Запретный плод

6

Надежно закрепив байдарку на крыше пикапа, они отправились на ферму Рэйнбоу. Джеффри оставил Кэйси на ферме, а затем отвез байдарку к скале у озера. Вернувшись, он застал Кэйси на крыльце столовой, где она ножом для рубки мяса резала на кусочки большой брикет молочного шоколада.

— А почему бы не использовать плиточный шоколад? — поинтересовался Джеффри, сидя на скамье за большим кухонным столом.

— Он слишком дорог. Этот намного дешевле.

— Но намного проще покупать уже фасованные сладости.

— Многие необходимые вещи в жизни даются не так уж просто, — сказала Кэйси сосредоточенно.

— Или недешево, — добавил он.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Кэйси наметанным глазом определяла порции — кусочки шоколада весом примерно в унцию — и аккуратно их отрезала. Один она протянула Джеффри, и он тотчас положил его в рот.

— Ну вот, понятно? — сказала она самодовольно. — Брикет молочного шоколада высшего качества обходится нам гораздо дешевле, чем фасованные сладости.

Он поднял на нее глаза; выражение их было и серьезным, и загадочным.

— Для меня качество всегда на первом месте. Особенно в том мире, где я вращаюсь. К сожалению, подделки бывают иногда так искусно выполнены, что я иногда ошибаюсь и принимаю их за подлинники. Иногда, но не часто. Я всегда чувствую истинное качество, если оно действительно существует. — Он опять улыбнулся, и от этой улыбки кровь у нее быстрей побежала по жилам. — Всегда.

— А я вот не настолько проницательна.

— Это потому, что ты по натуре подлинный жизнелюб.

— Или просто дурочка? — парировала Кэйси.

— Быть циником легко. Но для того, чтобы общаться с людьми с открытой душой, требуется мужество…

Кэйси понимала, что их разговор давно уже вышел за рамки «шоколадной темы».

Джеффри продолжал:

— Чтобы и они могли обращаться с тобой так, как если бы ты была для них самым дорогим человеком.

— А потом, в самый последний момент, внезапно сменить тактику, перед тем как заняться с тобой любовью? — Кэйси резко отвернулась и снова попыталась нарезать шоколад. — Я рада, что ты меня понимаешь, Джеффри. Может быть, это и странно, но рада.

Она снова в смятении повернулась к нему, рассеянно вертя в руках нож, и Джеффри предусмотрительно отодвинулся на край скамьи.

— Я не уверена, что всегда веду себя правильно. Ты можешь считать, что такая важная персона, как я — эксперт в группе Магинна, знающая семь языков, — должна уметь «общаться». Я имею в виду… О, Джеффри, я чувствую себя такой наивной по сравнению с тобой.

Он молчал, терпеливо ожидая продолжения разговора.

— У тебя, несомненно, были связи с сотнями таких женщин, как я, и…

Он поперхнулся.

— Джеффри Колдуэлл! Ну вот видите, мистер, ваша песенка спета… — Она рассмеялась и отложила нож в сторону. — Хорошо, допустим, не с сотнями. Но ты понимаешь, что я имею в виду. Я бывала в Голливуде, Джеффри, и я иногда хожу в кинотеатры.

Он уперся коленом в скамью.

— А телевизор ты смотришь? Знаешь, на телевидении у меня тоже полно клиентов…

— Ну…

— Ага, значит, все-таки смотришь!

— Раз в неделю. Или ты забыл, что я живу и работаю в Вашингтоне? Не буду хвастаться, что каждый вечер в четверг я занимаюсь укладкой волос, массажем лица, вышиванием салфеточек к Рождеству, уставившись на экран телевизора, — не слишком, кстати, интеллектуальное занятие, должна заметить. Я знаю, что представляет собой твой мир, и он не похож на мой. Но я не знаю, насколько это имеет значение. — Она села, не глядя на него, и открыла коробку с пастилой. — Ты взял себя в руки тогда на берегу ради меня или ради себя?

