Земля любви

Глава 28

Мариана понимала, что рано или поздно члены семьи Мальяно станут искать Шикинью — вероятнее всего, затем, чтобы лишить его своей фамилии, а стало быть, и возможности унаследовать часть их собственности. Поэтому она сама пошла к Франческо и сказала ему, что устроила мальчика в приют, выдав его за сына своей умершей дочери.

— Теперь он будет носить мою фамилию, потому что я и впрямь люблю его как сына.

Мариана не лгала. Она действительно все так и сделала, только свидетельство о рождении Франческо Мальяно Нету припрятала на всякий случай, о чем сейчас предпочла умолчать.

— Мне нужно найти работу, чтобы я могла содержать мальчика. Вы не знаете такой семьи, которой нужна экономка? — спросила она у Франческо.

— Я бы сам взял тебя в свой дом, — ответил он, — но к нам переехали жить родители Паолы. Она вот-вот должна родить, и помощь матери ей сейчас очень кстати.

— Я рада за вас, сеньор Франческо, и от всей души желаю, чтобы роды у вашей жены прошли нормально.

— Спасибо, Мариана. Я знаю, ты всегда искренне желала мне добра, — произнес растроганно Франческо. — Но моя нынешняя жена молодая, надеюсь, она легко родит. Это у сеньора Гумерсинду — отца Розаны — супруга уже в солидном возрасте, а тоже на сносях. Вот ей, надо полагать, придется гораздо труднее... Кстати, им как раз нужна экономка! Я могу тебя порекомендовать.

— Я была бы рада. Но туда же ходят в гости Розана, Марко Антонио и — дона Жанет. Как бы там не возникли осложнения.

— Не беспокойся, Мариана, я все устрою, — заверил ее Франческо. — Сеньор Гумерсинду и его жена — очень хорошие, порядочные люди. Ты с ними уживешься. А дона Жанет теперь тебе не хозяйка, на нее вообще не стоит обращать внимания.

Так Мариана попала в дом Гумерсинду. Франческо же для нее сделал еще одно доброе дело — перечислил внушительную сумму денег в тот приют, где воспитывался его тезка. Франческо Мальяно Нету, с которым Мариана могла теперь видеться только по выходным.

А вот Жулиана, получив наконец возможность тешиться со своим сыночком хоть круглые сутки, все никак не могла поверить свалившемуся на нее счастью.

Матео тоже, едва вернувшись с работы, брал Хуаниту на руки и долго играл с ним, внушая мальчику:

— Я твой папа! Ты понял, сынок? Скажи: «Папа!»

Мальчик нараспев повторял это слово, не слишком, впрочем, понимая, какой смысл в нем заключен, и тем приводил в неописуемый восторг своих родителей.

Но чем больше Матео возился с Хуаниту, тем чаще он с затаенной грустью вспоминал Маринью. Ему хотелось так же нежно, ласково прижать к себе и другого сына, которого он уже давно не видел и по которому очень скучал. Почему Марко Антонио может навещать здесь свою дочку, а Матео заказана дорога в дом Гумерсинду? Это несправедливо, так не должно быть! Надо изменить такое положение и отстоять свое право на свидания с сыном! Но к кому обратиться? Ни Розана, ни Гумерсинду с Матео даже говорить не станут, это ясно. Тут нужен какой-то влиятельный посредник. Может, сеньор Франческо? Да, с такой непростой миссией, пожалуй, способен справиться только он!

И однажды, набравшись храбрости, Матео отправился в банк Франческо.

А там как раз было торжество: служащие банка чествовали своего хозяина, поздравляя его с рождением дочери.

Франческо был на седьмом небе от счастья и, принимая поздравления, рассказывал всем, каким сокровищем одарила его Паола:

— Малышка похожа на мать, и, значит, будет красавицей! Я назвал ее Ауророй!

