Зеркала и лица: Солнечный Зайчик

Глава 34 Дом, милый дом…

«Домой, домой, домой» — пело сердце и душу охватывало болезненное нетерпение.

«Домой, домой, домой — к маме! В самое безопасное, самое настоящее, самое лучшее место на свете!»

Школьные шкафчики опустели, сундуки упаковались, все специальные предупреждения с запретом на колдовство во время каникул были розданы в то утро, когда Хагрид велел первокурсникам спуститься в лодки.

— Жаль, на следующий год придётся ехать как всем, — вздохнула Алиса.

— А как добираются в Хогвартс остальные? — полюбопытствовала Лили.

— На самодвижущихся повозках.

— А почему их называют самодвижущимися?

— Наверное, потому, что они движутся сами по себе. Логично, правда? — фыркнула Мери.

К величайшему разочарованию Джеймса и Сириуса, гигантский кальмар так и не всплыл, чтобы помахать на прощание длинными щупальцами. Сие мифическое чудовище, которого никто никогда не видел, но в которого все свято верили, точно в Санта Клауса, проявило свой привычный пофигизм.

На платформе народу столпилось — не протолкнуться.

Лили с любопытством кинула взгляд в сторону карет — самодвижущихся повозок, по утверждению Алисы и Мери. Их было много, около сотни.

Девочка поморгала. Потом потерла глаза кулачками и на всякий случай уточнила у подруг:

— Самодвижущиеся повозки — это вон те?

— А какие же ещё? — Мери, по обыкновению, легко раздражалась и не брала на себя труда скрывать дурное настроение.

— Но их же везут! — воскликнула Лили.

— Кто?

— Какие-то странные животные.

В кареты были впряжены… нет, не лошади, хотя с лошадьми у этих животных определённое сходство имелось. Нечто среднее между лошадью и ящерицей. Под чёрной шкурой, больше похожей на чешую, явственно выпирали кости. Головы походили на драконьи морды, глаза — совершенно белые. Но самое жуткое — твари были крылаты. На спинах росли огромные, кожистые, черные крылья.

— Ты можешь видеть фестралов? — в голосе Люпина слышалось удивление.

— Это особенный дар?

— Они зримы лишь для тех, кто видел смерть других людей.

— Я не видела, — с ужасом отшатнулась Лили.

Что-то клубящееся, похожее на зелёный густой туман, закачалось перед глазами. Сразу же сдавило виски и сильно затошнило.

Она бы ведь не забыла? Такое разве забудешь?

Прикосновение горячей и сильной руки Рема привело девочку в чувство:

— Ты в порядке?

— Нет. То есть — да. Конечно, да! Всё хорошо, — натянуто улыбнулась Лили.

Она больше не смотрела на фестралов, те внушали ей ужас. Даже думать не хотелось о том, что на следующий год придётся ехать в повозках, запряженных вестниками смерти. Лучше пешком. Или на метле.

Лили решительно тряхнула головой и направилась к Хогвартс — Экспрессу. Нет! В такой радостный, солнечный день, день её возвращения домой, она не позволит тягостным мыслям испортить себе настроение. Не будь она Лили Эванс!

Но в следующее мгновение стало понятно: огорчиться всё-таки придётся. Проклятый Малфой оказался на подножке вагона прямо перед гриффиндорцами.

Блондин, скользнув по девочке надменным взглядом, высокомерно изогнул бровь и… Лили чуть не икнула, от удивления, кивнул.

Она даже обернулась, полагая, что за спиной стоит кто-то чистокровный.

На бледных губах слизеринца промелькнула тень ухмылки:

— Доброе утро, мисс Эванс, — приятным голосом поздоровался он.

Лили, подавив в себе желание втянуть голову в плечи, выдохнула:

— Здравствуйте, мистер Малфой.

— Как поживают ваши друзья Мародёры?

— Они в добром здравии.

Ухмылка Люциуса сделалась откровеннее. Он явно забавлялся.

Чуть наклонившись вперёд, так, чтобы подругам Лили пришлось вытягивать шею в надежде хоть что-то услышать, слизеринец прошептал:

— Очень надеюсь на встречу в будущем, мисс Эванс.

— О, нет! Лучше нам не встречаться.

