Бархатные портьеры сомкнулись. На мгновение Бойса охватили удивление и невольный ужас, когда он понял, что Гиллеам и Годфри отпустили его и быстро отошли назад, так что он остался один, глядя на Танкреда и на дверь. Потом Бойс увидел, куда ведет эта дверь, и все остальные мысли покинули его.
Он не знал, чего ожидал. Но точно не этого — ни этой каменной комнатки за портьерами, ни то, что находилось в ней. Тонкой паутины огня...
Именно она первой привлекла его внимание. Огненные нити были вплетены в полый каркас причудливого вида, изменяющийся прямо на глазах. Живой каркас — живая клетка.
И в клетке ожившего огня находилась... женщина. Нет, мраморная статуя. Нет — все-таки женщина. Из воска, мрамора или плоти — Бойс не мог понять. Она была неживой. Так он решил, взглянув на нее на долю секунды. Клетка была живая и огненная, но женщина внутри не излучала ни жизнь, ни тепло.
Она стояла как статуя — так же неподвижно — и смотрела на толпу, сомкнув руки перед собой. Ее длинная мантия была не белее лица, а волосы ниспадали бледным мраморным каскадом, даже не изгибающимся на плечах.
Лицо обладало чистотой линий, что, казалось, совершенно лишало его всяческой человечности. Ни одно лицо смертного не имело подобной безупречности линий. Глаза женщины были закрыты. Как и губы, сомкнувшиеся прекрасной линией, выглядевшей так, словно никогда и не разделялась. Бойс подумал, что не видел еще столь холодной статуи, статуи, совершенно лишенной жизни.
Долгое мгновение стояла полная тишина. Находясь так близко, Бойс едва смог расслышать мелодичное тонкое жужжание, доносившееся из клетки, словно пели сами огненные прутья. Но толпа, затаив дыхание, молчала, а женщина-статуя — в принципе не могла издать ни единого звука.
— О чем вы просите меня?
Бойсу пришлось взглянуть дважды, чтобы убедиться, что голос выходит из мраморных губ. Они почти не шевелились. Веки не двигались совсем. Но не было никакого сомнения в том, что никакие другие губы в мире не могли заговорить таким холодным голосом. Бесконечно спокойным и бесстрастным. При звуке этого ледяного голоса Бойса охватила дрожь.
Голос Танкреда стал мягким и странно нежным.
— У меня есть причина считать, что среди нас шпион, — ответил он. — Мы привели его к тебе, чтобы ты решила, можно ли ему верить.
Когда Танкред замолчал, наступили полная тишина и неподвижность. Мраморная девушка с закрытыми глазами и сомкнутыми в замок руками не шевелилась и даже не дышала. Все ждали хоть какого-нибудь звука. Даже Бойс затаил дыхание, несмотря на доводы разума, частично поверив, что эта восковая статуя может ответить на вопрос — если захочет.
Ожидание продолжалось. Оракул неподвижно стояла, бледная и словно мертвая — нет, не так, потому что то, что никогда не жило, не может и умереть, а было невозможно поверить, что эти мраморные ноздри когда-либо шевелились при дыхании или кровь пульсировала под мраморной кожей.
Затем, с едва заметным движением, восковые губы разделились.
— Да, человек лжет.
Бойс услышал за собой триумфальный рев Гиллеама, который, правда, тут же стих. По толпе прошла волна недовольства, послышались шорох ног и скрежет стали выхватываемых из ножен мечей.
— Подождите, — холодно сказала Оракул. — Подождите.
Все затихли.
— Один из вас — посланник Города, — произнес в тишине ледяной голос. — Он пришел, чтобы убить. Он выжидает время, чтобы убить.
Гнев, охвативший толпу, вспыхнул снова, и яростный шум заглушил тонкий, ледяной голос. Бойс широко расставил ноги и страстно пожелал, чтобы у него в руках оказалось хоть какое-нибудь оружие.
