Записки раздолбая или Мир для его сиятельства

Глава 16 Синдикат для Лунтика

Парни ушли готовиться к потасовке, я же остался с женской частью этого дома. Присел за стол, они остались стоять. Смотрел на них, они — на меня. В молчании.

— Сеньору графу что-то угодно? — спросила, наконец, Илона.

— Да. Сходи в кабинет за пергаментами. Знаешь, где лежат? Чистые, от торговца.

Кивок. Молодая служанка удалилась. Старую же я пригласил сесть напротив. Кстати, Мартиус коварный месяц. По ночам тут холодно, но днём теплеет быстро, и к обеду температура уже за двадцать, так что не замёрзнет, хоть выбежала и в лёгком платье.

— Илона, она… Мой папочка постарался? — усмехнувшись, спросил я, разваливаясь на спинке крепкого деревянного стула. Робкий кивок. — Что у вас с ним было?

— Он… — Тяжёлый вздох. Он любил меня. — Служанка повесила голову. — А я — его.

Я молчал, давая выговориться. Она поняла приглашение.

— Он был молод. Юн. Примерно как вы, сеньор. Я — тоже. И… Мы встретились. Он даже хотел дать мне вольную, но ему не разрешили родители, старый граф с женой. А потом его самого женили.

Снова вздох и тяжёлое молчание.

— Когда он сам стал графом, после гибели старого графа в стычке со степняками, он… Снова хотел меня освободить. Но тогда уже не дала новая графиня, его жена, в гробу этой стерве перевернуться. Да не сама, а с подачи старой графини. Они сговорились и женили меня на… Этом. — Презрительная усмешка и кивок в сторону, за плечо. Имелся в виду мой мрачный конюх, с которым я не перекинулся за несколько дней и словом. — Но я уже была беременна.

Тогда, чтобы защитить, Харальд отвёз меня в Аквилею… Нас, с новым мужем. В смысле просто с мужем. Приказал следить за домом. Вот и всё.

— А графиня? В смысле мама что?

— Пока мы сидели тихо, я ничего о ней не слышала, — закачала Мари головой. — Ей главное было удалить нас. Добивать не захотела — это ниже её достоинства. Но я знала, что если попытаемся вернуться, или получим вольную, хоть сами, самовыкупом, хоть Харальд даст, то жить нам останется недолго. Она могла убить и из-за спины Харальда.

Всё понятно. Обычная средневековая житейская драма. Очередная из бесчисленных «бедных Насть». Хорошо, всё выяснил, переходим ко второй части дела, ради которого я собственно и заварил кашу с Илоной. Вольную и так дам, но вот какую мне могут принести эти люди пользу?

— Ты умеешь читать, — констатировал я. — И я видел. И Илона что-то писала. И детвора читать умеет.

На самом деле грамотные среди крепостных не редкость. А кого вы прикажете старостами ставить? Безграмотных? А кого от общины на ярмарку отправлять? Тоже безграмотного? С материальной ответственностью? Нет, крестьян грамоте тут учат. Просто не всех. За счёт сеньора, конечно же. В основном такие же крепостные грамотеи-учителя, часто переезжающие из деревни в деревню. Но в городе или в замке возможны варианты.

— Харальд сказал учить, — подтвердила она. — Денег дал. Каждый год давал. Нам хватало. На всё хватало. Но ни уйти, ни выкупиться не могли. А сейчас… — Вздох. — Сейчас не знаю. Не готовы ещё. Будто держит что-то.

Ну да, они тут купаются в роскоши графского особняка, работа — синекура, далеко от начальства, близко к кухне, а вольняшки, повторюсь, сами о себе заботятся. Там всё непросто.

— Я собираюсь забрать из замка Прокопия, перевести на другую, более важную работу. И мне нужен кто-то вместо него. Кто-то опытный, но на кого я смогу положиться. Знаешь Прокопия?

— Как не знать! — усмехнулась женщина. И, видимо, негативных чувств к управляющему замка не испытывала. Учитывая, что она на постоянной основе грела постель наследнику старого графа, моего деда, такое отношение управляющему к ней объяснимо. Он не тиранил её, она тепло относится к нему спустя годы.

— Мне нужен кто-то для управления замком. Ты — мать моей кровной сестры, моей ближайшей родственницы, а родных у меня осталось всего-ничего. Хочу предложить эту должность тебе. Мне кажется, ты справишься.

— Эх, сеньор граф… Юный сеньор… — с тоской вздохнула служанка. — Я прожила тут многие годы. А жизнь ТАМ была связана для меня с Харальдом. Но теперь ТАМ его нет. — Пауза, она наморщила нос. — Можно я лучше останусь здесь? Здесь за домом тоже пригляд нужен.

Я пожал плечами. Жаль. Мировая бабёнка, ей такое точно по силам. У неё даже мои отроки, благородные, по струнке ходят.

— Возьми Илону, юный сеньор. Она хоть и молодая, но справится.

— Она не такая боевая, — покачал я головой. — А там огромный замок с кучей проблем.

— Она справится! — уверенно заявила женщина. — Я сама учила её. Она моя дочь. А ещё дочь Харальда Чёрной Молнии.

Сильный аргумент. Я непроизвольно улыбнулся.

— Вот, ваше сиятельство, — вошла и поклонилась Илона. Тихо вошла, последнюю фразу слышала, но не прореагировала. Значит в курсе. Отлично.

