Завещание ворона

Глава четвертая Солнечный остров скрылся в туман... (июнь 1995, Мэриленд)

— ...Ты все-таки не забывай, кто тут раньше проживал. Тут по дну такой кабель проложен, с бревно толщиной. С электричеством полный порядок.

— Тогда почему не фурычит?

— Ну... — Назаров замялся. — Ты так неожиданно нагрянул. Я не успел перевести деньги на счет...

— С телефоном те же проблемы?

— В общем, да... Чек, понимаешь, задерживается, еще неделю назад должен был придти...

— М-да... Ну что, давай-ка счета сюда волоки.

— Какие?

— Что значит — какие? Конторы, с которой у тебя недоразумения по электричеству.

— Все?!

— Один какой-нибудь, мне их реквизиты нужны...

Назаров устремился в другую комнату, а Нил вынул из нагрудного кармана мобильный телефон, нажал на кнопочку.

— Майк, привет, Нил Баррен. Извини, что отрываю от дел, тут вопросик срочный возник, по одной электрической компании... Нет, нет, не покупка, тут другое... Принес? Давай сюда... Майк, это я не тебе. Записывай...

Нил жестом показал Назарову, что его присутствие при разговоре совсем не обязательно. Тот поспешно выскользнул за дверь.

Закончив давать указания, Нил вышел на крыльцо.

Назаров сидел на садовой скамейке возле бездействующего фонтана и нервно курил. Нил сел рядом, вытянул сигарету из лежащей на скамейке пачки.

— Ты позволишь?

— Конечно, конечно, кури...

Назаров щелкнул зажигалкой, поднес Нилу огонька. Руки его заметно дрожали.

— «Джеке», — сказал Нил. — Что то марка незнакомая.

— Хорошие, — заверил Назаров. — Я их в Делавэре беру, сразу оптом. Семьдесят центов за пачку выходит. Экономия.

— Ля-ля-ля, только суперпрокладки от Хелен Харпер сделают тебя счастливой целый день каждый день! — вдруг донеслось из дома.

Назаров подскочил.

— Елы-палы, опять телек не вырубил! — Тут он замер, выронив сигарету на землю. — Погоди, погоди, ведь он же... ты же... как же?..

— Ты лучше иди, выключи, что не надо. А заодно включи, что надо.

— Слушай, как это у тебя получилось? Мне в прошлый раз врубили только через три дня!

— Да так как то...

— Вот спасибо! Век не забуду твоей доброты!

— Тут, собственно, товарищ дорогой, доброта не при чем. Мне же надо всесторонне оценить предлагаемую недвижимость.

— Отличная недвижимость, отличная! — Назаров устремился в дом, но на полпути остановился. — Ты как насчет пивка? У меня вроде оставалось кое что, я для быстроты дела сейчас его в морозилку отправлю. И водочкой отполируем, как в старые добрые времена.

— Без закуси?

— Организуем... В холодильнике, конечно, все сдохло, но есть чипсы, орешки, шоколад, кажется, где-то завалялся... Мигом соображу что-нибудь. А ты пока искупался бы с дороги, а то жарища...

— Тащи полотенце. Пляжик, как я понимаю, рядом с причалом?

— Вообще-то я имел в виду душ. А в заливе купаться не советую. База атомных подлодок, три химзавода... О Боже, что я несу! Коммерсант из меня никудышный...

— Кудышный, кудышный! Всегда давай только правдивую информацию — особенно, когда она легко проверяется. Ладно, где тут у тебя душ?..

Смыв под мощной струей липкую дорожную усталость, Нил заткнул сток пробкой и сел на край ванны напитываться влажной прохладой, передаваемой водой воздуху...

Ему здесь нравилось. Даже очень нравилось. Торнадо, регулярно терзающие юго-восток Америки, до этих краев не добирались, атлантические штормы гасли на подступах к заливу, над водной гладью вместо чаек кружили орлы. Идеальное убежище для усталой, опустошенной души...

