Запретный плод

4

— Ты была с ним любезна? — опасливо спросила сестра Джозефина.

Кэйси усмехнулась, стараясь не покраснеть.

— Разумеется. Почему бы мне не быть с ним любезной?

Сестры Джозефина и Джоан переглянулись. Вернувшись в лагерь, они мирно чаевничали после вечерней молитвы. Девочки уже легли спать.

— Мы знаем, как ты относилась к Сэсу Рэсбоуну, — заметила сестра Джоан.

— Мистер Рэсбоун и Джеффри Колдуэлл не имеют между собой ничего общего, — убежденно сказала Кэйси. Старикан Рэсбоун был человеком, имя которого обе монахини предпочитали не слышать, и она разделяла их мнение.

— Кроме того, — продолжала Кэйси, — эта страница моей жизни уже перевернута. Я не держу зла на мистера Рэсбоуна за то, что он тогда арестовал меня. В конце концов, это пошло мне на пользу, правда? Я уверена, что если бы он пережил эту зиму, то наши с ним отношения могли бы стать вполне цивилизованными. Думаю, с годами его характер должен был смягчиться.

— Мистер Рэсбоун никогда бы не смягчился, — возразила сестра Джозефина. — В свои восемьдесят три года он умер с тем же трудным характером, с каким жил.

Кэйси знала, что слово «трудный» в устах тети выражало высшую степень неодобрения. Даже застав прошлым летом одну из своих подопечных курящей марихуану посреди грядок с капустой и турнепсом, она назвала ее всего лишь «бедной заблудшей душой».

— Ты не смогла бы поладить с ним этим летом лучше, чем в прошлом, или позапрошлом, или поза-позапрошлом году, — добавила сестра Джоан.

Кэйси разлила по кружкам новую порцию чая.

— Может быть, и так, — вынужденно призналась она, — но мне хотелось бы думать, что он умер не таким вредным стариканом, каким жил.

— За это-то мы тебя и обожаем, Кэйси. Ты всегда была такой, даже когда тебе приходилось совсем несладко, — с теплотой в голосе произнесла сестра Джозефина. — Ты оптимистка. А Сэс Рэсбоун неизменно бывал доволен, даже счастлив, если мог кому-нибудь насолить.

— А уж нам особенно, — вставила сестра Джоан.

— Именно так, — с чувством подтвердила сестра Джозефина.

Кэйси спрятала улыбку. На протяжении почти тридцатилетней истории фермы Рэйнбоу тети воспринимали старого Рэсбоуна как ниспосланную на них кару небесную, как кость в горле.

С юго-востока его владения граничили с землями фермы. И он твердил каждому встречному-поперечному, если только его слушали, что это ужасно, когда тебе буквально в затылок дышит шайка визгливых, ни на что не годных малолетних правонарушительниц. Он находился в постоянном ожидании дня, когда они взбунтуются, низвергнут обеих, по всей видимости наивных, монахинь и, вырвавшись на свободу, посеют смуту во всем Беркшире. Для него было достаточно скверно уже и то, что они его соседи. А предложение сестер продать им маленький участок земли вдоль общей границы под небольшой дом, пригодный для круглогодичного проживания, или, может быть, даже под какие-нибудь летние постройки для нужд других школ Ордена Сэс Рэсбоун воспринял как объявление войны. Ну и, конечно, была еще та ужасная ночь шестнадцать лет назад, когда он поймал маленькую преступницу по имени Леонора Грэй, утопившую в реке всю его коллекцию ружей…

— Я правильно догадалась, что вы не отказались от своих планов расширить территорию летнего лагеря? — поинтересовалась Кэйси.

Сестра Джозефина сжала кружку в израненных на речных порогах руках.

— Но ведь девочкам тоже как никогда нужно пожить здесь летом. А какую пользу принесет всем нам зимний домик! Только подумай, что это будет значить для девочек!

— Мы хотим, чтобы мистер Колдуэлл знал, что мы хорошие соседи и не представляем угрозы ни для него лично, ни для его собственности, — продолжила сестра Джоан.

— И что мы нуждаемся в его помощи. События сегодняшнего дня все-таки подтвердили это. Ты согласна, Кэйси? — допытывалась сестра Джозефина.

