Запретные навсегда

5

САША

Каким-то образом мне удается сдерживать дрожь, пока Арт не выходит из комнаты, сердито хлопнув за собой дверью. Мне кажется, что я лежу так очень долго, обхватив себя руками, поворачиваясь на бок, дрожа от слез, бегущих по моему лицу. Все это намного хуже, чем я когда-либо могла себе представить. Я никогда не думала, что Артуро был частью того, что случилось с Максом, или насколько глубоко все это укоренилось. Я утыкаюсь лицом в подушку, пытаясь разобраться со своим горем, страхом и замешательством, обрести хоть какое-то спокойствие, чтобы решить, что делать.

Почему все эти семьи хотят убивать друг друга и своих собственных детей? Здесь так много насилия. Брат Макса был убит, Макс отомстил из понятной мести, а затем цикл продолжился, и кто-то решил отомстить Максу, местью, в которой Арт решил принять участие, ради денег и власти. Мой собственный отец, намеревается убить меня, чтобы скрыть свои собственные грехи. Может быть, Макс был прав, тупо думаю я, дрожа там, посреди кровати. Может быть, мне следовало убежать из этого мира как можно дальше и быстрее. С уходом Макса здесь для меня больше ничего нет, но я все равно по-настоящему в ловушке, как кролик в силке.

Может быть, мне следовало послушаться Виктора. Я представляю себя снова в Нью-Йорке, находясь эти последние недели в одиночестве в безопасном доме, охраняемом людьми Виктора, изолированной и, вероятно, в безопасности. Если бы я это сделала, был бы Макс все еще жив? Без меня, под его защитой, нуждающейся в ней больше, чем когда-либо после того, как всплыла информация о моем отце, почувствовал бы он необходимость жениться на Адриане? За ним все равно кто-то охотился бы, кто-то, с кем Арт решил работать, но, если бы не отвлекающая вечеринка и раскол в лояльности после того, как Эдо отозвал свою охрану, расстался бы Макс с жизнью? Или он был бы защищен, и ему нужно было беспокоиться только о себе?

Я сведу себя с ума, пытаясь изменить прошлое. Я знаю, что это правда. Я изо всех сил стараюсь не оглядываться в прошлое, не думать о том, что я могла бы сделать по-другому, чтобы не оказаться в том грузовом самолете или на том складе. Выбор, который я могла бы сделать. Но теперь, когда за это расплачиваюсь не только я, мне все труднее убеждать себя, что все это в прошлом. Если бы я осталась, если бы я приняла предложение Виктора о конспиративной квартире вместо того, чтобы просить Макса взять меня с собой, многое было бы по-другому. Максу не пришлось бы так стараться защитить меня, Арт никогда бы меня не увидел, и меня бы здесь не было. Но и многих других вещей тоже не случилось бы.

Никаких дневных прогулок по виноградникам, когда Макс рассказывал мне о своем детстве, никаких дегустаций вин и фильмов, пока мы ужинали вместе на диване. Я бы не почувствовала, как губы Макса скользят по моему телу, когда он прижимал меня к своему столу, или не проснулась бы с ним в его постели. Так много поцелуев и прикосновений, так много моментов, так много воспоминаний, которые все были бы потеряны, если бы я осталась, и я не могу заставить себя пожелать, чтобы они исчезли, даже если в конечном итоге мне станет хуже, чем раньше.

Изменила бы я это, если бы это изменило концовку для нас? Часть меня рада, что я не знаю ответа на этот вопрос, когда я зарываюсь лицом в подушку и даю волю слезам. Я чувствую себя опустошенной горем, раздавленной им. Почти забавно думать, что Арт угрожает мне моей собственной смертью, если я не подчинюсь ему, когда именно его действия, наконец, довели меня до точки, когда я не уверена, волнует ли меня это больше. У меня так много всего в жизни впереди, и я не думаю, что смогу прожить все это, зная, что Макс ушел навсегда.

Когда я проплакала так долго, что у меня еще больше разболелась голова, и все мои слезы высохли, я, наконец, оторвалась от кровати, одеяло теперь было испачкано слезами и кровью в дополнение к желчи, которую я выплевывала на Арта. Я чувствую легкий укол вины, зная, что менять постель придется какому-нибудь бедному домашнему работнику, но больше всего на свете я просто чувствую оцепенение. Я хочу, чтобы все это закончилось, так или иначе.

