Глава 4

Следующий день я провел в ратуши перебирая свитки, но на самом деле думал о другом. Я пытался «перевести» понятия православия, на местные реали. Получалось откровенно хреново, но кое-какие заготовки для разговоров подобных вчерашнему, у меня появилось. К вечеру я был не то чтобы уставший, скорее никакой. В этом состоянии я и отправился на полигон городской стражи, надеясь там найти Ротода, вчера нам так и не удалось поболтать. Хотя я был не уверен что ему будут интересны те вопросы, которые сегодня крутились в моей голове.

— Тамар! — неожиданно позвали меня, когда я собирался выходить с городской площади, — До чего же это маленький город, если я за два дня в разных местах встретил тебя дважды?

— Мастер Огль? А вы тут какими судьбами?

— Да вот, решил перевести своего коня поближе, — он тряхнул уздечкой, за которую вёл тонконогого темно-серого коня, с редкими и тонкими светло-серыми полосками. Насколько я знаю в нашем мире такого окраса нет, — знакомься, Утёс. Последние лет семь, мой верный спутник.

Я попытался погладить кон по щеке, но тому явно не понравилось мое фамилиарное поведение, и мне пришлось отказаться от этой идеи. При этом в седельных сумках, похоже что тех же что и вчера, явно звякнуло. Сколько же железок Огль возит с собой?

— Ты Ротода ищешь? — сделал удачное предположение фехтовальщик.

— Да, думал найти его у стражников.

— Его там нет, он ближайшие пару атнивок с постоялого двора не выйдет.

— Это на него не похоже, — я махнул рукой в сторону восточных ворот, предлагая пойти вместе.

— Ну после того как я показал ему несколько связок с копьём, он решил их отработать. А это можно делать и одному.

— И он так просто решил научиться тому, что вы ему показали?

— Слжно игнорировать рекомендации того, кто держит клинок у твоей шеи, — пожал плечами Огль.

Я даже с шага сбился.

— Как у шеи?

— О ничего страшного, просто твой друг проиграл наш тренировочный бой.

— То есть вы сейчас самый сильный боец на том постоялом дворе?

— Что ты, нет. Я тоже проиграл один бой.

— Кому? — удивился я.

— Еще одному северянину, предводителю отряда, как там его зовут. Точно, Колк. Я собственно говоря поэтому сюда и приехал.

— Не понимаю. Колк же проиграл Ротоду. Но при этом победил вас, а вы победили Ротода. Так кто-же тогда из вас сильнее? А-а-а, — перебил я сам себя, — камень, ножницы, э… ткань.

— Это что? — Огль заинтересованно посмотрел на меня.

— Детская игра. Камень, ножницы и ткань, — я показал соответствующие жесты рукой, — камень тупит ножницы, ножницы режут ткань, ткань оборачивает камень. Каждый из них сильнее одного, но слабее другого. Мы так некоторые споры решали.

— А ты необычный парень. Да именно так. Колк имеет больше магии чем я, неплохо ее использует, и при этом достаточно хорошо фехтует, поэтому если я хочу стать сильнее него, мне нужно увеличивать магический резерв. Но Колк недостаточно хорошо фехтует, чтобы победить Ротода, у которого магии еще больше, а навыков намного меньше. Настолько, что я почти не применяя магию могу его победить.

За время нашего разговора мы подошли к постоялому двору, и Огль направился к конюшне, а я к тренировочной площадке, где ожидаемо увидел Ротода. Он очень медленно повторял то, что в карате называют ката. Цепочку из шагов, уворотов и ударов. Меня он заметил, кивнул, но занятие свое не прервал. Наблюдал я за этим минут пятнадцать, навалившись на заграждение. В этом виделось что-то красивое, но незавершенное, и, как бы сказать, не до конца понятное. Еще в моем мире, на просторах интернета, мне попалось очень интересное определение красоты. Красота — это подсознательно воспринятая функциональность. Это значит что наше подсознание всему вокруг приписывает какую-то функцию, а наше подсознание, когда мы что-то видим, «обсчитывает» параметры того, как вот это будет выполнять эту самую функцию. И чем больше то, на что мы смотрим, похоже на то, что должно выполнять эту функцию, тем красивее оно нам кажется. Отсюда следовало две вещи. Если разные люди по разному представляли функцию одного и того же, то то, что для одного будет красивым, для другого нет, что очевидно. И если два человека одинаково представляют функцию одного и того же, но глубина понимания разная, то… то, что для одного будет красивым, для другого нет, и вот это менее очевидно. И вот сейчас я на себе ощущал вот это нехватку глубины понимания рукомашества, а в данном случае скорее палкомахательства. Ну и неточное исполнение этих самых «ката».

