Здравствуй, Таити!

Подветренные острова

Я ненадолго задерживаюсь в Папеэте — только повидаться с земляками, сложить багаж, пополнить запас пленки. Чарли называет меня раирева — странствующее облако.

— Куда теперь? — интересуется он.

— На Подветренные острова!

Меня охватило непреодолимое желание посетить острова, лежащие к северо-западу от Папеэте. Ведь Таити и Папеэте — еще не вся Полинезия.

Французская Полинезия — это сто десять крупных и мелких островов, поднимающихся над поверхностью Тихого океана, общей площадью около четырех тысяч квадратных километров. Все они составляют пять архипелагов: Общества (Наветренные и Подветренные острова), Маркизские, Туамоту, Гамбье и Тубуаи.

Я отправляюсь в местное пароходство в поисках судна, на котором можно добраться до Подветренных островов. Дело подвигается с неимоверным трудом, но я твердо решаю добиться своего. Я уже знаю все пароходные конторы, названия основных судов, даже фамилии] некоторых капитанов. Оказывается, шхуна «Вэтэр» конторы Дональда не берет пассажиров, так как везет груз, состоящий из баллонов с кислородом. Я останавливаю свой выбор на видавшем виды судне «Темеани», которое по вторникам совершает рейс на острова Хуахине и Раиатеа, а раз в две недели заходит и на Бора-Бора. В стоимость билета не входит питание, значит, надо везти с собой продовольствие.

Контора требует от меня разрешения на посещение островов, без него отказывается продать билет. Длинные руки Европы протянулись и сюда, в далекие Южные моря. Паспорта и французской визы недостаточно. Без особого согласия «Иммиграционной службы» мне; дозволено любоваться только островами Таити и Муреа. Я еще раньше знал, что не смогу увидеть ни островов, Тубуаи, ни атоллов Хао и Мангарева. Но Подветренные острова? Для жителей Бенилюкса правила более мягкие: до трех месяцев без визы. Прочие иностранцы обязаны представить документ о прививке оспы и обратный билет. Профессиональные фотографы и кинематографисты должны иметь специальное разрешение французских властей. О время, старое, прекрасное время свободных передвижений по морям и океанам, где ты? Как мы тоскуем по тебе, от того что поле нашей деятельности становится все более и более ограниченным!

После завершения всех формальностей я отправляюсь в Фаре-Уте. Вдоль берега стоят суда, белые как снег и быстрые, как дуновение пассата. Среди них шхуна «Моана-Рау». Ее трюм забит мешками с рисом и сахаром для центральных и западных островов архипелага Туамоту.

Являюсь на борт «Темеани» за целый час до отхода. Несколько минут брожу по кораблю, ища, кому бы сдать билет, но, похоже, никто моим билетом не интересуется. На верхней палубе меня ожидает приятный сюрприз: встречаю Пола, того самого, с которым совершил поездку по Муреа.

— Хэлло! — радостно приветствует меня Пол и указывает на единственное свободное место рядом с собой.

Корма заполнена пассажирами. Публика пестрая, но, несмотря на это, я неплохо себя чувствую в обществе этих людей: у полинезийцев намного сильнее развито чувство юмора и больше душевного равновесия, чем у моих соотечественников.

Наблюдаю погрузку судна. В трюм «Темеани» опускаются ящики с пивом, кока-колой и лимонадом. На палубе стоит вездеход.

«Темеани» — небольшой транспорт, переполненный людьми и грузом, дает последний гудок. Трап поднят. Судно, осуществляющее постоянную связь между Таити и Раиатеа, отходит от берега.

Вскоре спокойная лагуна и коралловый риф — крепостная стена Таити, остаются за кормой. Минуту спустя исчезает из виду остров Муреа. По правому борту на горизонте виднеется крошечный островок, похожий на брошенную на воду зеленую шапочку. Это атолл Тетиароа. Когда-то он служил местом отдыха таитянских королей. На Тетиароа владыки Таити предавались сладкой неге (фар ниенте), сидя целыми днями без движения в тени дерева и быстро полнея. Королева Помаре IV тоже посетила прелестный уголок и так растолстела, что, когда ей надо было сесть или встать, придворным дамам приходилось поддерживать ее с обеих сторон.