Душевая кабина такая же роскошная, как я и ожидала. Я знаю, что делает Арт, пытается показать мне альтернативу продолжению борьбы с ним, жизнь, которая соответствовала бы тому, к чему я привыкла жить у Виктора и в поместье Агости… Только на этот раз в качестве его домашнего любимца, его игрушки.

Это не то, чему я когда-либо подчинилась бы. Я чувствую отвращение к себе за то, что вообще когда-либо находила его заигрывания лестными, что я когда-либо наслаждалась его вниманием, даже если меня никогда не интересовало бы ничего, кроме случайного флирта. Я была наивна и думала, что он говорит искренне, хотя и немного властно.

Я была чертовски неправа.

Я остаюсь в душе так долго, как только могу, натирая кожу до розового цвета, включая воду настолько горячую, насколько могу это выдержать. Мне хочется кричать, хочется колотить кулаками и головой по твердым серым каменным плиткам, но я знаю, что это не поможет. Я должна держаться за те крупицы здравомыслия и мужества, которые у меня еще остались, если я собираюсь пройти через это. Если я собираюсь дать отпор и помешать Арту взять то, что он хочет.

Он достаточно ясно показал, что у него вспыльчивый характер. Если я разозлю его достаточно сильно, причиню ему достаточно боли в процессе, он может просто потерять самообладание и убить меня. Это будет не быстро, но это лучше, чем позволить ему заполучить меня. В данный момент я бы почти предпочла, чтобы он передал меня моему отцу. Я не знаю ничего, что стоило бы из меня вытягивать, и русская пуля была бы быстрее, чем быть любимицей Арта или чтобы он забил меня до смерти.

Я опускаюсь на кафельный пол душа под горячую струю, обхватывая руками колени. Я не знаю, как до этого дошло так быстро, когда я размышляла о различных способах своей смерти, находясь в незнакомом месте. Я даже не знаю, кому принадлежит этот дом, уж точно не Артуро, и я не знаю, где я нахожусь.

— Макс, — я тихо шепчу его имя, звук застревает у меня в горле, когда я прижимаюсь лбом к коленям. — Я этого не вынесу. Я не смогу.

Единственный мужчина, которого я когда-либо любила… мертв.

Когда я наконец выхожу из душа, вытираюсь насухо полотенцем и обертываюсь им, я чувствую себя оболочкой от себя прежней. Я оставляю грязное платье на полу, а свои украшения на тумбочке, возвращаюсь в спальню и останавливаюсь в удивлении.

Пока я была в душе, кровать была разобрана и застелена свежим бельем, а в ногах ее лежала стопка одежды. В передней части шкафа также висит платье, длинное и кроваво-красное, на тонких бретельках и с очень низким v-образным вырезом.

Я морщу нос, неуверенная в том, что оно там делает. Когда я подхожу ближе к кровати, то вижу записку поверх стопки одежды, написанную на толстом картоне тяжелым, резким почерком.

Эта одежда для тебя, Саша. Мы с Эдо ожидаем, что ты присоединишься к нам за ужином сегодня вечером в его официальной столовой, надев предоставленное платье. Если, конечно, ты не предпочтешь присоединиться к нам голышом.

Арт

Я беру записку, перечитываю ее еще раз, а затем сжимаю в кулаке и швыряю через всю комнату, стиснув зубы, чтобы не закричать. Все в этом приводит меня в бешенство, своеволие, то, как Арт называет Кашиани по имени, как будто Арт имеет равный статус, намек на то, что я могла бы присоединиться к ним в обнаженном виде, настойчивое требование, чтобы я надела то, что он мне подарил. Даже Макс называл Эдо Доном Кашиани, когда рассказывал мне о приеме, а позже — Эдо Кашиани, но никогда не называл его просто по имени. Это просто еще один пример того, насколько чертовски высокомерен Артуро. Сбросив маску обаяния и лести, я с каждым общением все больше и больше понимаю, почему Макс чувствовал себя именно так.

Я не хочу надевать это гребаное платье, и я определенно не присоединюсь к ним голой. Вместо этого я хватаю одежду с кровати, надевая нижнее белье, джинсы и шифоновую блузку без рукавов. Лифчик мне слишком велик, и после минутного колебания я надеваю его без него. На блузке над моей грудью есть оборка, придающая мне, по крайней мере, некоторую скромность.

Я заползаю на кровать, снова сворачиваясь в клубок, мои мокрые волосы прилипают к щекам. Измученная, я снова проваливаюсь в сон.