Конечно, чтобы сделать островок пригодным для нормальной жизни, потребуются немалые вложения. Благоустройство всей территории, бассейн, вертолетная площадка, домик для прислуги, ремонт самого особняка, причала, коммуникаций и обязательная загради тельная сеть вокруг всего острова, чтобы отвадить непрошеных гостей. С другой стороны, запрашиваемую Назаровым цену в полтора миллиона очень легко, можно сказать, элементарно, сбить до одного. Из тех одиннадцати, что были в одночасье выиграны у Гейла Блитса — и как всегда на арапа.

Феноменальная Нилова удачливость не была следствием каких то изощренных расчетов или систем, но и слепой игрой случая объяснять ее было бы неправильно. Это был какой то энергетический процесс. Начиналось с легкого жжения в ладонях, потом теплая волна поднималась по рукам, по плечам, в сознании возникало переливающееся всеми цветами радуги подобие изотермической карты, и мозг спонтанно, помимо осознанной воли Нила, выдавал выигрышный вариант. Однако, этот дар не работал применительно к неодушевленным предметам, скажем, к шарикам на лототроне или на рулетке. Не мог Нил предсказать исход какого-то события заранее или на расстоянии. Но стоило ему лично присутствовать на каком-нибудь состязании, будь то скачки, боксерский поединок, футбольный матч или чемпионат по бильярду, он с первых же секунд мог назвать победителя, хотя конкретный, выраженный цифрами результат ему не открывался.

Карты Нил начинал чувствовать лишь в тот момент, когда партнер брал их в руки. При этом он никогда не различал отдельных карт, но отчетливо ощущал силу или слабость комбинации в целом и поступал сообразно своим ощущениям. Он достиг больших успехов в широком спектре карточных игр, от спортивного бриджа до салонного криббиджа, а уж в покер, особенно в классической его разновидности, не знал себе равных. Теоретически, в эту игру можно было бы вообще никогда не проигрывать, но это было бы недальновидно, да и скучно, так что время от времени Нил спускал значительные суммы, предпочитая поддаваться дамам и приятным, не очень богатым мужчинам. Шулеров он определял с первого взгляда и либо находил способ уклониться от игры с ними, либо, если удавалось нейтрализовать их жульнические приемчики, обдирал, как липку.

Его уникальное чутье распространялось не только на игры. Столь же безошибочно Нил «просвечивал» и потенциальных деловых партнеров, и потенциальных романтических партнерш. В итоге за семь лет у него не было ни одной убыточной сделки, ни одной интрижки, чреватой неприятными последствиями. Если, конечно, не считать таковыми щедрые прощальные подарки. Соболью шубку, бриллиантовое колье, крутой автомобиль, кош раю с модным домом — в зависимости от наклонностей и пожеланий оставляемой дамы. Репутация преуспевающего бизнесмена, удачливого игрока и галантного кавалера раскрывала перед Нилом все новые двери, что, в свою очередь, служило залогом новых викторий на всех трех фронтах.

Но чем многочисленней и весомей становились сами победы, тем более вялой и натужной оказывалась радость от этих побед. Еще один миллион, еще одна свет екая львица, ну и что? Жизнь блекла, теряла вкус, запах, цвет. Пространство все более напоминало пыльную театральную декорацию, люди, не исключая и себя самого — заводных кукол, манекенов. Путешествия, экстремальный спорт, кушетка психоаналитика, собирательство, религия, благотворительность — для заполнения мучительной, сосущей пустоты Нил испробовал все... или почти все, поскольку ангел-хранитель, способность к ироническому отстранению и врожденная брезгливость уберегли его от самых разрушительных путей. Вывод из всех исканий напрашивался один: жизнь его вступила в фазу угасания, медленного, но неотвратимого вползают в смерть, а сей процесс индивидуален и индивидуалистичен... Из этого островного убежища могла получиться вполне комфортная скорлупа, так сказать, протогроб. Здесь рудиментарное пространство общения само собой сожмется до библиотеки, телевизора, Интернета, наконец. А тела — тела будут сведены к необходимому минимуму, пожилой пары вышколенных слуг, суховатых и немногословных, хватит с лихвой.

