Завещание фараона

Часть 1. Глава 3. Домик на обрыве

Кони неслись крутым берегом. Золотые стены Фив, мерцающие призрачным голубым заревом в лунном сиянии, отодвигались всё дальше и дальше… Агниппа обернулась, бросив последний взгляд на город и на громаду Та Дехент, тёмную на фоне южного серебряного неба — и тронула повод скакуна. Всадники перевалили через вершину холма, и столица Египта скрылась из виду.

— Мы свободны!.. — крикнула царевна навстречу ветру и, отпустив повод, галопом пустилась вниз по склону, раскинув руки и смеясь от счастья.

— Да не совсем, о царевна! — в тон ей крикнул советник и пришпорил своего скакуна, догоняя девушку. — О пресветлая, мы только потеряли из виду Фивы.

— Это добрый знак, Мена! Теперь нам надо съехать с дороги и свернуть в пустыню, ведь верно? — живо обернулась к старику Агниппа. — И никто никогда не догадается, что мы сделали!

— И никто не найдёт наших костей, — с самым серьёзным выражением лица кивнул бывший лазутчик фараона. — Их обглодают шакалы и грифы.

— А я думала…

— С повелителями пустыни, Сетхом и Сохмет, нельзя шутить, о царевна. Придётся нам ехать по дороге. Разумеется, ночью, а днём находить укрытие. Поверь, это не так уж и сложно, вдоль берега хватает рощ и оазисов…

Агниппа только смущённо улыбнулась в ответ.

— Я полагаюсь на тебя, Мена.

— Знаешь, мне доводилось прятаться… — смеясь, хмыкнул он.

Кони легко уносили своих всадников в ночь.

Пыльные схены ложились под копыта.

Звёзды катились по небу.

Ветер свежел, и вот на горизонте, над песками Ливийской пустыни, огромным пылающим диском взошло солнце — внезапно и быстро.

— Славься, Амон! — крикнула радостно царевна, протягивая руки к сияющему шару. — И да хранит нас твоя милость!.. Дай нам новую жизнь, о юный Гор, сияющее утро!

— И дай нам победу над нашими врагами… — под нос пробормотал Мена.

Нужно было искать укрытие. Увы, Агниппа не могла ехать столь же быстро, как привык ездить он, воин и разведчик, и потому его расчёты добраться до ближайшего оазиса, прежде чем взойдёт солнце, провалились к Апопу — и это не могло не беспокоить советника.

Но девушке о его тревогах знать вовсе не обязательно.

— Поедем быстрее, о царевна, — мягко заметил он. — Скоро уже день, а здесь открытое место…

Только и оставалось, что молиться богам о заступничестве.

На солнце наползало дрожащее рыжее марево, а ветер продолжал набирать силу: лихорадочно, рывками, словно поднимал огромную тяжесть.

По дороге пронеслись маленькие пылевые смерчи, запутались в траве обочины. Воздух загустел, как гнилая вода.

Солнце — распухшее и тяжёлое — скрылось за завесой бурой мглы.

— Агниппа, стой! — крикнул советник. — Спешиваемся!

Девушка удивлённо посмотрела на старика, но выполнила приказ. Дёрнув своего коня за повод, Мена заставил его опуститься на колени.

— Делай, как я! — коротко велел старый разведчик Агниппе. — У седла фляжка. Смочи водой какие-нибудь две тряпицы, одну намотай на морду коню, другую — себе на лицо. Укройся за конём и, когда начнётся, опусти голову.

Едва они оба последовали этому совету, как ветер взвыл, словно тысяча демонов — и мир захлестнула красная мгла.

Агниппа только испуганно всхлипнула, прижавшись к тёплому лошадиному боку. Её конь, повинуясь инстинкту, уткнулся мордой в плечо хозяйки, тоже пытаясь защититься от бури.

