Зелёный шум

ДИК

Справа от меня, там, где за группой берёз стоял на номере Алексей Павлович, раздался выстрел, потом второй. Спустя некоторое время послышалось удивлённое восклицание моего товарища. Охота ещё не кончилась. По правилу, которое приравнивалось к закону, нельзя сходить с номера до конца облавы, нельзя окликнуть товарища или закурить. Поэтому я продолжал стоять на своем месте не шелохнувшись и гадал: что заставило вскрикнуть Алексея Павловича? В кого он стрелял?

На небольшом участке леса, вблизи болотистой низины, мы обложили флажками волчий выводок. По следам определили: в выводке пять зверей. На облаву нас пригласил директор Степного совхоза: волки сильно тревожили животноводческие фермы и несколько раз побывали на птичнике. Руководил охотой опытный егерь. Судя по выстрелам, со всем семейством серых разбойников было покончено. Только мне не повезло: я простоял всю охоту, так и не сделав ни одного выстрела. Алексей Павлович тоже молчал — волки пытались прорваться справа и слева от нас, а на мой и его номера не выходили. И вот, когда, казалось, всё уже завершилось, мой друг сделал два выстрела…

Я терпеливо дождался, когда егерь снял меня с номера и чуть не бегом направился к Алексею Павловичу. Он стоял ко мне спиной, слегка наклонившись над матёрым волком, растянувшимся на рыхлом снегу. Заметив меня, Алексей Павлович выпрямился и странным голосом произнёс:

— Это Дик, старина.

Я подошёл ближе к зверю. Могучую шею волка охватывал ошейник из толстого сыромятного ремня. В ошейнике торчало заржавленное кольцо. Да, это был Дик.

…В субботу вечером я зашёл к товарищу договориться об охоте с чучелами на пролётных нырков. Мы долго беседовали, строя план предстоящей охоты. Потом Алексей Павлович рассказал, как три дня назад в поисках тетеревиного тока он набрёл на волчье логово. Под вывороченным корневищем поваленной бурей сосны, где когда-то устроил нору барсук, обитала волчица. Недавно у неё появились щенки. Алексей Павлович хорошо заприметил место, осторожно обошёл логово и старой дорогой вернулся домой.

— На уток поохотиться мы ещё успеем, — неожиданно закончил он, — а вот накрыть в логове волчицу — дело серьезное. Что скажешь?

— Пожалуй, ты прав, — согласился я, и тут же мы, забыв об утках, принялись обсуждать во всех деталях предстоящий поход.

Ещё затемно мы отправились в лес. Я взял и Володю, который за последнее время всё чаще стал сопровождать меня на охоту. Кроме ружей, несли топоры, лопаты, ведро и мешок. Весна только начиналась, местами было ещё довольно много снега, но кое-где уже проглядывала земля, с похожей на мочало прошлогодней травой. Ночью хорошо приморозило, и все лужи затянуло ледяной коркой. Под сапогами она звенела и похрустывала, как битое стекло.

К логову подошли на рассвете. С каждым шагом продвигались всё медленнее и осторожнее, но, как назло, Алексей Павлович споткнулся о корягу и растянулся во весь свой богатырский рост. Ведро, которое он нёс, загремело. Этого было достаточно, чтобы спугнуть чуткого зверя. В ельнике прошмыгнуло что-то серое. Конечно, волчица ушла. Раздосадованные неудачей, мы решили добыть хотя бы волчат. Если оставить логово в покое, потревоженная волчица всё равно перенесёт щенков в другое укромное место, и во второй приход мы не найдём ничего.

Из логова не доносилось ни звука. Щенки, конечно, там, но они затаились, почуяв опасность. Мы попытались пустить в ход заступы и тут же убедились в бесполезности этой работы: мёрзлая земля поддавалась плохо.

— Придётся попробовать водой, — сказал я, поглядев на товарища: по лицу у него обильно струился пот. Алексей Павлович молча кивнул. Он всё ещё не мог простить себе свою оплошность.

— Как это — водой? — поинтересовался Володя. Он всё время помогал нам и вместе с нами переживал неудачу.

— Очень просто. Будем лить в нору воду до тех пор, пока волчата не вылезут. Иначе их не взять.

— Но ведь они могут захлебнуться и утонуть, — возразил сын. — Так нельзя!

— Бывает, — пожал плечами Алексей Павлович. — Но хватит рассуждать, давай-ка, приятель, за дело.

Я видел, что Володе не нравится наш способ, но возражать старшим он не осмелился. Неподалёку нашли яму, пробили лёд и начали таскать воду. Мы вылили уже десятое ведро воды, а волчата все не подавали признаков жизни. Только после тринадцатого послышался слабый писк, бульканье и из норы вылез мокрый, грязный волчонок. Остальные щенки, видимо, более слабые, не сумели выбраться и захлебнулись в воде.

— Нечего их жалеть, — сурово сказал Алексей Павлович Володе. — Не смотри, что маленькие, растут они быстро. Это, брат, волки, самые вредные звери…

Володя, насупившись, молчал.

Мы сунули дрожащего волчонка в мешок и вернулись домой.

