Лили плохо помнила, как возвратилась в гриффиндорскую гостиную. Несясь вперёд, словно разбушевавшийся смерч, девочка не замечала вонзающихся в спину любопытных взглядов, осуждающего шепотка однокурсниц, летящего вслед.
Ощущение непоправимой катастрофы переполнило душу. Перед глазами снова и снова вставала отвратительная картина: Северус в руках Люциуса; Люциус целует Северуса, — её Северуса! — оскверняя саму суть любви, отравляя всё светлое, всё прекрасное, во что Лили верила с ранних лет, непоправимо разбивая, грубо ломая первозданную чистоту её души.
Порочный, злой слизеринец, зачем жизнь поставили тебя поперёк дороги Лили? Для чего ты, словно кость в горле, не даёшь о себе забыть?
Вид Мародеров, мирно беседующих в гриффиндорской гостиной, подействовал на девочку, словно красная тряпка на быка.
— Эванс? — поднял вихрастую голову Поттер. На губах его играла привычная плутовская улыбка. — Где гуляешь? У меня для тебя отличная новость!
Лили стремительно пересекла разделяющее их пространство. Фурией налетев на Лягушонка, она сбила его с ног — Джеймс слишком поздно понял, что выражение её лица ничем хорошим не грозит. Они кубарем покатились по полу. Не обращая внимания на крики, на попытки Петтигрю оттащить её от Поттера, Лили истово царапалась и кусалась, пиналась и лягалась. Месть сладка! Гриффиндорка торжествовала. Но триумф продолжался недолго. Железная рука оторвала её от Поттера и отшвырнула, словно котенка.
Перелетев половину комнаты, Лили упала точнехонько в мягкие диванные объятия.
— Успокойся и не заставляй делать тебе больно, Эванс.
Желтые, равнодушные, как у маньяка, глаза Люпина смотрели в упор, предупреждая и предостерегая одновременно. Понимая, что с Люпином не сладить, Лили скрестила руки и с вызовом посмотрела на терроризирующего её желтоглазого Мародёра.
Поттер поднялся с пола. Дужка его очков треснула, правую щеку пересекали кровоточащие ссадины, под левым глазом наливался лиловый синяк.
Увидев, что натворила, Лили было ужаснулась, но, прокрутив в памяти происшествие в лазарете, решительно отогнала угрызения совести.
— Джеймс! Джеймс! — кудахтал Петтигрю, чуть не плача. — Ты в порядке? Джеймс! Джеймс?!..
— Да замолчи! — отмахнулся Лягушонок. — Не убила она меня. Ты, случаем, не под Империусом ли, Златовласка? Какого Мерлина на меня набросилась?
Как Лили ни бравировала, под множеством вопросительных и одновременно неодобрительных взглядов, устремлённых на неё, делалось не по себе.
— Все так и будут таращиться, — буркнул Джеймс. — Пошли отсюда.
Покинув гостиную, Мародёры шагали друг за другом, цепочкой. Сириус, грациозный, как кошка, возглавлял шествие, Джеймс, крепко держа Лили за руку, не отставал от него, а Ремус, словно верный страж, следовал за Лили. Замыкал шествие Петтигрю.
Метнувшись к одной из статуй, Сириус нажал на какой-то неприметный рычажок, и стена отошла в сторону, открывая глубокий тёмный лаз. Лили в нерешительности попятилась, но Рем наступал на пятки, а Джеймс тащил, точно на буксире. Сопротивляться было бесполезно.
— Люмос, — пискнул Петтигрю, воинственно размахивая палочкой.
Холодное голубоватое свечение разогнало мрак, но уютнее от этого не стало.
— Никогда до конца не понимала, что Петтигрю делает в вашей компании? — Лили даже не трудилась над тем, чтобы изгнать из голоса неприязнь.
— В нашей компании, — поправил Поттер. — Он пополняет собой зверинец.
— Какой зверинец? — сморщила носик Лили.
— Твой.
— Что ты несёшь?
