Зелёный шум

МАЛЫШ

Малыш — это зайчонок. Он родился всего несколько часов назад и теперь сидит тихо-тихо, скрытый пышным кустом, незаметный для самого зоркого глаза. Где-то поблизости затаились братишки и сестрёнки Малыша. Зайчонок их не видит, хотя они почти рядом.

Слабый ветер шевелит листья на деревьях, покачивают головками яркие цветы. Солнечные лучи, пробив зелёную толщу веток, упали на спину Малыша. Ему хорошо; слегка волнистая короткая шерстка уже высохла и распушилась. Маленького зверька издалека можно принять за серый мячик. Выдают только влажные бусинки глаз.

В лесу, не умолкая, поют птицы. Иногда они пролетают совсем близко, и зайчонок в страхе плотнее прижимается к земле: кто знает, что это за птицы. Маленького беззащитного зверька может обидеть каждый, кому вздумается.

Вот неподалёку затрещали сухие ветки. Огромный бурый зверь на высоких ногах шёл, не разбирая дороги. Остановился вблизи Малыша, скусил зелёную ветку, пожевал и, шумно дохнув, отправился дальше. Одной ногой он ступил совсем рядом с зайчонком, оставив глубокую вмятину на влажной земле. Ломая молодую поросль, бурая громада скрылась за деревьями. Лось мог бы наступить на Малыша, и наверно, даже не заметил бы этого.

Зайчонок не знает, что двигаться ему нельзя: на земле останется невидимый, но пахучий след, по которому его легко может найти и лиса, и другой хищный зверь. Малыш ещё ничего не знает, он только что пришёл в жизнь, он беззащитен, но его охраняет инстинкт, который как бы говорит ему: не двигайся, так ты незаметен, так ты сохранишь себя.

Зайчонок сидит неподвижно, прижав уши к спине, греется в лучах ласкового солнца и украдкой посматривает по сторонам.

Так, не двигаясь, Малыш просидел под кустом до вечера. Солнце уже спряталось за деревьями, небо потемнело, и маленькую лужайку окутали мягкие сумерки. Лес наполнили таинственные шорохи, поскрипывания, писки. Порой, всколыхнув тёплый воздух, над лужайкой проносились неясные тени.

Из-за облаков выплыла жёлтая луна, облила своим сиянием и деревья, и лужайку, и зайчонка. Раза два протяжно ухнул филин, потом раздался чей-то пронзительный крик, и снова наступила тишина.

Малышу хотелось есть. Голод всё сильнее давал себя знать, и зайчонок потихоньку начал переступать с лапки на лапку, шевелить ушами, оглядываться по сторонам, словно ожидая кого-то.

И когда поблизости послышался лёгкий шорох, Малыш не испугался. Он повернулся на шум, приподнялся, поводя ушами. Зайчиха появилась внезапно, словно из-под земли. Тотчас в разных местах зашевелилась трава и к зайчихе подскакало несколько серых комочков — сестрёнки и братишки Малыша. Они не знали, их это мать или чужая, это было неважно. Каждый хотел есть и поспешил, отталкивая других, ткнуться в теплое мягкое брюшко зайчихи, найти сосок и с наслаждением втягивать вкусное густое молоко.

Малыш сосал торопливо, жадно. И не напрасно: вспугнутая каким-то шумом зайчиха исчезла так же внезапно, как и появилась. Серые комочки разбежались в стороны и затаились. Малыш опять остался один. Первая ночь прошла для него спокойно, если не считать резких звуков, порой нарушавших сонную тишину леса.

А утром снова показалось солнце, обогрело и приласкало продрогшего зайчонка.

Весь этот день он тоже просидел под кустом. Есть Малыш не хотел: ведь заячье молоко в пять раз питательнее коровьего. И в этот день, и в следующий зайчонок почти не двигался, никто его не тревожил.

На четвёртый день Малыш снова почувствовал голод. На этот раз другая зайчиха накормила его тёплым молоком. Её не интересовало, чей попался зайчонок, — встретился, значит, надо накормить. Так повторялось несколько раз. Малыша и его сестрёнок и братьев кормили разные зайчихи. Может быть, прибегала и настоящая мать, но зайчата её не знали, да и она тоже не отличила бы своих детей от чужих, которых в это время в лесу появилось много. Если бы зайчиха постоянно находилась при детях, она подвергла бы их большей опасности. А предоставленные себе малыши лучше прятались и не привлекали внимания многочисленных врагов.

Прошло несколько дней. Малыш немного подрос и окреп. Он больше не пугался каждого шороха, каждого крика лесной птицы или зверя, но вёл себя осторожно. Он терпеливо ждал появления зайчихи, и едва она показывалась, бросался к ней, награждая себя за многодневную голодовку. А потом зайчихи перестали появляться: время кормления детёнышей прошло.

Малыш не ел уже четыре дня. Голод всё сильнее давал себя чувствовать. Зайчонок схватил травинку, начал её жевать и… проглотил. Травинка оказалась вкусной. Малыш съел ещё одну, потом ещё и постепенно выел около себя маленькую плешинку. Травы попадались разные: сладковатые, горьковатые, кислые. Голод понемногу утих.

