Заставь меня

ГЛАВА 13 Желай меня

Кэш

Разбитое стекло хрустит под подошвами моих ботинок. В «Логове» все еще царит разруха после перестрелки. Я был настолько сосредоточен на ее безопасности и планировании возмездия, что уборка этого места отошла на второй план. Что, блять, неприемлемо.

Видя разбитое стекло, я словно глотаю осколки, которые разрывают и прокладывают путь к моему сердцу. Этот паб был свадебным подарком моего отца к матери. Он сильно изменился с тех пор, как впервые купил его более тридцати лет назад, но его душа всегда оставалась неизменной. После ее смерти он стал живым мемориалом. И видеть его в таком состоянии — все равно что раскапывать ее могилу.

— Роан, не планируешь разобраться с этим дерьмом? — я пинаю по полу сломанную ножку стола.

— Два подрядчика уже готовы.

— Мне все равно, сколько это стоит, я хочу, чтобы все сделали. Просто выбери одного и приступай, — хруст стекла продолжается, пока мои братья выходят на улицу за мной. Они встают вокруг меня на тротуаре.

— Сегодня вечером меня не будет. Если вам что-то понадобится, обращайтесь к Роману, — я изучаю их лица, и все они кивают в знак понимания. — Хорошо.

— Занятой, да? Ладно, любовничек, — Локлан натягивает на лицо дерьмовую ухмылку, и я сопротивляюсь желанию отмудохать его пистолетом.

— Не волнуйся, Локи, однажды ты познаешь что-то другое, кроме своей руки.

— Эй! — протестует он, Роан начинает смеяться и имитировать дрочку. Я ухожу, пока они продолжают свое соревнование по наяриванию члена. У меня мурашки по коже после столь долгого отсутствия Харлоу. Наша встреча длилась меньше двух часов, но все это время я не мог проверить камеры в квартире, а мне так хочется исправить ситуацию.

Когда я возвращаюсь домой, Харлоу нет ни в одной из общих зон, поэтому я проскальзываю в хранилище, чтобы посмотреть, чем она занималась в мое отсутствие. Сначала проверяю камеру в гостевой спальне и обнаруживаю, что она дремлет. Ее ноги спрятаны под одеяло, а рука накрыла глаза, как будто она заснула случайно. Я понял, что она довольно крепко спит, и видя ее такой уязвимой, вспоминаю о том, как я прижал ее к стене сегодня утром.

Боже, она была такой мокрой и нуждающейся. Сладко мычала, ненавидя себя за то, что хочет большего. Я был готов дать ей больше, пока она не начала лгать. Хочу ворваться туда и сорвать с нее покрывало. Заставить ее обнажиться передо мной так, как я был обнажен перед ней, мокрый и возбужденный.

Я бы перевернул ее и напоил ее тугую киску своей спермой, а если бы она запротестовала, я бы засунул ее лицо в подушку, чтобы не слышать этого. Потому что она моя. И я не услышу иного. Даже от нее.

Моя рука сгибается над компьютерной мышкой, когда я переключаю изображение на экране, чтобы не поддаться искушению передумать и ворваться туда прямо сейчас. Я прокручиваю время назад, чтобы просмотреть запись, когда меня не было. Не удивляюсь, узнав, что она рыскала по квартире. Я надеялся, что так и будет. Хочу, чтобы она интересовалась мной так же, как и я ей.

Через полчаса раздается резкий писк, предупреждающий меня о том, что кто-то включил сигнализацию на двери хранилища. Я отключаю ее и проверяю камеру в гостевой спальне. Кровать Харлоу пуста. Затем перевожу взгляд на камеру в коридоре и улыбаюсь экрану компьютера.

Это очень забавно — у нее наглая самоуверенность или острая нехватка самосохранения. Я наблюдаю, все больше забавляясь, как она разочаровывается в запертом замке. Она откидывает с лица выбившиеся пряди волос и смотрит на дверную ручку.

Конечно, ни одна шпилька для волос не сможет открыть эту дверь. И если только она случайно не нажмет на кнопку, замаскированную под винт, она даже не узнает причину своей неудачи. Она встает, убирает с лица волосы и кладет руки на бедра. Смотрит на дверную ручку так, словно это непослушный ребенок.