— Это неправда! — отчаянно прокричал он. — Я не шпион! Я не собираюсь никого...
Рев толпы заглушил его голос, и на секунду сокрушающего самосомнения он понял, что и сам не знает, какой может оказаться правда. Но сейчас на это не было времени. Гиллеам, с торжествующей яростной ухмылкой подняв обе огромные руки, уже был в пяти шагах и быстро приближался, а толпа за ним сверкала свирепыми глазами и разинутыми в криках ртами.
— Подождите! — Чистый голос, словно ледяной хлыст, разрезал шум в зале.
Лицо мраморной девушки не изменилось. Губы разделились не больше, чем прежде, глаза все еще были закрыты. Но голос стал громким, словно крик, хотя и оставался холодным шепотом.
Бойс увидел, как толпа перевела взгляд с него на белую фигуру в огненной клетке. Люди остановились, покрасневшие и рассерженные, но все-таки остановились.
— Я еще не назвала имя шпиона, — напомнил холодный голос.
В ответ послышался изумленный шепот.
— Он стоит среди вас, и вы его давно знаете, — сказала Оракул. — Он не незнакомец. Это не тот, кто сейчас находится передо мной. — Она снова замолчала, но затем добавила с таким нажимом, что Бойс почувствовал, как его обжег холод. — Мне назвать твое имя, шпион?
То что случилось дальше, поразило их всех. Бойс увидел это лучше остальных, поскольку стоял лицом к толпе. Другим пришлось повернуться и потесниться, когда из дальнего конца коридора донеслись первые дикие звуки.
Звуки смеха.
У лестницы стояла фигура в накидке, трясущаяся от внезапной отчаянной радости, а потом подняла на толпу бледные дикие глаза. Это был Хью де Мандо, полусумасшедший, сбежавший от ужаса Города.
В первые секунды Бойсу показалось, что парня трясло в истерике или чем-то таком, возникшем от напряженности происходящего. Затем он увидел, как ссутулившееся тело распрямилось под тяжелой мантией — распрямилось и стало расти. Глаза Бойса отказались воспринимать высоту его фигуры. Секунду они не передавали никакой информации испуганному разуму. Он тупо уставился на то, что стояло в дверях.
Потому что Хью де Мандо стал намного выше даже самого высокого крестоносца. Накидка упала на пол. Одежда молодого Хью порвалась и развалилась, а на его месте оказалось существо, совершенно не похожее на человека.
Но что это было, Бойс не знал. Он видел его лучше остальных обитателей замка, но даже он не мог дать существу имени. Никто их них не видел его дольше секунды. За этот короткий промежуток времени оно возникло перед ними — ужасное, чудовищное, смеющееся создание, облаченное в то, что могло быть поблескивающей чешуйчатой броней, чем-то таким странным, что глаз не смог описать это иначе.
Смех существа трубил под сводчатым потолком, наполняя зал шумом. И затем оно прыгнуло...
После одни говорили, что оно сражалось мечом, а другие — что огнем вместо меча. Но перевязанные раны выглядели так, словно их нанесли огромными когтями. Кроме того в зале пахло не только кровью, но и горелой плотью. Битва была ужасной, пока они не победили шпиона, которого им подослал Город.
Бойс сражался вместе с остальными. Казалось невероятным, что одно существо, хотя и очень большое, могло напасть на всех одновременно. Оно двигалось с быстротой молнии, а сила была невообразимой. Но в конце концов, после отчаянной схватки, они смогли победить это странное существо.
Бойс запомнил только то, как холодные гладкие конечности швыряют его на пол и падают следом, а затем пытаются раздавить мощными бесцельными ударами. Он забыл, как дрался. Голые кулаки казались бесполезными против невероятного существа, но тем не менее Бойсу запомнилось ощущение того, как костяшки пальцев входили в чешуйчатое тело, как за этим следовали стоны и вонь опаляющего дыхания.
