Запретная страсть

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Келси бежала.

Она бежала, пока не стало колоть в боку и мускулы не натянулись, как стальные канаты. Она бежала мимо кафе-мороженых и художественных салонов на единственной торговой улице городка, мимо парка, где на мягкой травке резвились детишки и собаки, обгоняя степенных любителей бега, которых не гнали демоны, как ее.

Она бежала, сколько хватило сил, а потом, сдавшись, бросила свое ноющее, глянцевитое от пота тело на одну из скамей, стоявших вдоль берега.

Несколько секунд она смотрела невидящими глазами на расстилавшуюся перед ней, совсем как в кино, прекрасную картину. Уютно устроившись между двумя холмами, точно в объятии мощных рук великана, залив алел в лучах заходящего солнца. Легкий ветерок подгонял последние лодки к причалу, их окрашенные в розоватые тона паруса медленно приближались к берегу. На вершинах холмов начали вспыхивать огоньки – это зажигался свет на верандах и в кухнях разбросанных там и сям домиков. Опускалась ночь, и казалось, весь мир наслаждается покоем. Да, весь мир, кроме Келси.

Дыхание у нее успокоилось, но мысли продолжали метаться. Убежать от царившего у нее в душе смятения не удалось. Массируя сведенную судорогой мышцу, Келси пыталась придумать, что же ей делать.

Завтра Брэндон возвращается домой.

При мысли об этом ее то охватывала восторженная радость, то пригибало к земле беспросветное отчаяние.

Она видела его в последний раз неделю назад. Потерпев в первый раз фиаско, она больше не навещала его. Было невыносимо тяжело видеть, что она для него чужой человек, который ему вовсе не интересен. Она либо ждала Джинни в вестибюле, либо оставалась дома, занимаясь делами фирмы и хозяйством. Но каждое утро просыпалась с новой надеждой: может быть, сегодня он все вспомнит?

Невероятно, чтобы такие яркие воспоминания не оставили следа, словно без формы, без цвета и запаха газ. Но с Брэндоном произошло именно это, уныло размышляла Келси. Если он и звонит, то только чтобы поговорить с Джинни. И ни разу не попросил, чтобы к нему приехала я.

Совершенно ясно, что все мои надежды наивны и абсурдны. Я придаю слишком большое значение одной-единственной ночи любви. Хватит упиваться красивыми воспоминаниями, надо поступить так, как Брэндон: забыть, что это вообще было.

Да, я должна забыть. И я забуду. Скоро. Но еще не сейчас.

Она закрыла глаза, ритмично потирая мышцу на ноге, и сказала себе, что вспоминает все в самый последний раз.

Надо же, весь ее мир перевернулся из-за той игры в футбол!

Казалось, ситуация была самая невинная: Келси, Джинни и двое приятелей Джинни резвились на теплом, нежарком солнышке, какое бывает в конце лета. Дуглас остался в Сан-Франциско еще на один день, и в его отсутствие Келси чувствовала восхитительную свободу и беспечность. Она оказалась отличным нападающим – ловко подхватывала пасы, которые ей направляла Джинни. И только она пропахала носом траву на воображаемой линии ворот, ловко сбитая с ног Мерси Атвуд, как появился Брэндон.

– Го-о-ол! – завопила она, без особой грациозности поднимаясь на колени и победоносно размахивая высоко поднятым мячом.

Джинни подхватила триумфальный клич:

– Двадцать один – ноль! Слабаки!

– У меня такое ощущение, что у вас неравные силы, – бесстрастным тоном заметил Брэндон, стоя на боковой линии, отмеченной коричневатыми веточками кипариса и камешками. – Наверное, Мерси и Тому тоже нужен взрослый человек в команде.

До этого никто не замечал, что Брэндон наблюдает за игрой, и четыре пары глаз удивленно воззрились на него. А он невозмутимо-насмешливо улыбался той своей широкой улыбкой, от которой у Келси таяло сердце, и на нем была футболка золотисто-желтого цвета, как его волосы. Даже двенадцатилетняя Мерси Этвуд смотрела на него с неприкрытым восхищением. Старший брат Мерси, Том, очень обрадовался, что у них стало на одного мужчину больше.

Джинни взвизгнула от радости, забыв про самоуверенный вид, который она до этого на себя напускала, и запрыгала вокруг брата.