— Лови!

Отвлёк меня от размышлений окрик со спины. А когда я начал поворачиваться, что-то больно толкнуло меня в плечо, и зазвенело под ногами.

— Первый тест ты провалил, — улыбнулся подошедший Огль, — поднимай и пошли посмотри что ты ещё не умеешь.

Я потер плечо и поднял тренировочный, ну её знаю, на меч это тянуло только с учётом моего роста, я же все-таки ещё подросток. А так скорее длинный кинжал. Огль стоял в дальнем, от не прекращающего своё занятия северянина, и ждал меня. Мне ничего не оставалось делать, кроме как встать напротив.

— Попробуй меня ударить.

***

Знаете это ощущение, когда у тебя что-то болит, но не сильно. И ты специально напрягаешь эту часть тела, чтобы она немного сильнее заболела, а потом перестала на какое-то время, чтобы насладиться вот этим ощущением уходящей боли. Это не пресловутая «приятная усталость», и не крепатура. Это что-то похожее, но одновременно другое. Как в детстве прикусывать язык о десну, после удалённого молочного зубы, или срывается коросты, или протирание синяка, или да, потягушки при крепатуре. Вот чем-то таким я и занимался, лёжа на своём топчане, потому, что у меня болело всë. Этот бешенный вентилятор умудрился дотянуться своим мечом почти до каждой моей мышцы. Почти, потому, что некоторые, он оставил для камней пуляемых телекинезом. И знаете что он сказал после этого? «Как прекрасно что ты ничего не умеешь!» После чего предложил учиться у него. Конечно я согласился. И я понимаю чем хорошо полное отсутствие навыков — меня не придется переучивать. Но можно же было как-то мягче высказаться!

Мое времяпрепровождение с оттенком мазохизма было приправлено еще и тренировочным процессом. Напрягая те или иные мышцы, я старался направить туда ману. Получалось хуже чем с отдельными участками мозга, но тоже неплохо. Остальные мальчишки сидели кружком на топчане у входа и о чем-то переговаривались. Моя койка, кстати, находилась в дальнем от входа углу. Вроде как это было не самое престижное место, но мне оно нравилось тем, что со мне могли подойти только с одного боку, и на него никто не претендовал. Вообще удивительно, но парни не проверяли меня на прочность провоцируя на агрессию и драку, хотя все кто появился позже такую проверку прошли. Кто-то сдался и попал в конец иерархии, такие обычно спали ближе ко мне, кто-то показал зубы, был бит, и после стал на равных с местными «волчатами», кто-то прям совсем не вписался, но такие обычно отправлялись куда-то дальше от границ. Тут же формировался крепкий коллектив, в котором мне не было места. Но и к лучшему. Как говорится,: таких друзей, за хвост и в музей. В общем я был рад что меня не трогали, и особо не задумывался почему так. Под такие незамысловатые рассуждения я и заснул.