До какого же точного слова он усек здесь, за океаном, свою фамилию «Баренцев» до приемлемого для американского уха «Баррен»! Поистине Barren — пустой, засушенный, бесплодный...

Назаров ждал его в гостиной. Налил в стакан светлого пива, пододвинул тарелку с чищеным арахисом.

— Не обессудь, чем богаты... Ну, что ты надумал?

— В принципе, меня устраивает. Но есть некоторые существенные оговорки... Не обессудь, я тут провел не которую исследовательскую работу касаемо твоей недвижимости. Так вот, дома такого класса в этой зоне стоят от семисот тысяч до миллиона, причем в идеальном состоянии...

— Но состояние превосходное. Въезжай — живи.

— С этим можно поспорить. Но даже если это так, твоя цена...

— А земля? Это же эксклюзивный, единственный в своем роде участок...

— Не надо песен. Эта земля вообще не может принадлежать никому лично. По законам штата Мэриленд в частную собственность могут отчуждаться лишь острова, расположенные в замкнутых водоемах, стопроцентно окруженных владениями данного частного лица. Так что, даже если я скуплю всю береговую полосу Чезапик-Бей, я не смогу считаться собственником острова, потому что есть еще и пролив. Да, для семейства Кеннеди сделали исключение, предоставив остров в бессрочную аренду с правом передачи последующим владельцам домов и сооружений, но, согласись, это далеко не одно и то же.

— Зато экономишь на земельном налоге... — подавленно проговорил Назаров. — И не забывай про историческую ценность.

— Это меня особо не волнует. Я не ревнитель недавней старины, не фанат Монро и, тем более, Кеннеди. Я даже готов пожертвовать в музей то самое историческое ложе, если, конечно, какой-нибудь музей заинтересуется.

— Так сколько же ты, в конце концов, предлагаешь?

— Ты хочешь услышать цифру? Изволь. Миллион и ни центом больше.

— Разорил, сволочь! До подштанников разул, хрен!.. Идет!

Назаров протянул руку через стол. Нил не шелохнулся.

— В чем дело? А-а, понял, по русскому обычаю сделку надо спрыснуть? Нет проблем, водочка в морозильнике как раз дошла до кондиции!..

— Погоди, сядь. Надо уточнить еще один момент.

От усилий скрыть внутреннее напряжение Назаров напрягся еще больше. Только сглотнул с натугой и выдавил из себя:

— Какой еще момент?..

— По имеющимся у меня сведениям, в девяносто втором году дом был заложен в один уважаемый банк за... — Нил извлек из нагрудного кармана черную записную книжку, раскрыл на странице, заложенной плоской авторучкой. — За сто восемьдесят тысяч долларов.

— Ах, это... — Назаров с облегчением выдохнул. — Так я и не скрываю. Только это никакого значения не имеет, потому что через год я полностью рассчитался с банком. Проверь, если хочешь.

— Сейчас, сейчас... Погоди, что-то не разберу, темновато... — Нил поднялся из-за стола, задумчиво покусывая кончик ручки, шагнул к окну. — Ага, вот... Действительно, в апреле девяносто третьего закладная была выкуплена. Только не тобой...

Если бы Нил остался сидеть, массивный стол, стремительно опрокинутый Назаровым, повалил бы его вместе со стулом. А так он успел отскочить в сторону.

— Ну все... — хрипло проговорил Назаров. — Сейчас ты у меня...

Договорить он не успел. Замер с озадаченным выражением лица, схватился за плечо — и рухнул на пол, корчась в судорогах.

Нил опустил ручку.

Прошелся по комнате, глядя на Назарова, застывшего в неестественно выгнутой позе, плеснул себе пива, уселся со стаканом на диван.