— Принесла? Садись! — указал на место рядом с матерью. — Хорошо, что писчие захватила.

Я говорил только о пергаментах, но она принесла и чернила с перьями.

— Так зачем же пергаменты, да без писчих? — нахмурилась сестрёнка.

— Логично. Сколько будет восемь раз по шесть? Отвечай быстро! — с напором рявкнул я.

Илона задумалась, нахмурилась, но достаточно быстро ответила:

— Сорок восемь, ваше сиятельство.

— А девять раз по семь?

— Шестьдесят три.

— Хорошо. — Действительно хорошо. Таблицы умножения в нашем понимании тут нет, но люди не в вакууме живут, и не надо считать средневековых аборигенов дремучими и неотёсанными — соображай у них иногда почище нашего. Как и память.

— Пиши. — Я привстал, чтобы посмотреть, как она это делает. — «Вдалеке, вперемешку с птичьим клёкотом и ненавязчивым шёпотом ветра… Будто озаряя багрянцем зеленеющие волны берёзовой рощи…» Да, берёзовой рощи. У нас их нет, но в северных графствах растут. «Обдавая жаром, словно летнее солнце в разгар знойного душного июльского лета, испуская лёгкую дымку, подобно поднимающемуся туману от раскинувшейся глади озера на рассвете, распугивая лесных обитателей — работящих бобров, мудрых ежей и беззаботных свиристелей, догорал…» — Хотелось закончить как в анекдоте, «дом-музей Пришвина», но тут мало кто поймёт юмор, не говоря уже о личности одного из лучших «деревенских» писателей Советской России. Не спрашивайте, чего мне стоило запомнить эту фразу, просто заучил фонетически. Закончил так: «Догорал Александрийский Музейон». Записала?

Удивлённая сестрёнка кивнула. Выпучила на меня глаза, а челюсть её и так была отвисшей.

— Дай посмотрю. — Перевернул пергамент к себе. Трогать и сворачивать, пока высохнет, нельзя, можно только плашмя по столу.

Написано было без ошибок. Почерк неровный, строки «поплыли», но это не страшно. Пергаменты никто не собирается линовать, и писать в ровную строку и ровными буквами это искусство, приходящее только с опытом. Но буквы вроде все одинаково круглые, одинакового размера. Не частила, не растягивала. И главное, текст читабельный! Почерк получше моего! В смысле Рикардо. Хотя и у меня самого он был ни к чёрту. «У всех великих людей плохой почерк» — говорил я когда-то маме, воюя с нею, когда ходил класс в пятый-шестой.

— Бери следующий пергамент. Теперь пиши…

Далее я начал диктовать стандартный принятый здесь текст вольной. О том, что я, граф такой-то, освобождаю такую-то такую-то, все дела. Позже надо будет завизировать документ в местном магистрате и получить документы. Вольная — это хорошо, но нужен ещё и «паспорт». Слова «паспорт» тут нет, но специальная бумага для перемещения есть. По ней отделяют вольных от беглых, скажем, крепостных. Крепостных без «сопроводиловки» ловят, пытают и возвращают хозяевам. Или вешают, когда возвращать накладно экономически. А, пардон, согласно относительно недавнему указу почившего короля, их на рудники забирают. Но кое-где всё же продолжают и вешать втихаря — так мороки меньше. А внешне что вольняшки, что крепостные здесь выглядят одинаково, иногда крепостные даже богаче одеты.

Первая бумага была на неё, Илону дочь Харальда. Да, так и приказал написать. Сестрица смотрела на меня бешеными глазами, руки её тряслись, но писала ровно и без ошибок.

— Челюсть подыми. И пиши следующий пергамент.

— Сеньор граф! Сеньор граф! — раздалось снизу. Один из мальчишек, кого послал за похоронной командой. — Сеньор граф, вас хотят увидеть сеньоры из городской стражи!

— Напишешь ещё пять раз, на всех членов семьи! — ткнул я пальцем в сохнущий пергамент. — Вернусь — подпишу. И не дури!

Когда выходил с терраски, она бросилась матери на грудь и отчаянно зарыдала. Мари же начала нежно гладить её по волосам. Трогательно… Но мне было не интересно. Я корыстный человек, и освободил их потому, что они мне нужны. Кадровый голод.

«Не ври себе, Рома. Ты бы их и так освободил, узнав, что это твоя кровная сестрёнка. Не надо самого себя убеждать, что ты чудовище».

«Отстань. Да, освободил бы. Но не будь этой кровной связи, и пальцем бы не пошевелил».

Аутотренинг помог, и одетого в кольчугу-бахтерец человека, уважительно держащего в руках открытый шлем с откидным наносником и бармицей, встретил во всеоружии — как прожженный прохаваный циник, готовый драться со всем миром.

— Вот он. — Мы спустились в ледник. Это глубокий погреб, в котором до середины лета обычно лежит и не тает снег, запасённый зимой. Тает, конечно, но медленно, окончательно исчезает аж к лету. Но и потом тут сильно прохладнее, чем наверху. Хреново, скажу вам, жить без холодильника! Единственный консервант, доступный местным — соль. Ну, и такой вот ледник на какое-то время. Недолгое, у нас тут юга, жарко. На севере ледники намного живучее, но тоже до нового снега не доживают, так как год длиннее, чем наш Земной. Специй как в нашем мире тут нет, но не потому, что арабы или турки пути поставки перекрыли, а их в принципе нет. Так что соль и погреб — вообще без вариантов.