Настроение у Лили всё-таки испортилось. Но не лорд Малфой, не Мародеры, не Снейп стали тому причиной.

Её дорогие подруги.

Выбрав купе, гриффиндорки устроились у окна, обмениваясь обещаниями на каникулах непременно прислать друг другу сову. Поезд тронулся, он набирал и набирал ход. За окном с каждой минутой становилось все зеленее, веселее и аккуратнее.

Возвращаясь из туалета, Лили замедлила шаг у двери купе, услышав, как Дороти довольно четко произносит её имя:

— Эванс просто легкомысленная дурочка. Вот парни на неё и западают.

В первое мгновение, несмотря на обиду, вызванную заявлением, Лили чуть не прыснула. Какие парни? Мародеры, что ли?

— Все грязнокровки таковы, — сказала всегда милая со всеми Алиса. — Совсем лишены чувства собственного достоинства и скромности. Любым путём привлекают к себе внимание.

— Магглы! Что с них взять?

— Даже Малфой! — возмущенно шипела Дороти, — Он поздоровался с ней, а с вами хоть раз кивком обменялся? Расквакался: «Мисс Эванс! Мисс Эванс!» Он ведь вообще никого, кроме слизеринок, не видит, а с этой…рыжей лисой… поздоровался! Видели?

— Всем хорошо известно, из чего проистекает интерес Малфоя к девушкам. Так что ничего удивительного не нахожу, — со знанием дела смаковала Алиса. — Он же не посмеет приставать к порядочной ведьме? А такие, как эта Эванс, сами нарываются на неприятности. Неизвестно, что там между ними происходило в Запретном Лесу…

— Думаешь?… — голос Дороти сочился любопытством. — Думаешь, у неё уже было?…

— Дотрепались! — как всегда грубо высказалась Мери. — Уж не перегибайте палку, ладно? Эванс легкомысленна, кто бы отрицал? Но такие сплетни — это уже слишком. Да они просто в войнушку вместе играют…

— В войнушку? Блэк? — фыркнула Дороти. — И Ремус? И Поттер? Легко догадаться на какой войне они воют и зачем в компании четырех мальчиков одна девочка. Смазливенькая такая грязнокровочка…

— Ну, я не знаю… — с лицемерным сомнением протянула Алиса.

— Чтобы привлечь внимание чистокровного мага, эта выскочка на всё пойдёт. Только зря старается. Ведьмаки женятся только на ведьмах. Таких, как мы.

Лили закусив костяшки пальцев, старалась не всхлипнуть.

За что они с ней так? Лили искренне считала гриффиндорок своими подругами. Она любила их.

За окном Хогвартс — Экспресса ярко светило солнце, перескакивая солнечными зайчиками с одной зелёной ветки на другую. Но зелень не радовала ни глаз, ни сердце. Зеленый ядовитый туман расползался удушливым газом.

— Они не стоят слёз.

Обернувшись, Лили встретилась с серыми, очень светлыми глазами Нарциссы Блэк. С кукольного личика маленькой девочки глядели глаза взрослой женщины.

— Ты слышала? — сдавленно всхлипнула Лили. — Слышала, что они про меня говорили?

Нарцисса подойдя, встала рядом, облокотившись на перила.

— Они просто завидуют.

— Чему?!

— Твоей красоте и твоей силе. Дару привлекать мужчин.

— Каких мужчин? Мародеров, что ли?!

— Не расстраивайся. Это нормально. Серенькое, неинтересное проходит мимо людского внимания, поэтому-то красивым, умным людям и приходится нелегко. В тех, кто нравится большинству, чаще всего ищут изъян. И находят. А если не находят, попросту придумывают.

Нарцисса замолчала.

Какое-то время тишину нарушал лишь монотонный стук колес. Доносились взрывы хохота из соседних купе.

— Ты никогда не бывала на вершине горы? — неожиданно спросила Нарцисса.

Лили покачала головой:

— Нет.

— Однажды я аппарировала на одну из скал вместе с Беллой. Она ведь любительница таких вот экстравагантных трюков. Хочешь знать, на что это похоже? — Лили зачарованно кивнула. — Весь мир лежит перед тобой, как на ладони, обозримый, но необъятный, далёкий и чужой. А ты стоишь на скользком ото льда маленьком плато, боясь, что порыв ветра сдует тебя, как невесомую пылинку. Там, наверху, такой разряженный воздух, совсем нечем дышать. Вот, что такое высота, к которой стремятся многие: тишина и безмолвие небес, ледяное одиночество и отчаянная зависть всех, кто внизу…

— Но я же не наверху, я здесь, с ними рядом! За что же они ненавидят меня?!