Ветер свистел, набирая силу, и, кроме этого свиста, во всём мире не было ничего: лишь обжигающее дыхание урагана…

«О светлый Гор, защити нас…» — только и могла мысленно молиться царевна. Вокруг росла гора песка, заметая девушку и коня.

Царевна не могла бы сказать, сколько это продолжалось. Просто в какой-то миг поняла, что вихрь теряет остервенение, а мгла рассеивается…

Агниппа с трудом смогла поднять голову. С плеч и волос покатились тяжёлые сухие струи. Конь, фыркнув, вскочил на ноги, храпя и мотая головой, и едва не уронил свою хозяйку.

Пошатываясь и цепляясь за повод, Агниппа выкарабкалась из песчаного холма, наметённого ураганом.

Вокруг простиралась пустыня… Сотни барханов, куда только хватало взгляд — и лишь Нил под обрывом, всклокоченный, жёлтый — гордо и несгибаемо нёс свои воды к морю.

Подошёл Мена. Лицо его было серым и сухим, как у мумии, и безмерно усталым.

— Попей, девочка, — тихо сказал советник, протягивая флягу. — Коней мы напоим в оазисе…

— Но ведь рядом Нил? — робко заметила царевна. — Да, там сейчас, конечно, у берега песок, но…

— Там крокодилы, — невесело усмехнулся воин. — Едем, о царевна!

Девушка облизнула пересохшие губы. Потом, словно вспомнив, сделала глоток из фляжки.

— Куда же мы поедем, Мена? Дорогу замело. Сами боги против моего бегства… — бледнея, прошептала царевна.

— Не говори глупостей! — отрезал старик. — Дорогу в скором времени расчистят, но мы, разумеется, не будем этого дожидаться. Боги на нашей стороне, девочка… — мягче добавил он. — Смотри, ветер ещё не утих, он заметёт наши следы. А те, что мы оставили ночью на дороге, сейчас надёжно укрыты волей властелинов пустыни. Вознеси им хвалу и благодарность.

— Может, Сетх и вправду покровительствует мне? — невесело усмехнулась девушка, садясь на коня.

— Как всем рыжеволосым, моя царевна, — хмыкнул Мена. — Так что не унывай — и в путь!

Кони, радуясь свободе, помчались дальше, разбрасывая фонтаны песка.

Стелясь позёмкой, заметал за ними тропу ветер… Пыль пустыни, сброшенная с его крыльев, падала в Нил, на мутную взбаламученную воду…

Вскоре впереди показалась роща: оазис, к которому стремился Мена. Лошади, чуя воду, прибавили шаг.

…Они пили жадно, фыркая и поводя боками, пока хозяева, спешившись, устраивались на привал у озера, под тенью густых деревьев. Старый лазутчик, развязав сумку, извлёк оттуда хлеб и сушёное мясо и, разделив пополам, протянул своей спутнице. Благодарно кивнув, царевна с аппетитом вонзила белые зубки в жёсткий кусок, только сейчас осознав, что голодна.

Мена ел медленней, вслушиваясь в пение птиц и поглядывая на коней.

Животные были невозмутимы, птицы беспечно пересвистывались в листве — и он успокоился.

— Тебе надо поспать, девочка. Я разбужу тебя…

— А ты, Мена? Ты устал не меньше… — нерешительно пробормотала царевна.

— Я привык не спать сутками. К тому же, когда ты проснёшься, я, если всё будет хорошо, тоже прикорну… — улыбнулся советник. — Ты спи, девочка. Спи…

Агниппа улыбнулась и, подложив под голову дорожную сумку, мгновенно провалилась в сон.

Её разбудило прикосновение к плечу. Девушка проснулась мгновенно и, вскинувшись, села, тревожно глядя на Мена. Он стоял, прижимая палец к губам.

— Сюда едет всадник. Я заметил его из-за деревьев… Надо уходить.

— А следы?.. Наши следы на земле?.. — на одном вздохе прошептала Агниппа.

Мена пожал плечами.

— Мало ли путников ищут приют в оазисе?..