С этого времени зайчонок больше не сидел на месте. Неумело прыгая, он обследовал лужайку, на которой провёл первые дни жизни, а затем отважился забраться и подальше.

У зайцев передние лапы короче задних: поэтому зайцы не ходят, а прыгают. При быстром беге зверёк заносит длинные задние ноги вперёд передних, и отталкиваясь ими, делает большие скачки.

Первые прыжки Малыш делал неуверенно, но силы прибывали, приобретался опыт. С первых же прыжков зайчонок столкнулся с другими обитателями леса. Одни боялись его, других пугался он сам.

Мир, открывшийся перед Малышом, оказался огромным. Сразу же за лужайкой начинался густой осинник. Там было темно и сыро. За осинником тянулся неглубокий овраг, по его дну с хрустальным звоном струился ручей. За оврагом опять была лужайка с густой и мокрой травой, а за ней вставали хмурые ели.

Всё вызывало интерес у зайчонка, он охотно знакомился с каждым новым обитателем леса. Но не всегда такие знакомства проходили приятно.

В осиннике Малыш увидел большую рыжеватую птицу, за которой бежало около десятка желто-серых пуховых птенцов. Зайчонок погнался за ними. Догнать пуховичков ему ничего не стоило. Малыш остановился перед одним из них, намереваясь разглядеть его получше. Птенец припал к земле и стал невидимым! Озадаченный зайчонок протянул было лапку, чтобы проверить, здесь ли птенец, и в это время на него с квохтаньем налетела разозлённая мать-глухарка. Удар её жёсткого крыла пришёлся, к счастью, по концу лапы, но причинил боль. Испуганный Малыш поскакал прочь, потеряв всякий интерес к пуховичкам.

В тот же день зайчонок встретился с белкой. Шустрый рыжий зверёк, подняв пушистый хвост, прыгал почти так же, как и Малыш. Белка искала грибы. Вот, разворошив листья, вытащила великолепный боровичок и направилась с ним к ближнему дереву. Тут дорогу ей загородил зайчонок. Он приподнялся на задних лапках, чтобы хорошенько разглядеть рыжего зверька. Белка не поняла его мирных намерений. Бросив гриб, она стремительно взлетела по стволу ели на ближайшую ветку. Малыш попробовал проделать то же самое, но не смог. А белка, сердито цокая и подергивая пушистым хвостом, следила за ним с ветки. Она злилась на зайчонка, по милости которого пришлось бросить хороший гриб.

Покрутившись вокруг ели, Малыш поскакал дальше. На лужайке он погонялся немного за бабочками, пожевал травы и, перепрыгнув ручей, углубился в ельник. Здесь было тихо и мрачно. Солнечные лучи путались в густом сплетении мохнатых веток, не достигая земли. Не слышалось птичьего щебета, редко попадались цветы. Колючие ветки ёлок хватали зайчонка за лапы, за длинные уши, ударяли по бокам. Малышу стало страшно, и он повернул назад.

У ручья произошла ещё одна встреча. Какое-то животное, покрытое короткими седыми иголками, с острой мордочкой, на маленьких лапках бегало вдоль ручья. Это во влажной земле искал червей ёж. Он не обращал на Малыша внимания, но когда не в меру любопытный зайчонок подскакал ближе, ёж вдруг зашипел, зафыркал и распустил все иголки. Зайчонок тронул нового знакомого лапкой и укололся. Обиженно тряся лапой, Малыш перепрыгнул ручей и направился на свою родную лужайку.

Малыш подрастал. Каждый день он узнавал что-нибудь новое. Птиц, например, можно не бояться, хотя среди них есть и хищные. Зайчонок видел, как однажды крупная бурая птица на лету сбила лесного голубя и унесла его в когтях. В другой раз ночью за Малышом погналась та самая птица, что ухала так жутко в глубине леса. Только проворство и длинные ноги спасли насмерть перепуганного зайчонка: он успел юркнуть под, раскидистый колючий куст. Кривые когти ночного хищника лишь наполовину располоснули одно ухо Малышу. Оно потом так и не срослось.

Мелкие птицы сами боялись зайчонка и, завидев его, перелетали с земли или кустика на дерево. Уступали Малышу дорогу и мыши, белки, ежи, лягушки. Скоро он привык к этим безобидным обитателям леса и перестал ими интересоваться.

Днём зайчонок теперь реже разгуливал по лесу, обычно он лежал где-нибудь в укромном месте, а когда солнце закатывалось и сумерки окутывали всё вокруг, покидал своё укрытие. О питании Малыш не беспокоился: еды вокруг было много. Словно наперегонки росли буйные, травы. Иногда он обгладывал молодые побеги на кустах.

Во время ночных прогулок Малыш встречал и других зайчат, возможно, своих братьев и сестёр. Они играли и прыгали на лужайке, залитой потоками лунного света, пока что-нибудь не обрывало этих весёлых забав.