— Да… — Чел, глядя на тело отрока, почесал подбородок. Марку парни всё-таки вытащили болт, из-за чего его лицо стало развороченным, как от попадания снаряда среднего калибра. Жутко. Представился чел ни много ни мало начальником городской стражи. Пардон, сотником. Сотник там не самый главный начальник, это скорее самый главный в Старом Городе, и в этом смысле да, именно начальник. Кстати слово «сотник» не означает, что человек командует сотней. У сотника, любого, в подчинении может быть и тридцать пять бойцов, и полтысячи. Кстати иногда и десятники командуют тремя-пятью-восемью десятками бойцов, если что — для понимания числовых преподвыподвертов этого мира. — Значит, говорите, не разглядели их лиц?

— Нет, сеньор сотник, — ехидно скалился я, давая понять, что спускаю дело на тормозах. Оно выше его разумения, пусть делает, что требуется и валит. — Бандиты — на то и бандиты, что не представляются своим жертвам. Мы не стали выяснять ничего, бежали, опасаясь повторного нападения. Думаю, что иногда лучше быть живым здравомыслящим, чем безумно храбрым, но мёртвым.

— Вы правы, ваше сиятельство! Как же вы правы!.. — Он явно прошептал про себя нецензурщину. Так, как я, из титульных благородных вряд ли много кто думает. Особенно в нежном возрасте. «Честь» и «доблесть», «храбрость» и «лихость» тут слова, обозначающие моральные установки целого сословия. И я со своим рационализмом в девятнадцать местных лет в реалии слабо вписываюсь.

— Значит, претензий в адрес города не имеете… — повторил начальник стражи района, ибо для него это был самый важный и самый больной вопрос.

— Да, сеньор. Понимаю, что есть вещи выше городской стражи. Злой умысел некоторых людей может превысить все разумные пределы, и вы ничего не успеете сделать. Потому, что вы люди, а не боги.

Что не имею претензий, я вскользь оговорился, когда живописно рассказал о ночном нападении «неизвестных» на путешествующего по ночному городу от дома прекрасной сеньориты меня. Дескать, я человек небедный, и всякое жульё это знало и могло рассчитать время, когда буду возвращаться расслабленным, и напасть. И никто бы ничего не смог сделать.

— Сеньор, — решился на что-то сотник, лицо его разгладилось, посуровело. Повернулся ко мне. — Сеньор, у меня кум сегодня дежурит на Портовых воротах… — Его глаз дёрнулся, как от нервного тика, и я понял, что этот сотник сейчас капец нервничает.

— И? — нахмурился я, понимая, куда пойдёт разговор, но не понимая, как на это реагировать прямо сию минуту.

— Я знаю способ быстро и безопасно выбраться из города, — выдохнул он, и на его лице проступило облегчение. То есть он изначально должен был сказать это, но сам боялся моей реакции. — Разбойники, если они остались в городе, могут ждать вас совсем с другой стороны. Но если пройти через район порта, а после по над стеной Земляного города, и удалиться на юг… А уже там, сделав крюк, вернуться на дорогу на Пуэбло… Думаю, это может сработать.

В общем, я опустил челюсть, как Илона четверть часа назад, и так и стоял. М-дас. Приехали.

Подстава? Конечно, возможна. Город-то — королевский вассал, интересы его верхушки в Альмерии. Но с другой стороны, Аквилее, как городу, совсем не улыбается, если в её стенах, да даже если под её стенами снаружи подло убьют влиятельного на юге графа. Не на дуэли, не по приговору королевского суда, а вот так, подло, по-разбойничьи. Король далеко, а другие владетели близко, а репутация тут не пустой звук. А ещё близко будет следующий граф Пуэбло, кто бы им ни стал, который вряд ли такое безобразие забудет. И местный магистрат может сыграть в собственную игру, выпуская меня из мышеловки назло и вопреки воле «сверху». А после руками разведёт: «Не виноватые мы, он сам ушёл».

«К тому же они твои торговые партнёры» — подсказал мой внутренний я. — «А с сеньоритой герцогиней надо будет заново договариваться, и неизвестно, до чего договорятся, учитывая её статус кузины короля. Их личный процент наверняка упадёт в пол, а оно им надо?»

Логика есть. То есть теоретически верить сеньору сотнику можно. Восемьдесят против двадцати, что не подставит. Но всё равно очково как-то. Мой способ выбраться опаснее, куда менее надёжен, но во время реализации всё будет зависеть только от меня (и случайностей, но мы — воины, нам не привыкать к случайностям в бою). Тут же я полностью буду полагаться на добрую волю партнёров. И если королевские гварды схватят нас с той стороны Портовых ворот, не выйдет даже сопротивляться.

…Но сеньорам об этом знать не следует. Что ж, поиграем красиво, раз сами предлагают. В любом случае я ничего не теряю.

— Сеньор, я буду премного благодарен за такое предложение, — вежливо склонил я голову. — И готов от имени Пуэбло объявить персональную благодарность всем, кто примет участие в этом непростом деле.

От сердца у служаки отлегло. Боялся, что я неадекватный? Или параноик, не доверяющий после этой ночи вообще никому? Ведь основания не доверять магистрату у меня есть, особенно после засвета желания «кинуть» их гильдию оружейников, начав производство собственных арбалетов.

