Земли разведчик (Марко Поло)

Купцы вручают принцесс казану

Гай-Хату, которого Марко Поло называет Киакату, был государь умный. Жен у него было много, и сказал он через гонца: «Везите принцессу к Казану». Поехали купцы и посол Гоус с охраной в двести человек.

Меньше нельзя было взять, потому что вся страна воевала.

Ехали горами, пили горькую воду. Принцесса Кокачин и подруга ее, принцесса Сунская, обе молчали. Говорить им было уже поздно, потому что не было обычая разговаривать женщинам на персидской земле. Приехали послы к Казану.

Во время пути услыхали Никколо Поло, Маффео и Марко, что умер хан Кубилай.

Значит, в Китай пути уже не было. Отдали принцесс Казану. При разлуке Кокачин горько плакала.

Остались принцессы одни.

Что же касается Казана, то он был счастлив. Собрал он войско, вышел, сразился, разбил врага, умертвил его, и произошло это сейчас же после прихода послов. Такие уж были купцы Поло люди — шли они всегда впереди войны.

Так шли они и сейчас, задержались в Тавризе, торговали здесь жемчугом и между делом посылали вести Казану.

Почти четверть века прошло со времени отъезда купцов из Венеции.

Обменяли купцы Поло все товары на драгоценные камни.

Кругом кипела война. Охраны взять было не у кого. Сели купцы в одежде нищих на ослов и пошли в хвосте каравана. Шли верблюды, связанные волосяными веревками, шли и кричали. Кричали ослы, раздражая купеческое ухо. Нужно было упереться ослам ногою в зад и потянуть за хвост с силой — тогда ослы замолкали.

Ехали от Тавриза, оставив за собою море, которое называлось Шелковым, а мы называем Каспийским, то есть морем дверей.

Ехали, обходя места, где кипела война. В городе Тифлисе мылись в бане с горячей проточной водой, охраняя по очереди свои одежды. Ходили по каменному полу бани в деревянных сандалиях, сводили волосы с тела жгучей землею… Грузины красивы, волосы стригли коротко, хорошо стреляли, хорошо сражались и все же платили дань татарам. Только в дальних ущельях отсиживались независимые племена.

На грузинской границе видали источник подземного масла, оно горело, но есть его было нельзя. Во всей стране жгли только это масло[147].

Отсюда шли узкими ущельями, платили за пропуск рубашками: рубашки эти разрывали на столько частей, сколько воинов было у горного владельца. Переходили перевалы, шли в буковых лесах; деревья, все в желтосерых прядях мха, стояли на скалах так круто, как круто сидит всадник в седле, когда спускается с горы.

Дороги шли в узких траншеях, изгибаясь и ломаясь поминутно. Ноги всадников задевали за края траншей.

Кипели реки, в реках плыли мохнатые от ударов о камни тяжелые бревна. Вывозили отсюда дерево. Буком и драгоценным самшитом славилась страна.

Вышли к морю у Трапезунда трое венецианцев: два старика да Марко Поло, которого здесь никто не называл господином.

У города Трапезунда долго торговались и плакали, сговариваясь с капитаном о месте на палубе. У корабля парус был полотняный, давно не виданный. Корабль пах смолою, а не рыбьим жиром.

Округлился парус, поплыли серые обрывы Кавказского берега; белые горы виднелись вдали. Море кипело и крутилось. Ехали долго, потом прошли мимо Константинополя; здесь не сошли на берег — стороною уже знали от матросов, что всем морем владеют генуэзцы. Проплыли мимо города, посмотрели на Перу, поискали глазами лазоревый флаг — не видно! Плыли мимо белокаменных греческих островов.

В небе ночью знакомые звезды. Полярная звезда на своем месте, высоко.

Прямо из моря выплыла Венеция. Как она изменилась!

Лазоревое море одно осталось того же цвета, а город стоит каменный. Двадцать четыре года прошло, как покинул родину Марко. Был уже 1295 год.

Спустились с корабля купцы Поло. Мраморные желтоватые мосты скользки. Говорили потом в Венеции, что нужно здесь бояться трех вещей — скользких каменных ступеней, попов и распутниц.

От моря ноги были слабы. Но вот он, остров Риальто, причаленный к другим островам многими мостами. Вот знакомый деревянный дом.

Крыша поросла мхом.

Постучались трое путников в двери.

В доме не изменилось ничего. Слуга был стар. Посмотрел долгим взглядом на нищих. Старший нищий ногой подтянул на прежнее место деревянный стул, сел.

Слуга заплакал.

— Входите, господа, судьба была неблагоприятна к вам, но дом наш сохранен.

Из дальних комнат пришли какие-то родственницы. Дом был стар, из канала пахло сыростью.