Теперь я понимаю, что под белой футболкой большого размера на ней нет ничего, кроме нижнего белья. Вижу нижнюю часть ее задницы, выглядывающую из-под подола футболки.

Я хочу взять ее пухлую нижнюю губу между зубами и прикусить, пока она не вскрикнет, но не отпускать, пока не почувствую вкус ее крови. Она может попытаться вырваться, но я отшлепаю ее по голой заднице так, что ей некуда будет деться, только ближе ко мне. Но больше всего хочу увидеть, как она вздрогнет, когда я открою дверь, на которую она так пристально смотрела.

Я так и делаю, и выражение ее лица не разочаровывает. Она варьирует от шока и страха до обиды, словно не может поверить, что я вторгся в ее попытку взлома.

Прислоняюсь к дверному косяку и оглядываю ее взъерошенный вид, не упуская из виду, как ее пухлые бедра сжимаются вместе, когда она делает то же самое, что и я.

— У тебя вошло в привычку врываться в офисы опасных людей?

— Нет, — хмыкает она. — Только в твои. Я не знала, что ты дома, — она выпячивает подбородок, как будто это достаточное оправдание для взлома.

— Давай покажу тебе кое-что, Златовласка, — я нажимаю на специальный винт, и ее выражение лица становится взволнованным, когда она видит скрытую клавиатуру.

— Не могу соврать, это очень круто, — ее глаза смягчаются, когда она смотрит на меня, языком проводя по верхним зубам. Я наблюдаю за этим движением с нечто темным и горячим, закипающим в моем нутре, желая увидеть, как этот же язык вылизывает меня от яиц до головки, а затем обсасывает свои губы, проглотив каждую мою каплю.

Я выхожу из дверного проема и протягиваю руку, приглашая ее войти. Она будет первой женщиной, когда-либо ступившей на порог хранилища.

— На мне нет штанов…

— И что? — смеюсь я. — Не стесняйся меня, куишле, — она смотрит на меня подозрительно, но входит. Я не могу удержаться и шлепаю ее по заднице, когда она проходит мимо.

Она оборачивается, и я пожимаю плечами.

— Плата за вход.

— Это твое логово для слежки или что-то типа того? — она осматривает шесть мониторов и различные записи с камер наблюдения на каждом из них.

— Или что-то типа того, — бормочу я, становясь позади нее и любуясь тем, как ее позвоночник выпрямляется от моего присутствия. Она неуловимо, словно это бессознательное движение, наклоняет голову в сторону, привлекая мое внимание к вытянутой шее. Как будто ее тело реагирует на меня без контроля, предлагая свое обнаженное горло.

Но затем она горбится, скрещивая руки. Я слежу за углом наклона ее головы и вижу, что она смотрит на прямую трансляцию из своей спальни.

— Это уже наглость, Кэш, — она отворачивается, словно не в силах больше смотреть на уничтожение своей личной жизни.

— Нет, детка. Я никогда не скрывал своей личности, — поднимаю пальцем ее подбородок, чтобы она не пропустила ни одного слова. — Наглость, что ты приходишь ко мне, а потом делаешь вид, что я тебе не нужен, даже когда я, блять, знаю, что ты грезишь обо мне, прикасаясь к себе, — горячий воздух наполняет мою грудь, тот самый зверь, который хотел ворваться в ее комнату и накачать ее спермой, снова всплывает на поверхность. Электричество пробегает по мне, когда я решаю, что эта маленькая игра подходит к концу. Настигаю ее, пока она не упирается спиной в стол.

— Я устал ждать, куишле. Ты скажешь мне прямо сейчас, что твои чувства ко мне пожирают тебя изнутри так же, как и мои чувства, или, да поможет мне Бог…

Она хватает мою руку и подносит ее к промежности между своих ног. Поднимает брови, как бы говоря: видишь? Я смеюсь.

— Я отлично знаю, как твое тело реагирует на меня, детка. И знаю, что твоя киска умоляет. Но я хочу, чтобы ты умоляла. Если бы мне нужна была лишь твоя мокрая пизда, я бы взял тебя той ночью на кухне в «Логове».