…Кэйси вспомнила ужасную сцену, разыгравшуюся на реке. Джеффри находился в Беркшире всего сорок восемь часов, а уже успел стать ее участником. «Да уж, Джеффри Колдуэлл просто умирает от желания быть необходимым летней школе при монастыре Ордена Святой Екатерины. И у него такое положительное мнение о „маленьких хулиганках“, — между тем размышляла Кэйси. — А что он подумал об их добровольной преподавательнице классических языков, сразу упавшей в его объятия? Похоже, ему это пришлось по душе». Ей было также любопытно, пребывает ли он по-прежнему в шоковом состоянии.

Когда он сегодня сядет за вкусный горячий ужин и будет наслаждаться покоем и уединенностью своего жилища в горах, то у него вполне может возникнуть желание, чтобы учительница латинского языка в гольфах держалась от него подальше…

— Разумеется, — продолжала сестра Джозефина, не дождавшись ответа от Кэйси, — больше всего мы просто хотим быть в дружеских отношениях с новым соседом. И совсем не обязательно, чтобы это было выражено как-то материально.

Кэйси улыбнулась и пожала руки монахиням.

— Я люблю вас обеих, вы знаете это. Не беспокойтесь по поводу Джеффри Колдуэлла. Мы все прекрасно поладим, и, может быть, он все-таки согласится продать нам этот участок.

Однако позже, уже лежа в постели, Кэйси отнюдь не была уверена в том, что Джеффри продемонстрирует большую готовность оказать услугу Ордену Святой Екатерины, чем его предшественник. Да и зачем ему это? На то, чтобы провести первый за три года отпуск на другом конце страны, в одном из самых тихих и красивых уголков Беркшира, должны быть серьезные причины. Он, наверное, долго и настойчиво искал такое прелестное место, как владения Сэса Рэсбоуна, где можно насладиться тишиной и покоем. А Кэйси, как бы ни была она привязана к своим девочкам, слишком хорошо знала, что находиться от них на расстоянии, меньшем полета брошенного камня, значило не иметь на этот покой никакой надежды.

Она очень устала, ушибленная нога ныла. Кэйси закрыла глаза и представила себе миндалевидные зеленые глаза Джеффри, которые смотрели на нее с еле сдерживаемой страстью. Рано или поздно сестры Джозефина и Джоан заведут с ним разговор о продаже земли. Она знала, что так и будет. В конце концов, они ничего при этом не теряют. Джеффри ответит отказом. И это она тоже знала. Что тогда? Он еще больше отстранится от монахинь, их подопечных и от Кэйси. Так что у нее не будет возможности завести бурный летний роман, даже если бы она этого захотела.

О чем только она думает! Кэйси перевернулась на живот и принялась мысленно считать воображаемых овец, которые сначала превратились в байдарочные весла, а затем в капельки воды, сверкающие на загорелом теле Джеффри Колдуэлла. Ей не удавалось выбросить его из головы. Она никогда не встречала такого мужчину раньше. Зачем он приехал в Беркшир, если мог отправиться в любую точку земного шара? Зачем он поцеловал ее? Какой была его жизнь в Лос-Анджелесе?

Она испустила стон и сунула голову под подушку. Что с ней происходит? Ведь Джеффри Колдуэлл пробудет на Восточном побережье всего несколько дней и уедет. А она вернется в Вашингтон, к Магинну, к своим коллегам, к своей безмятежной, но лишенной естественной простоты жизни.

Наконец, пересчитав всех воображаемых овец, она забылась беспокойным сном.

На следующее утро Кэйси проводила занятия на поле, раскинувшемся на окраине лагеря. Укрывшись в тени раскидистого клена, она села на траву, подложив под больную ногу подушку, и извинилась перед ученицами, что не успела проверить их контрольные по греческому.

— Проверю к завтрашнему дню, — пообещала она.

Девочки понимающе переглянулись и захихикали.

Она посмотрела на них самым строгим взглядом.

— Я сказала что-то смешное?

Девочки выпрямились и хором ответили:

— Нет, мэм.

Кэйси меньше чем за два дня пребывания в лагере поняла, что именно эта группа подопечных Ордена Святой Екатерины прибегает к обращению «мэм», когда лжет или хочет скрыть какой-то совершенный поступок. Но что смешного нашли они в не проверенных вовремя контрольных?