– Вот это да! – закричала она. – Ты и вправду станешь с нами играть, Брэндон?

– Мне кажется, что в интересах справедливости я не могу этого не сделать, – с притворно-серьезным видом изрек Брэндон и дернул сестру за косичку. У Келси потеплело на душе. До чего же чудесный складывается день! А сколько еще впереди таких счастливых часов! Дуглас приедет только завтра в середине дня.

Хохоча и перешептываясь, они разбились на команды, и в течение следующих двадцати минут, пока солнце медленно опускалось в залив, а на горизонте собирались тучи, разрыв в счете сократился.

Глянув на сгущавшиеся тучи, Келси предупредила ребят, что они успеют сыграть только еще один тайм. Джинни послала ей длинную передачу, и, ведя мяч, Келси чувствовала, что Брэндон ее настигает. Тогда она сделала последний рывок на край площадки, где трава уступала место клумбе с высоким львиным зевом.

Брэндон был так близко, что она слышала его дыхание. Воздух тяжело вырывался из его легких, когда он попытался отобрать у нее мяч. Но она не отдавала. Ноги их сплелись, и оба грохнулись на клумбу.

Под их тяжестью затрещали толстые стебли, желторотые цветы попадали на землю, но Келси не видела учиненного ими разгрома. Она забыла даже про бесценный мяч, спокойно укатившийся в сторону.

Все это больше не имело значения. Келси знала только одно – Брэндон лежит на ней, зарывшись лицом в подушку цветов, и тяжело дышит ей в шею, а она ощущает тепло его дыхания. Сколько же они так пролежали, скрытые от всех высокими стеблями львиного зева? Это могла быть секунда, могла быть и целая вечность. С каждым вдохом-выдохом могучая грудь Брэндона поднималась и опускалась, прижимаясь к мягкому, податливому телу Келси, и ей, загипнотизированной этим движением, казалось, что время замедлило свой бег. Она отмечала малейшее шевеление его тела, и, хотя ей не хватало воздуха, никогда еще она не испытывала такой полноты чувств.

Обостренно воспринимая и ощущая каждый дюйм его тела, Келси уловила тот момент, когда он вдруг открыл ее для себя. Сначала совсем близко, где-то под самой кожей, пробежала легкая дрожь. Потом он приподнялся на локтях, перенеся тяжесть тела на бедра, и посмотрел ей в лицо. Как хорошо, что именно там, в уединенном мирке благоуханных цветов и остановившегося времени, забывшись на мгновение, они впервые встретились глазами.

Ах, эти его глаза! Они всегда казались Келси лесными, иногда прохладными, как чаща, иногда сверкающими солнечным светом, как полянка, но всегда полными удивительной чувственности. А в тот момент красавец лес вдруг полыхнул огнем, и все поглотило испепеляющее пламя.

Он чуть слышно застонал, словно это пламя опалило и его, и переменил позу, встав на колени справа и слева от ее бедер. Там, где его ноги соединялись с телом, разгорался еще один пожар, и она догадывалась, что страсть его вышла из повиновения.

Брэндон не отстранился, не пытался скрыть того, что чувствует, а когда с ее полураскрытых губ сорвался легкий вздох, он снова простонал и смущенно откинул голову назад.

– Прости, Келси…

Но огонь уже бушевал вовсю, и не было сил остановить его. Брэндон опустил голову и вопрошающе посмотрел ей в глаза.

Жаркая струя хлынула в кровь – ее тело первобытно и недвусмысленно отвечало на вопрос. Дрожащими пальцами она дотронулась до его лица.

– Ничего, – прошептала она. – Все хорошо.

– Нет!

Почувствовав на лице ее пальцы, он закрыл глаза. А затем медленно, будто высвобождаясь из зыбучего песка, отстранился, перекатившись на землю рядом с ней.

Время вдруг пошло своим ходом, и она услышала смеющиеся голоса бегущих к ним ребят. Все случившееся заняло каких-то несколько секунд.

– Нет, – повторил он очень серьезно. Встав, протянул ей руку и помог подняться. – Ничего хорошего. Все это плохо.

Возразить не было времени, да и разве смогла бы она сказать, что почувствовала такое же безудержное желание? К ним уже подбежали дети, смеющиеся и одновременно перепуганные оттого, что драгоценные цветы – подумать только! – помяты взрослыми.

