Запах шахмат

39. Белые буквы

И что? И что? И что?

Это снова мой голос. Словно царапина от кредитной карточки на компакт-диске – снова и снова я твержу эту словесную формулу, которая должна магическим образом вытащить меня из безвременья и беспонятья, в которых я оказался, потеряв нити, связывавшие с замечательной действительностью. «И что?»

И что, и что, и что, и что, и что, и что?

Увесистая пощечина возвращает все на время утерянные связи. Это Мухина.

– Прекрати истерику, – говорит она.

Я прекращаю, обнаруживая при этом, что никаким делом, кроме упомянутой выше истерики, я не был занят.

– Где Миро? – спрашиваю я.

Мухина кивает в сторону кухни.

– С ним все нормально?

Какой дурацкий вопрос задал я только что!

– Нет, – говорит Вера. – С Миро все ненормально.

Я встаю с ковра и иду в коридор, откуда уже виден Миро. Вернее, только его ноги. Подошвы ботинок находятся в метре над полом, и непонятные силы слегка прокручивают покойника то по часовой стрелке, то против часовой.

– Как это случилось? – спрашиваю я Веру, вернувшись в спальню.

– С кем? – переспрашивает она. – С тобой или со мной?

– С Миро. Он повесился.

– Да, я знаю, – отвечает Мухина. – Не могу точно сказать, как это произошло. Я была очень напугана.

– Все позади, – пытаюсь я ее успокоить. – Забудь.

– Ничего не позади! – она всхлипывает. – Миро висит за стеной, а ты говоришь «Забудь!»

– Как он повесился? – мне действительно важно это знать.

– Не знаю, – Мухиной совсем не хочется вспоминать события последнего часа. – Когда ты назвал его имя, он резко отпустил твою голову, и ты ударился об угол кровати. После этого Миро вышел из комнаты, а я пыталась привести тебя в чувство. Когда я пошла за водой для тебя, он уже был мертв.

– А записка?

– Что записка?

– Оставил ли он какую-нибудь записку? – спрашиваю я.

– Понятия не имею. Хочешь – сам иди на кухню и смотри.

И я отправляюсь на кухню, перед этим максимально нежно чмокнув Мухину в нервно наморщенный нос.

Первое, что я вижу возле трупа – это синяя спортивная сумка, из которой вывалено на пол все содержимое – какие-то коробки, железные банки и куски провода. Все перемешано страшным образом, сумка и рухлядь подернуты кокаиновым инеем. Основная часть порошка причудливыми Карпатами рассыпана на черной пластиковой столешнице. Это больше, чем я когда-нибудь видел, больше, чем хотел бы увидеть.

На переменчивой поверхности кокаиновых барханов можно ясно разглядеть буквы имени – как в детстве, тайные письмена, оставленные пальцем на песке у кромки моря. «Роден». Значит, все-таки Роден.

Что ли коксу понюхать?

В данный момент эта идея кажется предельно неуместной, но я, тем не менее, нюхаю немного с помощью соломинки для коктейля, а потом еще.

– Ренуар? Привет, это Альбрехт. Ты не мог бы поскорее приехать ко мне домой?… Я не хочу объяснять по телефону… Одним словом, здесь нужна уборка… К сожалению, я не смогу тебя дождаться, но Вера будет дома… Мне нужно уходить. Я тебе потом расскажу. Увидимся вечером.

До вечера оставалось не так много времени. Разговор с Мухиной о злополучной сумке я решил перенести на ночь.