Я снова просыпаюсь от громкого стука в дверь. Я почти уверена, что это Арт пришел будить меня к ужину, и я сонно приподнимаюсь, вытирая липкие, воспаленные глаза. Моя голова все еще раскалывается, и я ничего так не хочу, как остаться в постели навсегда, но я также не хочу, чтобы он приходил и вытаскивал меня отсюда.

— Я иду! — Рявкаю я, когда стук раздается снова, на этот раз сильнее. Я подхожу к двери, распахиваю ее и, как и ожидалось, на пороге стоит Арт. На нем темно-серый костюм, мало чем отличающийся от того, в котором я видела Макса прошлой ночью, и мой желудок снова переворачивается, хотя сейчас мне нечем на него блевать несмотря на то, что мне хочется этого больше, чем когда-либо, когда я замечаю, что под ним на нем красная рубашка, почти того же цвета, что и платье, которое мне предоставили.

— Ты не одета. — Арт неодобрительно смотрит на меня свысока. — А твои волосы… Ты спала?

— Я не знаю, что еще мне можно делать. Пялиться в стену и размышлять о моей грядущей кончине? Я свирепо смотрю на него. — И я одета. Ты, конечно, знаешь разницу между одетой женщиной и обнаженной, со всем твоим опытом?

Арт ухмыляется.

— Больше, чем ты можешь себе представить. Я выебал на своем пути большую часть Европы, Саша. Уверяю тебя, я видел больше красивых женщин, раздевающихся ради меня, чем ты можешь себе представить.

— Отвратительно. — Я вызывающе вздергиваю подбородок. — Я спущусь к ужину. Но платье не надену.

Арт делает шаг вперед, его тело заполняет дверной проем, когда он опирается на него одной рукой, нависая надо мной. Может, у него и не такой вес, чтобы запугать меня, но он значительно выше меня, и выражение его лица заставляет меня чувствовать себя ничтожеством, как никогда.

— Не веди себя как ребенок, Саша. Надевай платье и жди меня здесь, в холле. У тебя есть десять минут. И сделай что-нибудь со своими гребаными волосами. — Он откидывает спутанную прядь, и мне приходится приложить все силы, чтобы не ударить его по лицу. Не потому, что меня так сильно волнует, что он ответит, а потому, что я, скорее всего, сломаю себе руку. Я понятия не имею, как нанести удар.

— Я проведу расческой по волосам, если это заставит тебя замолчать, — шиплю я на него. — Но я не надену это гребаное платье.

Что-то в его лице мгновенно застывает, появляется выражение такой абсолютной жестокости, что мой желудок сжимается и выворачивается, несмотря на все мои попытки быть храброй. Рука Арта сжимается на моем плече достаточно сильно, чтобы причинить боль, и он с силой вталкивает меня обратно в комнату.

Я приземляюсь плашмя на задницу. Каким-то образом, вопреки всему, мне удается не закричать. Однако боль от удара о твердую древесину пронзает мой копчик и мучительно поднимается вверх по позвоночнику. Прежде чем я успеваю встать, Арт заходит в комнату вслед за мной, захлопывает дверь и щелкает замком. Он стоит там, загораживая дверь, с убийственным выражением лица.

— Я сейчас же кладу конец этому хамству, — рычит он. — Надень платье, Саша.

Каким-то образом мне удается заставить себя подняться из этой недостойной позы на ноги.

— Я сказала нет.

— Я сам раздену тебя и одену, если понадобится, — рычит Арт, его глаза сузились, когда он смотрит на меня. — Я даю тебе последний шанс, Саша. И если ты сделаешь это еще сложнее, я могу раздеть тебя и повести вниз голой, вместо того чтобы предоставить тебе возможность оставаться одетой. Я могу заверить тебя, что и Эдо, и я получили бы огромное удовольствие от этого зрелища.

Я верю ему. Как бы сильно я ни хотела стоять на своем и продолжать сопротивляться, я также знаю, что Арт, в конце концов, сильнее меня. Я могу дать отпор, я могу бить кулаками, пинать и царапать, и я могу сделать так, чтобы он тоже спустился вниз окровавленный. Но я знаю, что пойду с ним, такая же избитая и окровавленная, а если я продолжу его злить, то и голая. Я знаю, что ему понравилось бы унижать меня таким образом.