— Папа, можно, чтобы волчонок жил у нас? — попросил сынишка. — Можно?

Я посмотрел на Алексея Павловича. Он согласился.

— Пусть поживёт у вас. Мне держать всё равно негде.

Весть о том, что мы принесли живого волчонка, быстро облетела соседей. Вскоре во дворе у нас собралось много любопытных, особенно детей. Всем хотелось посмотреть на маленького зверя. А он робко жался к ногам Володи и жалобно скулил. Прибежал мой сеттер Люкс, увидел волчонка и ощетинился, показывая жёлтые клыки. Но на щенка не бросился, он не привык обижать маленьких.

Волчонка назвали Диком. Пока Дик был маленький, мы держали его в сарае. В холодные дни, в непогоду пускали ночевать в теплые сени. Люди, заходившие к нам, не обращали внимания на Дика. Но когда им говорили, что это не собака, а самый настоящий волк, они менялись в лице, растерянно улыбались и спешили уйти.

Дик оказался умным и весёлым волчонком. С Люксом он подружился быстро и не отходил от него ни на шаг. Они гонялись по двору друг за другом, барахтались и устраивали такие представления, что соседские ребята прозвали их циркачами. Кота Фильку — степенного и важного — волчонок терпел скрепя сердце и предпочитал обходить стороной. А вот куры и утки пользовались его особым вниманием. Мы узнали об этом, когда жертвой маленького зверя пала одна курица, потом вторая. Пришлось волчонка наказать и посадить на цепь.

Дик, почувствовав на шее ремень и цепь, приуныл, отказывался от пищи, жалобно скулил и с грустью смотрел, как его вольный товарищ — сеттер бегает по двору. Люкс тоже переживал несчастье Дика: садился возле него и смотрел долго, внимательно.

— Что, плохо, брат? — как бы спрашивали глаза сеттера. — Потерпи, может, это ненадолго?..

— Да уж куда хуже, — отвечал взглядом Дик. — Побегать хочется, а цепь не пускает. Тоскливо мне, ох как тоскливо!..

Словно сговорившись, волчонок и собака вдруг поднимали морды и протяжно выли. Проявляя своё участие, Люкс иногда приносил Дику лакомые куски из своей миски. Тот брал кости нехотя, лениво грыз или зарывал в землю.

Убедившись, что все старания сбросить цепь ни к чему не приводят, волчонок как будто смирился, но когда пришла осень и наступили тёмные октябрьские ночи, Дик опять затосковал. Он то лежал, не двигаясь, вытянув передние лапы и положив на них лобастую голову, как бы прислушиваясь к чему-то; то целыми днями не выходил из конуры; то рвался с цепи, яростно грыз её и рычал на всех. Быть может, в шуме большого города он улавливал нотки лесных звуков. Вечерами и перед утром волчонок задирал морду, выл, долго прислушивался и снова выл. Дик стал скучным, вялым, плохо ел, часами лежал, уставив неподвижный взгляд куда-то в пространство. К себе он подпускал только Володю и Люкса, на остальных, в том числе и на меня, рычал и косил недобрым взглядом.

Однажды ко мне зашёл Алексей Павлович. Мы давно не виделись, и потому было о чём рассказать друг другу. Внезапно он спросил:

— А что, волчонок, всё живёт у тебя?

— Живёт. Вырос, настоящим волком стал. Не хочешь ли взглянуть?

— Пойдём, посмотрим.

Мы вышли во двор. Дик встретил нас равнодушно, на кличку не отозвался, словно не слышал. У него был период апатии.

— Д-да, — задумчиво произнёс Алексей Павлович. — Не дело это, держать такого опасного зверя дома. Что, если сорвётся? Не оберёшься хлопот. Знаешь пословицу: сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит. Хоть и ручной зверь, а нрав-то у него волчий.

Я признался, что судьба Дика меня тоже заботит, и давно, но вот всё не придумаю, как лучше с ним поступить.

— Послушай моего совета, — сказал Алексей Павлович, — в городе сейчас Пермский передвижной зверинец, слыхал? Поговори-ка с директором, да и подари им зверя. Думаю, не откажутся принять. Вон какой волчище вымахал — красавец… И тебе спокойно будет, и людям польза.

Я согласился.

Но Дик распорядился своей судьбой иначе. Как-то утром я нашёл у конуры только цепь с разогнутым последним кольцом. Напрасно я искал и звал волчонка, заглядывал в соседние дворы, он бесследно исчез. Встревоженный, я сообщил о происшествии всем, кому следовало, и стал ждать результата. Вести приходили неутешительные: никто не видел Дика. Как случилось, что он сумел удрать? Неужели ему помог сын?

Я допросил Володю самым строгим образом. Он был возмущён и начисто отверг все подозрения, а под конец беседы сказал:

— Хотя я и не помогал Дику, но очень рад, что он получил свободу. Вот!

И с вызовом посмотрел на меня. Тайна побега волчонка так и осталась невыясненной.

…И вот сейчас перед нами на снегу лежал могучий зверь тёмной окраски, с пышной блестящей шерстью. На шее у него всё ещё был ошейник, и он не оставлял места сомнениям: это — Дик.