Заставь меня

ГЛАВА 19 Пульс моего сердца

Кэш

Я просыпаюсь, чувствуя себя расслабленно. Обнимаю Харлоу, ее нога перекинута через мое бедро, а щека прижимается к моей обнаженной груди. Между нашими телами — легкая тягучесть, блеск пота. Но я не возражаю. Это напоминает о том, как влажный пар из джакузи оседал на ее коже, нежные капли воды каскадом стекали по изгибам ее тела.

Я не замечаю, что она тоже проснулась, пока она не начинает проводить пальцем вверх и вниз по моей грудине. Она кажется такой довольной, что я боюсь пошевелиться, не желая разрушить этот момент. Ее обнаженная рука контрастирует с моим торсом, покрытым чернилами с серым оттенком. Я не могу удержаться, чтобы не протянуть руку и не провести кончиками пальцев по ее предплечью, лежащему на моей груди. Мурашки бегут по ее коже от прикосновения, и осознание того, как я воздействую на нее, посылает тепло по моему позвоночнику.

— Доброе утро, прелесть, — бормочу я ей в волосы.

— М-м-м, — она прижимается. Я крепче обхватываю ее рукой и сжимаю ее попку, притягивая ближе. Как сонная кошка, она сворачивается обвивает меня. Чуть-чуть задевая ногой мой член.

— Как себя чувствуешь, детка?

— Не хочу говорить об этом. Пока не хочу, — ее голос хриплый со сна. Она смотрит на меня сквозь ресницы, ее голубые глаза отражают безопасность, которую она чувствует рядом со мной — совсем не то, что ужас, охвативший их прошлой ночью. — Я просто хочу побыть Кэшем и Харлоу. Ни Братвы, ни Дага, ни записок, ни убийств… — она прерывается, и я чувствую, как ее тело начинает напрягаться.

Отчаянно желая подарить ей ленивое утро, я глажу ее по щеке и прижимаю ее рот к своему. Мгновенно она снова становится мягкой, ее тело трётся о мое, как будто всегда было предназначено для этого.

— Какой твой любимый цвет, куишле? — шепчу я ей в губы.

— Розовый, а что? — губы изгибаются в улыбке.

— Просто знакомлюсь с Харлоу.

Она улыбается и целует меня в челюсть.

— Какое твое любимое животное? — спрашивает она с легким смешком.

— Лиса. Думаю, это очевидно, — я смеюсь и слегка шлепаю ее по заднице. — Одно блюдо, которое ты могла бы есть каждый день?

— Макароны с сыром и хот-доги, — я поднимаю бровь на ее ответ.

Она проводит пальцем от грудины до внешней стороны ребер, поглаживая буквы «chuisle», вытатуированные на моем боку. Я понял ее вопрос еще до того, как она открывает рот.

— Что тут написано?

Я хочу, чтобы она знала, как много значат эти слова, но по какой-то причине я все еще нахожу в себе силы дать простой ответ, ответ, который не раскроет мое сердце.

— Пульс моего сердца.

Она спрашивает еще.

— На ирландском?

— Мама говорила это нам. Дословный перевод «Пульс моего сердца», но еще означает «моя возлюбленная, моя дорогая».

— Расскажи о ней, — она приподнимается на локте, чтобы лучше меня рассмотреть, ее лицо любопытно. — Пожалуйста.

Я вздыхаю, плохо зажившие трещины на моем сердце раскалываются.

— Она выросла в Ирландии. Мой отец познакомился с ней, когда в конце двадцатых годов поехал туда навестить родственников. Он должен был остаться только на лето, но вернулся только через два года с женой и новорожденным мальчиком, — легче говорить в таких широких терминах, отстраняясь от повествования, рассказывая, как историю, а не как свою жизнь.

— С тобой.

— Да. Вообще-то, «Логово» был запоздалым свадебным подарком отца маме. Она всегда хотела владеть пабом и как раз собиралась заняться пабом своего дяди в Ирландии, но им пришлось переехать в Штаты. Отец был не из тех, кто отказывал матери в ее желаниях, — он был непостоянным человеком, но, когда дело касалось ее, как влюбленный мальчик, всегда нежный, добрый. И мне становится стыдно за то, как я относился к Харлоу.

— Наверное, было приятно иметь шеф-повара в семье, — она мягко улыбается, но немного тоскливо. Я делаю мысленную пометку потом выяснить почему.

— Вообще-то, она была ужасным поваром. Но наливала отличный «Гиннес», — я тихонько усмехаюсь. Ее глаза снова буравят слова, и мое сердце нервно бьется.

— А как это правильно произносить по-ирландски? — я прикусываю губу и притягиваю ее к себе, положив руку ей на бедро, а другую на щеку.

Она прижимается к моим бедрам, и я тяну ее, чтобы поцеловать. Не знаю, почему я так нервничаю. Я чуть не умер больше раз, чем могу сосчитать. Не было ни одного дня, чтобы я не совершил что-нибудь безрассудное или опасное. И все же целую ее, как умирающий, борющийся за освобождение.