— Ради нас обоих, Кэйси, — без тени колебания ответил он. — Я не хочу крутить с тобой вульгарный летний романчик. Может, это было бы для нас гораздо проще, но ведь мы не этого хотим, не правда ли?

Она ощущала на себе его взгляд, молящий и требующий посмотреть ему в глаза. И она посмотрела, а он с нежностью улыбнулся ей в ответ.

— Правда, — подтвердила она. — Джеффри, я никогда не встречала никого, похожего на тебя, и не ощущала того, что чувствую рядом с тобой. И тем не менее все произошло так стремительно… У меня импульсивный характер…

— Да, я это понял, — сказал он невозмутимо. — Это одно из твоих самых привлекательных качеств.

— Возможно, но мне приходится постоянно держать себя в узде. Моя импульсивность в сочетании с природным оптимизмом часто способны сослужить мне плохую службу. Они не раз сбивали меня с пути истинного.

— Но, дорогая, в этом-то и заключается вся твоя суть! И, Бога ради, не забывай, что тебе уже не двенадцать лет! Естественно, сейчас ты лучше узнала людей, и ты достаточно честный и зрелый человек, чтобы быть самой собой, а не расчленять себя поочередно на благочестивую дочь епископа, племянницу двух монахинь и искушенную в светских делах интеллектуалку из Вашингтона. Ты — это ты, Кэйси Грэй.

«Быть собой… Это именно то, — подумала она, — что мне всегда хотелось видеть в окружающих мужчинах». Ну а разве она когда-нибудь давала право хоть одному мужчине требовать от нее того же? Да, она была общительна, дружелюбна, умна, честна. Но всегда в чем-то сдерживала себя, обуздывала какую-то сторону своей натуры, которую, как она считала, не следует полностью проявлять. Именно выпустив ее из-под контроля, она и понеслась по реке на байдарке она, с больной ногой, только чтобы увидеть мужчину, с которым была едва знакома.

— Я должна действовать как искушенная интеллектуалка из Вашингтона, — сказала Кэйси.

— Конечно, ведь это часть тебя. И я тоже должен действовать как ловкий посредник, иногда даже как плейбой. Все это — наш общественный имидж, одна сторона нашей натуры. Но есть и другая — сугубо личная. У нас должно быть какое-то прибежище, где бы мы могли просто отдохнуть и расслабиться. И должны быть люди, рядом с которыми это возможно. Я уверен, что не смог бы иначе выдержать тот бешеный ритм, в котором живу.

Кэйси печально улыбнулась.

— Наверное, ферма Рэйнбоу и есть для меня такое прибежище, где я могу отдохнуть и расслабиться, и здесь есть люди, с которыми я могу быть самой собой. — Она посмотрела на Джеффри. — Не знаю, насколько хорошо я разбираюсь в людях, Джеффри…

— Чтобы работать старшим экспертом у Магинна, необходимо обладать этим качеством.

— Но только с профессиональной точки зрения. А в личных отношениях я совершила несколько ужасных ошибок.

— Даже если ты будешь ошибаться снова и снова, ты непременно должна рисковать, Кэйси. — Потянувшись к ней, он взял у нее из рук пастилку и положил ее в рот. — Как говорится, игра стоит свеч.

Они пересчитали пастилки и печенье и сложили их вместе с шоколадками в банку. Потом приготовили настой. Когда Джеффри убедился, что его хватит на всех с лихвой, они с Кэйси выпили по стакану напитка.

— Как здесь тихо без девочек, правда? — спросил Джеффри немного позже, когда они сидели на бревне на скалистом берегу озера.

— Они вносят оживление в эти места.

— Да, здесь просто идеальное место для летнего лагеря. В Лос-Анджелесе было страшно жарко и над городом витал смог, когда я уезжал.