— Ты же зовешь Петтигрю Крысёнышем, меня — Лягушонком, Ремуса — Волком. Пока только Сириуса вот не окрестила…
— Блэк — пёс. Твоя верная псина, Поттер.
Лили воображала себя мученицей, отважно шагавшей по пескам пустыни в пасть львам, и получала удовольствие от собственной дерзости. В глубине души девочка, конечно, знала, что ничем не рискует — за год Лили успела достаточно изучить Поттера, чтобы понять: избивать её если и будут, то только словами. В присутствии Джеймса ни Люпин, ни Блэк ни капельки её не пугали.
— Давай полегче-ка, Эванс, — посоветовал Поттер.
— Пусть болтает, — милостиво разрешил Сириус, — я не в обиде.
— Чем раздавать клички, пусть лучше расскажет, зачем расквасила тебе нос, Джеймс, — предложил Люпин.
— За дело! — воинственно подбоченилась Лили в лучших традициях Молли Пруэтт. — Как вы посмели? Как вам в голову пришло использовать Северуса таким недостойным образом!?
— Златовласка, — нахмурился Джеймс, — ты перегрелась или простудилась? Волшебные пары от бесконечных зелий в голову ударили, да? Я не понимаю…
— Мне не нравится то, что объектом влюбленности Малфоя оказался Снейп! Теперь ты меня понимаешь, Поттер?
— Конечно, Эванс.
— Как ты посмел?!
— Ну… вообще-то я поначалу очень долго собирался с духом, пил большими порциями Зелье Храбрости, медитировал и всё такое прочее…
— Перестань паясничать!
— А то что?
— Малфой чуть не изнасиловал Сева, вот что. Этому белобрысому гаду — восемнадцать! Он сильный маг. Он вообще просто сильный, гораздо сильнее двенадцатилетнего мальчишки. Страшно представить, чем бы всё это кончилось, не окажись меня рядом…
— Но ты оказалась, — дёрнул бровью Сириус.
— Святая Эванс спасла Сопливуса! — противно хихикнул подлипала Петтигрю.
— Заткнись, — бросил ему Поттер.
— Последствия этой шутки переходят все границы, — продолжала распинаться Лили. — Поттер! Это уже не шалость, это — хорошо продуманная низость.
— Эванс? — Блэк стоял, небрежно прислонившись спиной к стене. — Тебе станет легче, если я скажу, что Джеймс не имеет к этой истории никакого отношения? Это была моя идея, и реализовал её тоже я.
— Блэк! — девочка произнесла это имя так, словно каждая буква в нём вызывала у неё. отвращение — Одно твоё имя всё объясняет — от дурного семени не ждут хорошего племени! Ты такой же моральный урод, как твоя сестричка Белла! Вы существуете для того, чтобы творить пакости! Вы ими живы! Вы ими дышите! Твоему поступку нет названия, а ты даже не понимаешь этого? Ты гордишься собой, Блэк? Что такого сделал тебе Северус, чтобы так унизить его, скажи?
— Он оскорбил меня самим фактом своего существования.
— Тогда наберись храбрости и попытайся исправить этот, раздражающий тебя, факт!
— Какой интересный совет, — присвистнул мальчик. — Принять, что ли, за руководство к действию?
— Как был ты, Блэк, слизеринской гадюкой, так ею и остался. Гриффиндор ничему тебя не научил. Принцип льва: бери в руки меч и сражайся! Сражайся с открытым забралом. Но змеи кусают только исподтишка. Чем ты отличаешься от Малфоя, Блэк? Да ничем!
Они стояли друг против друга, как на поединке. Лили — сжав кулаки, тяжело дыша и упрямо вздёрнув подбородок; Сириус — не меняя позы, вальяжно прислонившись к стене и высокомерно улыбаясь. Лишь синие глаза его потемнели, сделавшись почти черными. Глаза выдавали клокочущую в нем ярость.
— Чего ты добивался? — наступала на него Лили. — Чтобы Малфой изнасиловал Северуса?
— Может быть, насиловать бы и не пришлось? Малфой — привлекательная личность.
— Вот и целовался бы с этой привлекательной личностью сам!
