Зелёный шум

ПИСЬМО ИЗ МОСКВЫ

Громкий треск будильника врывается в мирную тишину утра. Будильник трещит настойчиво, оглушительно, славно задался целью разбудить весь дом. Я знаю, что сейчас пять часов, надо вставать, одеваться, а потом шагать по дороге добрый десяток километров к соседнему озеру, чтобы успеть на утренний утиный перелёт.

Но вставать не хочется. Накануне я поздно лёг, и даже заманчивые картины предстоящей охоты не оказывают своего волшебного действия. «Вздремну ещё часок, — решаю я, снова укрываясь с головой одеялом, — теперь светает поздно, успею».

Будильник замолкает, сонная тишина опять хозяйка в доме. Но вот слышатся лёгкие шаги. У кровати они замирают. До меня долетает глубокий вздох. Чувствую, как кто-то медленно стягивает одеяло. Не открывая глаз, придерживаю сползающее одеяло. Лица касается что-то влажное, холодное. Я вскакиваю: возле кровати стоит Люкс и виновато смотрит на меня, помахивая хвостом.

— Ах ты, безобразник! — ругаю собаку.

Сеттер тихо и радостно повизгивает: «Извини, хозяин, но знаешь сам, пора собираться». Я грожу собаке пальцем и начинаю одеваться. Люкс делает вид, что обижен, отходит в сторону. Притворщик, меня-то ему не провести, на морде у пса написана радость, он доволен.

И так каждый раз, когда надо рано отправляться на охоту. Если не услышу звонка, — сеттер не позволит проспать. Я благодарен своему четвероногому другу: если бы не он — я пропустил бы не одну утреннюю зорю.

— Мошенник, — продолжаю я ворчать, — поспать не даст. Дрянь собака, выпорю собаку.

Но «дрянь-собака» всё принимает в обратном смысле и всем видом выражает восторг. Он тоже изучил меня, его тоже трудно провести. Сеттер носится по комнате, кружится на месте, пытаясь поймать собственный хвост, старается лизнуть меня в лицо или руку.

— Отстань, пожалуйста, не время сейчас целоваться. Мы же опаздываем на зорьку.

Всё у нас приготовлено с вечера, и сборы заканчиваются быстро. Осторожно проходим через комнаты, стараясь не шуметь — вся семья ещё спит. Кухонные окна не прикрыты ставнями. Виден серый мрак начинающегося осеннего утра. В стёкла мерно барабанит дождь. Вода косыми струйками стекает по окну.

Мы выходим из дома и шагаем по спящим улицам города. Сквозь частую сетку дождя тускло мерцают электрические лампочки в защитных шарах. Люкс и я — хорошие ходоки. До озера идем точно полтора часа, как по расписанию.

Сеттер бежит впереди, иногда останавливается возле камня или придорожного столба, обнюхивает его, а потом догоняет меня.

Город уже давно позади. Дорога тянется среди полей, сворачивая то вправо, то влево. В ямах уже успела скопиться вода, и при каждом неосторожном шаге брызги летят в лицо. Мелкий холодный дождь не перестаёт, но и не усиливается. Медленно начинается рассвет.

Вот и озеро Кошкуль. Тихо шумят прибрежные тростники. От воды поднимается редкий туман и относимый ветром уплывает в сторону. Берег покрыт кочками и густой жёсткой травой. Подоткнув полы плаща, прыгаю с кочки на кочку, пробираюсь к маленькому острову. Там у меня стоит не заметный для постороннего глаза скрадок из веток и тростника. Люкс шлепает по воде где-то за тростниками. Переход по кочкам требует сноровки, поскользнёшься — примешь холодную ванну, а в ином месте и вообще не выберешься без посторонней помощи.

Найти скрадок на маленьком острове помогают метки — завязанные узлом стебли тростника. В скрадке сухо и уютно, есть небольшая железная печка, из душистого сена устроена постель. Здесь я иногда остаюсь на ночь. Несколько отверстий в стенках скрадка — по бокам и впереди — служат и бойницами, и окнами. Перед островком широкое плёсо, на него часто опускаются утиные стайки.

Вынимаю из чехла ружьё, заряжаю и кладу перед собой открытую коробку с патронами. Люкс, мой славный пёс, ложится у ног, смотрит на меня умными глазами. На охоте он ведёт себя серьёзно, знает, здесь не до шуток.

Удобно устроившись, я смотрю то в одно, то в другое отверстие скрадка. На воде покачиваются утиные чучела: несколько хохлатых чернетей и красноголовых нырков. Чуть поодаль плавают чучела кряковых уток и три чирка.

Небо заметно светлеет, дождя уже почти нет, зато подул ровный восточный ветерок. Ходьба и утренняя свежесть давно разогнали сонливость.