Мы отстраняемся, и на ее лице застывает скромная улыбка, щеки розовеют и теплеют под моей ладонью. Она так чертовски красива, что это причиняет мне физическую боль.

— Будешь меня так целовать, и я забуду, что ты игнорируешь мой вопрос, — она щиплет меня за нос. — В который раз.

Сквозь грохот в груди я произношу слова, которые отпечатались в моем сердце.

— Куишле моу кхри⁹, — она замирает, услышав слово, которым я ее называл. Тяжело выдыхает, и я знаю, что она понимает, что это не просто слово, не просто милое ласкательное обращение. Это я делюсь с ней единственным чистым видом любви, который когда-либо знал. Единственной хорошей частью моего сердца. Часть, в существовании которой я часто сомневаюсь.

Она начинает покачивать бедрами с неуверенными движениями, как будто ее тело подсознательно стремится к моему. Соки из киски скользят по моему члену.

— Скажи это еще раз.

Я прижимаю ее бедра к своим, усиливая трение, отчетливо произнося каждый слог:

— Куиш-ле моу кхри.

Она пытается повторить это, но ей не хватает правильного гортанного хрипа. Тем не менее, ни одно слово еще не звучало так сладко.

Мой член утолщается, и она приподнимается, садится и выгибает спину, подавая таз вперед, чтобы скользить своей киской вверх и вниз по стояку. Я шиплю от теплого и дразнящего ощущения ее смазки.

— Такая мокрая, детка. Так хорошо, — она только стонет в ответ, поглаживая свой клитор. — Блять, чего бы я только не отдал, лишь бы почувствовать, как эта тугая киска сжимает мой член.

Ее глаза переходят на мои, которые уже выглядят пьяными от удовольствия.

— Еще нет. Я хочу оседлать папочку вот так, — она наклоняется вперед, кладет ладони мне на грудь и трется сильнее, вырывая стон из моего горла. Я хватаю ладонями ее круглую попку, помогая ей двигаться суда-сюда.

— Ах-да… — лепечет она, и этот звук что-то во мне щелкает, я шлепаю ее по заднице с жестокой силой. Она вскрикивает, но падает вперед, призывая пошлепать, пока она целует меня. Поцелуй, который быстро превращается прикусывание губы, которую она резко дергает при каждом шлепке.

— Какая хорошая девочка, отлично справляешься. Папочка шлепает тебя, как грязную маленькую шлюшку, — ее тело подергивается каждый раз, когда она проводит по своему клитору, красивая мелкая дрожь, от которой у меня яйца покалывает, зная, что она доставляет себе удовольствие с помощью моего члена. Я тянусь, чтобы подразнить ее вход своими пальцами.

— Хочешь, чтобы я трахала себя твоими пальцами, папочка? — черт, она совершенна.

— Ты знаешь, что делать, малышка.

Ее веки трепещут, когда она подается назад и насаживается на мои пальцы, ее киска такая тугая и влажная, приветствует их. Она мастерски насаживается, трахая себя, и в то же дроча мой член, который теперь небрежно покрыт ее влагой.

Я втягиваю в рот одну из ее подпрыгивающих грудей, перебирая зубами сосок. Она хнычет и просит меня сделать это снова. Я с радостью подчиняюсь.

— О боже… — кричит она, и я чувствую, как она сжимается вокруг моих пальцев.

— Ты кончишь на папочкин член?

Она втягивает нижнюю губу между зубами, складка углубляется между ее бровями.

— М-м-м… — отчаянно скулит она.

— Хорошая девочка, кончай. Давай, детка, используй меня, — подбадриваю я, когда она начинает лихорадочно двигаться, стараясь сохранить последовательность и точность движений, так как ее тело начинает дрожать. Влажная киска, скользящая туда-сюда по члену, тоже доводит меня до предела. Каждый раз, когда она скользит по его длине, мурашки пробегают от моих яиц до бедер, борясь с желанием поднять ее и насадить на эрекцию.

— Кэш… папочка… блять… — она запинается, пока оргазм нарастает.

— Вот так, кончи для меня. Кончи на мой член.

— Ах! — ее неспособность сформировать слова говорит, что время пришло. Ее ногти впиваются в мою грудь, когда наступает кульминация, и я ввожу палец, покрытый ее смазкой, в ее маленькую тугую попку. — Кэш! — кричит она, но затем стонет, когда ее тело пульсирует вокруг меня.

— Господи Иисусе, — вздыхает она, удовлетворенно опускаясь на мою грудь, член все еще твердый между нами.

— Ты — гребаная богиня, куишле. Гребаная богиня, — шепчу я ей в потный лоб, откидывая назад влажные пряди волос.

Я чувствую стук ее сердца у себя на груди и думаю: это сердце бьется для меня.

Так же, как мое для нее.