Она, дрожа втягивает воздух.

— Ты представляешь себе это сейчас, да? — оттягиваю ее трусики в сторону, и она вздрагивает, когда я провожу пальцем по ее телу, едва раздвигая губы. — Тебе бы это тоже понравилось — хотя ты бы никогда в этом не призналась. Сначала бы сопротивлялась. И это лишь меня раздразнило бы — твои мольбы, твой испуг, разжигающий возбуждение, звук смешанного удовольствия и боли, который ты издала бы, когда я вошел в твою маленькую тугую киску.

— Это очень похоже на насилие, Кэш, — она пытается говорить грубо, но ее зрачки расширяются, а щеки краснеют.

— Нет, детка. Просто я беру то, что мне принадлежит, — провожу тыльной стороной ладони по ее челюсти — нежное прикосновение, противоречащее жестокости моих слов. Мне нравится видеть, как она борется с собой, нравится знать, что я испортил ее так же сильно, как она меня. И мне нравится…

Ее пощечина заставляет меня откинуть голову в сторону. Прежде чем ее рука успевает отпрянуть, моя дергается и обхватывает ее запястье. Она не хрупкая девушка, но, когда моя кровь начинает так бурлить, я боюсь, что могу сломать ее, как ветку. Когда дело доходит до физического воздействия и агрессии, я не думаю, а просто реагирую. Мое тело — это хорошо отточенное оружие, которое не требует размышлений.

Я не обращаю внимания на то, что она бормочет, хватаю ее за другое запястье. Кручу ее и пихаю на стол, вытягивая ее руки и сжимая их над головой одной из своих.

Первый удар оставляет блестящий красный след на ее заднице. От этого отпечатка у меня ослабляется узел из огненной веревки в груди. Но лишь немного. Поэтому я не останавливаюсь.

Харлоу

Первый удар ошеломляет меня. Следующий приводит в бешенство. Последующий, наконец, побуждает к действию, и я сопротивляюсь его захвату. Он горько смеется. Я делаю так, как он предсказывал.

Сопротивляюсь, становясь все более горячей и влажной.

Я пытаюсь оттолкнуть его, но добиваюсь лишь того, что раздвигаю ноги еще шире. — Вот так, детка, раздвинь их для меня.

Он наслаждается этим. Больной ублюдок.

Я прикусываю язык после первого шока, отказываясь доставлять ему удовольствие своими криками. Но следующий шлепок приземляется на киску, выводя меня из состояния напряженной сосредоточенности, отчего я громко стону.

— Хорошая девочка, дай мне послушать тебя, — он тяжело дышит, напрягаясь от силы, с которой обрушивается на меня. Я пытаюсь сдержаться при следующем ударе, но это безнадежная попытка.

Резкий, обжигающий удар по клитору не похож ни на что, что я когда-либо чувствовала раньше, оставляя после себя покалывание в пальцах ног. Мое сердце трепещет от волнения между каждым шлепком. Не знаю, волнуюсь ли я потому, что боюсь очередного удара или отчаянно хочу его.

Поездка к моей кульминации не устойчива, разрядка не происходит быстро и стремительно, как и сами шлепки. Я балансирую на грани, наполовину плавая, наполовину удерживаемая его сильной хваткой на запястьях. Мои стоны становятся все более и более мучительными, поскольку каждый шлепок приближает меня к освобождению, но так и не наступает.

— Хочешь, чтобы я остановился? Или хочешь, чтобы я позволил тебе кончить? — хрипит он, и звук его голоса словно мазь для моей жалящей плоти.

— М-м-м, — это все, что я могу вымолвить, пот капает с шеи вниз по позвоночнику.

Я откидываю голову назад, и меня отрывают от стола. Он отпускает мои руки, но вцепляется в волосы, резко дергая. Моя спина выгибается, когда он приближает свое лицо к моему.

— Отвечай, когда я спрашиваю, — угроза в его глазах подобна черному льду, скользкому и опасному.

Есть только один правдивый ответ.

— Позволь мне кончить, — я вздыхаю, словно сдаюсь в знак поражения.

— Тогда начни умолять, как благодарная шлюха, — я ожидала чего-то подобного, но его слова все равно колют.