Кэйси решила не заострять на этом внимания. Может быть, они по собственной инициативе скажут, что их так развеселило. Впрочем, она и сама могла легко догадаться. Каждой из этих маленьких «трудных девочек» было известно, что их взъерошенную преподавательницу классических языков, разбившую себе коленку, возил в больницу Джеффри Колдуэлл, последний объект их воздыханий и новый сосед. Им также было известно, что он привез ее обратно к себе на ланч в домик на берегу реки, где они были только вдвоем.

Двенадцатилетние девочки обладают сверхъестественной способностью знать все и обо всех.

— Страница семьдесят шестая, — произнесла Кэйси строго, — дательный падеж.

Она открыла нужное место в книге, ожидая, что ученицы последуют ее примеру, но не услышала привычного шелеста переворачиваемых страниц. Кэйси вздохнула. Значит, сегодня с девочками будет трудно.

Затем она услышала, как простонала Эмба:

— Ну разве он не великолепен!

Кэйси знала, что такую высокую оценку Эмба могла дать только мужчине или лошади. Она оторвалась от учебника и проследила за взглядом одиннадцати пар глаз, прищурившихся от ярких лучей августовского солнца. По лесной тропинке, которая пересекала старую проселочную дорогу, ведущую на территорию Сэса Рэсбоуна, поднимался Джеффри Колдуэлл. Кэйси постаралась придать своему лицу невозмутимое и бесстрастное выражение и закрыла книгу, заложив пальцем семьдесят шестую страницу. Она знала, что девочки будут внимательно наблюдать за ее поведением, и поэтому дала себе слово не терять самообладания.

А все-таки она не могла не любоваться, пусть и исподтишка, подтянутым высоким мужчиной, приближавшимся к ним. Легкий ветерок ворошил его темно-каштановые волосы. Стройную фигуру облегали синие брюки и полосатая рубашка. В самом деле, он был великолепен.

Наконец Кэйси перевела взгляд на своенравных учениц.

— Довольно, Эмба.

Увидев их, Джеффри приветственно помахал рукой, и все они, включая Кэйси, заметили его ослепительную улыбку.

— Дорого дала бы, чтобы не быть одетой в эту идиотскую форму, — проворчала Эмба.

Несколько девочек тут же ударились в воспоминания о пережитых накануне речных приключениях и своевременном появлении Джеффри Колдуэлла. Куда приятнее быть спасенными интересным мужчиной, чем двумя монахинями и преподавательницей латыни.

— Как вы думаете, мисс Грэй, может, нам следует выяснить, не нужно ли ему чего-нибудь? — спросила Люси с нарочитой скромностью.

К притворной застенчивости и обращению «мисс Грэй» девочки прибегали, чтобы добиться желаемого. Однако Кэйси не собиралась поддаваться на эту уловку, тем более в такой ситуации.

— Я уверена, мистер Колдуэлл сам знает, что ему нужно, — ответила она сухо.

— Может, он заблудился? — предположила Лесли.

Кэйси вынуждена была признать, что на этот раз ей не совладать со своими воспитанницами. Она и сама была не в состоянии в присутствии Джеффри сосредоточиться на упражнениях по употреблению дательного падежа. Так как же можно было требовать этого от двенадцатилетних девочек!

— Ну, с добрым утром! — приветствовал их Джеффри, приблизившись.

— Доброе утро, мистер Колдуэлл, — ответила Кэйси официально, помня, какой пример должна подавать своим подопечным. — Можем ли мы быть вам чем-нибудь полезны?

Он не отрывал глаз от ее хрупкой фигурки. Она сидела, прислонившись спиной к широкому стволу клена, вытянув больную ногу на подушке, и выглядела, по его мнению, еще прелестнее, чем накануне. Белокурые волосы блестели, длинные локоны были расчесаны и тщательно уложены. От вчерашнего взлохмаченного вида не осталось и следа. Вместо лагерной формы на ней был бледно-голубой сарафан, обнажавший покрытые легким золотистым загаром плечи, вместо спортивных тапочек — белые сандалии из тонких изящных переплетенных ремешков.

Ему до боли хотелось прикоснуться к ней, взять на руки, прижать к себе, раствориться в ней без остатка. Но рядом были эти маленькие хулиганки, наблюдавшие за происходящим, и она смотрела на него отрешенным «монашеским» взглядом. Джеффри вежливо улыбнулся и произнес:

— Сестра Джозефина пригласила меня на ланч. Как я понимаю, это и есть знаменитая ферма Рэйнбоу?