Вытягиваюсь на спальнике, расстеленном прямо на палубе, закуриваю. Тишина и покой. Глухой ритмичный шум корабельной машины действует на пассажиров усыпляюще. Полинезийские вахины закончили расчесывать волосы на ночь. Утихли разговоры и смех. Местные жители лежат на своих циновках, без которых не ступят и шагу. Колоритное общество, смешанное, как коктейль.

Перебираюсь со всеми пожитками на свободную койку на палубе. Просто чудо, что ее никто не занял. По одну сторону от меня спит полинезиец, не сняв шляпы, сплетенной из листьев пандануса, — сувенир из Папеэте; по другую — лежит грузная женщина. Недавно она едва двигалась на больных ногах, раздутых слоновой болезнью, теперь ей немного легче. В настоящее время на архипелаге широко развернулась борьба с элефантиазом, который наряду с проказой был вековым проклятием Южных морей. Однако, чтобы заболеть, надо прожить здесь не менее десяти, а то и двадцати лет.

Палубу заливает темнота. Прохладно, но не холодно. Я рад, что переезд займет всю ночь. Мне не надо заботиться о ночлеге, сочувствую пассажирам, спящим в душных, жарких каютах верхней палубы. Свежий и отдохнувший, я совершу славную экскурсию по острову.

— Раиатеа! Раиатеа! — раздается чей-то крик.

Просыпаюсь, тру заспанные глаза. Еще совсем темно, я едва различаю предметы вокруг себя. Спотыкаясь о спящих, подхожу к борту, отодвигаю брезент. Мы в открытом море. На горизонте рисуются неясные контуры Раиатеа и соседнего острова Тахаа, а еще дальше на северо-запад видны характерные контуры горы Бора-Бора. Солнце, как обычно в тропиках, быстро выкатывается из-за горизонта, и вот уже сияет новый день. На людей, расположившихся на палубе, падают первые лучи.

«Темеани» направляется к проходу в рифовом барьере, окружающем остров. Раиатеа и Тахаа имеют общую лагуну. С каждой минутой растут, увеличиваются постройки порта Утуроа, расположенного у подножия горы Теуиры. О владыка океана Таароа! Благодарение тебе за удачное плавание!

По сравнению с Папеэте, Утуроа — лишь скромное подобие города. В нем нет ничего от веселой красочности столицы. Унылая набережная из мертвого кораллового рифа покрыта пылью. В помещении, похожем на вокзал или огромный склад, до самой крыши громоздятся мешки с копрой. Зловоние от них стелется по набережной и достигает судна.

С соседней «шхуны» доносится визг и хрюканье черных свинок, которых тащат по трапу за хвост и уши. В Утуроа нет грузовых кранов, и погрузка производится вручную. Здешние свиньи мельче европейских; коротконогие, с редкой щетиной, они напоминают китайских свиней. Кстати, небольшое отступление: свинья и собака — единственные домашние животные, известные полинезийцам до прибытия первых поселенцев. Всех животных не местного происхождения они называли свиньями (пуаа), добавляя соответствующее определение. Так, коза получила забавное название пуаа-руху (свинья рогатая), корова — пуаа-торо (свинья-бык), лошадь — пуаа-орофенуа (быстробегущая свинья). Досталось также и европейцам. Жители Маркизских островов, в прошлом любители полакомиться человеческим мясом, одарили их почетным прозванием «длинная белая свинья».

Схожу на берег. Поблизости от «Темеани» — небольшая пристань для моторных лодок и пирог, курсирующих между Раиатеа и Тахаа. Есть лодки — рыбные лавки, лодки — водные трамваи, десятки лодок с моторами и без них. Чуть дальше на океанских волнах гудит гидроплан. Кажется, он имеет какое-то отношение к отелям «Хинано» и «Бали-Хаи».

Мы идем завтракать в кабачок «Пиа Тоетое», где с потолка свисает рыбацкая сеть, украшенная сушеными крабами. Чернобровая раиатеанка подает яичницу с хлебом, похожим на французскую булку. Мы очень проголодались и набрасываемся на еду, жадно прихлебывая кока-колу.

На улице бело, тепло и сонно. На базаре под навесами сидят на корточках перекупщики. Над всеми запахами преобладает сладкий аромат дынь. Этот запах всегда и везде будет напоминать мне родину дынь — остров Маупити.

Сворачиваем на «Маршалковскую»[29] Утуроа. На углах улицы высятся старые и очень некрасивые трансформаторы на столбах. Эту улицу не назовешь элегантной. Как и весь городишко, она вся в пыли, неухожена, невыразительна. Единственная отличительная черта ее — китайские лавочки, которых я насчитал целых тридцать две. Торговцы ждут, но ждать им недолго. Товары на витринах манят непреодолимо. Эта приманка привела многих полинезиек в китайские семьи.

