Запрещенная

ДЖЕЙКОБ

Я смыл ее кровь со своего лица и прополоскал рот.

Я оставил на ней след от укуса на память о себе, а затем оставил ее без сознания на диване.

Монстр.

Я был больше животным, чем человеком.

И я назвал ее Омегой.

Что за блядь.

Ты ей не подходишь.

Я борюсь с гневом и стыдом, пока Лукас везет нас в нашу первую больницу Омег.

Я удвоил дозу подавляющих средств, чтобы избежать запаха любых присутствующих Омег. У нас есть доступ к инъекциям военного класса, и это то, что каждый Коллекционер использует во время миссий.

На всякий случай.

Но со времен Амелии соблазна больше нет. Мысль о спаривании с Омегой вызывает у меня отвращение. Мое тело отвергает эту идею, и глубоко в груди возникает чувство неправильности, когда я даже думаю об этом.

Амелия моя. Она — все, что мне нужно.

Но по мере того, как мы расспрашиваем все больше людей и все глубже погружаемся в мир Спасителей, наступает болезненная реальность.

Мой мир не предназначен для нее.

Она не должна знать, каково это — отнимать жизнь. Заставить мужчину на коленях молить о пощаде, в то время как ты делаешь все возможное, чтобы получить нужную тебе информацию.

Она не должна узнавать вид избитой женщины, дрожащей от страха, выставляющей себя на продажу.

И ей точно не нужно видеть кровь на моих руках после всего лишь дня выполнения моей работы.

К тому времени, как мы возвращаемся на допрос, костяшки моих пальцев в синяках и ссадинах. Из шести больниц, которые мы посетили, три врача были грязными, им заплатили Спасители, чтобы они удалили чипы Омег.

Три врача всего в шести больницах.

Но прежде чем мы успеваем это обсудить, в нашу комнату для совещаний врывается Конрад с бледным лицом.

— Кто-нибудь из вас знает, кому это принадлежит? — рявкает он, бросая что-то маленькое через стол.

Как только Лукас видит это, он теряет самообладание. — Что это, черт возьми, такое?! — рычит он, хватая предмет со стола и держа его в ужасе.

Это белая заколка для волос, покрытая кровью.

— Налево за пределами Центра, — говорит Конрад. — Прямо возле входной двери.

Лукас разгадывает. — Это Хлои! — рычит он. — Это гребаное послание от Спасителей! Угроза!

У меня кровь стынет в жилах, когда он выбегает из комнаты. — Я пойду с ним, — настаиваю я, но Конрад качает головой, затем смотрит на Калума.

— Убедись, что Ария и Хлоя доберутся до конспиративной квартиры, — инструктирует он его.

Меня охватывает паника.

Амелия.

— Останься со мной на минутку, сынок, — говорит мне Конрад, когда Калум выходит из комнаты. Я сдерживаю рычание, когда он многозначительно смотрит на меня. — Или тебе тоже есть кого защищать?

Мои ноздри раздуваются. — Это имеет значение?

Он качает головой и вздыхает. — Мы не можем защитить ее, — тихо говорит он. — Бета-девочка. Она отвлекает.

— Сейчас не время для этого разговора, — шиплю я на него. — Или я единственный, кто видел окровавленную заколку для волос?

— Если Спасители узнают о ней, как ты думаешь, что они с ней сделают? Они только что угрожали Хлое, потому что она Омега. Но если они узнают о твоей девушке, они убьют ее на месте. Одна мертвая Бета для них ничего не значит.

Я рычу, обнажая зубы. — Никто не собирается ее трогать.

— Чем дольше она с тобой, тем больше она подвергается риску! — Кричит Конрад, ударяя кулаком по столу для совещаний. — Послушай меня, Джейкоб. Вы проделали хорошую работу, скрывая это, но для этого достаточно одного промаха. Если ее увидит любой из Sаviors, у нее на спине будет мишень.

Я мысленно возвращаюсь к той первой ночи в баре.

— И она не твоя Омега, сынок, — добавляет Конрад. — Как бы сильно ты этого ни хотел, она не твоя пара.

Я рычу.

Я бросаюсь к нему, хватаю за воротник рубашки, обнажая зубы. — Она. Моя. Пара.

Его стареющие глаза устали, и он вздыхает, как будто ожидал моей реакции. Он без колебаний наносит удар прямо мне в челюсть, отбрасывая меня от себя.

— Тогда защищай ее, — шипит он. — Держись на хрен от нее подальше. Нравится тебе это или нет, но она Бета. В твоем мире для нее нет места.

И вот так все детали встали на свои места.

В окружающем меня хаосе и со звоном в челюсти я знаю, что мне нужно делать.

Часть меня умирает, когда я принимаю свое решение.