— Пожалуйста, я так близко, — хнычу я.

— Пожалуйста, что? — наши глаза друг на друге, напряжение между моими бедрами усиливается от осознания того, что этот мужчина меня сломает.

И я буду наслаждаться каждой секундой.

— Пожалуйста, позволь мне кончить, Кэш.

Он отпускает свою крепкую хватку моих волос и заменяет ее успокаивающими поглаживаниями.

— Сними трусики и ложись на стол, — шепчет он, касаясь раковины моего, отчего я непроизвольно дрожу.

С одной стороны комнаты размером с гардеробную стоит длинный стол, прикрепленный к стене. Чуть ниже — компьютеры и техника, но там, где я нахожусь, нет ничего, кроме пространства, на котором можно было бы расположиться. Я снимаю промокшие трусики и запрыгиваю на стол, пока он достает два стула. Ставит их по обе стороны от моих болтающихся ног, затем делает несколько шагов назад.

— Ноги на стул, — инструктирует он, пока его взгляд впивается в меня, и я чувствую, как желудок скручивается.

Слегка растерявшись, я сдвигаю стулья вместе, чтобы поставить ногу на каждый из них.

— Шире, куишле. Дай мне посмотреть на твою горячую, блестящую киску. Держу пари, что даже в темноте я смогу увидеть, как она течет, — Мое сердце замирает, но я делаю то, что он говорит, открывая себя ему, двигая стулья. — Такая умничка. Помнишь, что происходит, когда ты слушаешься, как хорошая маленькая шлюшка?

Он делает шаг ближе, и у меня подскакивает давление.

— Хорошие девочки получают вознаграждение, — отвечаю я себе под нос.

— Правильно, детка, только послушные шлюшки получают вознаграждение, — он сокращает расстояние, у меня сбивается дыхание. Он ухмыляется, уловив мою реакцию.

Я зажмуриваю глаза, когда он проводит пальцами по моим набухшим губам, которые все еще болят от шлепков.

— Такая мокрая для меня, — стонет он, и я замечаю первую трещину в его холодном фасаде, когда он тяжело сглатывает сквозь сжатые челюсти.

Его руки широко расставлены и ласкают мои внутренние бедра. Мои мышцы одновременно тают и напрягаются от его прикосновений, хотя большего, но в то же время желая оттолкнуться. Я тянусь к его ремню, но он останавливает мои руки.

— Отклонись назад, детка. Разве я не сказал, что это твоя награда? — я тяжело сглатываю, но не могу не делать то, что он говорит, словно он загипнотизировал меня своим медленным, хриплым голосом и обещанием сокрушительного оргазма.

— Теперь ты понимаешь, почему я должен был сделать то, что сделал, верно? — он продолжает, не давая мне возможности ответить: — Думала, что ты мне не принадлежишь. Но каждый твой вздох, каждый удар сердца, каждая гребаная капля крови в твоих венах — мои. Не волнуйся, куишле. Ты помнишь, что еще я сказал той ночью?

Я заворожена мягкими кругами, которые его большие пальцы рисуют на моих бедрах, и тем, как он перешел от ярости к спокойному разговору и тихому бормотанию.

— Ты всегда защищаешь то, что принадлежит тебе, — слова вылетают у меня изо рта с пустым звоном в ушах, когда я понимаю, что он имел в виду. Я пробормотала что-то о том, что являюсь его работником, и он рассмеялся.

— Верно, — говорит он в пространство между нашими губами, слегка касаясь. Так легко, что я сомневаюсь, было ли это правдой. Но потом он опускается на колени, и у меня все сжимается внутри.

— Я могу нести ответственность за твою боль, — он проводит носом по внутренней стороне моего бедра, его слова — легкая щекотка дыхания. Он прикусывает мягкую плоть, и я стону. Это больно, но по моим ногам пробегают искры, — Но я также несу ответственность за твое удовольствие… — он прерывается, проводя языком по моей киске и заканчивая рывком по клитору. Его пальцы впиваются в мои ляшки, ноги дрожат от его прикосновений.

— Блять… я такая чувствительная, Кэш, — я задыхаюсь, когда он опускается обратно и засасывает клитор в рот.