Однажды к лужайке, на которой резвились зайчата, подкралась лиса. Никто её вовремя не заметил. Стремительный прыжок зверя и один из зайчат, отчаянно вереща, забился в лисьих зубах. Остальные бросились в разные стороны. Малыш кубарем скатился с пригорка и помчался, не разбирая дороги. Перемахнув ручей, зайчонок остановился и прислушался. Погони не было.

Малыш затрусил вдоль ручья, потом перепрыгнул на «свою» сторону, где обычно проводил день. Едва добежал до первых деревьев, как что-то схватило его за шею и больно сдавило. Он упал и судорожно заскрёб лапами землю.

На этом и закончилась бы нехитрая история Малыша, если бы рано утром его случайно не увидели люди. Их было двое: старик и мальчик. Каждый держал в руке плетёную корзину с грибами. Старик первый заметил зайчонка и наклонился к нему.

— Васютка, поди-ка сюда! Глянь, зайчонок.

— Где, дедусь? — мальчик вприпрыжку подбежал к деду, размахивая корзиной, из которой посыпались грибы.

Старик освободил Малыша от проволочной петли и взял на руки. Васютка прижался щекой к зайчонку и вдруг сказал:

— Деда, он живой! У него сердце колотится.

Малыш и в самом деле был ещё жив. Петля была рассчитана на взрослого зайца и поэтому не задушила Малыша.

— Вот разбойники, понаставили петель, — бранился старый грибник, откручивая проволоку от ствола осинки. — Губят зверьё бессердечные люди.

— Кого это ты, деда, ругаешь?

— Браконьеров. Из-за них всё меньше в наших лесах и птицы, и зверя. Не жаль им народное добро. Петли на зайцев давно запрещены, а тут, на тебе, летом, когда и охота-то совсем закрыта.

Свернув проволоку, старик забросил её далеко в кусты.

— Деда, а что с зайчонком делать будем?

— Как что? Раз живой, отпустим с миром.

— А может, возьмём домой?

— Нельзя. Живая тварь лесная, как и человек, любит свободу.

Старый грибник взял у внука зайчонка, бережно опустил на землю и скомандовал:

— Марш!

Малыш испуганно дрожал. Он окончательно пришёл в себя, но не понимал, что с ним случилось. Окрик деда напугал его. Зайчонок прыгнул раз, другой и скрылся за деревьями.

В дождливые дни Малыш бегал по лесу мало, отсиживаясь где-нибудь под густым кустом. А в последнее время дожди лили всё чаще, иногда — и ночью, и днём, В лесу стало серо, неприветливо. Смолкло весёлое щебетанье, исчезли цветы. Высокая трава пожелтела и полегла. Холодный ветер раскачивал деревья, срывал жёлтые и красные листья, устилая ими лесные тропки.

Потом начались настоящие холода. Малыш сменил свой бурый наряд на белый, только местами ещё оставалась короткая рыжеватая летняя шерсть. Зайчонок не знал, что теперь его легко заметить издалека на чёрной ещё земле, но инстинкт заставлял зверька меньше бегать по лесу, чтобы не привлекать внимание белым нарядом. И он лежал весь день, а ночью обгладывал кору на ближайших деревьях да жевал жёсткую и безвкусную траву.

Как-то ночью, когда ветер утих, послышался лёгкий шорох. На землю падали крупные белые хлопья. И чудо! К утру всё вокруг стало неузнаваемо: земля, кусты, деревья — всё побелело. Снег лежал пышный, вспыхивая разноцветными искорками в негреющих лучах бледного солнца.

Малышу, лежавшему в ямке у сваленного бурей дерева, захотелось пробежаться к ручью, посмотреть, каким он стал в снеговом наряде. И зайчонок поскакал: весело, большими прыжками. За ним потянулась цепочка следов: две ямки впереди — от задних лап, две ямки, почти вместе, позади — от передних. На снегу белый зверёк был почти не виден, и только тёмные глаза да кончики ушей выдавали его. Никто не учил Малыша всем заячьим хитростям, но он сам, вдоволь напрыгавшись по мягкому снегу, перед тем, как залечь, принялся старательно путать следы. Он сделал несколько «петель» — кругов, потом «двоек» — пробежал обратно по своему же следу, а затем «скидок» — больших прыжков со своего следа далеко в сторону. После последней «скидки» Малыш улёгся в ямке за пнём. Самый хитрый враг не скоро разберётся в путанице его следов.

А враг вскоре появился в лесу. Это была жёлтая, в чёрных пятнах собака. Заметив следы зайчонка, она звонко залаяла и побежала по ним. На лай собаки из леса вышел человек. Осмотрев следы, он подбодрил собаку криком:

— Ату его, Трубач, ату!

Трубач залаял ещё азартнее. Это была молодая, неопытная гончая. Когда человек и собака удалились, Малыш поднялся с лежки и не спеша направился в другую сторону. Зайчонок пробежал вдоль ручья, перепрыгнул на другой берег, потом обратно и повторил все свои хитрости: «петли», «двойки», «скидки». После этого снова залёг под кустом. До темноты распутывали его следы охотник и собака. Ночь надёжно укрыла зверька от преследователей.

Усыпанные снегом стояли в безмолвии деревья. В небе висел тонкий серп месяца. В родном лесу было тихо и спокойно.