— Теплое... Разул, говоришь? До подштанников? Хорошая обувь, Макс. А ты, извини конечно, дурак, причем дурак дважды. Говорили же — не ври, тем более, когда информацию легко проверить. В твоем банке мне любезно сообщили, что закладную, по выписанной тобой доверенности и в твоем присутствии, выкупил, от имени и по поручению местного Братства Лосей некий мистер Джонс. Уж не знаю, что это за Джонс, но факт остается фактом. Какой прикажешь из этого сделать вывод? Что ты рассчитывал урвать с меня приличную денежку и смыться с ней куда подальше? В Мексику, Макс, или сразу в Колумбию? Или, может, в родную Самару, прикупить там свечной заводик и зажить припеваючи, пока я здесь бодаюсь из за спорной собственности с этим самым Джонсом и всеми лосями в придачу? Так? И неужели ради этого надо было бросаться на меня, как дикий зверь? Убить хотел? А смысл? Ни одной из существующих проблем ты бы этим не решил, зато одним махом нажил бы кучу новых... Кстати, эта ручка стреляет иголочками с паралитическим веществом. Убивать не убивает, зато вырубает моментально и гарантирует полчаса неприятнейших ощущений. Видишь, у тебя даже язык не ворочается, простонать толком и то не можешь. Ничего, потерпи, скоро пройдет, а тем временем хорошенько подумай вот о чем: домишка твой мне действительно приглянулся, и я готов выложить за него упомянутую единицу с шестью нолями, как только будут сняты последние вопросы. Более того, ради... не скажу «ради былой дружбы», потому что ты ее предал... но ради нашего общего прошлого, ради тех воспоминаний, которые никто кроме нас двоих не разделит, я готов переговорить с этим твоим Джонсом насчет закладной. Если твой долг по ней не превышает полумиллиона, я согласен погасить его безвозмездно. Естественно, издержки по оформлению сделки — за мой счет. Думай, Ананий, думай, таких условий тебе никто больше не предложит...

Нил вышел на кухню, вытащил из морозильной камеры успевшую заиндеветь бутылку «Столичной», накрошил в стакан льда, добавил граммов сорок водки и поднялся на галерею полюбоваться заливом. Сквозь раскрытые двери он слышал стоны Назарова, постепенно переходящие в яростную ругань, потом — в причитания, потом — в призывы спуститься и поговорить. Наконец, до Нила донеслись слова:

— Все. Я подумал. Я идиот. Я согласен. Тогда Нил спустился в гостиную и помог Назарову подняться и пересесть в кресло.

— Я должен ему... четыреста тысяч... с копейками... — медленно, с усилием произнес Назаров. — Только это... не Джонс. Джонс — у них просто казначей. А фамилия председателя — Фэрфакс. Он здесь...

— Как понять — здесь? Ты его в подвале прячешь, что ли?

— Нет... У него домик на побережье. В Джоппе...

— Где где?

— Честное слово, в Джоппе, ну, не в самой, рядом...

— Интересно, что может находиться рядом с Джоппой?

— Не смейся... Небольшое курортное местечко... всего несколько вилл... Джоппа-Магнолия.

— Совсем замечательно... Вот тебе аппарат, звони в свою Магнолию, договаривайся о встрече. Я буду в холле, у параллельного...

— Постой... Телефон... не работает.

— Работает. Его подключили одновременно с электричеством.

Назаров снял трубку. Гудок услышали оба.

— Только он... Он — очень серьезный человек. В Вашингтоне работает. Помощник сенатора.

— Напугал! Ты звони давай... А то мы помощников сенатора не видели!

— Ну и где твой политикан? — Нил посмотрел на часы. — Сейчас десерт подадут, а его все нет!

Они сидели на веранде прибрежного ресторанчика под большим полосатым зонтом и поглощали сложно-составное блюдо из морских гребешков, мидий и прочих морепродуктов, запивая белым бургундским.

— Очень странно, мистер Фэрфакс никогда никуда не опаздывает. Может быть, застрял в пробке...

— Какой пробке, не смеши меня... Ну-ка, дай мне его номер.