– Ой, Брэндон, – раздался подтрунивающий голосок Джинни, которая стояла на краю клумбы и задорно потрясала жалкими плетями львиного зева. – Посмотри-ка, что ты наделал! Дуглас ведь убьет тебя!

Келси инстинктивно глянула на Брэндона. Уловил ли он, какой мрачный смысл прозвучал в невинной угрозе Джинни? Уловил. Он так стиснул зубы, что скулы стали квадратными и на них заходили желваки.

Не глядя в ее сторону, Брэндон стряхнул с рукавов травинки и что-то бросил через плечо своей бойкой сестрице. Келси стояла позади всех, чувствуя, как кружится голова. Нужно было срочно привести в порядок мечущиеся мысли.

Она не могла сказать, что с ними произошло, но одно теперь знала точно: никогда, никогда она не выйдет за Дугласа Траерна.

Кое-как добравшись до своей комнаты и сдерживая желание броситься на кровать, чтобы выплакаться в подушку, Келси села в кресло и, впившись руками в подлокотники, заставила себя собраться с мыслями.

Последний месяц прошел у нее в борьбе с растущей любовью к Брэндону. Она не переставая притворялась, будто это немыслимая вещь, этого просто нет. Она не может влюбиться, и все тут.

Но влюбилась. Любовь… Неразумная, непредвиденная, с надрывом. Где-то в глубине души она это осознала уже давно. Когда он передавал ей стакан, у нее дрожали пальцы. Когда она случайно задевала его, проходя по коридору, то вздрагивала всем телом. Когда он смеялся, у нее пело сердце. Но если его не было рядом, в душе становилось пусто. А засыпая, она видела во сне только его одного.

К горлу подкатили слезы, и она схватила подушку, прижала к груди. Он брат моего жениха! Что такое со мной, ради всего святого?!

Там, в саду, ответ казался ясным. Брэндон сказал правду: все это плохо. Нельзя выходить за человека, к которому питаешь отвращение. Нельзя спускать Дугласу его омерзительный шантаж. Нельзя помогать отцу уходить от ответа за свои поступки.

Однако внутренний голос тут же принялся возражать. Не ищешь ли ты себе оправдание, пытаясь получить свободу за счет родного отца? Неужели ты согласна отправить его за решетку? Посадить отца ради того, чтобы спать с Брэндоном? Какой же эгоисткой должна быть дочь, чтобы допустить подобное?!

В отчаянии она замолотила кулаками по подушке. Неужели в этом мучительном споре с самой собой мне не найти выхода? В этой ситуации нет хорошего и плохого. Только плохое и плохое.

Не в состоянии больше сидеть на месте, Келси заметалась по комнате, как зверь в клетке, сама не зная зачем открывая и закрывая ящики, переставляя косметику и перекладывая книги. Но ничто не подсказывало ей ответ, пока она не раскрыла платяной шкаф.

Из большой дверцы навстречу ей выпорхнула белая тень. От неожиданности Келси отпрянула, но потом, пощупав мягкую белую ткань, едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть – это было подвенечное платье.

Она понятия не имела, что платье уже готово. Его купили несколько недель тому назад, но пришлось ушивать его по фигуре, потому что за время, прожитое в доме Дугласа, Келси похудела.

Платье было дивное, ничего не скажешь. Из атласа и кружев, расклешенное, украшенное мелким жемчугом.

И все равно при виде его Келси почувствовала такое отвращение, что ее затошнило.

Она представила себе, что Дуглас лежит на ней, как лежал сегодня Брэндон, и сгорает от желания овладеть ею. До сих пор ей удавалось держать его в рамках, но, как только они поженятся, он будет настаивать на своем праве.

При этой мысли она почувствовала, как спазмой сжало желудок и желчью опалило горло. О Боже!.. С силой захлопнув дверцы шкафа, словно пытаясь запереть там вместе с ужасным платьем и все эти мысли, она кинулась в ванную, и ее вывернуло наизнанку.

Тошнота прошла, но Келси чувствовала сильную слабость и никак не могла справиться с дрожью. Зато теперь она была твердо уверена: ничто на свете не заставит ее сдержать данное Дугласу слово. Она торопливо стянула с пальца подаренное Дугласом кольцо, сунула его в бархатную коробочку и, быстрым шагом пройдя в кабинет Дугласа, сунула ее в один из ящиков письменного стола.