— За красоту, за огонь, за любовь к жизни. Зависть — тень успеха. Хочешь одного — будь готова ко второму.

— Был бы успех, было бы не так обидно… в любом случае, спасибо тебе, Блэк.

— Не за то. Ты поддержала меня в больнице. Я поддержала тебя сейчас. Жаль, что ты не чистокровная ведьма. Мы могли бы дружить.

— Мы и так дружим. Ты просто ещё слишком маленькая, чтобы понять это, Змейка. Но когда-нибудь непременно дорастешь до осознания, что по-настоящему ценно лишь то, что здесь и сейчас, а мертвые предки смотрят с укором вовсе не потому, что не одобряют наш жизненный уклад…

— А почему же? — сладким голосом поинтересовалась слизеринка.

Лили лукаво улыбнулась и произнесла таинственным шепотом, будто открывала огромную тайну:

— Ясно же, почему. Потому что их бестолковые потомки дают возможность обыкновенной моли расправляться с необыкновенным гобеленом, на котором вышиты забытые имена.

Девочки расстались, смеясь.

— Ты где так долго гуляла? — хмуро поинтересовалась Мери.

— Мы уже начали волноваться, — мягко попеняла Алиса.

— Решила не обманывать ваших ожиданий и поспешила отдаться каждому слизеринцу, встретившемуся мне на пути. Сами понимаете, это заняло какое-то время…

Лили прихватила чемодан и направилась к двери.

— Ты чего это, а? — крикнула в спину Алиса.

— Прав был какой-то маггловский философ, сказавший: убереги, Господи, меня от друзей! С врагами я разберусь сам.

Лили с треском закрыла за собой дверь.

Конечно, она простит их. Когда-нибудь. Скорее рано, чем поздно. Жизнь слишком коротка, чтобы долго злиться, а те, кого мы любим, стоят прощения. Даже в том случае, если их слова или действия превышает наш личный порог приемлемости. Людей стоит прощать хотя бы потому, что рано или поздно все мы умрём.

Рассуждения Лили относились не столько к обидевшим её подругам, сколько к любимой сестре, встречи с которой она страстно ждала и отчаянно страшилась.

«Я готова простить тебя, Туни. Готова даже попросить прощения за то, в чем не виновата. Ты нужна мне, мой самый дорогой, любимый человек. Моя сестра! Ты нужна мне так же, как магия, ибо ты, как и она, часть меня. Я готова простить и забыть, что ты прокляла меня. Туни! Туни! Туни!», — мелькало в голове дорогое имя, а в сердце нарастало напряжение и волнение.

«Будь ты проклята», — доносило эхо памяти сказанные перед разлукой слова.

Хогвартс — Экспресс подкатил в Кингс — Кросс, отдуваясь, как уставшее животное, выпуская в незамутнённую синеву небес клубы белого, тяжелого дыма.

— Эй, Эванс! — Поттер, что есть силы, махал рукой, его черные вихры так смешно подпрыгивали, что не улыбнуться в ответ не представлялось возможным. — Счастливых каникул!

— И тебе, — махнула в ответ Лили.

На перроне Лягушонок попал в объятия высокой женщины с такими же черными, как и у него самого, волосами.

То, как женщина двигалась, со спокойной грациозной уверенностью, то, как она держалась, очень напоминало…Блэков?

Полный бред! Ну не может мать Джеймса быть Блэком!

Или…может?

Тут Лили увидела своих папу и маму, и все Хогвартские дела вылетели у неё из головы.

Она закричала от радости, кидаясь в объятия к родителям.

Такое родное, такое знакомое тепло. Столько любви во взгляде! Самое лучшее, самое надежное, самое прекрасное место на свете — милый дом.

— Мам? Пап? А где Петуния? — сердце Лили сжалось. — Она что? Не приехала встретить меня?

Родители переглянулись.

— Дорогая, Петуния заболела.