Назаров принялся суетливо рыться в бумажнике, выискивая визитку с номером. Нил приготовил телефон, и в ту же секунду аппаратик подал голос. Нил прервал «Полет валькирий» на третьей ноте.

— Мистер Баррен, это Фэрфакс. Прошу извинить за доставленные неудобства... — Голос был в меру гнусав, интеллигентно модулирован и интонирован. Такой голос подошел бы юристу с богатой консервативной клиентурой или протестантскому пастору старой школы. — Небольшая поломка в доме. С минуты на минуту ожидаю прибытия ремонтной службы.

— Сколько, по-вашему, это займет времени?

— Не имею представления, сэр.

— В таком случае, мистер Фэрфакс, мы могли бы перенести нашу встречу на завтра.

— Увы, мистер Баррен, рано утром мне надлежит быть в Вашингтоне, а днем я вылетаю на Запад. Стартует предвыборная кампания, сами понимаете...

— Жаль... Что ж, в таком случае придется отложить встречу до лучших времен.

— Честно говоря, весьма досадно, сэр, хотелось бы побыстрее покончить... А что если я предложу вам подъехать ко мне в Магнолию? Это всего в получасе езды, Лопс прекрасно знает дорогу...

— Договорились. Будем через час.

Нил нажал на кнопочку, прекращая разговор...

— ...Не знаю, как ты, амиго, у тебя, похоже, все тут схвачено, за все уплачено, а мне лично эти Соединенные Штаны остохренели по самое некуда... Все, каики, дельце обстряпаем, получу свои кровные — и деру отсюда...

— Домой? — вяло поинтересовался Нил.

— Я что, на головку раненый, в Совок возвращаться?! Нетушки, май диар, у меня давно все продумано, есть на свете такая чудная страна Парагвай. Под Асунсьоном за тридцать тысяч гринов можно такую гасиенду взять, что здесь и за миллион не добудешь, а при ней — спиртовой заводик по высшему разряду. Рабсила там дешевая, менты недорогие, сеньориты зажигательные — все как по заказу. Может, я там вообще гарем заведу. Этак, знаешь, выкурю на закате сигару, в ладоши хлопну — Гюльчатай, покажи личико... Эй, ты спишь, что ли?

...Кто-то спер из кабинета медподготовки муляж человеческого торса с рельефной сеткой кровеносных сосудов и водрузил его посреди клумбы на факультетском дворике. Торс выглядел весьма натуралистично, и в первый момент впечатление было такое, что утраченную гипсовую вазу заменили обезглавленным и освежеванным трупом.

— Особо нервных просят не смотреть, — заметил за его спиной девичий голос. — Ты не особо нервный?

— Не знаю... — честно признался Нил. — Разве теперь это имеет какое-нибудь значение? Ты пришла за мной, Линда?

— Я не Линда...

Он обернулся к ней, но она уже оказалась к нему спиной. Упругим шагом, спортивным и эротичным одновременно, девушка, одетая в обтягивающий черный комбинезон, стремительно удалялась от него в сторону «катакомб» — подвального комплекса маленьких аудиторий. Под черной бейсбольной шапочкой задорно прыгали в такт шагам рыжие кудри.

— Таня, постой!..

Нил бросился следом за ней, но, как часто бывает в снах, при всех составляющих бега оставался все на том же месте. Он ухватился за плотный, сковывающий движения воздух, желая взлететь, как в детстве. И тут же ушел куда-то вниз, вниз, вниз...

Извилистые лабиринты подземелья окружали его, над головой что-то электрически гудело, и слышались, как будто, тяжкие хлопанья крыльев. А в конце одного из бесчисленных коридоров мелькнула и тут же исчезла фигурка в комбинезоне...

— Таня...

Какая-то непреодолимая сила подняла его, закружила и понесла, всасывая во тьму, как пылесос пылинку. Вот на одном из виражей показался бодро шагающий человечек, все в том же комбинезоне, но теперь с чемоданчиком в руке. Своей конкретной, кожистой чернотой чемоданчик диссонировал с зыбкой тьмой галлюцинации.