Бойс запомнил вызывающий онемение холод чего-то острого, проникающего в его тело, звук рвущейся кожи и теплоту собственной крови, текущей по груди, он запомнил сильный удар в основание черепа, после чего погрузился в море кружащихся звезд и вскоре опустился на самое дно...
— И твое появление здесь не случайно, Уильям Бойс. — Танкред сидел на подоконнике и проницательными черными глазами смотрел на Бойса из-под сросшихся бровей.
Бойс глядел в другую сторону. Его взгляд блуждал по комнате, по балдахину над постелью, на которой он лежал, по гобеленам на стенах, и теперь, после этого очень-очень долгого выздоровления, это стало для него знакомым. Но он все еще был слаб. Ему не хотелось погружаться в тайны, которые привели его сюда.
Глубокий шрам на плече еще не зажил, но разум был травмирован сильнее. Возможно, виной этому был вид проплывающего за окном тумана, неизменных серых облаков, вечно движущихся над утомленной землей.
Бойс видел и миражи. Туман за Танкредом принимал форму башен восточного города. Поначалу он подумал, что бредит, когда увидел, как эти видения появляются и исчезают. Но другие наблюдали ту же картину. И никто не мог с уверенностью сказать, были ли эти башни реальными.
— Никто не смеет уходить далеко от Керака, — однажды предупредил его Годфри. — Земля... меняется. Возможно, это колдовство создает в тумане образы. Возможно, это миражи, как и те, что мы видели в пустыне перед Иерусалимом. А возможно — Dieu lo vult — все это настоящее. Города, движущиеся подобно облакам. Сады и огороды, проплывающие, как корабли в море тумана. Невозможно сказать наверняка — или, узнав самому, вернуться оттуда.
Бойс не размышлял о миражах. Танкред говорил, и ему приходилось слушать.
— Я сказал, что тебя, с лицом и именем Гиллеама, послали к нам не случайно, — подергав бороду пальцами с драгоценными камнями, повторил Танкред. — Ты рассказал странную историю, но я склоняюсь к тому, чтобы поверить в нее. Поверить, потому что я знаю много такого, что мои спутники сочтут ересью.
Маг заколебался, покрутил кольцо на пальце, затем бросил острый взгляд на Бойса, лежащего на подушках.
— Я даже могу предположить, — сказал он, — что скрывается в потерянном году, о котором ты говоришь. Но я не могу свободно поделиться своими подозрениями. Скажу только, что, думаю, ты был инструментом кого-то более сильного и менее добросовестного, чем я. Возможно, этой женщины, о которой ты говорил. Если ты был инструментом, то им и остался! Поскольку еще не исполнил своего предназначения, чем бы оно ни было. И, кажется, тебя выбрали из-за сходства с Гиллеамом. — Танкред прищурил черные глаза. — Как ты понимаешь, это значит, что за всем стоит Город. Кто-то выбрал тебя из всех людей твоего мира, кто-то использовал тебя там целый год, причем таким ужасным способом, что твой разум закрылся от этого. И, в конце концов, кто-то позволил проследовать за забытыми воспоминаниями в наш мир, где все еще идет вечная борьба между Кераком и городом Колдунов.
Танкред на некоторое время замолчал и задумчиво наморщил лоб, пока его большие пальцы с кольцами неосознанно, но равномерно теребили белую бороду.
Что-то внутри Бойса не хотело воспринимать эту мысль. Будто нечто чужое пробралось в центр его сознания и пыталось отгородиться от того, что говорил Танкред. Что-то чужое? Какой-то другой разум, стремящийся достать его через туман и заглушить рассудок, чтобы держать в неведении относительно того, что чужое существо не желало дать ему вспомнить?