Лили закусила губу. Очень не хотелось верить, что сестра проигнорировала её возвращение.

Но Петуния действительно была больна. Ей не повезло схватить скарлатину. Мама даже опасалась, как бы сама Лили не заразилась.

— Надеюсь, скарлатине я окажусь по зубам, — отмахнулась девочка.

Только вернувшись в обычный мир, с его обычными домами, магазинами, скверами, Лили, наконец, поняла, как сильно отличаются эти два пространства — мир Волшебный и мир Обычный. Словно бы она вернулась из-за Зеркалья, куда мечтала попасть в детстве. Светофоры подмигивали, витрины отражали нарядных и, по случаю ясного, солнечного погожего денька, счастливых прохожих.

Её мир — такой родной. Хотя тот, второй, тоже стал дорог… только она, Лили, всё равно до безумия рада вернуться сюда, и снова стать частью обычных явлений.

Их дом на Бирючиновой аллее купался в свете. На полу, разогретом солнцем почти до жара, лежали золотистые квадраты. Там, куда свет не дотягивался, половицы приятно холодили босые ступни.

Лестница скрипнула под ногой привычным сухим звуком.

Почему-то казалось, что лестницы всегда так скрипят под ногами?

Сестра лежала в постели, побледневшая и подурневшая. Лицо с болезни опухло, горло обматывал старый шерстяной мамин шарф.

Надо же в такой прекрасный день так попасть?

Лили сделалось стыдно и за свой цветущий вид, и за пышущее здоровье, и за волшебный дар. Будто это была её вина — вечное невезение любимой старшей сестрёнки.

— Привет, — улыбнулась она.

— Привет, — проскрипела Петуния в ответ голосом несмазанной старой телеги.

— Не сладко приходится? — Лили присела на краешек постели сестры.

— Держалась бы ты от меня подальше.

У Лили защипало в носу от непролитых слёз:

— Я все исправлю. Ведь какой смысл иметь сестру волшебницу, если в такой отличный день приходится потеть под тремя одеялами?

— Не прошло и секунды, а мы уже хвастаемся тем, какие мы есть необычные?

— Не прошло и секунды, а мы снова ссоримся? — засмеялась Лили.

Ей не слишком хотелось смеяться. Но смех — это её персональное лекарство, её ответ, её вызов всему, что огорчает, мешает и угрожает.

Пусть с ней, с Петунией! Пусть ругается и ворчит, сколько захочет. У Лили только одна сестра и она слишком дорога ей, чтобы позволить словам, пусть и жестоким, встать между ними.

Последующие два часа ушло на приготовления укрепляющего зелья. Конечно, вне стен Хогвартса колдовство запрещено, но, по большому счету, это и не колдовство вовсе. Здесь нет иной магии, кроме природной. Почти фармацевтика. В основном — полезные свойства трав и совсем капелька личного волшебства. Для усиления этих полезных травяных свойств.

— Что это? — подозрительно покосилась Петуния на стакан с изумрудной жидкостью.

— Лекарство.

— Откуда я знаю, что это не опасно? — упиралась Петуния.

— Я не допустила бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Тем более, по моей вине. Пей.

— И я должна тебе верить? — насмешливо фыркнула Петуния.

— Чем быстрее выпьешь, тем быстрее тебе станет легче.

Осушив стакан, Петуния вернула его Лили.

— Ты изменилась, — старшая сестра, как всегда, говорила, почти не разжимая губ. — Повзрослела. Стала сдержаннее.

— Это ты просто болеешь. Нельзя же терроризировать больных людей? Вот выздоровеешь, тогда я тебе ещё покажу!

— Рассказывай, Лили, — потребовала Петуния. — Расскажи мне всё. Раз уж мне никогда не побывать в Хогвартсе, я хочу увидеть его твоими глазами.

Лили поведала сестре всё — от первого дня до последних часов в Хогвартс — экспрессе. Лили рассказала о Лягушонке и о Сириусе, о красавчике Малфое и мрачноватом, сумрачном Люпине, о неприступно-холодной, отстраненной Нарциссе и её странной, сумасшедшей сестре Белле. Рассказывала о занятиях, правилах, ограничениях, чудесах, приключениях, дружбе и вражде, о любви и ненависти. Обо всем том, что в течении года составляло жизнь, с её радостями, огорчениями, треволнениями и заботами.