— Ваше сиятельство… — Он замялся, и я понял, речь пойдёт о технической стороне дела, то есть о деньгах. — Ваше сиятельство, я человек небедный, но свободными суммами не располагаю. Мой кум и его десяток — свои люди, но некоторым злым языкам их язык нужно немного… Придавить. Такими небольшими серебряными кругляшами. — Кисло виновато улыбнулся. — Так будет лучше для того, что мы задумываем.

— Хорошо, пройдёмте в кабинет, — не стал ломаться я.

Когда передал ему небольшой кошель с крупной суммой серебром (сердце ёкнуло, но понимал, что эта игра свеч стоит), под окном послышались звуки подъехавшей повозки и крики возницы, переругивающегося с моим конюхом, который муж Мари. Илона без приказа открыла ставни в кабинете, когда за пергаментами шла, и, в принципе, я понял, что реально параноик — днём мне в окно никто стрелять болтом не будет. В общем, ругать не стоит. Выглянул в окно, на подъехавшую телегу.

— О, это наши, — произнёс сотник стражи. Тоже выглянул, из-за моего плеча. — Мортусы.

— Марка нужно срочно отпеть. Срочно! — напомнил я. — Он уже начал… Исходить запахом. — Слова «вонять» и «разлагаться» использовать не хотелось.

— Сеньор, всё сделаем! — покачал сотник кошелем и доверительно улыбнулся. — Не извольте беспокоиться ваше сиятельство, прямо сейчас отпоём. Падре найдём — наш гарнизонный и отпоёт. Могилу потом вашим слугам покажем, чтобы родным показали, если приедут.

— Дерзайте. — Я облегчённо выдохнул — одной проблемой меньше.

Могла стража ночью мне помочь? Нет. В деле королевская гвардия, их бы прижучили мгновенно. А после бы и подставили, сделав козлами отпущения. Скорей всего они бы даже предупредить не смогли, если бы попытались. Могли они не знать об акции людей короля? А вот тут скорее всего могли. Но после, когда по улице Старого Города проехалась разбитая в хлам карета с обожженными лошадями, когда на той же улице осталось аж пять трупов гвардейцев… Не понять, кто там с кем пиздился, услышав о трупе в моём доме, и одном раненом, невозможно. Стража делает, что от неё зависит, и мне не резон требовать от них большего.

— Всего хорошего, — махнул я сотнику, выходящему за порог.

— Так точно, сеньор Пуэбло. В шесть.

Мы условились, что он даст знать в шесть часов, что и как нужно делать. Его человек передаст сообщение моему человеку, который должен в шесть по часам городской башни сесть за левый дальний угловой столик заведения под названием «Счастливый лев» (львы тут в степях водятся, хотя их не много) на углу Колбасной и Мясницкой в Земляном городе. Это заведение у них под колпаком, чужих не будет. М-да, крышевание стражей правопорядка кабаков и других заведений придумали задолго до наших девяностых.

Неожиданно следующим пришёл Томбо. Раскрасневшийся, вспотевший, хотя градусов двадцать, а одет был не жарко. Взволнован выше крыши. Приехал в карете, потому обогнал шельмеца Ансельмо, прискакавшего на своих двоих вскоре после.

— Проходи, дорогой партнёр. Пошли в кабинет? — спустился я по лестнице, выходя к гостю, как тут принято, и протягивая руку. Все ставни в доме уже пооткрывали, ближайшее время бояться нечего.

— Рикардо… — Томбо облегчённо выдохнул, снял шляпу и вытер пот со лба.

— В кабинет! — отрезал я, и он понимающе кивнул. — Мари, вина нам! Самого лучшего! И что-нибудь из закусок.

— Тушу овощи, будут через пятнадцать минут, — уведомила старая служанка. Голос её после подписания вольной преобразился, хотя мы условились, что до нашего отчаливания, плюс пять дней, никто о подписанных документах знать не должен. Во избежание.

— У нас поздний завтрак, — пояснил я купцу. Тот понимающе улыбнулся.

— Я только что узнал. Прости, обычно не интересуюсь такими делами! — извиняясь, развёл он руками.

Хавьер сидел в кресле напротив, периодически потягивая из серебряного кубка (мой прадед, построивший это дом, был тем ещё сибаритом) оперативно поданную «Южную принцессу». И впрямь отличное вино. Просто привыкнуть надо. Говорят, туда морскую воду добавляют, которую аж из Таррагоны в бочках везут. А морская вода — к здоровью.

— А если б и узнал, что ты можешь сделать? — парировал я.

— У меня есть несколько мальчиков, той же фактуры, что и ты с отроками, — залихватски улыбнулся он. — Посидят несколько дней в особняке. А завтра отплывает мой корабль. Еду домой, как и планировал. Естественно, забрав своих приказчиков и подмастерьев. А что пристанет лодья на пару минут к берегу где-нибудь в безлюдных краях… Или что в Санта-Магдалене на пирс спустится на несколько подмастерьев меньше — так кто их считает?

Я отрицательно покачал головой.

— Прости, партнёр, но нет. У меня уже есть план, и буду придерживаться его.

Томбо нахмурился, засопел, но, поняв, что я серьёзно, и это не неуважение к нему и его плану, решил не развивать тему.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Рикардо.

— Да. — Я кивнул. — Может я молод, но глупость своим достоинством не считаю. И Хавьер, я ОЧЕНЬ хочу жить! И не только здесь и сейчас, но и позже, после прорыва и побега. А потому мой план — лучше. Просто лучше. Хотя о тебе я думал, и склонялся именно к этой версии — просить помощи у тебя.