— В этом и есть смысл, куишле, — его глаза сверкают, и я понимаю, что сейчас предрешила свою судьбу. Злой блеск в его глазах говорит, что если я хочу нежность — то получу полную противоположность. Он сильно щиплет за бедро, подтверждая мою точку зрения.

Продолжает смотреть в глаза, медленно погружая в меня два пальца.

— Если будет слишком сильно, скажи «красный». Я киваю, утешенная стоп-словом. — И я, возможно, подумаю о том, чтобы остановиться, — забудьте.

Потом он трахает меня своими пальцами, загибая их и медленно вытягивая, а затем снова вводя. В то же время, он поклоняется моей киске своим роскошным языком. Он слегка дразнит нежную плоть вокруг клитора, а затем набрасывается на него, сильно обсасывая. Каждый раз я инстинктивно сжимаю ноги, но он лишь раздвигает их еще дальше, и каждый раз стулья откатываются все дальше.

Я теряюсь в этом круговороте пыток и наслаждения, глухая к своим стонам, которые выдают, как сильно я наслаждаюсь этим. И по тому, как он меня ласкает, понимаю, что он думает, будто победил.

Возможно, так оно и есть. Потому что сейчас все, о чем я могу думать, — это спираль нарастающего восторга, от которой я потею и путаюсь пальцами в его волосах

— Блять, Кэш, — лепечу я и начинаю отчаянно гнаться за кайфом, прижимая его голову к своей киске.

Он стонет. Вкусный, удовлетворенный звук, как будто, качая бедрами, я даю ему все, чего он когда-либо хотел.

— Дай насладиться, детка. Моя хорошая девочка, — я сияю от его похвалы и продолжаю извиваться.

Мое горло сжимается, когда наступает пик оргазма, дыхание становится прерывистым, каждый мускул в теле сжимается от невыносимого напряжения.

— О боже, ох-ох-ох… — от криков саднит горло, Кэш ласкает мой клитор, и я врываюсь в мир чистой эйфории.

Он постепенно сбавляет темп по мере того, как я достигаю кульминации, пока я не перестаю дрожать. Потом встает и обеими руками откидывает потные пряди волос с моего лица, нежно держа меня за лицо.

— Видишь, как хорошо я могу для тебя стараться? — без лишних слов он целует меня, а я киваю, испытывая блаженство. Он целует снова, вяло и неторопливо.

Я прижимаюсь к нему, упираясь руками в его плечи и чувствуя опьянение от вкуса своей смазки на его губах. Не знаю, сколько времени мы так сидим, секунды или минуты. Он отрывается от моего рта, целует вверх по нижней стороне моей челюсти до нежного участка кожи за ухом и говорит:

— Теперь встань на колени.

— Что-что? — я заикаюсь, все еще находясь в состоянии оцепенения.

— Встань на колени, пока я тебя не заставил, — я моргаю, смущенная внезапным изменением тона, но соскальзываю со стола. Мои ноги шатаются, когда я приземляюсь, что позволяет мне легко опуститься на колени.

Все тепло, которое я только что чувствовала, улетучивается из меня, когда я смотрю на угрожающую тьму в глазах Кэша.

— Посмотри, что ты со мной делаешь, — он заставляет меня поднять голову, больно сжимая за щеку, прижимая лицо к выпуклости на своих брюках. — Теперь будь хорошей девочкой и позаботься об этом, — его челюсть дергается, и я понимаю, что он ожидает протеста.

Он хочет протеста.

Поэтому я без колебаний расстегиваю молнию на его брюках. Провожу ладонями по его ногам, получая удовольствие от того, как напрягаются его бедра.

— Вынимай, шлюшка.

Я стягиваю брюки и трусы с его бедер и упругой задницы, ногтями почти случайно проводя по его напряженным ягодицам. Он такой напряженный. Я понимаю, что резкая перемена в поведении связана с тем, что он знает, как делать нежно, но не знает, как отдаваться также.

Он знает лишь, как брать силой и жестокостью.

Я не до конца понимаю, что означает это откровение, но, когда он крепче сжимает мои волосы, я вытаскиваю его член, это уже не кажется таким жестоким, как несколько минут назад.