— Скажите, — медленно спросил Бойс, будучи не совсем уверенным, что слова родились в его собственной голове, а не в разуме едва ощутимого чужака. — Как ваши люди попали сюда? Я... Годфри задает так много вопросов о странах, которые помнит, а мне сложно ответить на них. Понимаете...
— Знаю, — засмеялся Танкред. — Думаю, я один знаю все правду. Уже прошло очень много времени с тех пор, как Крестоносцы добрались до Иерусалима, ведь так? Ты мудро поступил, что не рассказал Годфри все, что знаешь. Сколько лет назад по времени нашего старого мира это было, Уильям Бойс?
Бойс взглянул в глаза старому магу.
— Шесть сотен лет.
На бородатом лице читались трепет и усталость. Танкред кивнул.
— Так давно? Да, это и в самом деле очень долгий срок. Я не совсем понимал, сколько веков мы провели на этой проклятой земле, где время стоит на месте. — На секунду он снова замолчал, затем пожал плечами и прибавил. — Ты должен знать всю историю, Уильям Бойс. Ты первый из нашего мира, кому удалось пробиться через туман к вратам Керака. Были и другие — всего пара человек — из иных времен и земель. Пойми, ты не единственный, кого Город пытался использовать против нас! Но, думаю, ты скоро все узнаешь об этом. Мы жили в Нормандии незадолго до Судного Дня. — Танкред засмеялся. — Возможно, ты знаешь, что когда приближался тысячный год, мир верил, что конец близок и Дьявол готов забрать нас в свои владения. Отец моего отца тогда был еще мальчишкой. Он много раз рассказывал мне эту историю. В те времена мы были легковерными и принимали близко к сердцу все, что говорили нам другие, если у них была власть. Ну, мы прожили Судный День и стали придерживаться наших собственных странных взглядов и до сих пор их придерживаемся, думаю, так будет всегда. Сир Гиллеам был нашим лордом и предводителем. Когда в Нормандии начал собираться Крестовый поход, мы приняли крест и отправились освобождать Иерусалим от неверных. Возможно, ты знаешь историю нашего похода. Мы шли очень, очень долго по странным чужим землям, где все были против нас. Мы много страдали. Многие погибли в надежде увидеть Иерусалим. Но мы так и не добрались до него. Сбились с пути, как и многие другие, но в долине Хеврон мы встретили судьбу, думаю, более странную, чем ту, с которой доводилось встречаться любой другой группе людей. В долине стоял замок. Гиллеаму он понравился, и ему захотелось стать правителем этой крепости. В те дни мы так и ходили по восточным землям: захватывали что могли и удерживали, пока не появлялся кто-то посильнее. Итак, мы напали на замок. Я все еще помню его — черный от основания до зубчатых стен, с алым знаменем, развевающимся на главной башне. — Танкред кивнул. — Да, с тем же самым знаменем, которое хорошо видно и в наши дни. Ужасным знаменем, друг мой. Мы осадили черный замок. Много дней мы стояли лагерем у его стен, намереваясь взять крепость измором, если не силой. Мы не предполагали, кто тут обитает и какими силами он обладает. Однажды ночью к нам пришел из замка человек и предложил за деньги провести нас в крепость тайным путем. Мы согласились. На следующее утро мы вооружились, сели на лошадей и в утренних сумерках выдвинулись за предателем по холмам — туда, где по его словам находился секретный вход. Он вел нас на расстоянии, неся на древке алое знамя, чтобы мы могли видеть его. С нами поехало множество женщин. Все, кого ты тут видишь, — это тот проклятый караван. Следуя за красным флагом в тусклом свете, мы ехали и ехали по извилистой тропинке, уходящей в горы. В течение очень, очень долгого времени ничего не менялось, и нас стало удивлять, что солнце не поднимается выше. Мы начали подозревать, что тут замешана магия. Даже тогда я был умелым магом, хотя мне еще предстояло многому научиться. Вскоре я понял, что в воздухе витает зло, и убедил Гиллеама остановить