— В Вашингтоне тоже. Сестрам просто повезло, что твоя двоюродная бабушка оказалась такой щедрой.

Джеффри блаженно вытянул вперед ноги.

— На этом озере я когда-то научился плавать, — сказал он. — Дед был неплохим педагогом — хотя и не очень терпеливым, но он умел добиваться, чего хотел. Мало что изменилось здесь за эти годы.

— А чего ты ждал?

Он усмехнулся.

— Ну, мало ли чего после всех историй, которые рассказывал дед. Озеро могло зарасти травой, дно — покрыться илом, в нем могло развестись что-нибудь вроде лохнесского чудовища на потеху девочкам. Дед был в ярости от того, что озеро стало доступным для воспитанниц Ордена, ведь оно находилось на территории Сильвии.

— Он мог бы приходить сюда в любое время, если бы захотел, — заметила Кэйси не слишком дружелюбно.

— И быть съеденным чудовищем? — поддразнил ее Джеффри. — Кроме того, он не позволил бы лицезреть свои тощие ноги никому, кроме членов своей семьи.

— Я рада, что ты не унаследовал их от него.

Он рассмеялся.

— Дай мне лет сорок — пятьдесят…

— Твой дед уступил озеро, но оставил за собой участок между лагерем и дорогой.

— За который он упорно держался, чтобы не допустить его присоединения к владениям Ордена и расширения лагеря.

Кэйси скрестила ноги.

— Ты как будто его оправдываешь.

— Дорогая, но вряд ли можно осуждать человека, который не хочет, чтобы чуть ли не на пороге его дома вырос круглогодичный лагерь для малолетних правонарушительниц.

— Полмили — это не на пороге.

— Для нас — нет. Для него — да. Терпеть таких соседей в течение лета уже было для него кошмаром, а можешь себе представить, во что превратилась бы его жизнь, если бы они сновали туда-сюда целый год, да и было бы их в три раза больше?

— Но этот лагерь был бы такой надежной опорой для монастыря!

Джеффри пожал плечами и мысленно осыпал себя проклятиями за то, что завел разговор о Сэсе Рэсбоуне.

— Ну хорошо, в любом случае это вопрос спорный.

— Только не для сестер, — пробормотала Кэйси.

— Ты хочешь сказать, что они все еще надеются осуществить свои планы?!

— Сейчас даже в большей мере, чем когда бы то ни было.

Джеффри недоверчиво засмеялся.

— Да, дед был прав — они никогда не сдадутся. А я-то еще недоумевал, почему они так любезны со мной…

— Это несправедливо! Они все равно были бы любезны с тобой!

— Да знаю я, дорогая. Просто шучу.

— О, тогда извини. Я… просто это очень деликатный вопрос.

Он дотронулся до ее плеча, накрутил на палец ее локон, проделав это чувственно, медленно и нежно. Кэйси с трудом удалось сдержаться и не броситься ему на шею. Все ее тело горело от страстного желания. Ласковый взгляд Джеффри, самое невинное его прикосновение были исполнены для нее непередаваемого значения. И она вверяла ему себя целиком, сознавая, что стремится отдать ему все, что он ни пожелает, и взять все, что он может ей дать.

— Неужели Сэс Рэсбоун до сих пор стоит между нами, Кэйси!

— Нет! Этот старик однажды уже чуть не испортил мне жизнь. И ты думаешь, я позволю этому повториться?

Кэйси встала с бревна и, подойдя к озеру, зашла в воду, чтобы прохладная вода принесла облегчение ее распухшему колену.

— Что между вами произошло? — спросил Джеффри.

— Он арестовал меня.

— Арестовал? — Глаза Джеффри буравили ее спину. — Кэйси, только не говори, что именно ты погубила его коллекцию оружия.

Она повернулась к нему лицом.

— Это было что-то вроде акции протеста против охоты на диких зверей.

— Ты пошла на преступление, — заметил Джеффри.