Царевна кивнула и, не задавая более вопросов, вскочила в седло. Ветви кустов, качнувшись, скрыли беглецов.

…И вновь под копыта ложились заметённые песком схены дороги.

Солнце клонилось к вечеру, и от барханов протянулись длинные густые тени.

Усталое разбухшее светило медленно валилось за Нил.

Чёрной грозной тучей шёл на Египет мрак — тяжёлый и непроглядный. Мена с удивлением всматривался в эти странные сумерки, вслушивался в их поступь… Они заполнили всё небо, лишь далеко у заката ещё горело больное бледное зарево.

И над миром грохнул глухой мощный раскат.

Небо расколола огненная трещина.

И землю с небесами сшил холодными нитями ливень…

Вода хлестала, превращая песок в грязь, и ветер порывами нёс струи над встревоженным Нилом.

— Боги, что это?!

Мена смеялся, запрокинув голову и подставив лицо яростным потокам, ловя на ладони стремительные капли.

— Мена, что это?! — снова крикнула Агниппа.

— Дождь! — наконец сквозь смех ответил советник. — Как же это здорово, девочка!

— Мне страшно!..

— Брось! Обычная вода, — Мена обернулся к девушке, изумлённый и радостный. — Это невероятно, дождь над Египтом… В первый и последний раз я видел его в долине Нила много лет назад, ещё мальчишкой. И тогда тоже, конечно, очень испугался… — Старик весело хмыкнул. — А вот потом, в Хеттском царстве и в Греции, мне не раз доводилось промокать до нитки. Добрый знак, о царевна!

Девушка придержала повод коня.

— Мена, я должна вернуться… Я должна взойти на жертвенник. Это гнев Осириса!

— Осирис не повелевает дождём, — коротко возразил Мена, тоже останавливаясь. — Не говори глупостей, девочка.

— Откуда взяться здесь туче? — бледная как тень, прошептала беглянка. — Это чудо, явленное богами. Они разгневаны!

— Вздор! — разозлился старик. — Дождь, конечно, принесло с Тростникового моря или с Великой Дуги.

— Темно, как в полночь! Туча закрыла даже лик Амона!.. — уже не владея собой, кричала девушка. У неё начиналась истерика. — Боги отвернулись от меня!!

Мена влепил ей крепкую затрещину.

Агниппа схватила ртом воздух и умолкла на полуслове.

— Это. Просто. Гроза, — чеканя каждое слово, жёстко произнёс воин. — Если же тебе так хочется видеть какое-то знамение в дожде, то подумай вот о чём. Верховный бог эллинов, Зевс, повелевает молниями. Не он ли посылает тебе знак, что Эллада ожидает тебя? Так что оставь сомнения! Твой выбор сделан.

— Но…

— Ты царевна, Агниппа. Царям не к лицу колебания. Ты дочь владыки Египта, и, поверь, никакие знамения не могли остановить его, если уж он что-то решал. Колебания погубили твою мать… и однажды я уже совершил ошибку, позволив её страхам взять верх над здравомыслием. Теперь я не повторю этого и спасу её дочь, несмотря на всех богов, сколько их ни есть!..

Агниппа лишь коротко всхлипнула. Пожалуй, только Мена и видел в ней настоящую царевну… Правда, и требовал со своей венценосной приёмной дочери соответственно.

— Прости, Мена. Я… Конечно, вода освежит наших коней.

— Без сомнения, о царевна, — с улыбкой кивнул советник, трогая повод своего скакуна. — Прикажешь ехать дальше?

Девушка кивнула.

Разбрызгивая грязь, кони помчались в грозу, во мрак, разрываемый вспышками молний…

Нил клокотал. Ревущий бурный поток кипел мутной пеной, крутя и ломая упавшие деревья. Измочаленные ветви пальм, словно в мольбе о помощи, вздымались из волн к небу, на краткий миг возникая из тьмы при трепещущей вспышке, и снова скрывались во мраке.