«Угу, быть в долгу у иностранцев — западло, они это потом не раз припомнят, а Никодим местный со всеми вытекающими рисками».

— Как знаешь — как знаешь! — повторился партнёр, обновляя себе кубок из кувшина. Я почти не пил, мне голова свежая будет нужна. — Тогда зачем позвал?

— Ну… — Я нахмурился. — Понимаешь, Хавьер, я тот ещё жук. И считаю, что выкручусь. И вернусь в замок. А там мне сам чёрт не страшен, во всяком случае, в обозримое время. А в необозримое — тоже сидеть без дела не буду, и теперь знаю, кто против меня начал игру. Приму меры.

— Рикардо, он успокоится и отыграет, — попытался осадить и вразумить меня партнёр. — Ему первому не выгоден хаос на Юге. Просто приказания исполнителям уже были отданы, они и… Исполнили. Когда он узнает, как всё сложилось, переиграет, и пришлёт легата с извинениями.

— Сомневаюсь, — покачал я головой. Ибо после того, что я выкину, он мне даже полсотни тыщ лунариев, которые выделяет каждый год на содержание армии на границе, зажмёт. Из принципа. А это значит, что у меня времени на все телодвижения до осени, к осени я должен стать самодостаточным. А значит у меня СОВСЕМ развязаны руки, для любых акций и афёр. И я знаю, как ими воспользоваться, так как я — попаданец Рома, а не граф Ричи. Местные привыкли видеть картину окружающего мира целостной, а я вижу в ней дыры и норы, которые они привычно не замечают, и даже не знают, что так можно. — Хавьер, давай исходить из того, что с королём я поссорюсь если не окончательно, то надолго. Естественно, эта ссора будет чисто внешняя, формальная, ни о какой борьбе, или ни дай бог войне, речи быть не может. Степняки нам её не простят. Но я собираюсь в ближайшее время класть с прибором на его интересы и его указы, которые противоречат моим интересам. И в связи с этим предлагаю тебе поучаствовать в деле, на котором можно сильно нагреть руки. Вчера я бы не предлагал, и сам бы участвовать не стал, но теперь — хрен им всем. Теперь я обую их грёбанное королевство, пока они не начнут уважать меня так, как я этого достоин.

— Слова не мальчика, но мужа! — уважительно отсалютовал мне кубком Томбо.

— Вот-вот. Ладно, к делу. Хавьер, скажи, сколько стоит мера пшеницы?

— Ну… — Лоб потомственного купца пересекла морщинка. — Сейчас — ассов двадцать — двадцать пять. Опт — около пятнадцати, как договоришься.

— А сколько будет стоить после первого урожая?

— Ну… Ассов семь-восемь. В розницу около десяти. Тоже как договоришься, и где брать будешь.

— Хорошо. Кто у нас главный производитель зерна на Юге?

— Хех, знамо кто! Ты, герцоги Алькантара, Мерида и Бетис, и граф Авилла. Все, кто в степи ушёл, у кого земли плодородные, тот и главный.

— И по чём обычно продают зерно эти милые люди?

— Так я ж про них и говорил? — непонимающе нахмурился купец. Понял, что вопрос с подтекстом, но подтекста пока не понял. — На Севере и в Центре королевства цены другие, там другие механизмы, там гильдии. Я про Юг и рассказываю.

— Хорошо, по другому спрошу, — кивнул я, — в какой момент продают зерно, бОльшую часть своего зерна, эти милые люди?

— Я так понимаю, ты не про лично владетелей, но и про баронов ихних, — догадался Томбо.

— Так точно. — Важная оговорка. Владетель распоряжается только тем, что выросло в его домене. Барон — самостоятельная хозяйственная единица, делает со своим зерном что хочет и ни перед кем не отчитывается. И на вырученное сам снаряжает свою дружину, сам вооружает, и лишь является к сеньору во время феодальной мобилизации «конно и оружно».

— Бароны — те в основном сразу после сбора урожая на ярмарку всё свозят. И первого, и второго. Дружина кушать хочет, деньги нужны, запасов или совсем нет, или мизерные. А бывает и долги висят. Графы и герцоги — те побогаче, те могут и до поздней осени дотянуть, и прямые выходы на гильдии имеют. Но, как правило, к зиме надо с войском рассчитываться, и цены на железо в это время минимальные, и к Октябрю и они своё скидывают. Единицы зимы ждут. Зимой торгуют в основном те, кто на перепродажу летом купил, у кого договоры с владетелями, и склады свои. Да и рынок к зиме насыщен, продать дорого можно, но только немного, ограниченное количество. Тем, кто не успел летом и осенью, или у кого ситуация чрезвычайная.

— Готовь sani летом, телегу зимой, зерно запасай, когда цены низкие, — проговорил я. Тут не знали, что такое сани, но контекст понятен.

— Да. Именно так.

— Или кто-то типа вольных городов, вроде того, в котором мы находимся, может создать запас и круглый год торговать.

Томбо отсалютовал кубком.

Я глубоко вздохнул, думая, как предложить человеку афёру века. Сложность в том, что я, Наумов Рома — продавец китайских болгарок, а не профессиональный аферист. Тогда как партнёр — именно что аферист, а каждый купец по сути аферист, особенно в средневековье. Тут любая сделка по риску как афёра. Но он именно что дитя своего мира и времени и многое из «моего» может не понять. А может и понять, это я местных недооцениваю. Только слова понятные подобрать надо.

