Кэш
Мое сердце бьется так громко, что я слышу стук в ушах. А она слышит? Злобная горечь, которую я затаил сегодня, рассеялась после того, как я кончил в хранилище, и у меня осталось только возбуждение.
Последний раз я помню, что чувствовал себя так, когда целился из пистолета в первого человека, которого мне предстояло убить. Есть такие границы, переступив которые, назад дороги не найти. Я протягиваю руку через центральную консоль машины, чтобы положить ее на бедро Харлоу.
От одного ее прикосновения мое дыхание учащается. Она не сказала ни слова с тех пор, как села в машину, и я не знаю, что с этим делать. Но то, что она не убирает мою руку, я воспринимаю как хороший знак. Особенно учитывая, что, когда я видел ее в последний раз, она стояла на коленях, покрытая моей спермой.
Мне нужно было взять себя в руки, поэтому я ушел и сделал несколько выстрелов на стрельбище с Локланом. А когда вернулся домой… господи. Она стояла в гостиной, похожая на гребаную богиню в черном платье. Я не религиозный человек, но, черт возьми, она вызывала у меня желания упасть на колени в знак поклонения.
Когда она кладет свой мизинец поверх моей руки, я решаю, что молчание абсолютно нормально. Через несколько минут мы подъезжаем к заднему входу моего клуба. Паркуемся в подземном частном гараже, и я спешу открыть ее дверь.
— Так это здесь ты выбираешь всех своих жертв? — она берет меня за руку, когда выходит, наклоняясь вперед настолько, что открывается вид на декольте. Черт, у нее идеальные сиськи. И на ней нет лифчика, из-за чего мне требуется вся сила, чтобы не задрать ее платье и не втянуть сосок в рот. Я знаю, как бы это сделал. Сначала мягко и дразняще, проводя языком, но потом прикусил бы зубами. Я пересматривал запись ее мастурбации десятки раз, и точно знаю выражение болезненной эйфории, которое появляется на ее лице, когда она щипала сосок.
И, блять, как же я хочу вызвать это выражение на ее лице.
— Господи, Кэш, — она насмехается, и я понимаю, что меня поймали на том, что я пялюсь. — Для человека, который запрещал мне трахать тебя глазами, ты в этом профи.
— О, детка, я не против, — я обнимаю ее за талию и веду к двери клуба. Наклоняясь, провожу губами по засосу на ее шее — мне нравится думать, что сегодня она заплела волосы, дабы показать его. — Но мне не нужно разрешение смотреть на то, что уже принадлежит мне.
Она возмущенно хмыкает и пытается отстраниться, но я только притягиваю ее ближе.
Веду ее по коридорам для персонала, наслаждаясь тем, как она слегка вздрагивает, когда я провожу большим пальцем по ее бедру или скольжу рукой чуть ниже, чтобы коснуться ее задницы. Обычно «Фантом» шумит, когда гости вливаются в ночную жизнь, но сегодня все закрыто.
«Фантом» — это бывший оперный театр. Когда я купил его, он простоял без дела пятнадцать лет, и я потратил добрую часть своих сил на то, чтобы вернуть ему первоначальную славу. Все по-прежнему в золоте и красном бархате, но сидячие места на первом этаже были заменены танцполом. Я хотел сохранить стильную атмосферу, поэтому весь персонал носит классические черные смокинги. Вместо дымовых машин и мигающих неоновых ламп пространство освещено сложной системой, создающей идеальный баланс между роскошной атмосферой и дискотекой.
Когда мы выходим из коридора на главный этаж, я впитываю каждый сантиметр лица Харлоу, пока она рассматривает сцену.
Большинство светильников выключено, за исключением нескольких тускло освещенных, направленных на центр пустого танцпола, где стоит столик на двоих. На покрытом белой тканью столе стоит одна красная роза и свеча. Просто и элегантно. Прямо как мой ангел.
Она закусывает губу и смотрит на меня, глаза расширены, я вижу, что она довольна, но смущена. Проверяю свои часы.
— Как раз время подошло, — подмигиваю и веду ее за руку к столу, отодвигая ее стул, прежде чем сесть самому.
— Какое? — она покачивается на своем месте, расправляя шелковистое платье.
— В четверг в восемь, — она смотрит на меня сквозь ресницы, как будто ей неловко, что она забыла нечто важное. — Помнишь, в «Логове» я попросил тебя поужинать со мной?
Я вижу по ее лицу, как воспоминание щелкает, и она ухмыляется. — Когда я уходила, ты спросил, можно ли в четверг в восемь. И я ответила…
— Пошел ты, Кэш.