— Это была мирная акция.

— Скорее всего — акт вандализма.

Она увидела, что Джеффри изо всех сил старается сдержать улыбку.

— Тут нет ничего смешного! Твой дед был коварным, как змея, и он терпеть не мог ни меня, ни сестру Джозефину, ни сестру Джоан — никого из нас!

— И ты отомстила ему за это.

— Я не мстила. Я просто воспользовалась представившейся возможностью. Однажды вечером все девочки готовились к предстоящей контрольной по греческому…

— Ну а тебе с твоими гениальными способностями к языкам это было ни к чему…

Кэйси хихикнула.

— Дательный падеж сразу стал для меня родным. Так или иначе, а я вырядилась индианкой и поплыла на байдарке к дому этого старого хры… твоего дедушки. Я разыгрывала «Бостонское чаепитие» [3]. Нечто в этом духе.

— Кэйси… — вздохнул Джеффри, — впрочем, не обращай внимания и продолжай.

— Сэса не было дома.

— Откуда ты знала?

— Сестры как-то пригласили его на вечернюю молитву. Они не оставляли надежды, что он все-таки поймет, что они творят только добро. Разумеется, он отверг их приглашение и заявил, что он богобоязненный, добродетельный американский гражданин и по средам посещает собрание ветеранов войны, а в воскресенье ходит в нормальную церковь. Когда я обдумывала свое вторжение… то есть свою акцию протеста, я решила сделать это вечером в среду.

— Понятно, — сказал Джеффри, — я прямо вижу, как ты плывешь по реке в костюме индианки. У тебя тогда были кудряшки?

— Да, только волосы были покороче. Я выглядела словно сиротка Энни. Все шло прекрасно. Я взломала дверь сарая ломиком, достала ружья и патроны и утопила их в реке.

— Все?

— Все до единого.

— Кэйси, мой дедушка был выдающимся спортсменом. Почему, как ты думаешь, он удалился в Беркшир? Все деньги, какие у него были, он тратил на пополнение своей коллекции ружей.

— Это я узнала потом. Он вернулся домой раньше, чем я ожидала, и поймал меня, когда я уже гребла вверх по течению. Он просто прыгнул в реку и вытащил меня из байдарки. Вода была ему по пояс и жутко холодной, но это его не остановило.

Джеффри изо всех сил кусал губы и напрягал мышцы живота, чтобы удержаться от смеха. В этом была вся Кэйси, да и его дед тоже.

— Послушай, Джеффри Колдуэлл! Этот человек был просто маньяком!

— Просто ты уничтожила в числе прочих и ружья, полученные им в качестве призов на соревнованиях, стоимостью в несколько тысяч долларов.

— Четыре.

— Четыре ружья?

— Четыре тысячи долларов — стоимость его так называемой коллекции.

— Тебе повезло, что он не утопил тебя на месте преступления.

— Я думала, что утопит. Он выволок меня на берег и швырнул на землю. Такой дикарь! Волосы торчали у него дыбом, а своими маленькими блестящими глазками он, казалось, был готов просверлить меня насквозь!

— Я помню этот взгляд, — вставил Джеффри мрачно.

— Он орал на меня, обзывал паршивой, никуда не годной тварью, кричал, что заранее знал, что случится что-нибудь в этом роде, поскольку он вынужден жить по соседству с этими чертовыми, выжившими из ума монахинями. Я была просто в ужасе.

— Дорогая, если бы я был на его месте, ты бы и вздохнуть не успела, как я тебя хорошенько бы отшлепал.

— Я лежала на земле в полном оцепенении, промокшая насквозь, по щекам текла краска, один мокасин потерялся, перья поломались. Потом я посмотрела на него таким беспомощным взглядом, каким только могла, и залепетала по-французски. Я притворилась, что ничего не поняла из его слов, уверяла, что ни в чем не виновата и потому никак не заслужила такого обращения.