По его прозаическому тону Кэйси поняла: он даже не догадывается, что открывает новую страницу в истории летнего лагеря при монастыре Ордена Святой Екатерины. До сих пор ни один мужчина, за исключением забредшего сюда как-то по случаю священника и одного епископа — служителей англиканской церкви, — никогда не участвовал в трапезах монахинь и их воспитанниц.

— Время принятия пищи, — постоянно внушали они им, — это время молитв и раздумий, время, когда мы собираемся, чтобы ощутить нашу общность.

Появление посторонних в этот момент расценивалось как непрошеное вторжение.

Эмба поперхнулась и выпалила:

— Вы, наверное, шутите! Сестры никогда не приглашают мужчин на трапезу!

Остальные девочки радостным хором подтвердили правильность ее слов.

Кэйси вздохнула, порадовавшись, что Эмба не добавила «классных», своего обычного определения мужчин, подобных Джеффри Колдуэллу. Еще больше она была благодарна себе за свое предусмотрительное умолчание о его причастности к миру Голливуда. Джеффри же ничуть не был смущен. Напротив, он смотрел на нее с веселыми искорками в глазах.

— Как это было любезно со стороны сестры Джозефины — пригласить вас, — проговорила Кэйси, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. Она могла не обращать внимания на необдуманные замечания девочек, но ей никак не удавалось подавить те ощущения, которые вызывали у нее лишь одно присутствие этого мужчины!

— Ланч будет не раньше чем через час, но вы можете пока погулять по лагерю.

— А почему бы нам не показать его нашему гостю? — предложила Эмба.

Три или четыре девочки вызвались быть его экскурсоводами.

Джеффри окинул сидящих полукругом девочек, одетых в лагерную форму, и улыбнулся их наставнице. Воспитывать и обучать их было делом явно серьезным и нелегким.

— Мне бы не хотелось прерывать ваши занятия, — произнес он. — Не возражаете, если я просто поприсутствую?

Половина учениц затаила дыхание, ожидая ответа Кэйси. Другая половина тихо застонала от волнения и притворилась, что падает в обморок. Джеффри забеспокоился, не совершил ли он какую-нибудь ужасную ошибку, ведь ему давно не приходилось бывать в обществе двенадцатилетних девочек и никогда не приходилось — в обществе таких, как эти. Утром, прежде чем отправиться на ланч, он заставил себя припомнить все до единого предупреждения деда относительно своих соседей и засомневался, не будет ли лучше держаться от них подальше. Но затем он вспомнил мягкие, податливые губы Кэйси, желание, которое она в нем возбуждала, и понял, что просто не сможет удержаться от этого визита.

— Ну конечно, мы ничего не имеем против, — ответила Кэйси, поскольку отказ означал бы признание того впечатления, которое он на нее производит. Она повернулась к своим ученицам.

— Если вы будете отвлекаться из-за присутствия мистера Колдуэлла, мне придется попросить его удалиться. Понятно?

Они важно кивнули.

— Да, мэм.

Джеффри устроился в тени немного позади полукруга, образованного девочками, лицом к Кэйси. Эмба, Люси и Кана извертелись, чтобы видеть, как он усаживается, вытянув перед собой ноги, срывает травинку, прикусывает ее зубами и откидывается назад, опершись ладонями о землю.

Кэйси поняла, что урок превратится в сущее мучение. Даже если она сможет взять себя в руки и придать смысл тому, что говорит, то девочки наверняка не услышат ни слова из ее объяснений.

— Страница семьдесят шесть, — сказала она. — Дательный падеж.

Ей пришлось повторить это трижды, прежде чем все учебники были открыты в нужном месте. Эмба повернулась к Джеффри и прошептала ему что-то на ухо. Он покачал головой. Кэйси смерила их убийственным взглядом.

— Я только предложила ему пользоваться учебником вместе со мной, — попыталась оправдаться Эмба.

Кэйси продолжала:

— Дательный падеж употребляется в косвенных дополнениях…

Прошел час, но Кэйси была убеждена, что девочки по-прежнему не имеют ни малейшего представления о дательном падеже. Раздался сигнал, приглашающий к ланчу. Она отпустила их и, опершись на трость, поднялась.