Беззвучно, и оттого немыслимо жутко, огромный пласт берега осел в обезумевшую реку прямо перед Агниппой.

Всадница едва успела натянуть повод, вскидывая коня на дыбы.

Плеск и грохот падения на миг перекрыли рёв урагана, а затем все звуки снова поглотило воющее неистовство бури.

Девушка оцепенела.

Мена, подъехав, взял за повод её скакуна и отвёл подальше от обрыва.

Агниппа сидела, как каменная.

— С тобой всё хорошо, девочка? — заботливо спросил старик. — Надо держаться подальше от воды…

Царевна облизнула губы. На языке таял вкус дождя…

Она зажмурилась.

Боги… Столько лет терпеть презрение близких, косые взгляды придворных… И вот она — долгожданная свобода!

Ну неужели ради свободы нельзя потерпеть ещё немного?..

Песчаная буря, страшная гроза…

Всего-то!

А там, позади, Нефертити…

И жертвенник.

— Всё… хорошо… — вытолкнула из себя девушка. — Всё в порядке, Мена… Едем!

Немеющими пальцами она разобрала повод. Перед глазами всё плыло и качалось. По лицу и губам стекали струи, за воротник с промокших волос скатывались капли, сырая одежда липла к телу…

Боги… Только бы не упасть с коня…

Мена бросил на свою спутницу короткий взгляд и лишь безмолвно покачал головой.

Сверкнула молния, и при её резком свете беглецы заметили вдали низенькую хибарку под навесом.

— Жильё, — мягко произнёс старый солдат, наклоняясь к Агниппе и чуть сжав её плечо. — Крепись, моя госпожа. Ещё усилие!

Девушка медленно кивнула, словно во сне, и тронула узду.

Несколько минут сквозь хлещущие струи дождя и ледяной ветер, сквозь пульсацию крови в висках…

Такая тёмная ночь — или это темнеет в глазах?

Кони остановились, вздрагивая и поводя боками.

Грохотал гром, с папирусного навеса водопадом низвергались кипящие струи, дерево, примостившееся над самым обрывом, гнулось, словно тростник, под ударами бури, но за бычьим пузырём, что защищал подслеповатое оконце, горел огонёк.

Мена спрыгнул с лошади и направился к двери.

Дождь хлынул с удесятерённой силой.

Агниппа устало уткнулась в жёсткую мокрую гриву. Голова кружилась… Царевна уже почти не осознавала, что происходит вокруг.

Мена громко стучал, потом колотил в двери, но путникам никто не спешил открывать…

— Сетх вас побери!.. — в сердцах рявкнул вельможа, пнув хлипкую дверцу ногой. — Сдохли, что ли?! Выломаю, отродье!..

Он коротко оглянулся на свою госпожу — и успел заметить, как та медленно заваливается набок, соскальзывая с коня.

Вскрикнув, Мена подбежал и подхватил девушку. Она была без сознания.

Сурово сжав губы, советник, держа на руках свою приёмную дочь, направился к хибарке. Выражение его лица не обещало ничего хорошего бессердечным обитателям домишки.

По крайней мере, дверь старый солдат намеревался выбить одним пинком.

Ночь прорезала рыжая полоска света, и в образовавшуюся щель выглянула женщина в белом домотканом покрывале, наброшенном на голову.

— Кто здесь? — громким испуганным шёпотом спросила она.

Мена вышел на свет.

— Добрая женщина, — сдержав своё раздражение, мягко проговорил он, опасаясь ещё больше напугать крестьянку, — пусти нас. Мы бедные путники и едем издалека, нас застигла буря. Моему сыну плохо. Дай нам приют на одну ночь!

Видимо, крестьянка ожидала увидеть вовсе не их. Не дав Мена закончить, она широко распахнула двери и посторонилась, давая пройти.

— Что ты, что ты! Заходи! — зачастила она. — Боги, дитё простудишь! До чего довёл, а!.. И какие демоны вас гнали? Чего бы вам в оазисе не переждать? — ворчала она, запирая двери. — Разве можно так над мальчишкой изгаляться? А? Я тебя спрашиваю!