Она сдерживает улыбку и опускает взгляд на свою тарелку с едой. Я не хотел, чтобы меня беспокоили служащие, принося блюда или доливая стаканы с едва выпитой водой, поэтому вся еда была накрыта еще до нашего прихода.
— Как прошел визит Стеллы? Ты выглядишь, я даже не могу выразить это словами, просто шикарно.
— Хорошо. Она съела весь твой сыр, — смеется она.
— Ладно, это все равно для нее, — я уверен, что Стелла уже поняла это.
— Я пыталась — и не смогла — залезть в твой компьютер сегодня, — я киваю, как будто удивлен. Это не так. Даже не смотря видеозапись, я получаю сигнал каждый раз, когда вводится неправильный пароль. — Я хотела посмотреть больше записей с бейсбольного матча.
— Хорошо.
— Попросила Стеллу дать ее телефон, — не могу понять, говорит ли она мне это, потому что чувствует себя виноватой, или потому что хочет, чтобы я знал: если не отвечу на ее вопросы, она сама найдет ответы.
— Нашла что-нибудь интересное? — откидываюсь назад и скрещиваю лодыжку над коленом, медленно потягивая вино из бокала.
— Оказывается, ты на самом деле был на той игре всю ночь, — раздраженно твердит она.
— Ты расстроена тем, что я не убийца, или тем, что ты ошиблась? — поддразниваю я, и знаю, что попал в точку со своим вопросом, потому что она поджимает губы, как будто сдерживается от ответа.
— Если тебе от этого станет легче, я убийца, — говорю я, и она роняет вилку, которую только что взяла в руки. — Но ты уже это знаешь, — мне нравится, что я вижу ее мысли так ясно на лице. Она показывает все, даже когда пытается этого не делать. Как сейчас, она знает, что должна броситься прочь, опасаясь за свою жизнь, но вместо этого ей хочется узнать больше. Я вижу, как в ее глазах загорается коварное любопытство.
— Чем именно ты занимаешься? — от трепета в ее голосе у меня кровь бурлит.
— Я бизнесмен, — она закатывает глаза. — Если ты, блять, еще раз закатишь на меня глаза, я перекину тебя через колено и отшлепаю твою сладкую задницу. И ты знаешь, что я буду наслаждаться каждой секундой, так что давай. Испытай меня, детка.
Она молча смотрит на меня несколько секунд, затем поднимает бокал с вином и опустошает его. Я сижу и наблюдаю, как румянец ползет по ее груди и вверх по шее.
— Есть еще? — она кивает на пустой бокал.
— Что пожелаешь, куишле.
— Хорошо, Ромео. Я бы хотела водку с содовой и лаймом.
— Будет сделано, — встаю и направляюсь к бару на краю танцпола.
— Сделай двойную порцию. И побольше лайма, — кричит она, и я улыбаюсь в темноту. Я ни от кого не принимаю приказов, но, если она попросит меня подползти и облизать ей ноги, я, блять, сделаю это.
Она становится все более энергичной в течение ужина и нескольких напитков. Мне нравится ее присутствие, и что чувствует себя более комфортно рядом со мной, ослабляя свою бдительность даже после всего, что я сделал с ней в хранилище.
Она выпрямляется, оценивая меня.
— Почему ты делаешь все это для меня?
— Каждому королевству нужна королева, — мой член подпрыгивает от того, как она поднимает подбородок и держится немного прямее, когда я называю ее своей королевой.
Но она все еще хочет оттолкнуть меня, сопротивляясь неизбежному.
— Я не твоя чертова королева…
— Ты моя, Харлоу. Моя женщина, моя собственность, королева, моя гребаная шлюха, если я так захочу, — я опускаю взгляд на свой телефон и включаю музыку в динамиках клуба. Это медленная, проникновенная песня. — Теперь, когда все решено, потанцуй со мной.
— Ты чертовски сумасшедший, — бормочет она, закатывая глаза.
Я ухмыляюсь.
— Привыкай, детка.
Когда она берет меня за руку, я крепко притягиваю ее к себе, сжимая одной рукой, а другой обхватываю талию. Мы молчим и просто покачиваемся под музыку, наши груди прижимаются друг к другу при каждом вдохе. Окутывает ее аромат ванили и гардении, и мне хочется впитать его в себя, собрать запах во флакон и всегда носить с собой.
Песня сменяется на что-то более чувственное, и мой член напрягается, когда ее бедра двигаются в такт. Эти чертовы бабочки вернулись, они бьют в животе, как ураган. Я запускаю пальцы в ее волосы и откидываю ее голову назад. Глаза прикрыты и блестят от… черт побери, желанием. Я хочу наслаждаться этим моментом, тянуть его как можно дольше, чтобы она почувствовала себя хоть в малой степени такой же неуправляемой, как и я.