Джеффри поддержал ее за локоть прежде, чем она выпрямилась.

— Извините, если я помешал занятиям. Как ваша нога?

— Прекрасно, — ответила она. — Только выглядит хуже, чем есть на самом деле.

— Никаких походов в горы?

— Как вы только что могли убедиться сами, — мрачно заметила Кэйси, — девочки так и не выучили дательного падежа.

Он приспособился к ее медленной и осторожной походке, пока они выходили из тени, отбрасываемой кленом, в открытое поле под палящие лучи солнца.

— Но тем не менее вы же не собираетесь нарушать режим и подвергать свою ногу нагрузкам хотя бы несколько дней? — Джеффри улыбнулся. — Ведь я обещал это доктору, помните?

— Вы не имели никакого права обещать ему что-либо.

Он пожал плечами.

— Но ведь именно я предупреждал вас, чтобы вы не валяли дурака и сидели тихо в своей байдарке!

— Вы кричали буквально следующее: «Проклятье, черт возьми!.. Женщина, не вылезайте из байдарки!» — Она сделала шаг вперед и посмотрела на своего спутника. Вид у него был самодовольный.

— А теперь я спрашиваю вас, мистер Колдуэлл, так как до сих пор у меня не было такой возможности, что, по-вашему, я должна была делать? Сидеть и ждать, как кисейная барышня, попавшая в беду, когда наш герой бросится на помощь?

Он остановился так резко, что гравий заскрипел у него под ногами. Кэйси обернулась и увидела свирепо сжатые челюсти и пылающие яростью глаза, устремленные на нее.

— Вам нужно было продолжать грести, чтобы вызволить свою чертову байдарку из опасного положения.

Она спокойно смотрела на него.

— Я не знала, как это сделать.

Джеффри не обратил внимания на ее слова, и взгляд его ни капли не смягчился.

— И вы не произвели на меня впечатление кисейной барышни, попавшей в беду, — рявкнул он. — Безрассудной и красивой дурочки — может быть.

— Ох, — выдавила она слабо.

— Кроме того, — продолжал он, понижая, насколько мог, голос и придвинувшись к ней, — называя меня мистером Колдуэллом, вы не сможете заставить меня забыть о том, что произошло между нами вчера.

— Я…

Кэйси вдруг замолчала. Он был совершенно прав: она перешла на официальный тон, потому что надеялась, что он забыл о вчерашнем. Не то чтобы ей этого захотелось… Просто она знала — тогда ей будет легче в течение последующих трех недель находиться на ферме Рэйнбоу.

— Я уже просто в изнеможении, прямо в какой-то прострации, — пробормотала она.

Джеффри удивленно поднял брови и вдруг рассмеялся, убедившись теперь окончательно в том, что поступил правильно, придя сюда.

— Прострация? Кто, черт побери, употребляет в наши дни это слово? Знаю, знаю: люди, преподающие латынь и греческий ради собственного удовольствия.

— Вообще-то, — тихо заметила она, почувствовав странное облегчение от его низкого, приятного смеха, — это слово неизвестного происхождения. — Встретив устремленный на нее потемневший взгляд, она улыбнулась и призналась в том, в чем до сих пор призналась только одному человеку в мире — своему отцу. — Заглядывать время от времени в O.E.D. [1] — мое хобби.

— Вы хотите сказать, что я совершенно околдован женщиной, которая увлекается чтением Оксфордского словаря? — Протянув руку, Джеффри накрутил на палец ее золотистый локон, но тут же отпустил его. Он тоже не забывал, где они находятся и кто может наблюдать за ними.

— Моя дорогая Кэйси, в мои намерения входит дать вам представление о куда более волнующих и приятных впечатлениях.

Она уже собиралась ответить, но передумала и двинулась дальше через поле.

— Надо идти, если мы не хотим опоздать к ланчу.

— Не уверен, что готов к этому испытанию, — пробормотал Джеффри, шагая рядом с ней. — Обещайте прийти на помощь, если меня атакуют ваши девицы? Я даже представить себе не мог, что от этих пострелят у меня буквально волосы могут встать дыбом. Они вам симпатичны? Я имею в виду, как личности?

— Когда как.

— Ясно. — Он помолчал в раздумье. — Но все-таки что же привело их в лапы к сестрам?