Мускул на щеке синеглазого красавчика дёрнулся, руки сжались в кулаки.
Джеймс предусмотрительно шагнул вперёд, прикрывая собой огненноволосую девочку, Ремус положил руку Сириусу на плечо.
— Я тебя не боюсь, — заявила Лили, выпрямилась во весь свой пока ещё не слишком высокий рост. — Таким, как ты, меня не запугать, Блэк!
— Не зарекайся, Эванс.
— Брось, Сириус! Приходится признать, последняя шутка выходит за границы шалостей и проказ, — вздохнул Джеймс. — Прости нас, Златовласка, ладно? Мы были неправы, просто не подумали о последствиях, — сокрушенно покачал он головой.
— Прощения просить следует вовсе не у меня, — буркнула Лили, отводя взгляд.
— Если мы пойдём просить прощения у Снейпа или Малфоя, всё станет ещё хуже, — резонно заметил Люпин.
— Лили, посмотри на меня! — потребовал Поттер. — Торжественно клянусь, что впредь подобное никогда не повторится. Мир? — протянул он ей руку.
Лили почувствовала, как злость стремительно тает, будто снег под ярким мартовским солнцем.
— Ты тоже прости меня, Джеймс. Мне не следовало набрасываться на тебя, не разобравшись…
— Н-да уж, — губы Лягушонка сложились в привычную ухмылку. — А классный у тебя хук справа! Ты мне им нос и своротила. Вот что скажу, ребята, — Джеймс закинул одну руку на плечо Лили, другую на плечо Сириусу, словно пытаясь примирить их, — а давайте-ка закроем охоту на Рошфора? Пусть Блевотник поспит спокойно хотя бы до конца года?
— Не смей так называть Северуса!
Лили скинула руку Лягушонка, стремительно отодвигаясь.
— А ты не смей указывать, как мне называть Блевотника, — зло сощурился Поттер в ответ.
— Джеймс, ты совершенно невыносим! Как ни пытайся найти с тобой общий язык, всё совершенно бесполезно!
— Ты пытаешься?! — возмутился Поттер. — Это я пытаюсь! Из кожи вон лезу, а в ответ получаю всякий раз по морде. И всякий раз — из-за Блевотника!
— Не смей его так называть, я тебе говорю!!!
— Как хочу, так и называю!!!
— Вам не кажется, что мы ходим по кругу? — рискнул вмешаться Ремус. — И это уже проходили?
— Отстань! — рявкнули Лили и Джеймс в один голос.
— Ладно-ладно, — засмеялся Ремус.
Через секунду смеялись все. Не потому, что было действительно смешно. Просто смех сближает, а ссориться дальше ни у кого не было ни сил, ни желания.
В гостиную Мародеры вернулись вместе, будто и не было между ними никакой драки, никаких разборок.
Пруэтт поорал немного, скорее для проформы. Поскольку всё происходило тихо, так сказать, на внутренней кухне, и баллов с Гриффиндора никто не снял, староста довольно быстро угомонился.
Вечером веселый Джеймс щеголял полученным синяком, девочки охали над ним и ахали, прикладывая к разбитому глазу, кто монетку, кто вышитый платочек, окружая героя всевозможной заботой и лаской. Сириус отпускал колкие шуточки по этому поводу, Петтигрю крутился рядом, подбирая остатки чужого внимания, словно воробей крошки. Ремус, удобно устроившись у камина, обнялся с любимой Трансфигурацией.
Всё как всегда. Все, казалось, были довольны.
Но между Лили и Сириусом с тех пор зародилась глухая, хоть и скрытая, вражда.
Учебный год подошёл к концу. Теперь, когда экзамены были успешно сданы, студентов ждал прощальный праздник и долгожданное возвращение домой.
Лили очень соскучилась по маме, по папе, по Петунии. Она предвкушала возвращение домой с таким же нетерпением, с каким летом ожидала поездку в Хогвартс. «Домой, домой, домой! — пело сердце, и душу охватывало болезненное нетерпение. — Домой, домой, домой».