Она погрозила Мена кулачком, словно «дитё» было её кровным, и, в обход хлипкого стола, повлекла старика к очагу, к двум папирусным циновкам, разостланным прямо на голой земле. Других постелей в доме просто не было.

— Вот. Вот сюда положи… Ах ты, деточка… — подперев рукой щёку, сокрушённо качала головой хозяйка. — Умаялся-то как, бедолага! Сейчас, в тепле, в покое, очнётся…

Веки девушки дрогнули.

— Мена… — слабо прошептали её губы. — Мена, где мы?..

Убогая каморка, освещённая лишь трепетанием очага, смутные очертания грубо выструганных домашних богов у стены…

Глинобитные стены, два расхлябанных стула, расшатанный стол, ткацкий станок и сундук у дальней стены составляли всю обстановку.

Хозяйка, хлопотавшая у стола, сухощавая и подвижная, походила на домовитую мышку. Когда-то, бесспорно, это была красивая женщина, и её чёрные, по-прежнему молодые глаза с лукавинкой, и изгиб тонких бровей, и остренький нос — всё было бы неотразимо, если бы не лёгкая сеточка морщин, избороздивших смуглую, уже далеко не нежную кожу. Из-под белого головного покрова выбивались чёрные пряди, в которых уже змеились серебристые ниточки. И всё же гибкая фигура в коричневом домотканом платье вполне могла бы принадлежать юной девушке…

Агниппа перевела вопросительный взгляд чёрных глаз на своего советника.

Он улыбнулся, сжав её руку.

— Ничего, сынок, — незаметно подмигнул он царевне. — Всё хорошо. Эта женщина приютила нас. Как ты себя чувствуешь?

Агниппа слабо, понимающе улыбнулась.

— Папа… — нежно выдохнула она, кончиками пальцев проводя по щеке, изрезанной морщинами. — Со мной всё хорошо, благодарю…

Мена ласково убрал со лба девушки мокрую прядку, чувствуя странную резь в глазах.

— Мне надо позаботиться о конях, — поднялся он, отворачиваясь. — А ты лежи, отдыхай и ни о чём не беспокойся.

Измученная царевна лишь обессиленно опустила ресницы, благодарно улыбнувшись.

Мена вышел из дома, на миг встревожив пламя очага порывом ветра. Дверь хлопнула, но вой бури доносился, хоть и приглушённо, даже сквозь стены.

— Ах, боги, ревёт-то как… — покачала головой крестьянка. — Весь дом трясётся! Храни нас Амон, лишь бы берег не подмыло, а то так и рухнем в реку, крокодилам на корм…

Агниппа вскинулась, как подброшенная.

— Лежи, лежи, деточка… — улыбнулась женщина. — Не обращай внимания на мою болтовню. Глянь — тут у нас дерево рядом, его корни, скажу тебе, так обрыв держат — никакой демон не осилит! Сохранят боги… Обидно вот только, если под мостками сарайчик с лодкой размоет… Ну да нечего худое кликать!

— Такая… такая буря… — прошептала девушка.

Говорливая хозяйка внимательно вгляделась в неё, чему-то улыбнулась и вздохнула.

— Ох, что ж делается-то, а?.. — снова начала сыпать она словами. — Две бури в один день! Ох, не иначе знак какой боги посылают Египту… понять бы ещё, какой! Ну, ярость Сетха я могу ещё понять, но что сейчас делается! Что делается!.. Где ж видано такое, чтобы вода с неба падала?..

Дверь снова хлопнула, и в комнатушку зашёл Мена. С его плаща лило ручьём, прямо на земляной пол; насквозь мокрые волосы налипли на лоб. Старик постоял какое-то время под испытующими взглядами женщин, а потом слабо улыбнулся.

— Привязал коней под навесом, — тихо заметил он. — Ну и ливень! Хлещет как из ведра.