— О, обычные обстоятельства: наркотики, беременность, воровство, хулиганство и все прочее в этом роде.

— Как мило.

— Они неплохие, — быстро сказала Кэйси. — Во всяком случае, не такие уж плохие. Я думаю, все зависит от вашего отношения к ним. Они попали в беду и знают об этом, а теперь стараются наладить свою жизнь. Это нелегко. Любовь и забота сестер им необходимы больше, чем многим их сверстницам.

— У сестер бывают неудачи?

— Несомненно. Но удач намного больше. Они набирают воспитанниц в возрасте от десяти до двенадцати лет и в течение двух лет занимаются только ими. Те, которые начинают вести себя лучше, возвращаются в свои семьи, учатся в государственных или частных школах. Но некоторым приходится продолжать обучение по специализированной программе. У всех жизнь складывается по-разному. Девочки, которые сейчас находятся на ферме Рэйнбоу, — новый набор. А первое лето — всегда самый трудный период.

Джеффри скупо улыбнулся.

— Мне крупно повезло.

— Да, вам повезло, — повторила она и усмехнулась в ответ, стараясь скрыть свою напряженность. Ее тети хотели иметь в лице Джеффри Колдуэлла доброжелательного соседа, и она не могла рисковать складывающимися взаимоотношениями.

— При монастыре Ордена Святой Екатерины действуют еще две школы в Вирджинии. У них несколько другой уклон. Я вам говорила, что у девочек, живущих в этом лагере, довольно высок интеллектуальный уровень? В каком-то смысле это усложняет их проблемы.

— И вы получаете удовольствие, помогая им?

— Думаю, слово «удовольствие» здесь не вполне уместно…

— Тогда что это, Кэйси? — Его вопрос прозвучал совершенно серьезно. — Вы продолжаете приезжать сюда, не так ли? Восемь лет, разве не хватит?

— Я люблю Беркшир, — без должной уверенности в голосе ответила она.

— Тогда почему бы не снять на месяц коттедж? Поехать в Танглвуд, побывать в Вильямстаунском театре. Или просто сидеть на траве и любоваться заходом солнца, попивая джин с тоником. — Джеффри расстроенно развел руками, затем сунул их в карманы, с присвистом вздохнув. — Простите, я не должен был этого говорить. Это не мое дело, как вы проводите свой отпуск.

— Ничего, ничего, — промямлила она. — Все нормально, правда! Я и не жду от вас понимания.

Они подошли к столовой, и Джеффри украдкой пожал ей руку.

— Мы продолжим наш разговор позже, хорошо?

Сестры Джоан и Джозефина приветствовали Джеффри так же вежливо и доброжелательно, как приветствовали бы преподобного Алистера Грэя, их брата и попечителя вверенной им школы, или даже Сэса Рэсбоуна. Они никому не отдавали предпочтения. Джеффри ответил им с той же учтивостью и даже проявил заинтересованность, когда они предложили ему осмотреть территорию лагеря целиком, с помещениями для различных видов работы и отдыха.

Кэйси занималась распределением предобеденных обязанностей между воспитанницами.

— Мне кажется, она ему нравится, — прошептала рядом с ней Люси.

— Ничего подобного, — не согласилась Эмба голосом, весьма далеким от шепота. — Такой парень никогда не станет волочиться за праведницей вроде Кэйси.

— За ней тоже водились грешки в юности, — возразила Люси, как будто это относилось к числу достоинств их учительницы.

— А, ерунда!

— По тем временам, может, и не ерунда!

— По тем временам? — Кэйси повернулась к девочкам. — Вы могли бы сплетничать обо мне не тогда, когда я стою рядом с вами! Эмба, разве ты не должна заниматься приготовлением сандвичей? А ты, Люси, кипятить воду?

Обе было запротестовали, но все же отправились выполнять свои обязанности. Кэйси слишком хорошо знала, что двенадцать лет — трудный возраст, но именно эта группа девочек, и Эмба особенно, еще больше усложняли все тем, что отчаянно хотели быть взрослее. Они не находили в своей жизни ничего такого, из-за чего стоило бы задерживаться на этом рубеже. Кэйси могла припомнить те страдания, которые причиняли ей девические увлечения, тоску по кому-то далекому, недосягаемому. Но если она и страдала, то всегда хранила это в тайне. С большинством этих юных созданий все было по-другому. Впервые за все годы добровольного летнего пребывания на ферме Рэйнбоу она не чувствовала, что у нее много общего с ними, что она может многое для них сделать. Вероятно, Джеффри прав, и восемь лет — достаточный срок, чтобы выдохнуться.