— Хавьер, представь себе, что в один прекрасный миг на Юге появилась группа купцов, как бы не связанных друг с другом, — с кривой ехидной улыбкой начал я, — не общающихся, не пересылающих друг другу голубей… Которая массово скупает дешёвое зерно сразу после урожая. При ценах в семь-восемь ассов за меру, они дают продавцам десять. Представил?

— Угу. — Партнёр кивнул. — Самоубийцы. Денег им не жалко.

— Нет, всё правильно, ты не прав, — закачал я головой. — Они наоборот, умные люди. А теперь представь, что они это делают и после второго урожая.

— Но ведь первый-то не распродан. Оборота нет, — не понимал Томбо. — За какие шиши?

— Вот я и говорю, Хавьер, просто представь. Гипотетически. Так не бывает, но такие люди резко р-раз, и вдруг появились. Ниоткуда. Что произойдёт с ценами?

Лицо собеседника озарилось просветлением. Он пока не понимал деталей, но уже понял, откуда ветер дует.

— Рикардо, молю тебя, продолжай! У тебя светлая голова, теперь хочу поучиться у тебя светлости и в своём ремесле, а не только в дорожном строительстве!

— Цены скаканут вверх, как олень, — ответил я, раз приглашают. — Прыгающий через ручей, убегающий от охотников олень. И уже к Сентябрю зерно в королевстве будет стоить под двадцать ассов за меру. А к декабрю — все двадцать пять. И это только опт. Потому, что зерно куплено, лежит на складах, рынок не насыщен. И его никто не насыщает — зерно лежит и лежит себе мёртвым грузом, несмотря на то, что уже глубокая осень.

— Сукин ты сын, но кто нам даст это сделать! — завопил партнёр, забыв о субординации — я благородный, а он — купец. К чёрту субординацию, когда речь о ТАКИХ деньжищах. — Зерно возится по дорогам! Они просто не дадут нам его возить! Будут нападать на караваны между складов и забирать! Дружинами! Даже татей не станут «придумывать»!

Или ты думаешь с хранением, со складами всё просто? Поставил склад где захотел и храни? Земля под складом, Рикардо, ВЛА-ДЕ-ТЕ-ЛЯ! Минимум барона! Понимаешь? Склад разорят в первую очередь, и будет у тебя пшик! Или думаешь, самый умный, и никто раньше так не пытался?

— Раньше ни у кого не было собственного порта на Рио-Бланко, с охраняемой зоной под склады. Огромной охраняемой зоной, — произнёс я… И воцарилось молчание.

Долгое молчание, очень долгое. Хавьер Томбо, вольный купец-международник, краснел. Бледнел. Заламывал запястья. Осушил кубок, вскочил и заходил по кабинету, бешено вращая зрачками, думая о чём-то своём. Сел. Улыбнулся. Взял в руки кувшин и сделал глоток прямо с горла, не замечая стоящего рядом серебряного кубка. Вино потекло по подбородку, но он не замечал. Наконец, поставил кувшин и пришёл в себя.

— А ведь может выгореть! Ну ты и сукин сын, Рикардо! Ну ты и… Жук!

— И мне плесни, — придвинул я свой кубок. — За новое начинание!

— Смотри, всё на самом деле просто. Это называется СИН-ДИ-КАТ, — развалившись в кресле, читал я лекцию, кайфуя от ощущения превосходства над хроноаборигеном. Опытным волчарой в купеческом ремесле, но лишь хроноаборигеном. — Монопольный сговор. Предлагаю назвать это… Ну, пусть будет «Зерновой Консорциум Юга». Устава писать и регистрировать не надо, это именно сговор самостоятельных хозяйствующих субъектов.

— «Хозяйствующих субъектов»… — потянул умное слово купец. — Какие у тебя обороты интересные.

Произнёс я это на местном иберо-испанском, оба эти слова в местном языке были. Но вот сочетания такого пока не было. До сегодняшнего дня.

— Умные книжки читал, — отмахнулся я. — Итак, предлагаю следующее. Я, как заинтересованная сторона, предоставляю свою защиту, свои склады со своей охраной. Я выпускаю фьючерсы… Товарные векселя на зерно с погашением частью в сентябре, частью в декабре. Векселей выпускаю не много. Это нужно для того, чтобы поддержать Вара и Луидора, их кланы у себя дома, чтобы и дальше давали в долг много денег. Когда зерно взлетит в цене, а оно взлетит и там, они начнут отгрузку из Порто-Бланко для своих городов по низкой цене, и этим размажут по брусчатке всех своих врагов — ибо с голодными бунтующими людьми вряд ли кто-то захочет из верхушки полисов иметь дело, а они предложат то, что не даст черни устроить бунты — еду.

Остальное же зерно продаём по рыночной цене, но продажи начинаем не раньше Октября, и сбрасываем не сразу, а небольшими равномерными партиями. Естественно, всё зерно Юга мы охватить не сможем, потому наши телодвижения поначалу не будут так заметны, максимум вызовут подорожание на один-два асса за меру. Бароны, продавшие после первого и второго урожая, будут рады тому, что получили за мешок чуть больше обычного и с удовольствием всё что надо отгрузят. А что рынок не насытился, все заметят только к Октябрю.