Матео подумал, что не самое подходящее время выбрал он для визита к Франческо, однако тот, увидев его, обрадовался:

— Матео! Ты тоже здесь? Спасибо. Ая так и не удосужился заехать к вам. Хотел поздравить тебя и Жулиану с Возвращением вашего сына.

— Я передам это Жулиане, — растрогался Матео. — А вы примите наши поздравления!

Потом они поговорили о детях — Анинье, Хуаниту, новорожденной Ауроре, и Матео, несколько осмелев, завелтаки речь о Маринью. Франческо, заново познавший радость отцовства, принял близко к сердцу просьбу Матео и пообещал ему помочь.

— Насколько мне известно, сеньор Гумерсинду с супругой отправились на свою фазенду. Но может, это и к лучшему, что их сейчас нет дома. Я попрошу Марко Антонио поговорить с Розаной, и, надеюсь, она позволит тебе повидать сына.

Однако Франческо ошибся: Розана была категорически против свидания Матео с сыном.

— Извини, пока я не смог тебе помочь, — развел руками Франческо. — Возможно, когда вернется Гумерсинду...

Матео же не стал дожидаться возвращения тестя, а, наоборот, решил воспользоваться его отсутствием и увидеть собственного сына без чьего-либо на то разрешения.

Мариана не без опаски впустила Матео в дом и проводила в детскую, строго предупредив его:

— Я позволю вам увидеть мальчика, только не пытайтесь забрать его отсюда! Иначе я лишусь работы.

— Нет, не волнуйтесь, я только поиграю немного с ним и уйду, — пообещал Матео.

Но ему не повезло; Маринью в это время спал. Тихо постояв у кроватки сына, Матео поправил сползшее одеялье и попросил Мариану шепотом:

— Можно, я подожду в гостиной, пока он проснется?

Мариана не возражала.

Но войдя в гостиную, Матео столкнулся там с Розаной, тоже приехавшей к своему ребенку.

— Как ты посмел сюда прийти?! — возмутилась она. — Кто тебе позволил?

— Никто. Я сам пришел, потому что соскучился по сыну.

— У тебя здесь нет никакого сына! — отрезала Розана.

— Есть! Он спит в своей комнате, наверху. Я там уже был. А ш Ты воспользовался тем, что моего отца нет дома...

— Да, воспользовался, — не стал отрицать Матео. — Потому что у меня нет желания ругаться с ним. Так же, впрочем, как и с тобой. Я всего лишь пришел повидаться с Маринью.

— У тебя нет на это права — после того, как ты бросил своего сына в ту ночь на фазенде!

— Я не бросил сына, Розана! Я бросил тебя! — вышел из терпения Матео.

Ответный взрыв эмоций последовал незамедлительно.

— Вон отсюда! — закричала на весь дом Розана. — Катись к своему сыну, которого родила тебе та мерзавка!

— Розана, я должен видеться с Маринью! — подступил к ней Матео. — И тебе придется с этим смириться.

— Никогда! Ни за что на свете! Убирайся вон! — повторила она, глядя на него с такой ненавистью, что у Матео кровь закипела в жилах.

Не владея собой, он уже занес руку для удара, но вместо этого почему-то грубо привлек к себе Розану и... поцеловал ее в губы с такой же гневной необузданной страстью, какую впервые испытал к ней там, на фазенде, среди кофейных деревьев.

Терпкий вкус того первого поцелуя тотчас же проступил на их губах, и точно так же, как тогда, Матео это отрезвило, а Розану — опьянило. Чувство блаженства разом переполнило ее, она была близка к обмороку. Но Матео резко оттолкнул ее от себя. Потеряв равновесие, Розана неловко опустилась на диван.

А Матео, прежде чем уйти, счел необходимым объяснить свое странное поведение — возможно, не столько ей, сколько себе самому:

— Прости и не обольщайся. Я хотел ударить тебя. Это был поцелуй ненависти.