Высовываю язык, проводя по нему головкой своего члена, Кэш стонет. Я провожу языком вокруг кончика, и на язык попадает соленый вкус. На следующем движении я смотрю на него, его глаза темные.

— Ты хочешь трахнуть мой рот?

— Заткнись и соси, — его бедра подаются вперед, и он проникает глубже, зажав мою голову в тиски. Я снова ошеломлена, не знаю, почему, но это так. Его толстая головка упирается в заднюю стенку горла, и я пытаюсь расслабиться, но не могу из-за его карающих толчков. Задыхаюсь, а он ухмыляется.

— Подавись, грязная маленькая шлюшка, — он толкает мою голову вниз, и у меня слезятся глаза. Хриплю вокруг его ствола, и он дергается у меня во рту. — Блять, сделай так еще раз.

Втягиваю щеки и начинаю покачиваться в своем ритме, и он ослабляет хватку.

— Боже, ты так хороша. Так чертовски хороша, детка, — его голова откидывается назад, и я не уверена, что он вообще понимает свои слова. — Ты можешь пытаться бороться, куишле, но твое место… на коленях или на спине, неважно. Мы созданы друг для друга. Ты — моя идеальная королева.

Холодок пробегает по моим рукам, когда я осознаю уверенность, с которой он говорит.

— Моя, блять, моя, — рычит он и снова делает толчки, а я продолжаю сосать туда-сюда. Его таз подается вперед, и он шипит: — Черт, черт, сними эту херню, — он кивает на мою футболку, вытаскивая член.

Он начинает дрочить, и складка между его бровей одновременно прекрасная и пугающая.

— Давай. Снимай. Снимай, — снова кричит он, задыхается от надвигающейся разрядки.

Я срываю с себя футболку, и он выхватывает ее из моих рук, его ноздри раздуваются. — Я обкончаю твои сиськи, детка. Поставлю на тебя клеймо, чтобы ты больше никогда не сомневалась, кому принадлежишь, — мое сердце бешено колотится, и не в неприятном смысле, я выпячиваю грудь вперед. Проходит еще несколько секунд, и он кончает со проклятием на устах.

Его оргазм вырывается наружу, он покрывает мою грудь горячей спермой. Затем берет палец и размазывает ее, вырисовывая буквы: Ф…О…К…С.

Все еще пыхтя, он вытирает член и палец моей футболкой, а затем бросает ее обратно в меня, как в мусорное ведро. Он не щадит меня и взглядом.

— Приведи себя в порядок. Стелла приедет через двадцать минут, чтобы подготовить тебя.

— К чему? — спрашиваю я его удаляющуюся спину.

В ответ раздается лишь хлопок двери.

***

Двадцать минут спустя, после того как я стираю с себя сперму тряпкой, приходит Стелла. Она выглядя одновременно непринужденно и элегантно в джоггерах и кроссовках Nike. Золотые бусы на талии сверкают и переливаются на фоне насыщенного коричневого цвета ее живота. Альфи идет позади нее, неся полдюжины пакетов с покупками.

— Привет, малышка, — она тепло улыбается, затем слегка хмурится, оценивая меня с ног до головы. — Когда ты в последний раз принимала душ?

— Э-э-э… — я вспоминаю и понимаю, что не принимала душ с утра моей смены в день стрельбы. — Несколько дней назад.

— Иди в душ, а потом поговорим, — она смеется и направляется к холодильнику. — А пока я совершу набег на холодильник. Чувак всегда хранит самые причудливые сыры, хотя у него болезненная непереносимость лактозы. Я начинаю думать, что он покупает их только для меня, — она передвигается по его кухне, как будто была здесь тысячу раз. Ей не требуется пять попыток, чтобы открыть нужный ящик или шкаф, как мне.

В груди возникает необычное чувство, которое я сначала принимаю за ревность. Очевидно, она знает Кэша лучше меня и проводит здесь достаточно времени, чтобы он держал в запасе ее любимые продукты.

Но когда я смотрю, как она готовит себе сырную тарелку и открывает бутылку вина, я понимаю, что это не ревность. Это облегчение, безопасность, комфорт. Кэш жесток, напряжен и непредсказуем, но Стелла чувствует себя спокойно в его квартире, как у себя дома.