— Продолжай, — кивнул внимательно слушающий меня партнёр.

— Да в принципе и всё. Я торгую своим зерном, получаю прибыль с него. Если просто «зажилю» его до зимы — прибыль получу, но не двукратную и не трёхкратную, как если бы получил с консорциумом.

— Эх, Рикардо, мне бы твои мозги в своё время!.. — сокрушённо вздохнул, качая головой Томбо. — Но давай всё же сделаем не так. Так, но не совсем.

— Во-первых, ты недооцениваешь нашу слабость, — начал отповедь он, сверкнув для острастки глазами. — Этот мир принадлежит благородным. Мы — всего лишь жалкие черви в нём, несмотря на то, что они — нищета и голытьба, а все деньги у нас. — В голосе Томбо была такая грусть, что я моментально понял, почему первые буржуазные революции в Голландии и Англии были такими жестокими и кровавыми. Да и Великая Французская след оставила дай боже. Природная ненависть «кошельков», могущих ВСЁ, к благородным нищебродам, кто не даёт им это ВСЁ мочь.

— Нам нужна будет защита, продолжил он, — а потому консорциум создаём реальный, на бумаге. И вносим в него деньги. Все, кто входит в консорциум, получают право хранить зерно на территории Пуэбло… Всего Пуэбло, не только нового порта. Поверь, порт сожгут, как только всё вскроется.

Важная оговорка. Подумав, я согласился. Всё же придётся строить город Пуэбло, причём ускоренно. Илона с детьми приедет через месяц. Выедет не раньше, чем недели через две. Но Прокопия надо уже сейчас загружать работой по городу.

— Каждый участвующий закупает зерно на вексели консорциума и привозит на склады для хранения, — продолжал Томбо.

— Нет. Пусть каждый закупает на свои, — не согласился я. — Есть такой термин, «распределённая система». Ты хочешь создать централизованное управление, сделав из вольных купцов сообщество управляющих с коллективной ответственностью. Но забываешь, что лучше всего человек работает, когда работает на себя.

— «Централизованное управление»… «Распределённая система»… — повторил Томбо. — Рикардо, с какой Луны ты свалился? Мудрёные слова какие… Но туды ж, какие правильные!

— А то! — я усмехнулся. — Я вообще Luntik. Итак, нам не нужна централизация. Нам нужен именно сговор. Неформальный монопольный сговор людей, работающих на себя, оперирующих СВОИМИ средствами. Каждый из… Хозяйствующих субъектов, — повторил уже понравившийся термин, — самостоятельно находит и закупает зерно, сколько его душе угодно, не обращая внимания на других. Единственное, что он должен сделать, это привезти его сюда для хранения. В порт или в Пуэбло. Под защиту моих дружин.

Далее, как уже сказал, мы будем не одни на рынке, и заметят нас не сразу. Сразу посчитают идиотами, у которых много денег. Мы, идиоты, просто храним зерно мёртвым грузом до Сентября, после чего начинаем неспешную отгрузку через Порто-Бланко.

— Это ты так свой порт решил назвать?

— Да. Красиво, правда? — расплылся я в улыбке.

Томбо пожал плечами. Моя прерогатива, как владетеля. Как назову — так и будет.

— В Ноябре начинаем отгрузку второй партии по фью… Товарным векселям.

Ах да, не сказал главного. Всё зерно, купленное членами Консорциума, после покупки и привоза УЧИТЫВАЕТСЯ. И вот только тут требуется централизованное управление. Неважно по какой цене ты зерно приобрёл, ты сдаёшь его в общак, в общую кассу, так сказать. И оно чётко фиксируется и вносится в документы синдиката. А потому я обнуляю все тарифы на складские услуги для членов консорциума, как если бы хранил своё зерно, как мы прописали в Уставе порта.

— Понимаю, — кивнул Томбо.

— В конечной прибыли учитываются и фьючерсы, как необходимые запланированные расходы «на финансовую крышу». То есть часть зерна автоматом списывается для наших стратегических партнёров, и я хочу, чтобы эту ношу несли все, а не только я своим зерном.

— Было бы справедливо. — Снова одобряющий кивок.

— А после консорциум централизованно «скидывает» зерно партиям. Как, когда и по какой цене — тут уже решать вам, купцам. Предлагаю создать рабочую группу из основных учредителей, скажем, человек в одиннадцать-тринадцать, которая будет заседать здесь, в Пуэбло, заниматься анализом, сбором информации о ситуации в мире вокруг, и принимать решения. Я слишком неопытен.

— Зерно продаём, как общее, — снова закивал партнёр. И когда продадим ВСЁ, только тогда делим деньги, согласно доли каждого члена син-ди…

— Синдиката.

— Да. Кто сколько привёз зерна — тот такую долю от реализации и получит. За вычетом товарных векселей таррагонцам и валенсийцам. То есть сдаём в… Общак, — ему и это слово понравилось, — мы не деньгами, а мерами. Сотнями, тысячами мер зерна. А деньги делим лунариями и солидами. Умно, Ричи, умно! И таким образом избежим главного бича купеческих сообществ, когда по документам зерно было куплено за десять лунариев, а фактически плут отдал восемь, и ещё и долю прибыли наравне со всеми получит.

«Ну, приписки и подтасовки, как и тендерные, и не только тендерные „договорняки“ придуманы тоже сильно ранее двадцать первого века» — проскочила у меня мысль.