Домой он пришел сам не свой и в ответ на расспросы Жулианы выложил ей все, не умолчав и о том дерзком, безумном поцелуе.

Жулиана пришла в ужас:

— Ты изменил мне?!

— О чем ты говоришь, Жулиана? – раздосадовался на себя, а не на нее Матео. — Это была не измена, а ненависть! В тот момент я почувствовал страшную, неодолимую ненависть!

— И при этом захотел поцеловать свою жену? — с горькой насмешкой спросила Жулиана.

— Моя жена — ты! — рассердился Матео. — А тот поцелуй был равносилен пощечине. Понимаешь?

— Нет, не понимаю. Теперь ненависть испытываю я! К тебе! — заявила Жулиана.

Больше она в тот вечер с ним не разговаривала. А Матео проклинал себя за то, что был с ней чересчур откровенным.

Спать они легли порознь, а утром, когда Матео сделал робкий шаг к примирению, Жулиана взорвалась:

— Оставь меня в покое! После всего, что случилось, мне больно видеть тебя. Если хочешь, можешь возвращаться к своей Розане!

Удрученный Матео, понурив голову, поплeлcя на рабоТу, а там его уже ждала... Розана!

— Прости меня, пожалуйста, Матео! — повинилась она. — Я вчера была не права. И приехала сказать тебе, что ты можешь навещать сына в любое время... Разумеется, когда папы не будет дома.

— Неужели это правда? — изумился он.

— Правда!

— Но что же произошло? С чего такая неожиданная перемена?

— Я вдруг поняла, что никогда не испытывала к тебе ненависти. Это была всего лишь боль, страшная боль! А еще — обида и отчаяние. Но с ними я как-нибудь справлюсь. До свидания, любимый! Не держи на меня зла и приходи к сыну, пока мои родители в отъезде. А то они уже скоро вернутся.

О поездке в свой деревенский дом Мария заговорила лишь на последнем месяце беременности.

— Что-то я заскучала по нашей фазенде, Гумерсинду. Ты бы отвез меня туда!

— А не опасно ли сейчас пускаться в такую дорогу? Трястись в экипаже, в поезде... Может, съездим потом, когда все благополучно разрешится? — проявил осторожность Гумерсинду.

— Еще неизвестно, как я перенесу роды, — тяжело вздохнула Мария, и ее затаенный страх болью отозвался в сердце Гумерсинду.

Разумеется, он стал успокаивать ее, говорить, что в СанПаулу много хороших врачей-акушеров, они помогут в случае каких-то осложнений. А Мария, слушая мужа, думала о том, что на фазенде ей было бы рожать и привычнее, и сподручнее. Тем более когда рядом с ней Леонора, готовая в любой момент прийти на помощь. Она принимала роды у Анжелики и Розаны, ей можно довериться со спокойной душой.

Размышляя таким образом, Мария твердо решила рожать на фазенде, но мужу об этом не сказала, поскольку он отдавал предпочтение городским врачам.

Эта маленькая хитрость позволила Марии уговорить мужа. Гумерсину поверил, что поездка на фазенду успокоит ее, избавит от естественного страха перед родами.

— Мы побудем там недельку и вернемся, — сказал он провожавшим их Розане и Марко Антонио, не догадываясь, что как раз на этой неделе Мария и должна родить.

Однако и сама Мария, видимо, ошиблась в расчетах, неверно определив сроки, потому что схватки у нее начались прямо в поезде.

Превозмогая боль, она терпела, надеялась как-то дотянуть до фазенды. Но от железнодорожной станции надо было еще ехать на лошадях, и уже в экипаже Мария почувствовала себя совсем плохо.

— Господи! — взмолилась она. — Помоги мне доехать до дома! Не допусти, чтобы я родила здесь — в лесу, ночью, в кромешной тьме!

— Потерпи, дорогая, осталось совсем немножко! — поддерживал ее Гумерсинду, но в какой-то момент она попросила слабым голосом:

— Прикажи остановить экипаж, Гумерсинду!.. Твой сын хочет увидеть свет!