Следующие две атнивки для меня прошли под знаком выжатого попаданца. Оглю было скучно, он был благодарен мне за помощь в день нашего знакомства, и поэтому гонял меня всерьез. Зато я выяснил еще один плюс магии — повышенная регенерация. Нет, меня никто не калечил, но я пытался заняться спортом в прошлой жизни, и помню как болели мышцы от нагрузки. Тут же, уже на утро, если я не забывал «помедитировать» перед сном прогоняя остатки магии по всему телу, я чувствовал только зверский голод. А если засыпал раньше — то слабую боль, как будто день на четвертый-пятый после тренировки. Отсюда я и сделал свои выводы про регенерацию. Отдельно про тренировки. Упражнения были… странными. Нечто среднее между классикой из ранних фильмов про Джеки Чана, и обычной ОФП. На территории охотничьего лагеря было несколько самодельных полос препятствий, которые соорудили приезжие, и Огль одну из них модифицировал. И теперь каждый день я проходил ее по нескольку раз после обычных упражнений, типа отжимания, приседания и уголка. Причем упражнения эти были тоже несколько модифицированными. Например отжимания я делал сначала на ладонях, потом толчком отрывал руки от земли, и приземлялся на пальцы, потом так же на внешнюю часть ладони, снова пальцы и снова обычные, на ладонях. Эти упражнения, как пояснил Огль, укрепляли запястья. Огль кстати все подробно объяснял. Особенно после того, как понял, что я неплохо знаю анатомию. Ну как неплохо, я когда-то пытался заучить атлас человеческого тела, да на ютубе смотрел ролики про биохимию мозга, гормоны и механику боевых искусств. И для нашего мира, это чуть меньше чем знает нормальный спортсмен, но для местных, это примерно столько, сколько знает хороший лекарь. Некоторыми знаниями я даже Огля смог удивить. Объяснил это тем, что с детства разделывал разное зверьё.

Мои размышления прервал подсевший рядом Ньер. Обычно, если не было наплыва, я регистрировал всех один, поэтому его появление меня немного напрягло.

— Паря, ты как тут?

— Все хорошо, дядя Ньер.

— Ага, ага. Я чё хтел. Не тут чальник казал, опосля того как хота нчнется, не служка неложен буде. Но есь мысля.

Я не сразу понял что именно имеет ввиду Ньер, но точно уловил что жизнь опять решила поменять свое русло. А я только привыкать начал. Уловив что я внимательно его слушаю, Ньер продолжил.

— Есь у мя дела, де счет шибко нужон. Форму не дут, но то сколь насчиташь, столь и полушь. Нял?

Твоюж кавалерию. Это мне что, предлагают стать бухгалтером у криминала? Точнее судя по всему у коррупционера. Так, Тимка, ты мелкий пацан и нчего не понял, а значит замешательство твоё совсем по другому поводу.

— А где я спать буду?

— Не бось, паря, рышу те надём. Ну-ка, по ркам?

— Дядя, Ньер. Это так неожиданно. Можно я подумаю?

— Лды. На следней тнивке льта спрошу.

С этими словами Ньер встал и пошаркал по своим делам, а я остался думать. Сейчас шла середина первой атнивки последнего летнего месяца. Назывался он литекс. Значит на раздумья, а точнее на поиск другого пути у меня чуть меньше шести атнивок, тридцати дней.

Естественно в этот день я ничего не придумал, и в следующий тоже. Отвлек меня от размышлений Огль, заметивший что физуху я стал делать больше на «отвали», и в один прекрасный день решивший что пора перейти собственно к фехтованию. Вместо того, чтобы дожидаться меня у полосы препятствий, куда я ходил каждый божий день, он встретил меня на выходе из ратуши. А после того как поздоровался, отправился к постоялому двору, где они жили с Ротодом.

— Сегодня я начну тебя учить, — начал он, когда мы немного удалились от ратуши, — ты малец смышленый, поэтому я тебе покажу то, что мало кто знает.

Голова у меня от мыслей о вариантах «побега» пухла уже не первый день, и я решил применить «метод пирога», как в одной из частей людей в черном. А если проще — переключиться на что-то другое, и дать поработать подсознанию.

— Это как-то касается того свертка, что вы прячете у себя под тюфяком?

— Я же говорю, смышленый — кивнул Огль, — я пишу трактат по фехтованию. Мне правда кое-чего не хватает, но уверен, мой стиль превосходит даже пустынную школу, пусть та и считается самой лучшей. Но клянусь, стиль Огля Горного еще прославит Ноксаг.