Мне предстоит поездка в Опоа, «древний Рим» Полинезии. До появления европейцев Опоа был в Океании крупнейшим культурным центром. Остров Раиатеа назывался тогда Гавайи, или Гаваики, легендарная прародина новозеландцев[30].

Потрепанный трак с медно-коричневым раиатеанином за рулем станет для нас чем-то вроде машины времени, которая позволит нам совершить путешествие в прошлое.

Поездка на юг острова проходит без осложнений. Вокруг виды, к которым я уже привык: заливы и мысы, линия прибоя у рифов. Раиатеа, крупнейший из Подветренных островов Полинезии, покрыт складками гор, рассеченных ущельями. Самая высокая точка острова — Темеани достигает 1029 метров над уровнем моря. Согласно легенде, в расселине кратера погасшего вулкана живет страшное чудовище.

Мы мчимся мимо пальмовых рощ по долинам, заросшим пышной зеленью. Раиатеа — плодородный остров. Теплый тропический дождь вымывает из красной земли микроэлементы. С потоками воды они стекают вниз, в долины, где оседают, создавая наносные слои аллювиальных почв. На этой щедрой земле растет ваниль, кофе, кокосовые пальмы, грейпфруты, овощи.

Короткая остановка, пассажиры выходят, вынося покупки, сделанные в Утуроа. Какой-то полинезиец недосчитался дынь и ищет их под нашими сиденьями, вызывая всеобщий шум и веселье.

Двигаемся в путь, но скоро останавливаемся из-за неисправности в машине. Водитель пытается запустить мотор — не тут-то было. Пока он копается в моторе, многие усаживаются на обочине, а мы подходим поближе к плантации.

— Пол, что ты знаешь о ванили?

Приятель равнодушно пожимает плечами. Ваниль явно не интересует его. Может быть, идущий к нам человек что-нибудь расскажет об этом?

Высокий мужчина, голландец (везет же мне на голландцев!), искренне рад встрече: все-таки какое-то разнообразие в монотонной деревенской жизни. Он приглашает нас «а минутку зайти в дом, стоящий рядом, среди деревьев. Коротко рассказывает о своей плантации, которую унаследовал после смерти отца: ему пришлось оставить учебу в Папеэте и заняться хозяйством. Он доволен, дела идут неплохо. В прошлом году в награду за достижения в сельском хозяйстве провел отпуск во Франции. Жан Бротерс из Фаарета держит плантацию кокосовых пальм и ванили, разводит свиней.

— Пожалуйста, расскажите о ванили, — прошу я.

Внешне ваниль похожа на фасоль и вьется вокруг жердей, вбитых в землю. Зеленые стручки собирают в апреле — июне, тщательно сушат семь-одиннадцать недель. Во время сушки вся округа наполняется приятным запахом ванили. Ваниль — род наземных растений семейства орхидных, ее родина, как и ананаса, Южная Америка. Произрастает в жарком и влажном климате, требует легкой, богатой гумусом почвы. Таитянский сорт менее ароматен, чем мексиканский, наиболее ценимый на мировом рынке. Таитянская ваниль известна в торговле под названием папете или сонда. Употребляется главным образом в парфюмерной промышленности. У ванили есть враг — микроскопических размеров, но грозный, как тигр, грибок (Penicilinum). В последнее время этот грибок обнаруживает зверский аппетит, буквально пожирая достояние плантаторов.

Покончив с ванилью, мы перешли к другой, тоже интересной для меня теме — морским раковинам. У голландца отличная коллекция. Дети хозяина показывают нам раковины всех цветов и форм, разложенные на полках рядами по семь штук каждого вида. Почему именно по семь? Собрание считается коллекцией только при этом условии — таково правило на архипелаге! Что город, то норов.

До наших ушей доносится звук сигнала: водитель автобуса дает знак к отъезду. Плантатор Жан поручает нас заботам знакомого учителя, который тоже едет в Опоа. Спасибо, месье Бротерс!

Дальнейший путь обошелся без приключений. В какой-то деревушке, не помню ее названия, мы пересаживаемся в пирогу с мотором, так как на дороге в Опоа идут строительные работы, и вскоре сходим на землю в местности, которая сыграла огромную роль в истории Полинезии.