Большой зал оформили в синих тонах, в честь равенкловцев, которые после того, как Слизерин потерял три сотни баллов за безобразную драку с Гриффиндором, забрали Кубок Года. За преподавательским столом парил черный ворон на лазурном поле, свидетельствуя о победителях.
За слизеринским столом Белла, высокая и статная, прекрасная и загадочная в своей парадной бледно-сиреневой мантии восседала рядом с будущим женихом, Рудольфусом Лейстренджем. Малфой был, как всегда, прекрасен. И, как всегда, сверх меры одарен обожанием и вниманием.
За столом Гриффиндора были свои красавцы-старшекурсники: братья Пруэтты.
— Вот и еще один год прошел! — начал Дамблдор свою речь. — Надеюсь, ваши головы за это время потяжелели от интересных познаний? У вас впереди лето, чтобы все их основательно повытрясти. А сейчас, насколько я понимаю, все ждут вручения школьного кубка? Баллы распределились следующим образом. На четвертом месте Гриффиндор, триста двенадцать баллов; на третьем — Хаффлпафф, триста пятьдесят два; Слизерин набрал четыреста двадцать шесть и Равенкло — четыреста семьдесят два балла.
С равенкловского стола раздались аплодисменты и приветственные крики.
— Отлично, Равенкло, отлично! — похвалил Дамблдор, присоединяясь к общим рукоплесканиям.
— Греет мысль, что пальма первенства не у Слизерина, — прошипела Алиса.
— Если бы Мародеры учились на Слизерине, у змееносцев были бы все шансы остаться на последнем месте. А так сия почётная миссия досталась нам, — хмуро резюмировал Фабиан Пруэтт, отпивая тыквенный сок с таким видом, словно пытался залить печаль огневиски.
После изъявления бурной радости за столом Равенкло принялись объявлять результаты экзаменов. В старшей параллели лучшими учениками признали Люциуса Малфоя, Беллу Блэк и Артура Уизли с факультета Хаффлпафф. У первокурсников в список лучших попали Нарцисса Блэк, Ремус Люпин, Северус Снейп и, к огромной радости и удивлению Лили, — она сама! Бесконечные посиделки в библиотеке и приготовление зелий не прошли даром. Ур-а — а-а!
После обеда начался бал. В отличие от Рождественского на нём могли присутствовать все желающие. Хотя первокурсники, конечно же, не танцевали.
Лили в толпе довольно быстро отыскала взглядом Северуса. Любуясь им, Лили размышляла о том, что в волшебном мире этот мальчик такой же одиночка, каким был в мире магглов. В среде блистательных слизеринцев Северус казался совершенно лишним, ибо в нём не было ничего аристократического.
«Мой талант мне достался от матери, — как-то сказал Снейп Лили, — а урод я в отца».
Но он не был уродливым, её дорогой Сев. Человек с такими глазами, как у него, не мог быть непривлекательным. В отличие от Сириуса, Джеймса, Малфоя, Лейстрейнджей, он просто никогда не носил белых рубашек и цветных факультетских галстуков, не умел наслаждаться жизнью, не умел быть центром внимания, не желал поддерживать беседу. Он, по обыкновению, стоял, скрестив руки и ноги, стараясь занимать как можно меньше места, хмурый и раздраженный. Черные волосы свисали вдоль худых, запавших щек неровными прядями.
Перехватив взгляд Лили, маленький слизеринец демонстративно отвернулся и направился к выходу.
Лили решила больше о нем не думать. У неё, по счастью, есть друзья, которые не станут от неё отворачиваться.
Но несколько раз обойдя Большой Зал, она не нашла ни Джеймса, ни Сириуса.
— Ты Блэка с Поттером не видела? — обратилась она к Мэри.
— Я что, по-твоему, обязана за ними следить? — не слишком дружелюбно ответила та, отворачиваясь. — Это ты без них дышать не можешь. Мне на них наплевать!
— Значит, не видела, — вздохнула Лили. — Ремус, а ты?
По случаю праздника Люпин был в дорогом костюме и без книги в руках. Смерив девочку ничего не выражающим взглядом, друг Джеймса пожал плечами:
— Нет.