Нервничая и испытывая чувство вины, как задумавший побег заключенный, она вернулась к себе. Потом, словно для того, чтобы смыть с себя всякий след отношений с Дугласом, встала под горячий душ. А потом, порозовевшая, разгоряченная, завернулась в голубой шелковый халатик и вернулась в спальню. Притворив за собой дверь, Келси прислонилась к ней спиной и уставилась на телефон, казавшийся ей теперь смертоносным оружием. Ерунда! – подбодрила она себя. Просто сними трубку. Позвони ему и покончи с этим.

Дрожащими пальцами она попыталась снять трубку и со стуком уронила обратно. В горле так сильно пульсировала кровь, что она не была уверена, сможет ли произнести хотя бы одно слово.

На миг ей пришла мысль сбегать вниз к шкафчику, где Дуглас обычно прятал свои неимоверно дорогие вина, которыми любил производить впечатление на клиентов и друзей. А вдруг встретится Брэндон? Нет, нельзя рисковать.

И тут Келси вспомнила о бутылке вина. Ее подарил один из сотрудников, когда объявили о помолвке, а поскольку вино было не настолько дорогим, чтобы удостоиться чести попасть в заветный шкафчик, Дуглас сказал, чтобы она держала его у себя.

Вино оказалось неплохое и как раз такое, как надо. После первых же глотков Келси почувствовала себя уверенней.

Дождевые тучи продолжали медленно наступать с моря на сушу, и за окнами сгущалась ранняя, набухшая сыростью темень. Где-то в отдалении зловеще, как разгневанный голос за закрытыми дверями в конце коридора, прогромыхал гром. Собиралась гроза, и ждать ее оставалось недолго.

Нужно бы зажечь свет. Все в комнате, включая вино, которое она наливала в быстро намокавший бумажный стаканчик, погружалось в неприятную серую тень. Но Келси сидела на краешке кровати, не сводя глаз с телефона, и, как лекарство, пила вино.

После четвертого стаканчика она решила, что теперь готова, и стала набирать номер.

– Дуглас, – решительно начала она, чтобы отрезать себе путь к отступлению и не передумать. – Мне нужно кое-что сказать тебе.

– О Фарнхэме? – В его голосе проскользнуло раздражение. Возможно, он ждал важного клиента. Дуглас не переносил, когда его отвлекали от дел.

Но, если честно, он никогда не скрывал раздражения, разговаривая с ней. Если, конечно, при этом не присутствовали посторонние или если он не выпил уже две-три порции виски и не размечтался о сексе. Тогда он становился таким приторно-слащавым, каким только может быть мужчина.

К горлу опять подступила тошнота.

– Нет, не о Фарнхэме, – проговорила она, сердясь на себя за то, что невнятно произносит слова. Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она затеяла весь этот разговор потому, что пьяна. – Это о нас.

– А? – В голосе Дугласа прозвучало сомнение, как будто он ослышался. – Что еще там о нас?

– Я не выйду за тебя.

Фраза вылетела у нее торопливо, на одном дыхании. Но по крайней мере она это произнесла. Келси обернулась к открытому окну, и на нее повеяло благостным дыханьем прохладного ветерка.

– О чем ты там говоришь? – угрожающим тоном, уверенный, что одно это поставит ее на место, спросил Дуглас.

– Я не выйду за тебя, – повторила она, отчеканивая каждое слово. – Свадьба отменяется. Помолвка отменяется. – Она набрала воздуху в легкие. – Сделка тоже.

– Ну, неужели? – В его голосе послышалось самодовольство, как будто слово «сделка» напомнило ему, что у него в запасе козырной туз. – Ты хочешь, чтобы твой папаша сел в тюрьму?

– Не совсем так, – обдумывая каждое слово, ответила она. Только бы не подвела голова и не заплетался язык! – Отцу нужна профессиональная помощь: врачи, адвокаты… Люди, которые помогут ему, а не просто будут прикрывать его грехи, его болезнь. Помогут ему встать на ноги. – Ей очень хотелось поверить в свои слова. – Может быть, ему придется сесть в тюрьму. Не знаю. Посмотрим.

– Может быть? – с ледяным злорадством расхохотался Дуглас. – Может быть, придется сесть в тюрьму? Послушай меня, дорогая. Если ты сейчас отступишься, гарантирую тебе, что твой папаша сгниет в тюрьме.