— Господи, что же делать? — растерялся Гумерсинду, но тут уже Леонора взяла командование на себя и принялась отдавать четкие распоряжения:

— Сеньора, в коляске тесно, вам придется лечь на землю! Сеньор, возьмите фонарь, снимите с сиденья покрывало и постелите его под деревом! Только найдите хорошее местечко, где нет коряг!..

Далее все произошло так быстро, что Гумерсинду и опомниться не успел. Сначала он услышал истошный крик Марии, а потом до него донесся как сквозь пелену слабый писк младенца.

— Это мальчик! У вас родился сын! — объявила Леонора.

Еще полчаса понадобилось на то, чтобы доехать до фазенды. И пока Леонора обмывала младенца и Марию в ванной, Гумерсинду вышел на крыльцо. Ясное звездное небо простиралось над его головой, а прохладный ночной воздух был пропитан пряным ароматом трав и кофе.

— Господи, благодарю тебя! — произнес взволнованно Гумерсинду. — Ты послал мне сына, и Мария родила его, здесь, на этой благословенной земле!..

Несмотря на то что Марии пришлось рожать в лесу, под деревом, это никак не отразилось на ее здоровье. Она быстро поправлялась, кормила малыша грудью. Да и Гумерсинду-младший оказался крепеньким, охочим до материнского молока.

Гумерсинду-старший не мог нарадоваться, глядя на жену и сына, неустанно благодарил Марию и клялся ей в любви. А уж каким гордым он ходил по поселку, говоря с самодовольной усмешкой:

— Мой сын только так и мог родиться — как рождаются жеребята! На воле, под открытым небом, посреди этих необъятных просторов!

Здесь же, на фазенде, новорожденный был и крещен. Службу правил падре Олаву, крестивший в свое время Розану и Анжелику. А кумовьями Гумерсинду и Марии стали Бартоло, специально вызванный по такому случаю на фазенду, и Леонора.

Между тем в большом семействе Гумерсинду произошло еще одно важное событие: Аугусту был избран депутатом. Правда, Гумерсинду это не обрадовало. И хотя он ради приличия поздравил зятя с избранием, оставшись наедине с Марией, проворчал сердито:

— Если раньше мы называли Анжелику соломенной вдовой, то теперь можно сказать, что она полностью овдовела!

— Да, не повезло нашей дочери с мужем, — согласилась Мария. — На ее долю выпал тяжкий крест!

В отличие от родителей Анжелика поздравила мужа искренне, обняла его и поцеловала.

А он так же искренне и взволнованно высказал ей свою благодарность:

— Я преклоняю перед тобой голову, любимая! Ты замечательная, необыкновенная жена! Я вечно в разъездах, а ты одна занимаешься огромным хозяйством и при этом не ропщешь, не упрекаешь меня. Только благодаря твоей поддержке, твоему пониманию, терпению я добился этой победы и теперь смогу заняться тем, к чему чувствую призвание!

— Что ж, я готова и впредь поддерживать тебя, сеньор депутат! — снежностью произнесла Анжелика. — А сейчас обними меня покрепче! Мы должны отпраздновать твой сегодняшний успех.

На следующий день она вышла к завтраку с сияющими глазами, и удивленный Гумерсинду шепнул Марии:

— Похоже, она счастлива! А мы с тобой ничего не понимаем в жизни.

Мария мечтательно улыбнулась:

— Дай-то Бог! Я рада за Анжелику. Может, и у Розаны все сладится с Марко Антонио, как ты думаешь?

Гумерсинду ничего не ответил, потому что изначально не верил в этот скоропалительно заключенный союз.

И в общем, он не ошибался: Розана доживала последние дни с Марко Антонио, который лишь дожидался приезда Гумерсинду, чтобы извиниться перед ним и вернуть ему непутевую дочь.