— Прекрасно, — выдавливаю я из себя. — Выйди за дверь, а я переоденусь.

Арт ухмыляется.

— О нет, mia bella. Я уже давал тебе этот шанс. Ты переоденешься прямо здесь, пока я буду наблюдать и следить, чтобы ты делала так, как я тебе сказал. Кроме того… — Его глаза скользят по мне, и я вижу, как его язык проводит по нижней губе, как будто он представляет, какая я на вкус. От этого у меня снова переворачивается желудок. — Пришло время мне увидеть, чем мой брат был так увлечен, что ради этого нарушил пожизненный обет безбрачия.

Одно это заявление вызывает у меня желание упереться и отказаться. Я не хочу, чтобы кто-то, кроме Макса, когда-либо снова видел меня обнаженной, я ненавижу, что кто-то еще когда-либо уже видел. Но хуже, чем раздеваться перед Артуро в этой комнате, было бы сидеть голой за обеденным столом, вынужденной есть под пристальным взглядом его и еще одного мужчины все это время.

— Сделай это сейчас, Саша, — говорит Арт низким и угрожающим голосом. — Или я сорву с тебя эту блузку, и мне это понравится. Возбуди меня слишком сильно, и мы можем даже пропустить салат.

Я с трудом сглатываю, борясь с болезненным чувством осознания того, что проиграла. Медленно, стараясь не дать слезам навернуться на глаза, я тянусь к пуговице джинсов и расстегиваю молнию вниз. Я сбрасываю их со своих бедер грубым, быстрым движением, выдергивая из них ноги и пытаясь сделать это как можно более несексуальным. Последнее, чего я хочу, это устроить этому мудаку стриптиз.

— Хорошо. — Взгляд Арта скользит вверх по моим ногам, останавливаясь на промежутке между бедрами, задерживаясь на черных хлопковых трусиках, которые мне дали.

— Ты немного худовата, не так ли? Но это не имеет значения. У тебя скоро будут изгибы, которые я хочу. — Он кивает в мою сторону. — Теперь сними блузку.

Я стискиваю зубы, жалея, что не надела бюстгальтер сейчас хотя бы для того, чтобы добавить еще один слой, прежде чем Арт увидит все, чего я не хочу, чтобы он видел. По выражению его лица я вижу, что его терпение на исходе, и когда он поворачивается ко мне, словно желая взять себя в руки, я поспешно делаю шаг назад.

— Я сделаю это, — рявкаю я, хватая подол и стягивая его через голову. Я чувствую прохладный воздух комнаты на своей обнаженной груди, от которого против моей воли напрягаются соски, за мгновение до того, как отбрасываю блузку в сторону и вижу голодный взгляд Арта, сфокусированный на моей груди.

— Прелестно, — выдыхает он. — Просто идеальный размер. То, что я не могу дождаться, чтобы сделать с тобой…

Я проглатываю подступающую тошноту, стискивая зубы, чтобы сдержать ее и слезы. Не показывай слабости, говорю я себе, прокричав это в своей голове. Не позволяй ему видеть, что ты чувствуешь. Веди себя так, будто тебе все равно.

Я подхожу к шкафу, протягивая руку за платьем, но резкий голос Арта останавливает меня.

— Что ты делаешь, Саша?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, смущенная и раздраженная.

— Я надеваю это гребаное платье.

— Пока нет. — Он кивает в сторону моих бедер. — Сними это.

— Что? — Я в ужасе смотрю на него. — Нет, я не буду снимать свои гребаные трусики…

— Саша… — В его голосе слышится явное предупреждение. — Сделай это сейчас, или я сделаю это за тебя.

Это последнее, чего я хочу. Я не хочу быть полностью обнаженной под платьем, но еще меньше я хочу, чтобы руки Арта были так близко ко мне.

— Я ненавижу тебя, — выдавливаю я сквозь зубы, стягивая хлопчатобумажные трусики с бедер. Некоторое время назад я побрилась в надежде, что мы с Максом снова окажемся в постели и ему это понравится, а теперь жалею, что сделала это. Я бы все отдала за какой-нибудь барьер между моей кожей и глазами Арта.

— Мм. — Стон удовольствия, который он издает, вызывает у меня волну отвращения. — У тебя такая хорошенькая киска, Саша. Я позабочусь о том, чтобы трахнуть ее так, как она того заслуживает. — Он кивает в сторону платья. — Если ты будешь хорошей девочкой сегодня вечером и будешь вести себя прилично, мои пальцы не окажутся внутри тебя за обеденным столом.