– Может быть, – упрямо повторила она.

– Черт возьми, Келси, ты что, напилась, что ли? Ты говоришь, как пьяная. Или просто сдурела?

За стенами дома, как дикий зверь, готовый к прыжку, прорычал гром.

– Послушай меня, – тем же угрожающим голосом продолжал Дуглас. – Сиди там, где сидишь. Никуда не уходи. Я еду домой. Буду через два часа и тогда покажу тебе кое-что.

– Нет, – по-прежнему стояла на своем Келси. – Я ничего не хочу видеть.

– Захочешь! Это долговая расписка твоего отца. Он вор и отправится за решетку. Надо было показать тебе это сразу. Тогда у тебя не появилось бы таких идиотских мыслей.

– Нет, – упорствовала она. Комната осветилась ослепительной вспышкой молнии. – Я не передумаю.

– Ничего, ничего, передумаешь. И, смотри, больше не пей. Когда приеду домой, кое-что расскажу тебе о жизни, дорогая.

Но ее била дрожь, голова шла кругом, и она не могла больше слушать.

– Прощай, Дуглас, – сказала она и трясущимися, как желе, пальцами положила трубку. – Прощай, – прошептала она. Затем, не давая себе успокоиться, опять схватилась за телефон и набрала номер отца. Я должна предупредить его. Нам предстоит сделать так много, а времени в обрез. Мы должны нанять адвоката…

Телефон в их маленькой квартирке звонил и звонил, но никто не отзывался. Она сжала трубку в руках. Какой бар, какой ипподром заманил его к себе сегодня, хотя он больше всего нужен мне?

Она неожиданно расплакалась. Слезы катились по щекам, по шее, а она все сидела и сидела с трубкой в руках, прислушиваясь к приближающимся раскатам грома и безнадежно повторяющемуся телефонному гудку.

Стука в дверь она почти не слышала. Не взглянула, даже когда вошел кто-то.

– Келси!

Она наконец повернула голову. В дверях стоял Брэндон. Хотя в полутьме он был едва виден, Келси поняла, что и он только что из душа. От него пахло свежестью и чистотой. Услышав этот запах, она как дурочка снова разревелась.

– Келси, что случилось?

Он закрыл за собой дверь, быстро подошел и опустился на колени рядом с ней.

– Что случилось?

Увидев в руках у Келси телефонную трубку, Брэндон взял ее и приложил к уху, лукаво улыбнулся и положил трубку на рычаг.

– Кому ты звонила?

– Отцу, – расстроенным голосом произнесла она и, устыдившись своих слез, стала вытирать подбородок, потом щеки. – Его нет дома.

Увидев рядом с телефонным аппаратом бутылку вина, Брэндон ничего не сказал, только нагнулся и смахнул слезу с ее лица.

– Ну, это же не смертельно, правда? Он скоро вернется.

– Но он нужен мне сейчас, – сказала Келси, уставившись на свои руки, беспомощно лежавшие на коленях. – Мне нужно, чтобы он забрал меня домой.

Она почти кричала, но ничего не могла с собой поделать. Подкреплявшие до сих пор ее волю винные пары улетучились, оставив после себя вязкое месиво вышедших из-под контроля эмоций. И все же она старалась справиться со слезами, чтобы он не счел ее истеричкой.

Келси непроизвольно потянулась к стаканчику, хотелось возвратиться в безмятежный мир, который еще недавно дарило ей вино, однако Брэндон молниеносно перехватил ее руку.

– Келси, дорогая, – проговорил он, – тебе этого не нужно.

Она наконец собралась с силами и посмотрела на него. По его глазам она прочла, что беспокоиться ей нечего. Это был Брэндон, а не Дуглас, который просто приказал бы ей вести себя прилично. И не отец, который сам настолько нуждался в поддержке, что не переносил в Келси никаких слабостей.

Нет, каким-то чудом это оказался Брэндон, обладавший даром сочувствия. Это Брэндон, чья сила – бездонная чаша, чьи глаза полны понимания, даже когда он видит бутылку, виновницу ее несдержанности. Ну как можно не любить этого человека?

– Помоги мне, Брэндон, – давясь слезами, в отчаянии взмолилась она. – Все так безнадежно! Какая-то жуткая, страшная неразбериха. Я не знаю, что мне делать.