И, конечно же, она не могла не рассказать о Северусе. О своей любви к нему и о том, что далекий и холодный с первых дней знакомства мальчик так и остался далёким, чужим и холодным.

Сестра слушала жадно, проживая с Лили каждое мгновение недоступной для неё и от того втрое более привлекательной жизни.

Петуния разделяла каждое мгновение, каждую секунду, каждое волнение, любовь, ненависть и страх Лили.

— Не понимаю, — задумчиво прищурилась девушка, когда Лили умолкла. — Почему ты по-прежнему таскаешься за этим Снейпом? Судя по всему, тот же Поттер куда более приятная личность.

— Не для меня.

— Ты всегда была упряма, как мул.

— Ты не то, что ни одного мула — осла живого в жизни не видела!

— Не заговаривай мне зубы. Ну, раз свет клином сошелся на этом твоём Снейпе… хотя лично я этого не понимаю. Что ты в нём нашла? Урод — уродом!

— Петуния!

— Лили! — передразнила её старшая сестра. — Дело даже не во внешности. Дело в душе. А она у этого парня червивая. И сверкай на меня глазами, сколько душе угодно. Твоего Поттера я не видела…

— Поттер — не мой!

— Да без разницы, — отмахнулась сестра, — он сумасшедший, но всё равно куда более нормальный.

— Миленько звучит. И где твоя хвалённая логика? Либо сумасшедший, либо — нормальный. Тебе не кажется? — Личико Лили приняло серьёзное, почти торжественное выражение. — Поттер мой лучший друг, один самых лучших, какие у человека могут быть. Несмотря на все его недостатки, на всё его бахвальство, дерзость и бесшабашность, он хороший человек…

— Но думаешь ты всё равно о Снейпе? — закатила глаза Петуния.

— Думаю. А он знать меня не хочет.

— Готова поспорить, что это не так. То, что этот придурок к тебе чувствует, не вписывается в его дурацкую систему ценностей, которую он сам для себя придумал. Но ты ему небезразлична.

— Мне почти понравилась твоя речь, Туни. Только не могла бы ты перестать ругать Северуса?

— Не провоцируй меня. И вообще, я устала. Мне нужно отдохнуть. Так что, пользуйся случаем и проваливай… мириться со своим Снейпом.

— По-твоему, я могу пойти к нему домой?! — тоном оскорблённой невинности воскликнула Лили.

— Лили Эванс, — поморщилась Петуния, — я знаю тебя одиннадцать лет. Из прожитых тобой двенадцати. Для меня не вопрос: если тебе потребуется, ты не то, что домой к Снейпам — ты к черту на кулички слазишь и быстренько вернёшься. Но тебе не надо ходить к Снейпам. Твой драгоценный Северус наверняка уже ностальгирует о лучших временах на заветной Проклятой Мельнице. Самое для ведьмаков романтичненькое местечко. Иди уже!

От улыбки некрасивое лицо Петунии расцвело. Внутренний свет осветил его, делая прекрасным.

— Я люблю тебя, Туни!

— И я — тебя…

Лили пересекла пустырь. Разогретая солнцем земля теперь, на закате, остро пахла травами и пылью. Отдавая полученное за день тепло, земля окуталось тонкой полупрозрачной кисеёй туманистых испарений.

Лили не верилось, что она найдёт Северуса на Проклятой Мельнице, но интуиция сестру не подвела. Северус сидел на верхней балке с книгой в руках и почти легкомысленно болтал ногами. Непривычный для него жест.

Непривычно было видеть его и без школьной мантии, в старых маггловских джинсах и потрепанной, растянутой отцовской футболке. Длинные волосы собранны в низкий неаккуратный хвост, из которого выбились пряди волос и как всегда падали на лицо.

— Привет, Сев.

Мальчик захлопнул книжку и легко спрыгнул вниз. Балка находилась довольно высоко, но ему удалось приземлиться, не разшибившись.

— Привет, Лили. Я ждал, что ты придешь.

— Вот как? Теперь, когда слизеринские дружки далеко, мы снова друзья, Сев?

— Не только мои слизеринские друзья — твои гриффиндорские тоже. Это наш мир, Лили, твой и мой. Никому другому тут не место.