В душе я продолжаю думать о Кэше и его словах.

Когда он сказал, что любит меня, первой мыслью было: «Ты не знаешь, что такое любовь». Он слишком оторван от реального мира, слишком привязан к роли короля, чтобы понять нечто простое и человеческое, как любовь. Но потом момент со Стеллой, или когда он, смеясь, крадет картошку фри из тарелки своего брата, заставляет задуматься о том, что, возможно, я ошибаюсь.

Когда я понимаю, что Кэш был со мной в этой версии, у меня в животе все трепещет. Версию, которая готовит завтрак для целой армии, потому что не знает, что мне понравится. Но сразу вспоминается версия, которая пихает меня в стену, вводит свои пальцы в мою киску, заставляет задыхаться от его члена и впадает в ярость, когда я говорю что-то не то.

Хотя я бы солгала, если бы сказала, что меня не привлекает и эта версия Кэша Фокса.

Я стою перед зеркалом, вытираясь полотенцем, и замечаю маленькую фиолетовую отметину на шее. Мое сердце мгновенно наполняется жаром, а желудок замирает от восторга при воспоминании о том, как я ее получила.

Моя рука скользит по груди. «Я обкончаю твои сиськи, детка. Поставлю на тебя клеймо, чтобы ты больше никогда не сомневалась, кому принадлежишь».

Затем двигаюсь ниже по мокрому животу, вспоминаю его похотливый рык:

«Знаешь ли ты, как прекрасна будешь выглядеть, с намотанными на мой кулак волосами, пока я буду заставлять тебя сосать глубже, дюйм за дюймом?»

Мой рот наполняется слюной, когда я вспоминаю, как эти дюймы проникают мимо моих губ. Я опираюсь одной рукой на стойку в ванной, а другой продолжаю скользить ниже.

Раздвинь их пошире для меня…

Моя хорошая девочка…

Соси…

Тук-тук!

Я отпрыгиваю назад и срываю полотенце с волос, обматывая его вокруг своего тела. Сердце колотится так, будто меня только что поймали за просмотром порно.

— Хочешь сначала сделать прическу или одеться? — спрашивает Стелла через дверь в ванную.

— Без разницы, — кричу я в ответ, надеясь, что она не слышит грязных мыслей, проносящихся в голове. Я снова надеваю треники и футболку, которые были на мне раньше, и открываю дверь.

Стелла сидит на моей кровати, окруженная разложенными платьями и стопками сложенной одежды. Она спрыгивает, когда видит меня.

— Ну что, давай сделаем это.

— Стелла, что именно мы будем делать?

Она закатывает глаза в насмешливом раздражении.

— Конечно, он все утаил. Кэш сказал, что приглашает тебя куда-то, а здесь нет ничего подходящего. Еще попросил принести всякого, лишь бы не пижаму, — она кивает на стопку одежды, и я замечаю там бикини.

— У меня дома полно одежды, — я качаю головой, чувствуя себя странно, что Стелла делала покупки для меня. Она менеджер ресторана, а не девочка на побегушках.

— Не стесняйся. Свобода распоряжаться кредитной картой Кэша — это не так уж скучно, и я не только небе купила обновки, — она подмигивает и смотрит вниз на свои кроссовки, которые, как я теперь понимаю, новенькие.

— Послушай, я не так много знаю о том, что происходит между вами, но знаю, что Кэш абсолютно без ума от тебя. Я никогда, ни разу за десять лет, не видела, чтобы он ставил что-то или кого-то выше своей семьи, — моя грудь расширяется, когда я впитываю ее слова.

— Этот парень тот еще мерзавец, Господь свидетель. Но я никогда не видела его более уверенным в любом отношении, чем когда он говорит о тебе.

Моя челюсть сжимается, эмоции душат.

— Полагаю, именно здесь ты должна сказать, чтобы я не разбила его сердце, иначе… — я выдавливаю из себя смешок, отчаянно пытаясь сменить тему этого неожиданного разговора.

— У Кэша Фокса нет сердца, которое можно разбить. По крайней мере, не такое, как у нас с тобой, — насмехается она.

Если это правда, то мне придется быть еще более осторожной со своим собственным.