— Но я бы всё же рекомендовал оставить небольшую таксу на складские расходы, — остерёг партнёр. — Их будешь нести ты один. Складам нужны рабочие руки, рабочим нужна еда. Склады нужно охранять, а это стоит денег. Не думай, те, кто будет в этом участвовать, понимают, что в этом мире ничего не даётся бесплатно.

— Всё упирается в то, сколько человек «подпишется» под наш синдикат.

— Синди… Дай-ка я запишу это слово!

Я протянул ему чистый пергамент и писчие.

— Не жалко такой дорогой продукт? — усмехнулся партнёр.

— Хавьер, мы говорим о сотнях солидов. О тысячах солидов. Мы «обуваем» на урожай всё королевство, задирая цены заодно и в сопредельных странах и землях. А ты о каком-то куске коровьей кожи печёшься. Пиши, мне не жалко.

— Ричи, я тебя люблю! — отставил он перо и чернильницу и поднял кубок. — За тебя! За твою светлую голову! Чтоб у меня был такой сын!

Чокнулись, выпили. Хавьер поставил кубок. Вытер мокрые усы и проговорил:

— Желающих я найду. Много, нет — не знаю, но ты сказал человек десять-тринадцать… Наверное и больше найду. Но больше и не надо. Что знают двое — знает и свинья, чужие нам не нужны.

— Но у этих людей должно быть много денег. Как у тебя — про тебя легенды ходят.

Партнёр скептически хмыкнул в усы.

— Это просто легенды. Сказки. Купец стоит не сколько у него есть — сколько есть как правило всегда в товаре. А сколько ему могут дать. Мне могут много, потому, что у меня репутация. Вот надо и искать таких, кому дадут.

— Тебе виднее. — Я развёл руками. — Главное ограничить влияние таррагонцев. Они слишком богаты, не хочу, чтобы считали, что скупили весь Юг и повторили такое же на следующий год без нас.

— На следующий год всё будет иначе, Ричи. Всё-всё!.. — тяжко вздохнул Хавьер. Что ж, вот я выпустил первого джина из бутылки. — Главное, чтобы у тебя получилось бежать. Остальное я устрою.

— Сам-то много можешь солидов собрать для интервенции? — поддел я.

— Интер… Чего?

— Ну, интервенции. Закупки зерна.

— А… — Небрежно махнул рукой. — Хотел в этом году сильно вложиться в хлопок в Алькантаре. Но пока не успел. И, пожалуй, погожу с хлопком пока, пока такие дела вершатся. Как, кстати, смотришь на участие в этой акции Аквилеи?

Я пожал плечами.

— Без разницы.

— А зря Они поймут, что к чему раньше всех. И будут играть как и мы. Но — без нас, за себя. У них крепкие стены и они могут это себе позволить.

— Они будут играть на повышение цены, и помогут этим нам, — парировал я, весело сверкая глазами. — Хавьер, чтобы не было недопонимания. Мне нужно СРОЧНО, до осени, раздобыть пятьдесят тысяч лунариев только для выплаты жалования гвардии. Но это минимум, фактически нужно больше — я собираюсь устраивать некоторые проекты по организации у себя производств. Производства не товарные, на них не заработаешь, но со временем они отобьются хотя бы тем, что орки… Степняки будут шастать сюда значительно реже. То есть я в принципе смогу продать зерна существенно меньше обычного. А денег нужно больше.

— Да уж, мне бы такой полёт фантазии! — зачарованно вздохнул купец.

— Да нет тут ничего запредельного, — усмехнулся я. — Понимаешь, Хавьер, вся древняя, и не только древняя история говорит, что самые выгодные вложения средств — это вложения в безопасность. В армию и её техническое оснащение. Я просто пользуюсь мудростью предков. И то, что предлагаю сейчас — средства дотянуть до момента, когда запущу свои проекты. Только и всего. И если вчера я бы такого себе не позволил — король в связи с ростом цен на хлеб и ростом напряжённости в королевстве мне бы этого не простил, то сегодня плевать я на него хотел с Александрийского маяка.

— Откуда?

— Потом расскажу.

— За мудрость предков! — поднял собеседник и партнёр кубок. Грех было не выпить.

— Я буду через месяц в Санта-Магдалене, — начал закруглять я разговор, ибо была ещё куча дел, главное из которых — выжить, а я банально напиваюсь. — Реши вопрос с хлопком, и приезжай. Обсудим детали. И Никодим тоже может подъехать — он как раз должен найти место для порта. Там устроим… Первое выездное заседание нашего…

— Син-ди-ка-та! — по бумаге прочёл Томбо и улыбнулся.

— Его самого!

— Но устав «Консорциума» лучше написать, — покачал он головой. — Потом, когда все начнут свозить зерно, нужно будет хоть что-то, на основании чего всё будет происходить.

— Хавьер, вы опытные волки в торговле, — как от зубной боли скривился я. — Вот и делайте. Придумывайте, пишите. А в Санта-Магдалене это дело подпишем и оформим. Возможно даже у королевского легата, есть у меня предчувствия, что он тоже почтит этот город своим присутствием.

— Ладно. Всё понял. Тогда пойду я — менять все-все планы на этот год. — вольный купец-международник Хавьер Томбо тяжело вздохнул и поднялся, всё же беря в руки кубок. — Ричи, ты только выживи!

— Не дождутся! — поднял кубок и я. На посошок же, сам бог велел.