Невольно она взглянула на высокого мужчину, стоящего между двумя одетыми в серое монахинями. Может быть, у нее все-таки и есть что-то общее со своими воспитанницами: она тосковала по Джеффри Колдуэллу, но, скорее всего, он был так же недосягаем для нее, преуспевающей деловой женщины из Вашингтона, как и для Эмбы, двенадцатилетней девочки. Кэйси вздохнула, почувствовав внезапную усталость и смятение.

Джеффри и его собеседницы направились к столу, сервированному с обычной аккуратностью и простотой. На деревянных тарелках были разложены бутерброды с арахисовым маслом и джемом, стояли супница с бульоном из куриных голов и корзиночка с печеньем. На десерт предполагалось подать фрукты.

— Я хочу, чтобы вы вели себя прилично, — предупредила Кэйси своих подопечных, понизив голос. — Не слишком наседайте на мистера Колдуэлла, хорошо? «Без сомнения, по их меркам они ведут себя прилично», — думала Кэйси во время обеда. Но по мнению самой Кэйси, они все-таки слишком забросали гостя вопросами. Она уже подумывала положить этому конец, однако решила понадеяться на тетушек. Те сохраняли спокойствие. Возможно, если бы Джеффри как-то проявил нетерпение или раздражение, они и вмешались бы. Он же искусно, без тени бахвальства отбивался от любопытных девочек, своим спокойствием охлаждая их пыл. Когда он как бы между прочим сообщил, что представляет интересы актеров и актрис Калифорнии, ни одна из воспитанниц и глазом не моргнула. Позабавленная этим, Кэйси предположила, что они просто хотели поразить Джеффри своей искушенностью в светских делах.

— Вы, наверное, должны знать всех знаменитостей, — наконец заметила Эмба. Ее глаза горели от возбуждения, как будто и на нее лег отблеск славы и богатства.

Джеффри снисходительно улыбнулся.

— Некоторые из них даже мои клиенты.

Девочкам с трудом удалось усидеть на месте.

— Кто? — спросили четверо из них в один голос.

Он рассмеялся и назвал три имени, известных всем присутствующим, включая двух монахинь, которые редко ходили в кино или смотрели телевизор. Кэйси была более чем удивлена. Несомненно, Джеффри преуспевал. Она попыталась представить себе, какой образ жизни он ведет, и не смогла. Это беспокоило ее. Он не мог жить так, как описывали светские журналы… Или все-таки мог? Помпезность и романтический ореол, секс и наркотики, неразборчивость в средствах достижения цели и жульнические сделки — неужели все это было частью жизни Джеффри Колдуэлла? Нет, невозможно! Он проводил свой отпуск здесь, в Беркшире, наслаждаясь покоем и уединением, даруемыми горами. Нет, он был другой.

Но разве не он поцеловал ее буквально через несколько минут после знакомства? А что, если именно его опытность, умение обращаться с женщинами и привели ее внезапно и стремительно в такое возбуждение?

Ради Бога, продолжала размышлять Кэйси, злясь на себя. Ведь он сидит здесь и уплетает бутерброд с арахисовым маслом и джемом! Что может быть более нормальным?

— Как же вышло, что вы попали в такую дыру, как эта, да еще ездите на таком драндулете? — нахально поинтересовалась Эмба.

Сестры-монахини уже раскрыли было рты, чтобы сделать ей строгий выговор, но Джеффри только рассмеялся.

— Ну, я бы не назвал Беркшир дырой. А пикап я унаследовал от своего деда, как и дом, и землю, после его смерти.

«Деда»?! Кэйси замерла и сидела не шевелясь.

Джеффри, внешне невозмутимый, налил себе стакан воды. Сестра Джоан усадила его на край длинной деревянной скамьи рядом с Кэйси так близко, что он бедром касался ее ноги. Это было ему приятно. Видимо, ей тоже, поскольку она не делала попытки отодвинуться. Однако теперь он почувствовал, как по ее спине время от времени пробегает мелкая дрожь. Никогда еще его мыслями так быстро и бесповоротно не завладевала ни одна женщина. Он не желал ни рассердить ее, ни причинить ей боль или сделать что-то такое, что помешало бы их сближению. Но это не могло служить оправданием лжи, хотя бы и ради спасения. Эмба задала вопрос, которого он боялся, и он сказал правду. У него не было выбора. Если бы Кэйси нравилась ему меньше, может, он бы и солгал.