— Тебе не кажется это странным?
— Что тут странного? Под орлиным взглядом преподавателей Мародерам не развернуться.
— Думаешь, они нарываются на неприятности в другом месте?
— Что-то вроде того.
Заскучавшая Лили решила покинуть Большой Зал.
Не успела она подойти к лестнице, как её перехватил Мальсибер, темноглазый сухощавый мальчишка — слизеринец с упрямой чёлкой:
— Эванс?
Ярый противник магглорожденных, Мальсибер за весь год ни разу не обратился к Лили. Он даже не смотрел в её сторону. Удивленная девочка остановилась.
— Снейп попросил кое-что передать тебе.
Лили машинально взяла протянутую ей записку:
— Почему он не передал её лично?
— Спросишь у него при встрече, если захочешь, — неприятно ухмыльнулся слизеринец, отступая в тень.
Всё ещё продолжая хмуриться, Лили развернула записку.
«Нужно поговорить. Жду тебя за хижиной Хагрида.
К чему эти странные игры? Они же могли бы поговорить где угодно!
Выскользнуть из замка не представляло сложности. Парочками и поодиночке студенты сновали по округе туда-сюда.
Вечер выдался прекрасным и теплым. Даже самая волшебная комната, перенасыщенная чудесами магии, не могла соперничать с естественным очарованием природы. Заходящее солнце отражалось в зеркале вод Хогвартского озера, прочерчивая рассыпающуюся искрами дорожку. Рядом с колеблющейся солнечной полосой в озере плавали опрокинутые облака, отражалось небо, высокое и ясное.
Солнце опустилось уже совсем низко. Верхушки вековых елей окутало сумеречной тенью. Над лесом кружились вороны, оглашая округу редким резким «Кар-р!».
В подлеске, где стояло жилище хогвартского привратника, остро пахло влажным мхом и грибами, хотя до грибной поры было ещё далеко. После недавнего дождя не просохли лужицы. Лили легко перепрыгивали через них. Когда-то на этом месте были непроходимые болота, обеспечивающие Хогвартсу дополнительную защиту. Давно ещё, в первобытные времена, на этом месте плескалось море. Отступив, оно оставило после себя тесное сплетение рек, ручейков, прудов, заросших впоследствии травой и ивами. А уже много, много позже поднялся здесь темный Запретный Лес. Помимо елей, густым кудрявым ковром росли дубовые и каштановые рощи. Невысокие горы на фоне заходящего солнца казались дремлющими чудовищами, их плавные извилистые контуры с чередованием зеленоватых и серых тонов уходили в бесконечность и где-то далеко-далеко сливались с массой кудрявых облаков.
Обойдя хижину Хагрида, Лили остановилась у двух огромных сосен со стройными светло-рыжими стволами. Тропинка, по которой она шла до сих пор, продолжала удаляться в лес, по песку, густо усеянному сосновыми иглами. Обычно днем сюда доносилось голубиное воркование, звучное пение дроздов, мелодичное щебетание чечевицы. Отсутствие птичьего многоголосья тревожило девочку.
Северуса не было. Это не вписывалось в привычную картину мира, потому что друг никогда не приходил вторым, считая, что дожидаться прихода Лили его прерогатива.
Лили вздрогнула, услышав тихий издевательский смех.
— Приветствую вас, мисс Эванс.
Слизеринский староста с нарочитой церемонностью склонил белокурую голову. От девочки не ускользнул презрительный взгляд светло-голубых, холодных, как сталь, глаз. Черты малфоевского лица были безукоризненны, кожа отличалась нежностью атласа. Люциуса, одетого в просторную, струящуюся мантию, в полумраке легко было принять за девушку.
Но ошибиться было можно, только если не глядеть ему в глаза. В жестком, даже жестоком взгляде не были ничего женственного.
— Вынужден вас огорчить, — продолжал молодой человек, небрежно поигрывая палочкой. — Тот, кого ждут, не придёт. Потому что явился тот, кого не ждали.
С его губ сорвалось почти небрежно:
— Ступефай.
И мир поблек.