караван. Мы послали вперед оруженосцев, чтобы узнать у того, кто несет флаг, куда мы идем и почему так долго. Через некоторое время оруженосцы вернулись с белыми лицами и алым знаменем. Там никого не было, сказали они. Флаг сам вел нас через сумерки, словно огромная алая птица. На этих холмах, в этом тумане, мы не нашли никаких людей, кроме нас самих. Ну, делать было нечего. Мы попытались вернуться, но заблудились. Больше нам было не суждено увидеть нашу землю и друзей, которых мы оставили внизу. Не суждено увидеть ни Иерусалим, ни наши дома, ни голубые небеса. В здешних туманных сумерках солнце не встает никогда. Мы построили этот замок, каким ты видишь его. Вся земля вокруг нас, думаю, — верю — медленно проплывает мимо якоря этих холмов. В те дни тут жил странный смуглый народ, приходивший через туман, с этими людьми мы торговали: за безделушки покупали пищу, а рабочие руки — за пару лошадей. Мы не говорили на их языке, а они не говорили на нашем. Со временем они перестали приходить. Думаю, их земля оказалась слишком далеко. К тому моменту я узнал больше, чем мой народ мог предполагать. Поскольку тут правили странные силы, Уильям Бойс. Поскольку для того, кто знает, как, куда и когда смотреть, доступна огромная мудрость. Я сумел накормить и одеть нас благодаря возможностям, о которых дома и мечтать не мог. Тут находится мир магии.
— Магии? — спросил Бойс с оттенком недоверия в голосе.
— Для нас, да, — кивнул Танкред. — Потому что мы знаем лишь часть законов, позволяющих творить такое. Если бы мы знали все эти законы, то это стало бы наукой, а не магией. Я многому тут научился... Думаю, существует много миров. И у каждого свои законы. Что возможно в одних, невозможно в других. Но может быть так, что мы находимся в центральном мире, в котором сливаются остальные миры, где объединены знания множества миров, где нет времени и где может двигаться само пространство. Потому что мы мало знаем об этой чужой, странной науке, которую мы называем... колдовством.
Бойс кивнул. Он понял Танкреда. Даже на Земле в разных местах законы действуют по-разному — если не знаешь первопричину. На уровне моря вода кипит при одной температуре, а в горах — при другой. Резина податлива при нормальных условиях, но становится жесткой при минусовой температуре и тает в Долине Смерти. Если знаешь физические законы, вызывающие феномен, то называешь это наукой.
А если нет — это становится магией!
— Вы построили замок, — сказал Бойс. — А что было потом?
— После того как мы закончили, — красноречиво пожал плечами Танкред, — однажды утром мы проснулись и увидели, что алое знамя развевается над нашей главной башней. В нем заключена магия, но я не знаю, как с ней бороться. В некотором смысле она, возможно, защищает нас. Трое человек, пытавшихся снять знамя, лишились жизни. Его красный цвет, вероятно, обусловлен кровью тех, кто пытался снять его в прошлом. Мы так и не узнали, чья сила послала нас сюда. Маг черного замка — еще одна загадка среди множества тайн нашей жизни. И по большей части наши люди перестали задавать вопросы. Здесь нет ни дня, ни ночи, хотя мы считаем часы и дни и называем ночью то время, когда спим. Но само время стоит на месте. Нет возможности объяснить это тебе вместе с тем, как мы считаем часы и дни, но при этом не замечаем пролетающие годы. Нечто в воздухе стирает память, когда пытаешься понять время таким, каким знал его когда-то давно. Это вечное настоящее. Мы не стареем. Не умираем от старости или болезней.
Танкред глубоко вздохнул и перестал дергать себя за бороду. Черные глаза словно покрылись непроницаемой пленкой.
— Должны быть способы попадать и покидать этот мир, — заметил Бойс. — Я же как-то оказался тут. И вы говорите, я не первый. Значит, кто-то каким-то образом выбрался отсюда и пришел в мой мир и мое время.