Вихрь опустил его куда-то, где было тихо, и колеблющийся красно-желтый свет брезжил из-под белой с синими стеклами двери, на мгновение приоткрывшейся, чтобы впустить черную фигурку с чемоданчиком. И тут же захлопнувшейся.

— Свет... — сказал Нил, — Таня, возьми меня с собой в свет.

С белого перекрестья, разделявшего на четыре части синюю стеклянную плоскость двери, на Нила скалился овальный бронзовый череп, и голос сказал:

— Это другой свет...

— Это другой свет, — повторил Нил...

— Эй, какой еще другой свет, мы пока на этом. Просыпайся, говорю, приехали. Вон его дом...

Нил протер глаза и недоуменно посмотрел сначала на Назарова, потом на то, что было отделено от него стеклом автомобиля.

Дом производил впечатление не столько размерами, сколько ухоженностью и какой-то рекламной, нежилой опрятностью. Стекла в арочных окнах сверкали, будто только что отмытые патентованным моечным средством, стены сияли девственной белизной, лужайка перед домом была идеально ровной, подстриженная трава лоснилась, как искусственный газон на футбольном поле, на балконе над портиком гордо реял, демонстрируя все тринадцать полосок и пятьдесят звездочек, традиционный американский флаг.

Хотя в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка.

Белое крыльцо завершалось белой фигурной дверью. С синими стеклами и бронзовым овалом посередине. Череп? Нет, всего лишь медный молоточек, используемый в качестве звонка.

— Поехали отсюда, — чуть слышно проговорил Нил.

— Что? — не понял Назаров. — Что ты сказал?

— Я сказал... Поехали отсюда. Быстрей...

— Ты перегрелся. Фэрфакс же четко сказал, что ждет нас.

— Нас никто не ждет.

— Эй, амиго, ты шутки шутить вздумал? На попятный пошел? Так не пойдет.

— Макс, ты извини, но... Мне что то не по себе... Такое чувство, что никакого Фэрфакса там нет...

— Ты или спятил, или... Ну хорошо, давай позвоним ему. Телефон далеко?

Набрав номер, Назаров долго не отрывал аппарат от уха, лицо его с каждой секундой делалось все удивлен ней.

— Странно. Не подходит... Хотя, он ведь говорил про поломку в доме. Может быть, именно телефон... Что нам мешает проверить?

— Я не пойду!

— Заладил! Мне силком тебя тащить? Впрочем, лад но, сиди, если хочешь, так и быть, попрошу хозяина выйти и лично пригласить тебя в дом...

Назаров вышел, хлопнув дверцей, и по идеально ровной дорожке направился к белой двери.

Автомобиль стоял в густой тени высокой сирени, и хотя жара была основательная, в салоне не припекало. Необъяснимая тяжелая истома опять сковала тело. Нил откинул голову на подголовник и вновь отдался сну, похожему на маленькую смерть...

Сине-белые двери приотворились, на мгновение вы темнив пространство, и закрылись вновь.

На белых ступенях стояла Таня Захаржевская.

В черном обтягивающем комбинезоне, в бейсбольной шапочке с длинным козырьком, с черным кожаным чемоданчиком в руке.

— Вот так. — Она сняла шапочку, встряхнула рыжими кудрями.

— Таня! Таня! — сдавленно крикнул, откуда-то снизу. Нил.

Она раздвинула в улыбке яркие губы, показав два рядка мелких, хищных зубов.

— Не ходи за мной, Баренцев. В твоей жизни еще будут и Макс, и остров...

— Таня...

Глаза открылись сами собой, широко, резко, как выстрел.

Нил моргнул, недоумевая, посмотрел на часы.

От прибрежного ресторанчика они отъехали почти сразу после разговора с Фэрфаксом, в начале второго. Дорога едва ли заняла более сорока минут. Допустим, они приехали в половине третьего. А сейчас его часы показывали двадцать пять четвертого.

Получается, он проспал около часа.