— А ты плащик-то сыми, сыми, мил человек! — зачастила хозяйка. — Да повесь над очагом, обсуши. Мальчонка-то тоже своё пускай сымает, и идите к столу, кушайте, — крестьянка с улыбкой кивнула на накрытый стол.

Там, прямо на чёрствых хлебных лепёшках, заменявших тарелки, лежала просяная каша. А в центре стоял глиняный кувшин — с обычной водой.

Советник опасливо покосился на царевну. Не оскорбит ли её подобная скудость?..

Агниппа поднялась, цепляясь за очаг, и, пошатываясь, подошла к столу.

— Благодарим тебя, добрая женщина, — сердечно произнесла дочь фараона. — Мы с удовольствием разделим твою трапезу.

Облегчение мелькнуло во взгляде советника.

— Только, к сожалению, переодеться нам не во что, — заметил Мена.

— А ничего, — махнула рукой крестьянка. — Погодите-ка, я сейчас тебе одёжу сына дам, а паренёк вон, пусть в холст завернётся, я недавно соткала, ещё ничего сшить не успела. Большое полотно и лёгкое… давай, давай, деточка, не смущайся! А коль смущаешься, я отвернусь.

— Спасибо тебе, — искренне произнёс Мена. — Как твоё имя, добрая женщина?

— Катути меня зовут. Катути, — ответила женщина из сундука, в котором копалась, извлекая одежду. — На, мил человек! — сунула она в руки Мена изрядно поношенную, но чистую схенти и широкое грубое полотно.

Потом женщина отвернулась к стене, чтобы не смущать своих гостей; Агниппа юркнула за очаг, пока Мена переодевался, и, стащив с себя холодную мокрую одежду, завернулась в безразмерное полотно, как в простыню. С украшениями, что были припрятаны в рукавах, пришлось повозиться, перекладывая в предусмотрительно прихваченную дорожную сумку, но, слава богам, хозяйка ничего не заметила.

Советник быстро покончил с переодеванием, и, хотя царевне было непривычно видеть этого великого воина и знатного вельможу лишь в схенти, девушка, сдержав хихиканье, прошла к столу, пока Мена развешивал над очагом их вещи.

— Мы готовы, Катути, — позвала она хозяйку, когда старик вернулся.

— Ну, давайте есть! — улыбнулась крестьянка, с предвкушением потерев ладошки. — Не взыщите: как говорится, чем богаты!

Агниппа ела с небывалым аппетитом, уплетая холодную кашу за обе щёки, и Катути, облокотившись на стол и подперев голову рукой, с нежностью смотрела на это.

— Оголодал-то как, бедолага… Откуда ж вы так едете-то?

— Из Ниута, — бесхитростно ответила царевна, прежде чем Мена успел открыть рот.

— О-хо-хо, не близко… — вздохнула женщина. — А у меня вот сынок в Мен-Нефер сейчас, на заработки подался. — Катути поморщилась. — Пьяница несчастный… поди, опять всё пропьёт, все мы в долгах из-за него… — она встряхнулась. — Что это я вас глупостями извожу? Устали ведь, горемычные? Давайте-ка спать! Ты, мил человек, на сундуке поспи, а мы с мальчонкой у очага, на циновочках.

— А что ж ты сразу двери не открыла, Катути? — внезапно спросил Мена.

Женщина поморщилась, отводя глаза.

— Да так… мало ли… кого в такую непогодь принести может.

Мена чуть нахмурился, но ничего не сказал.

Агниппа, сладко зажмурившись, потянулась, и впрямь похожая на мальчика со своей короткой стрижкой. Волосы медно блеснули в свете очага.

— Ой, и в самом деле, папа, давай спать. Я с ног валюсь!

Старый солдат улыбнулся, все вышли из-за стола, и вскоре в маленьком домике воцарилась полная тишина: люди сладко спали, а за стенами плакал ветер и шуршал дождь по старенькой крыше…