Трусь нашими кончиками носа, обмениваясь дыханием. Я хочу поцеловать ее. Хочу поцеловать ее так чертовски сильно, но вместо этого опускаюсь вниз по ее шее, едва касаясь. Она вздрагивает и обхватывает рукой мой затылок, притягивая к себе. С ее губ срывается стон, ибо от ее хватки я сильнее прижим губами к ее шее. Она прижимает меня к себе, пока я ласкаю каждый сантиметр ее шеи и груди, зарываю руку в ее волосы, поворачивая ее, как мне нравится, обнажая следующий участок кожи для своих ласк.
Она выгибается, продолжая чувственно танцевать под музыку. Должно быть, чувствует, как мой выпуклый член упирается ей в бедра. А может быть, она просто гонится за собственным удовольствием, облегчая напряжение, ерзая на моей ноге. Любая из этих возможностей разжигает огонь в моем животе, уничтожая бабочек и требуя большего.
— Ты кончишь для меня, куишле? — говорю я ей в ухо, а затем прикусываю мочку.
— Ты уверен, что мы здесь одни? — в ее тоне слышится легкое возбуждение, а сама мысль заставляет ее извиваться.
— Да. Здесь никого нет. Потому что, если кто-то попытается подглядывать, я перережу ему горло, а потом трахну тебя в луже крови, — она задыхается, но не отстраняется. Лишь сильнее вжимается в меня. — Твое удовольствие принадлежит мне и только. Так отдайся мне, куишле. Оседлай мою ногу и позволь держать тебя, пока ты развалишься на части.
Поддавшись искушению, она кругами двигает бедрами вверх и вниз по моему бедру. Зарывается лицом в мою шею, и трется клитором, делая резкие, маленькие вздохи, за которыми следует глубокий выдох.
Мои руки скользят по ее мягкому телу, запоминая каждый изгиб. Шелковистый материал ее платья покрыт легким блеском пота, а когда я целую ее висок, появляется солоноватый привкус, отчего я отчаянно желаю попробовать ее всю на вкус.
Провожу по задней поверхности ее бедра и под изгибом попки, чтобы погладить тонкий кружевной материал ее стрингов между ее ягодиц.
— Трусики уже промокли, грязная девчонка? — я решительно провожу пальцами вверх и вниз по ее промежности, надавливая сильнее у задницы, скользя до киски, но так и не задеваю то самое чувствительное местечко. Она сжимает ягодицы от этого вторжения, но восхитительные стоны выдают ее истинные чувства.
— Тебя трогали здесь раньше? — спрашиваю я, потирая кругами стринги, прикрывающие ее тугое колечко. Она качает головой. — Хорошо, мне нравится знать, что я буду единственным мужчиной, который возьмет тебя сзади, — у меня грудь урчит от первобытной потребности пометить все части ее тела как свои.
Я просовываю два пальца спереди и чувствую, что она правда намочила кружевное белье. Ткань горячая и влажная, и я чувствую, как набухшие губы ее киски просят большего. Если она хочет большего, я с радостью дам ей это.
Веду ее назад, пока она не упирается в стол. Затем дергаю скатерть, пока все тарелки и бокалы не разбиваются об пол. С этим мы разберемся позже, но сейчас мне нужен чистый алтарь для поклонения своей даме. Я поднимаю ее на край стола, и она, не дожидаясь, притягивает меня к себе.
Ее поцелуй грубый и торопливый, как будто она ждала всю ночь, чтобы поцеловать меня, и теперь не может насытиться. Я позволяю ей овладеть моим ртом, пока поднимаю платье и стягиваю трусики. Раздвигаю ее бедра и стону при виде блестящей киски. Мои пальцы впиваются в податливую плоть ее ног, но мне так хочется впиться в них зубами.
Она кажется настолько потерянной в нашем поцелуе, что я шлепаю ее по внутренней стороне бедра, дабы привлечь внимание. Она вскрикивает, но затем смотрит на меня с огнем в глазах, давая понять, насколько ей понравился резкий всплеск боли.
— Ты так сладко кончила для меня раньше, обливая мои пальцы, пока я трахал эту красивую киску. Хочешь снова? Скажи мне, что ты хочешь этого, куишле.
— Да. Боже, да, — я приближаю руку к ее центру, но останавливаюсь, поднимая на нее брови. — Пожалуйста, Кэш, позволь мне кончить. Я буду хорошей. Пожалуйста.
Я трогаю ее лицо одной рукой, а пальцы другой смачиваю, скользя ими вверх и вниз по ее складочкам.