— И он позвонил в полицию?

— Он не хотел терять время даром. Прежде всего он привязал меня к дереву, Джеффри. Он заявил, что раз уж я вырядилась как какой-нибудь чертов индейский придурок и говорю на каком-то тарабарском языке, вроде них, то меня можно и линчевать так же, как и их. Я никогда не забуду этого. Я решила, что сейчас он начнет собирать хворост и сожжет меня заживо.

Джеффри усмехнулся, но быстро взял себя в руки. Он с необыкновенной живостью представил себе эту картину — Кэйси и его деда, и оба упрямые как ослы.

— Это было совсем не смешно!

— Представляю. И что было потом?

— Прибыли полицейские.

— А ты продолжала говорить по-французски?

— Ничего другого не оставалось. Шеф полиции и Сэс были приятелями. Они позвонили сестрам. Приехал мой отец и забрал меня под свое поручительство.

— Он был здесь в то время?

— Да, он приехал на праздник по случаю сбора черники. Он предложил возместить причиненный ущерб в любой форме, но Рэсбоун непременно хотел спустить с меня шкуру.

— Он просто хотел, чтобы ты обязательно ответила за свой поступок, — предположил Джеффри. — Мне случалось испытывать на себе его гнев, я знаю, что это такое, и знаю, что им руководило в таких случаях. Он сторонник воспитания по принципу «пожалеешь розгу — испортишь ребенка». Насколько я понимаю, твой отец и твои тетки не придерживаются такого мнения.

— Вряд ли, — хмуро согласилась она. — Дело кончилось тем, что меня судили! Но судье удалось уговорить Сэса, сестер и отца прийти к соглашению. Я могла оставаться в монастырской школе, но должна была возместить Сэсу Рэсбоуну ущерб, причем каждый цент должен был быть заработан мною лично. Его не волновало, на какой срок это затянется.

— И на какой же затянулся?

— На три года. Я выплатила этому человеку две тысячи четыреста семьдесят пять долларов.

— Урок пошел на пользу, не так ли?

Она усмехнулась.

— Думаю, да. Но, наверное, не стоит говорить, что это происшествие не изменило отношение обитателей фермы Рэйнбоу к старому брюзге.

Она вернулась на берег и села на бревно рядом с Джеффри. Он погладил ее по колену.

— Все в порядке, Кэйси. Я думаю, что он считал случай с тобой торжеством своей системы воспитания. Он никогда не называл твоего имени, но хвастался, что взялся наставить на путь истинный одну из воспитанниц с фермы Рэйнбоу и добился успеха. Он этим очень гордился.

— Теперь ты понимаешь, с какими неприятностями связана моя природная импульсивность?

— Тебе было всего двенадцать, Кэйси. — Он опять нежно погладил ее колено и прижался губами к ее волосам. — Тогда ты могла позволить своей горячности завести себя куда угодно. Теперь ты знаешь жизнь лучше…

Они услышали шум мотора лагерного грузовика, хлопанье дверец, гиканье, смех, возгласы и наконец взволнованный взвизг:

— Он здесь!

— Девочки вернулись, — спокойно сказала Кэйси.

Джеффри искривил губы в притворном страхе.

— Окажи мне одну услугу, Кэйси!

— Какую угодно, дорогой! — ответила она, смеясь.

— Избавь меня от присутствия на вашем пиршестве.

Кэйси шутливо похлопала его по спине.

— Просто скажи, что ты — богобоязненный американский гражданин, как и твой дедушка, и должен скорее возвратиться домой и приготовить себе на ужин сосиски с бобами.

Он почесал подбородок и печально кивнул.

— Неплохая идея! А тебя я могу как-нибудь вовлечь в этот процесс?

Она усмехнулась.

— Очень хотелось бы.

Он взглянул на нее сверху вниз и почувствовал, как по телу пробежал трепет желания.

— И мне, Кэйси. Поверь, что это так!