Он ухмыляется мне, и у меня по коже пробегает холодок.

— Если, конечно, ты не решишь, что хочешь, чтобы они были там. Тогда не стесняйся действовать, Саша. Может быть, я покажу тебя нашему хозяину. Пусть он увидит, как красиво ты кончаешь, когда по твоему лицу текут слезы.

Надеть платье стало легче, чем это было раньше. Я бы надела что угодно, лишь бы снова быть одетой. Я ненавижу стоять обнаженной перед Артом, видеть, как его глаза жадно обшаривают меня, так похожие на глаза Макса, за исключением намерений. Это все равно что видеть перед собой злобное изображение Макса, если бы кто-то попытался нарисовать его по памяти, другого, но все равно достаточно близкого, чтобы это было еще более отвратительно, когда Артуро дает мне понять, как сильно он хочет надругаться надо мной.

Я дергаю молнию вниз, стягивая тонкий шелковистый материал через голову. Я спешу прикрыться, но стараюсь быть осторожной, последнее, чего я хочу, это порвать платье и дать Арту повод в конце концов потащить меня вниз голой.

Он скользит по моему телу, цепляясь за меня во всех правильных или, в данном случае, во всех неправильных местах. Тонкий красный шелк облегает мою грудь и бедра, раскрываясь с обеих сторон до середины бедра. Усиленный v-образный вырез спускается к моим ребрам, выставляя на всеобщее обозрение мои груди с легким изгибом и нижнюю часть их, почему-то сексуальнее, чем если бы я была обнажена. На самом деле, я уже не уверена, что хуже.

Это платье предназначено для женщины, которая хочет, чтобы на нее смотрели, ею восхищались, ее вожделели после. Это совсем не я, и я чувствую себя в этом отчетливо неуютно, тем более, когда Арт делает шаг навстречу мне.

— Повернись, — приказывает он. — Чтобы я мог застегнуть на тебе молнию.

Я больше не хочу спорить. В этом больше нет смысла, по крайней мере, прямо сейчас. Выбирай свою битву, говорю я себе, но это становится сложнее, чем когда-либо, когда пальцы Арта скользят вверх по моей спине, проскальзывая под шелк, чтобы погладить бока моей груди, прежде чем он отводит руки назад, расстегивая молнию.

— Если ты будешь хорошо себя вести, — бормочет он, — я могу показать тебе, насколько хорошим я могу быть для тебя, Саша. Так не обязательно должно быть. Мне нравится боль… — Он скользит рукой вверх по моей груди, ущипнув сосок через шелк, достаточно сильно, что мне приходится прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. — Но мне также нравится доставлять удовольствие. Я с удовольствием сломаю тебя, mia bella, если понадобится. Но я бы наслаждался тем, что ты отдаешь мне себя не меньше.

Он поворачивает меня к себе лицом, и я поднимаю взгляд, собирая всю толику презрения, на какое только способна, на своем бледном лице.

— Тебе бы понравилось и то, и другое только потому, что это отнимает что-то у Макса, — выплевываю я. — Так что, если у меня есть хоть какое-то право голоса, ты меня никогда не получишь. Не добровольно и не насильно. Я не хочу доставлять тебе это удовольствие.

Выражение лица Арта снова становится уродливым.

— Ты так или иначе доставишь мне удовольствие, Саша. Выбирай сама. — Он убирает волосы с моего лица, проводя по ним пальцами. Они больно цепляются за спутанные пряди, и я невольно морщусь. — А смерть действительно лучше?

— Чем трахаться с тобой? Абсолютно.

Он смеется, холодным лающим звуком, когда отступает назад. — Иди причеши волосы. Быстро. Эдо ждет нас.

Я ненавидела мужчину, который изнасиловал меня на складе и украл мою девственность. Я ненавидела Алексея за то, что он сделал со всеми нами, но в данный момент я не уверена, что когда-либо кого-то ненавидела так сильно. Может быть потому, что это самая свежая боль, самая настоящая опасность, но я ненавижу Артуро с такой яростью, что мне кажется, будто от нее я могу разорваться по швам. Я скорее умру, чем позволю ему прикоснуться ко мне. Но я надеюсь, что прежде, чем это произойдет, у меня будет шанс причинить ему боль за то, что он сделал с Максом.

На этот раз я хочу быть тем, кто отомстит.