— Ты такая красивая, когда умоляешь. Хочешь этого? — я прижимаю пальцы к ее входу. Она охотно кивает, глаза большие и круглые, она смотрит на меня сверху, кусая губы. Боже, она чертовски великолепна в таком виде.
— Тогда открой рот, — я беру ее за подбородок, но мне не нужно прилагать никаких усилий, так как она сама раздвигает для меня свои сладкие губы. — Хорошая девочка.
Когда она смотрит на меня вот так — рот открыт, дыхание сбивается, а глаза такие чертовски отчаянные — я хочу толкнуть ее на колени и снова засунуть свой член в ее глотку. Вместо этого сплевываю в ее открытый рот, у меня член сочится, когда ее глаза расширяются от шока.
— Глотай, — я едва узнаю свой собственный голос. Он глубокий, хриплый и такой чертовски злобный от похоти, звучит как голос демона.
Она глотает, и я глажу ее шею, пока двигается горло.
— Такая послушная маленькая шлюшка.
Она сделала, как я приказал, и теперь пришло время для награды. Ввожу пальцы у входа в ее мокрую киску. Она сжимается вокруг и мычит, когда я ввожу и вытаскиваю пальцы.
— Бля-я-ять, Кэш.
От этого стона я почти взрываюсь. Каждая клеточка моего тела вибрирует от потребности погрузить член глубоко внутрь нее, услышать, как она стонет мое имя, пока я вбиваюсь в нее, получая удовольствие. Дико и жестоко. Но я не верю, что не причиню ей боль, если поддамся этому желанию. Потому что как только я окажусь внутри нее, я знаю, что не будет иметь значения, стонет ли она мое имя от удовольствия или от боли. Я, блять, не остановлюсь.
Вместо этого я трахаю ее пальцами, двигая бедрами, как будто рука — это мой член. Я сказал, что вылижу ее, но не могу оторвать взгляд от ее лица. Мне нравится наблюдать за каждой вспышкой удовольствия.
Ее руки летят к моим бедрам, она откидывает голову назад, ее шея вытянута и прекрасна в мягком сиянии огней. Скрежещу зубами, обхватываю рукой ее горло и наслаждаюсь скоростью ее пульса.
Крепко сжимаю ее, и она встречается со мной взглядом.
— Сможешь дышать, когда кончишь, — у нее сводит челюсти, и я чувствую, как она сглатывает под моей ладонью, но она начинает двигаться на моей руке с еще большим жаром и отчаянием. Ее губы раздвигаются, когда она пытается вдохнуть воздух, и между тихим хныканьем, которое она подавляет, и трением о мой член, я правда думаю, что кончу вот так, с членом в штанах.
Складка между ее бровями углубляется, когда она смотрит на меня, глаза наполовину в блаженстве, наполовину в панике.
— Ты можешь трогать себя, детка. Я даю тебе разрешение, — я и не запрещал, но облегчение на ее лице, когда она опускает руку, чтобы обвести свой клитор, говорит само за себя.
Ее влагалище пульсирует вокруг моих пальцев, горло дергается, борясь за воздух. Она так чертовски близка. Я чувствую запах возбуждения, смешанный с ее сладким, цветочным ароматом. По ее щекам ползет румянец, и я понимаю, что время пришло. Стискиваю челюсть и прижимаюсь к ней носом
— Кончай сейчас же. Быстро. Блять. Сейчас же, сука.
Ее спина выгибается дугой, а бедра устремляются вверх, руки цепляются за мои, когда она по спирали погружается в оргазм. Я отпускаю ее горло, и она дергается вперед, ее лоб падает на мое плечо, она хрипит и кашляет. Этот звук выводит меня из равновесия, и я энергично поглаживаю свой член по брюкам.
Когда наступает моя собственная кульминация, я не могу остановить грязь, извергающуюся из своих губ.
— Такая хорошая девочка. Моя маленькая грязная шлюшка. В следующий раз ты подавишься моим членом… блять! — я кончаю с ревом, намочив переднюю часть своих штанов.
Только когда открываю глаза, я понимаю, что закрыл их. Харлоу смотрит на меня, по ее щеке течет слеза, а лоб наморщен. Мой разум все еще затуманен, я все еще нахожусь под кайфом, но тянусь к ее лицу, чтобы утешить.
— Куишле…
— Не трогай меня, ублюдок, — она отшатывается от меня и отталкивается от стола. — Ты гребаный психопат! Ты чуть не убил меня, — она захлебывается рыданиями, и я понимаю, что правда ублюдок, потому что моя первая мысль: я мог бы сделать гораздо хуже.
Господи, она так красиво выглядит, когда плачет, — это моя вторая мысль.