— Я не был здесь с самого детства, — продолжал Джеффри, потягивая воду из стакана — Я слышал, что мой дед — Сэс Рэсбоун — неоднократно ссорился с обитателями фермы Рэйнбоу. Вообще, Рэсбоуны имеют склонность к некоторой сварливости, но у них нет дурных намерений.

— Что было, то прошло, — сказала сестра Джозефина. — Мы рады приветствовать вас в качестве нового соседа, мистер Колдуэлл.

— Значит, вы — внук старикана Рэсбоуна! — вскричала Эмба, в то время как остальные девочки хихикнули или застыли, уставившись на Джеффри широко раскрытыми глазами. — Эй, Кэйси, помнишь, как он поступил с тобой? Разве ты не рассказывала нам, как…

Сестра Джоан легонько ударила рукой по столу.

— Довольно, Эмба. Можешь принести с кухни поднос с персиками.

Даже не покраснев, без тени раскаяния Эмба ретировалась. У Джеффри засосало под ложечкой. Он понял, что затронул даже более щепетильную тему, чем мог предположить. Он считал Кэйси образованной женщиной, занимающей довольно высокое служебное положение в Вашингтоне, у которой тетушки — монахини Ордена Святой Екатерины. Он допускал, что ее неприязненные отношения с Сэсом Рэсбоуном были вызваны разницей во взглядах: старик презирал малолетних правонарушительниц и не доверял им, а Кэйси и монахини — перевоспитывали их и доверяли им.

Теперь стало очевидно, что здесь была другая, более серьезная причина. Либо дед доставил ей какие-то неприятности, либо она ему. Но что это было? Когда? Сэс рассказывал ему так много всяких историй!

«О черт, — думал он, — что это меняет?» С каждой минутой обстановка становилась все более напряженной. Джеффри посмотрел на Кэйси, на ее нежную тонкую шею, на ее огромные голубые глаза, так старательно избегавшие его взгляда, на то, как вздымалась и опускалась ее грудь при дыхании, как неестественно прямо сидела она на жесткой скамье… У него не было ни минуты покоя с того момента, как накануне ее байдарку закружило в водовороте. Ни одной минуты!

Но что он мог с этим поделать? «Проклятье, черт побери! — думал Джеффри. — Я очарован женщиной, для которой чтение Оксфордского словаря — хобби. Которая симпатизирует этим нахальным девчонкам. Что у меня с ней общего? Ничего, ровным счетом ничего».

Эмба вернулась с кухни с персиками и поднесла поднос ему первому. Он взял один, передал поднос Кэйси, которая по-прежнему не смотрела ему в глаза, и резко поднялся, чувствуя непривычную слабость в коленях. А ведь ему случалось конфликтовать с дельцами кино— и телеиндустрии самого высокого ранга, и он никогда не отступал. Но две монахини, одиннадцать малолетних правонарушительниц и Кэйси Грэй — больше всего именно Кэйси Грэй — почти лишили его присутствия духа. Он злился на самого себя: что за дьявол в него вселился?

— Благодарю за ланч, — произнес Джеффри, выдавив из себя любезную улыбку. — Досточтимые сестры, девочки, Кэйси.

С этими словами он решительно вышел из гостиной.

— Хорошенькое дельце, Колдуэлл, — пробормотал он себе под нос и поддал ногой камень. — Ничего не скажешь, просто отличное!

Уже ничего нельзя было изменить. Кэйси узнала, что Сэс Рэсбоун был его дедом. Если одного этого достаточно, чтобы послать его к черту, значит, так тому и быть.

В поле он замедлил шаг. Неужели он ничего не может изменить? Скорее всего, именно так! Разве не улаживал он самые невероятные и скандальные сделки в Голливуде? Что он говорил при этом своим клиентам? «Если есть желание, значит, всегда есть способ добиться его осуществления…» Но он знал, что проблемы возникают тогда, когда он сталкивался с таким же сильным характером, как его собственный…