— Ноксаг? — зацепился я за незнакомое слово.

— Ноксаг, лучший из городов, — улыбнулся Огль, — я там родился. Ты бы видел какие там восходы. Нигде таких нет. Но сейчас не время. Ты хорошо знаешь как устроено тело, а это одно из основных знаний, на которое опирается мой стиль.

Дальше Огль начал расписывать банальные вещи и я понимал что он пытался донести какую-то мысль, н о проблема была в отсутствии нормального тезауруса. Ну то есть в современном русском есть например слово небоскрёб, но появилось оно в середине прошлого века. А если бы то же самое нужно было сказать раньше, то использовали бы фразу «очень высокое здание». А теперь представьте как может звучать на «средневековом» русском фраза «тугоплавкий сплав для громоотвода на вершину небоскрёба». Вот и Огль пытался донести до меня какую-то мысль. И какую именно, я понял только когда мы с тупым оружием встали на тренировочную площадку, и фехтовальщик начал не просто рассказывать, но и показывать что он имеет ввиду. Да и то, дошло до меня только через полчаса или около того.

— Кадочников! — осенило меня, — вы все это время говорили про степени свободы!

— Что?

Я огляделся вокруг, и увидел рядом с забором какую-то палочку. Поленившись, притянул ее магией, и взяв в руку начал рисовать прямо на земле.

— Вот представьте что у нас есть шарик. Как его не верти, он одинаковый. Полностью его положение можно описать тремя числами, — я ткнул палочкой в середину тренировочной площадки, — допустим там начало отсчета. А это osi, — показал я на ограждения, не замечая что частично перешел на руссский — тогда сказав сколько шагов нужно пройти вдоль них, и на сколько локтей подняться, я смогу точно сказать где этот шар. Три цифры — три степени свободы.

Я поглядел на Огля, но похоже теперь мы были в зеркальной ситуации, он пытался понять меня, но не мог. Пофиг, пляшем. Он дядька умный, не поймет — переспросит.

— Теперь представим что у нас есть посох. Теми же тремя цифрами, я скажу где он, но тут есть разница, в каком он положении. И для описания его положения мне нужно еще две цифры. Наклон по двум osyam, — я попытался проиллюстрировать свои слова на примере тренировочного меча-кинжала, — но если у нас меч, то важно еще и повернут ли он кромкой к нам, или нет. И тут нужна еще одна цифра на поворот. Итого пять и шесть степеней свободы. Но тут как раз мы переходим к тому, что вы мне пытались объяснить от самого города. Допустим у нас шлем с забралом. шестью числами мы описали его положение в prostranstve. Но нам для полного описания нужна еще одна цифра, которая покажет в каком положении забрало. А если у нас цеп, то цифры нужны две. На каждое sharnirnoe соединение, мы добавляем единицу, на каждое шаровое — две.

Я схематически набросал человечка.

— Если мы берём вот такую схему, то запястье, плечо, шея, позвоночник, tazobedrennoe и golenostop по два, локти и колени по одному. Итого тридцать степеней свободы. Но Кадочников писал, что для боя важны около семидесяти-восьмидесяти, а вообще их больше трехсот. А дальше элементарная механика. Любое касание противника — это точка приложения сил. Направление и длина vektora, и мы можем вертеть противником как хотим. Это как в filme apostol. Осталось понять как это все делается на практике.

Я поднял взгляд от своих каракуль на Огля, и понял что попал. Он выглядел как пятнадцатилетняя фанатка кей-поп, которую БиТиэС позвали по имени, и пригласили в турне. С поправкой на то, что это был мужик слегка за сорок.

— Ты должен мне все это объяснить, — «пустым» голосом произнес фехтовальщик.

Ну да, какие нафиг эмоции, когда в голове сотни мыслей, знакомое состояние. Зато время до начала охоты резко стало каким-то далёким, и проблемы с ним связанные не важными. Похоже мой пирог оказался со слабительным и придется неплохо поднапрячь булки.

Загрузка...