— Я так понимаю, ты теперь стал ужасно умный и взрослый, да?

— Ну, определённо взрослее и умнее тебя.

— Разве это не помешает нам общаться, Сев?

— Ну, после того, как наши с тобой отношения пережили дикие выходки твоих друзей, всё остальное мелочи.

— Моих друзей?! — задохнулась Лили. — Да как ты смеешь?! После того, что устроил твой Люциус! После того, чтобы он со мной сделал! Ты… ты продолжаешь считать его другом, Сев?!

— Считаю. Кстати, он ровным счетом ничего тебе не сделал.

— Да он…он!..

— Он? Ну, давай. Перечисли все его прегрешения. Способы, которыми он над тобой измывался? — насмешливо поднял брови слизеринец.

— Он поцеловал меня!

— Ужасно, но переживаемо. К тому же сама напросилась.

— Да как ты смеешь?!

— Долго тренировался говорить людям нелицеприятную правду. Вот и смею.

— Он собирался меня изнасиловать!

— Вообще-то Люциус не из тех людей, кто долго собирается. Скорее уж наоборот, отличается поспешностью в необдуманных действиях. Так что то, что было… назовем это показательными учебными выступлениями?

— Показательные?! Учебные?! Он заставлял Рабастана пытать Сириуса Блэка!

— И как это повредило Лили Эванс?

— Ты что, считаешь меня бесчувственной куклой? Мне невыносимо наблюдать за мучениями друзей!

Северус поморщился:

— Лицемерие, панегирики и патетика вовсе не так сильно тебе к лицу, как ты, видимо, это воображаешь. К слову, Круцио не смертельно. Большинство слизеринцев знакомятся с этим проклятием уже в раннем детстве. Не всем повезло, как Поттеру, иметь отца верящего в светлые идеалы гуманизма. Всё не так страшно, как ты себе вообразила.

— Это тебе нехватка воображения мешает трезво оценить ситуацию. Как ты не понимаешь?…ведь когда поймешь, может быть слишком поздно.

— Поздно для чего, Лили?

— Да откуда я знаю, Сев?!

— Пусть все Мародеры, пусть все слизеринцы катятся к Мерлиновой бабушке. Это лето только наше.

Стоило почувствовать касанье прохладных пальцев, как гнев испарился. Лили смотрела в черные бездонные глаза и снова тонула в них, тонула…

— Я ещё что-то значу для тебя, Лили Эванс? — тихо спросил мальчик. — Или все твои думы отданы теперь Поттеру?

— Я тысячу раз говорила тебе: Поттер мой друг.

— А я? Ты откажешься от меня, Лили?

— Скорее земля обратится в прах прежде, чем я соглашусь покинуть тебя, Северус Снейп! В моем чувстве к тебе заключено всё: чувства к родителям, к сестре, к нашему маленькому домику на Бирючиновой аллее, к Хогвартсу, к магии. Даже к Поттеру! Я читала в одной книжке, что наши «Я» существует не только в нас самих…

— О! Как мы могли забыть свою страсть к «Грозовому Перевалу»? — усмехнулся Северус.

— Наступит время, когда все сгинет, но если ты останешься, я не исчезну из бытия…

— Не люблю дешевый фарс. Особенно в плохом исполнении.

Лили с вызовом улыбнулась и продолжила, повышая голос, дерзко глядя другу в лицо:

— Если же все останется, но ты исчезнешь, Северус, Вселенная станет чуждой, я не буду больше её частью. Не бойся дурных предчувствий. Я верю, я знаю, любовь сохранит нас от любой беды. Любовь хранит лучше Патронуса. Она сама Патронус и есть.

Яркие вспышки раскрасили потемневшее небо.

— Что это? — испуганно вздрогнула Лили.

— Фейерверк. И если поторопимся, есть шанс подоспеть к самому красивому залпу.

— Тогда чего ж мы стоим? Вперёд!

Вспышка света летела за вспышкой и, оборачиваясь, Северус мог видеть, как огни отражаются в сияющих, счастливых, смеющихся глазах Лили.

Новые и новые фонтаны света распускались над их головами.

Новая вспышка.

Ещё одна.

И ещё!

Лили и Северус снова были вместе.

Ни вражда факультетов, ни собственные глупые страхи и обиды не смогли разлучить их.