был остановлен небрежным жестом:

– Бросьте, некогда. Вы что сегодня делаете? Хотите поехать на мое выступление?

В.В. не поверил своим ушам. Как? Неужели? Такой человек предлагает составить ему компанию.

– Вообще-то, я свободен, – сказал он, скрывая волнение.

– В таком случае поехали.

Мыркин нырнул в пиджак, зажал под мышкой портфель и ринулся к дверям. В.В., запихнувши тетрадь за пазуху, побежал за ним. С каждой секундой темп ускорялся. Конец коридора одолели бегом и запрыгали но лестнице вниз. Толстый и поживший на свете Мыркин нисколько не уступал в прыткости своему новому знакомцу, тощему и молодому.

В.В. был уверен, что внизу их ожидает машина с шофером. Только интересно, какая? «ЗИМ» или «Победа"? Внизу машин было несколько, но ни один «ЗИМ» и ни одна «Победа» дверец своих не распахнули.

– Ловим такси! – скомандовал Мыркин, и оба, дергая руками, стали кидаться под колеса бегущих мимо автомобилей.

Наконец поймали «левака», шофера чьей-то персональной «Победы» шоколадного цвета.

В.В. юркнул на заднее сиденье, Мыркин устроился впереди, прижав портфель к животу.

– В Парк культуры! – уверенно бросил он.

Водитель, почуяв настоящего седока, торопливо рванул с места и, обходя других, вывел машину к осевой линии.

Доехали до Парка Горького, остановились перед воротами.

– Голубчик, – повернулся Мыркин к В.В., – если вам не трудно, подойдите там к кому-нибудь, скажите, пусть откроют ворота. Скажите, писатель Мыркин приехал.

Со всех ног кинулся наш герой оправдывать оказанное ему доверие. В поисках учреждения, управляющего воротами, налетел сначала на очередь в кассу, потом передвинулся к окошку администратора. Там тоже была очередь и немалая, но допустить, чтобы писатель Мыркин ждал слишком долго, В.В., понятно, не мог.

Растолкав очередь и кем-то оттаскиваемый за ворот, он ухитрился сунуть голову в окошко и закричал громко, чтобы слышали и администратор и те, кто его оттаскивал:

– Откройте ворота! Писатель Мыркин приехал!

Оттаскивавшие, оробев, устыдились, ослабли, но администраторшу высокое звание нисколько не оглушило.

– Что еще за писатель? – закричала она. – Вот делать нечего, буду тут каждому ворота открывать. Он что, пешком не может дойти?

– Он не может, он писатель, – настаивал напрасно В.В.

– Ну и что, что писатель? Не инвалид же.

К машине В.В. возвращался, понурясь

– Не открывают, – доложил он смущенно.

– Как не открывают? – сверкнул очами Зиновий Матвеевич. – Вы сказали, что я писатель? Хорошо, подождите меня, я сейчас.

Выскочив из машины, он убежал.

– А что, – повернулся шофер к В.В., – он очень мастистый писатель?

Он так и сказал «мастистый», и В.В., не зная этого слова, сразу сообразил, что оно происходит от слова «масть». То есть высокой масти.

– Да, – сказал он. – Еще бы! Очень даже мастистый.

– А что он написал?

Спросил бы чего полегче!

– Надо знать! – ответил В.В. уклончиво.

– Вообще-то надо, – смутился шофер. – Только времени на книжки не остается.

Тем временем Мыркин вернулся и, заняв свое место, кинул устало:

– Поехали!

Ворота были распахнуты настежь.

Проехали метров приблизительно семьдесят.

– Стоп! – распорядился Мыркин и царственным жестом протянул водителю две десятки.

Они вышли из машины как раз там, где стоял щит с афишей, объявлявшей, что сегодня на открытой эстраде состоится тематический вечер.

О Борисове В.В. кое-что слышал и раньше. Какие-то стихи Женственного, написанные под Маяковского лесенкой, даже читал. Но их фамилии обозначены маленькими скромными буквами, а вот имя и фамилия ведущего, как и следовало ожидать, буквами раза в два крупнее.

Подкатилась дамочка с большими серьгами в ушах:

– Ах, Зиновий Матвеевич, слава Богу, приехали, я боялась, что опоздаете. Люди уже в сборе, через пять минут начинаем.

За кулисами вновь прибывших ожидали невзрачный Борисов и очень колоритный Женственный в сиреневой вязаной кофте с большими пуговицами. Он был очень крупного роста, и все детали его внешности были соразмерными росту. Большие черные глаза, крупный нос, выдающиеся скулы и губы. Такие пухлые губы, словно их целовали пчелы.

Мыркин поздоровался с ними за руку и представил своего спутника, назвавши имя и прибавив к нему: поэт.

Сердце В.В. сладостно замерло. Он, конечно, предполагал, он надеялся, он мечтал, что когда-нибудь его профессия будет обозначаться словом «поэт», но никак не ожидал, что это случится так быстро и просто.

Женственный и Борисов оба слегка приподнялись для рукопожатия, как равные с равным.

– Вы тоже выступаете? – спросил Борисов.

– Я? Выступаю? – переспросил В.В. и посмотрел на Мыркина, ожидая, что тот сейчас засмеется и скажет: ну что вы, это же только начинающий автор, он еще пишет очень и очень слабо, о каких-то таких выступлениях еще нечего говорить. Но Мыркин сказал только:

– Нет, он сегодня не выступает, он просто пришел со мной.

Из чего В.В. заключил, что сегодня его не приглашают, но завтра это вполне может случиться.

– Голубчик, у меня к вам просьба, – обратился к нему Мыркин, – не сочтите за труд, пока я буду выступать, подержать мой портфель. Только поддерживайте снизу, а то ручка, видите, дышит на ладан.

Потом В.В. сидел в первом ряду и, поглядывая на сидевшую рядом курносую блондинку, прижимал к животу потертый портфель с оторванным замком и подвязанной ручкой. Он поглядывал на блондинку, а блондинка не смотрела ни на него, ни на портфель, не представляя, кому он мог бы принадлежать. Что было, конечно, обидно. Потому что если бы она знала, если бы з нала… А почему бы ей, собственно говоря, не спросить: уж не принадлежит ли этот портфель кому-нибудь из выступающих? А В.В. тогда бы обыкновенным будничным голосом сказал, что да, портфель принадлежит лично Зиновию Матвеевичу Мыркину, он обычно просит во время выступлений кого-нибудь из своих подержать. Этим бы В.В. мог показать, что выступления Мыркина вообще без него не обходятся и что портфель свой Зиновий Матвеевич обычно доверяет только ему. Но блондинка смотрела на сцену, и как переключить ее внимание на себя, он не знал.