Но удивительно было не это. А то, что ни Назаров, ни хозяин дома, политик с голосом респектабельного проповедника, так и не показались, не разбудили его, не пригласили войти. А ведь, помнится, мистер Фэрфакс так спешил обсудить предстоящую сделку...

Тоже заснули, что ли? Три взрослых мужика, среди бела дня, внезапно и одновременно?..

Нил взялся за ручку, намереваясь выйти и узнать, в чем дело. Взгляд его бессознательно проследил предстоящий маршрут: несколько шагов по аллее, дальше лужайка, крыльцо... Все застывшее, безмолвное, неживое...

Краешек глаза автоматически зацепил какое-то движение, сосредоточился...

По тенистой, утопающей в магнолиях аллее стремительно удалялась фигура в черном комбинезоне, с черным чемоданчиком в руке...

Та, которую он впервые увидел именно в филологическом дворике, и которую с первого взгляда полюбил всеобъемлющей, мучительной и обреченной любовью семнадцатилетнего девственника. Потом пришла Линда, его первая женщина, первая жена, но любовь — вторая. Пришла — и ушла в Большую Неизвестность, куда спустя шесть лет сорвалась Лиз, нежная и нежданная третья любовь.

Тогда как первая вот-вот исчезнет за поворотом...

Рассудок вопил: нет, это невозможно, этого не может быть...

Потерян Лиз, не поверив надгробному камню на лондонском кладбище, долго и безуспешно разыскивал он хотя бы малейший след Тани Захаржевской-Дарлинг, хватаясь, как утопающий за соломинку, за минимальное внешнее сходство. Таня виделась ему в облике то продавщицы косметики в парижском «Прантан», то канадской лыжницы на австрийском курорте, то молодой англичанки, промелькнувшей в новостях Си-Эн-Эн в связи с каким-то гуманитарным фондом...

Он дал фигурке в комбинезоне скрыться в тени деревьев, не окликнув, не попытавшись догнать — не было сил травмировать душу еще одной ошибкой... Хотя как раз душа-то и шептала: это она...

Нил еще долго сидел в машине, незряче уставившись в ту точку пространства, где...

Из оцепенения его вывела мелодичная трель мобильного телефона.

— Баррен слушает!

— Патрон, это Стефани Дюшамель, простите, что отвлекаю вас, но я просто не знаю, как отвечать на все поступившие приглашения...

— Стефани, я перезвоню вам при первой возможности.

Дела, дела... Нил убрал телефон, зачем-то постучал пальцем по приборной доске.

И долго ему еще здесь прохлаждаться? Что они там себе думают?

Он вышел из автомобиля, решительной походкой пересек лужайку, поднялся к белой двери с синими стеклами и стукнул бронзовым молоточком по овальной бронзовой дощечке. Подождав, стукнул еще раз. Потом застучал в дверь ногами.

— Эй, эй! Мистер Фэрфакс! Мистер Фэрфакс!

В ответ тишина, только с ветки слетела с карканьем черная птица — то ли галка, то ли ворона.

Он обошел вокруг дома, стараясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь плотные жалюзи, закрывающие окна от знойного солнца.

Еще несколько раз постучал в дверь. Потом сел на ступеньки и достал телефон. Возможно, в памяти сохранился номер Фэрфакса... Хотя, что толку? Телефонный сигнал всяко не громче стука его подошв о белую филенку двери.

Может быть, они тихо укатили, оставив его здесь? Но зачем?

Нил в третий раз подошел к двери.

— Эй, мистер! Два шага назад и подними руки так, чтобы я мог их видеть!

Полиция. Надо же, как тихо подкатили!

— Это очень хорошо, что вы здесь. Я хочу сделать заявление...

— Руки! Ни с места, или я стреляю!

Нил замер с поднятыми руками. Молодой чернокожий коп принялся деловито обстукивать ею со всех сторон, а пожилой напарник с моржовыми усами неторопливо достал наручники, приговаривая:

— Вы имеете право хранить молчание, все, сказанное вами, может быть использовано против вас....