— Да, такие способы существуют, — кивнул Танкред. — После того, как мы пробыли тут — не знаю, как долго — и после того, как ко мне пришла мудрость, я обнаружил путь наружу. Если бы я узнал об этом раньше, то, возможно, спас бы нас. Но я опоздал. Двое наших парней пошли туда, несмотря на мои предупреждения, и когда они прошли через врата, то превратились в пыль. Все эти годы прошли для них в мгновение ока, и они превратились в то, чем стали бы в нашем мире, если бы прошло столько же лет. Так мы поняли, что нам отсюда не выбраться. Тебе, возможно, удастся вернуться, если не прождешь слишком долго. Но, думаю, тебе мало чем это поможет. Твоя проблема здесь, Уильям Бойс. И именно тут ты должен решить ее.
Бойс заснул. Что-то в его разуме приказало ему заснуть и не слушать рассказ мага. Он все еще был очень слаб и быстро погрузился в сон. И как человек может бороться приказами, идущими из центра сознания?
Его разбудили какие-то голоса.
— Шшш... дю Бойс спит, — сказал Танкред. — Говори тихо.
Из ответа он узнал хриплый шепот сира Гиллеама и продолжил неподвижно лежать, пытаясь решить, должен ли он дать им понять, что не спит.
— Гиллеам, ты безрассудный глупец, — сказал Танкред, судя по всему, все еще сидящий на подоконнике. — Ты знаешь, что этого нельзя делать.
— Я делаю, что хочу, — прорычал Гиллеам. — Если план сработает, возможно, мы все спасемся. А если нет — то поплачусь за это я один.
— Возможно, и не один. Ты не подумал о том, что можешь вернуться к нам, как Хью де Мандо? Откуда ты знаешь, что они с тобой сделают, если поймают в Городе?
— Говорю тебе, Танкред, я знаю, что делаю. Это будет уже не первый мой поход в Город. Теперь у меня есть там друзья. Те, кто знают меня — или думают, что знают, — под другим именем. Перебежчик из Керака — настоящая находка для шпионов Города. Они с радостью покупают информацию и умоляют выдать им больше. Ты же знаешь, что я там делаю, Танкред. Раньше ты никогда не говорил «нет». Почему говоришь сейчас? После происшествия с Хью мне еще сильнее захотелось попробовать сделать это.
— Из-за Хью, друг мой. Я понял, насколько они сильны. Никогда прежде их шпионы так сильно не походили на нас. Как мы сможем тебе доверять, Гиллеам, если ты, правда, вернешься?
— У вас есть Оракул, — хрипло ответил Гиллеам.
Танкред помолчал пару секунд. А когда снова заговорил, его голос стал тихим, и Бойсу показалось, что в нем слышалась печаль.
— Да, — сказал он. — Да... у нас есть Оракул.
— Ну и отлично. Не вижу причин тянуть дальше. Два нападения из Города за такое короткое время, вероятно, означают, что они хотят атаковать нас всеми силами. Говорю тебе, нужно научиться у них как можно большему, вне зависимости от цены. Если я хочу рискнуть своей жизнью, никто в Кераке не может мне запретить это сделать. Никто, даже ты!
— Ты рискуешь не только своей жизнью, Гиллеам, — заметил Танкред.
В ответ Гиллеам только фыркнул.
— Ладно. — Голос Танкреда был спокойным. — Ты тут главный.
Раздались тяжелые шаги. Дверь открылась и закрылась. Лежа с закрытыми глазами, Бойс услышал, как Танкред вздохнул. Он хотел кое о чем его спросить, но, казалось, сейчас не совсем подходящий момент. Его интересовало, откуда взялась эта бледная, как лед, девушка, которую крестоносцы называли Оракулом, и почему Танкред говорил с ней с такой нежностью и грустил при ее упоминании.