Первая стайка уток, как это часто бывает на охоте, появляется внезапно. Она летит из-за противоположных тростников и сворачивает влево, к чучелам. Едва успеваю поднять ружьё и сделать выстрел. Ближняя птица перевёртывается в воздухе, падает в воду. Люкс смотрит на меня и, получив молчаливое разрешение, бросается за первым трофеем. Скоро он приносит в скрад крупного крякового селезня. Положив птицу, сеттер занимает своё место.

Утки сегодня летят хорошо. То и дело слышен свист крыльев: проносятся стайки кряковых, чернети, стремительно разрезая воздух, летят чирки. Завидев чучела, птицы меняют направление полета и сворачивают к моему островку.

Я доволен охотой. Шесть уток разных пород уже лежит в скраде, но Люкс ещё не закончил свою работу. Он лазает где-то в тростниках, выискивая упавших птиц. Последним собака приносит селезня-широконоску. Мельком взглянув на птицу, хочу бросить её к другим, но… что это? На правой лапке селезня поблескивает широкое кольцо, по всей вероятности, алюминиевое. На кольце выгравированы буквы, нерусские. Призываю на помощь скудные познания в немецком языке и пытаюсь разобрать слова. Ничего не получается. Охотничьим ножом пробую соскоблить присохшую кое-где грязь, но, боясь повредить буквы, тут же отказываюсь от этой затеи, хотя желание узнать, что написано на кольце, разгорается.

Собрав вещи и уложив уток в рюкзак, мы с Люксом трогаемся в обратный путь. Я думаю о кольце. Кто, когда, в какой стране окольцевал широконоску?

Птиц кольцуют во многих странах. Занимаются этим люди, изучающие жизнь пернатых — орнитологи. Научные работники наших заповедников, биологических станций и охотничьих хозяйств регулярно проводят кольцевание различных пород птиц и выпускают их на волю. А потом в Бюро кольцевания начинают поступать сообщения из разных районов страны и других государств: убита, поймана или найдена погибшей такая-то окольцованная птица, в такое-то время, в такой-то местности, номер и серия кольца такие-то. Вот и всё. Но эти сведения помогают учёным выяснить многие важные вопросы: где останавливаются на гнездование птицы, где они зимуют, какими путями летят весной и осенью и многое другое. С каждым годом птиц кольцуют всё больше и у нас, и за рубежом: десятками, сотнями тысяч. Недавно из одной статьи я узнал, что кольца «изобрёл» датчанин Мартинсон в 1899 году. Серебряными кольцами он «обручил» аистов, прилетевших на крышу его дома. Теперь кольца делают из алюминия.

…Дома я снимаю с лапки селезня кольцо, осторожно обмываю его в тёплой воде и с помощью сильной лупы начинаю изучать надпись. Аккуратно переписываю на бумагу букву за буквой. И вот что получается: «Wadarasa… 43… Dhar…». Безуспешно пытаюсь расшифровать написанное с помощью словарей и, устав от этого занятия, принимаю единственно правильное решение: письмо с кольцом надо послать в Москву, в Бюро кольцевания птиц. Там-то сумеют прочесть надпись, там опытные люди.

Проходят дни. Мы получаем письма из Троицка и Воронежа, из Самарканда, Перми, из Ленинграда и Саратова. Только Москва молчит. Что же они там? Забыли?

Каждый раз, возвращаясь с работы, я спрашиваю:

— Нет ли письма из Москвы?

— Из Москвы? Нет. Твой товарищ прислал письмо из Иркутска. Из Волгограда пришла телеграмма от брата. У них родилась дочь.

— Очень хорошо, надо её окольцевать.

— Что?! — жена делает большие глаза.

И вот однажды…

— Тебе письмо. Из Москвы!

Жена улыбается. Я бегу в комнату. На столе голубой конверт. Обратный адрес: Москва, Бюро кольцевания птиц. Вскрыть конверт, извлечь сложенный вдвое листок тонкой бумаги — дело нескольких секунд. Сажусь на первый попавшийся стул и читаю. Научный сотрудник пишет, что в Индии, в городе Дар, было окольцовано двести уток различных пород. Одна из них и попала под мой выстрел.

Большой и трудный путь проделала широконоска, прежде чем попала к нам, на Южный Урал. Тысячи километров пролетела она над просторами Индии и Советского Союза. Селезень побывал и там, где стоят чудесные пагоды, дворцы, построенные тысячи лет назад, где на многие сотни километров тянутся таинственные джунгли, населенные диковинными зверями и птицами. Летел он над полями и лесами, над городами и сёлами нашей страны, видел грандиозные стройки, огни могучих гидростанций, летел над степями, преображёнными руками советских людей в плодородные нивы…

Я достаю фотографию селезня-широконоски. Обыкновенная утка. Таких тысячи, и все они дважды в год летят с севера на юг и обратно. Некоторые из них несут на лапках легкие алюминиевые кольца. Они помогают человеку познавать природу.

С этого памятного случая я внимательно осматриваю каждую добытую на охоте птицу: не попадется ли такая, у которой на лапке заблестит маленькое колечко.