Я допил бурбон и швырнул бутылку в дальний угол оранжереи. Удовлетворительный звон стекла был идеальным фоном для открытия моей следующей бутылки бурбона. Крышка упала на землю, и я сделал большой глоток спиртного.
Ее растения окружали меня, и я задавался вопросом, сколько времени потребуется лозам и листьям, чтобы похоронить меня в зелени, которую она так любила. Ее присутствие окрашивало здесь все, начиная от горшков с растениями, заканчивая ступкой и пестиком, которые она использовала, чтобы создать яд, которым отравила меня.
Я познал физическую боль. Это было легкое ощущение. Но это было совсем не похоже на мучительную агонию от ее потери. Казалось, все остановилось, и ничто в мире не могло заставить начать все сначала. Кроме нее. Поэтому, вместо того чтобы ждать чего-то, что никогда не произойдет, я решил выпить. Это казалось вполне логичным.
Может быть, эта боль казалась еще сильнее, потому что я никогда не чувствовал ничего подобного? Я не знал, но мне хотелось, чтобы это прекратилось. В этом и заключалась проблема. Единственное, что могло бы все исправить, — это женщина, которая сбежала от меня при первой же возможности. Я сделал еще один глоток из бутылки, едва почувствовав вкус янтарной жидкости, когда она скользнула в мое горло.
— Сэр? — Тимоти стоял рядом со мной. Откуда он взялся?
— Да? — я предложил ему бутылку.
Он покачал головой.
— Все ее вещи уже доставлены.
— И когда же? — я прищурился, глядя на затянутое тучами небо.
— Сегодня утром.
— Сколько сейчас времени?
— Пять часов пополудни.
Я пробыл здесь почти сутки, но так и не понял этого. Все, о чем я мог думать, — это о ней, о ее голубых глазах, о нежной коже, о том, как мило морщится ее носик, о звуках, которые она издает, когда кончает. Я мог бы утопить себя в хорошем бурбоне и думать о ней всю оставшуюся жизнь. Это было бы гораздо приятнее, чем пытаться жить без нее. Я сделал еще один глоток.
— Сэр?
— Ты все еще здесь? — я лежал на столе, пока распылитель для полива орошал меня водой. Прохладная вода приятно холодила мою разгоряченную кожу. Когда я устроился поудобнее, еще несколько горшков с грохотом упали на землю, но мне было все равно. Она не собиралась возвращаться и смотреть на тот беспорядок, который я устроил.
— У вас есть планы, сэр? — я ненавидел этот сдавленный звук его голоса. Беспокоиться обо мне было глупо.
— Я планирую выпить все бутылки бурбона, которые у меня есть, а потом перейти к более дешевым напиткам.
Я закрыл глаза, когда капли воды собирались на моем лице и стекали, щекоча мои уши.
— А как она выглядела?
Он взял у меня бутылку и сделал глоток, прежде чем выплюнуть и вернуть ее обратно.
— Блондинка, когда я туда пришел, и с прежним коричневым цветом волос, когда я уходил.
— Она была счастлива?
Пожалуйста, скажи «нет». Скажи «нет». Скажи. Нет.
— Нисколько.
Я улыбнулся и сделал еще один глоток.
— Думаю, она вроде как, ну не знаю, потеряна. И она бросила на меня злобный взгляд, когда я убрал все камеры и микрофоны.
— Она что-нибудь говорила обо мне?
— Нет. Она молчала.
— Молчала. Бл*дь. — Мне нужно было узнать больше, разорвать ее на части, пока я не пойму все, что происходит внутри нее, но этот шанс был упущен. Надо будет спросить у Тимоти. — А ты знаешь…
— Ну и что же? — он протянул руку и отодвинул распылитель подальше от моего лица.
— Как ты думаешь, она скучает по мне?
Он кашлянул в ладонь, когда шум воды начал стихать.
— Возможно. — Я нахмурился.
— Я думаю, что так и будет. Ей нужно время, чтобы разобраться во всем этом.
— Как же так получается, что я, чертов психопат, чувствую к ней больше, чем она ко мне? — просто произнеся это вслух, я почувствовал резкий укол боли.
— Не знаю, правда ли это. У нее есть чувства к тебе.
— Она была пьяна?
— Нет.
— Была маленькой сучкой, как я?
— Нет.
— Вот видишь!
Он прислонился к противоположному столу.
— Это ничего не значит.
— А разве нет?
— Нет. У нее есть множество чувств. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. С тех пор как ты ее встретил, у тебя их было ровно два. Любовь и отчаяние. Когда ты нажимаешь на кнопку отчаяния, это именно то, что ты чувствуешь. Когда она грустит, отчаивается или несчастна, к этому чувству примешивается целый коктейль других эмоций. Она не так прозрачна, как ты.
— Нонсенс. — Чертово проклятие моего существования.
— Именно.
Я выпил еще.
— Ты собираешься покончить с собой.
Я усмехнулся.
— Надеюсь.
— Если ты умрёшь, то как тогда собираешься вернуть ее обратно?
Я рассмеялся, звук был хриплым и уродливым в этом прекрасном пространстве.
— Она никогда не вернется.
— Так и будет, — голос отца присоединился к голосу Тимоти.
— Что ты здесь делаешь? — я вытянул шею, чтобы поискать его среди растений.
— Ты пригласил меня на рождественский ужин. Помнишь? — он взял у меня бутылку и отхлебнул из нее. — Я очень разочарован. Сначала нужно было открыть Хирш.
— Мне по душе бурбон.
Я пожал плечами и опрокинул на пол еще один горшок.
— Сынок, — он покачал головой, когда я потянулся за бутылкой. — Это не выход.
Я пристально посмотрел ему в глаза, несмотря на то, что их было двое.
— Папа, мне больно.
— Я все понимаю, — он вздохнул. — Я проходил через это.
— Значит, ты похитил маму, затем отпустил ее, а потом должен был страдать от последствий своих ошибок, все это время не зная, было ли ошибкой: а) похищение ее, или б) отпустить ее на свободу?
— Нет. — Он сделал большой глоток из бутылки. — Я знаю, каково это — потерять того, кого любишь. Но у тебя есть шанс вернуть ее обратно. Разве ты не понимаешь?
Я замахнулся было бутылкой, но он попятился.
— Отпустить ее было самым умным шагом, который ты мог сделать.
— Скажи это вот этому, — я указал на свою грудь в районе сердца, где, казалось, извергался Везувий.
— Сердечная боль, — в его глазах, во всех четырех, был блеск, которого я не видел уже довольно давно. — Это хорошо для тебя, напоминает о том, что ты можешь потерять.
— Уже потерял.
— Послушай меня, — он схватил меня за рубашку и с большей силой, чем я предполагал, дернул меня, пока я не оказался в сидячем положении, свесив свои длинные ноги через край стола. — Я не тратил годы на то, чтобы учить тебя, как вписаться в общество, как быть хорошим человеком, как добиться успеха, чтобы ты бросил все это сразу, как только получишь ту жизнь, о которой я всегда мечтал. — Он встряхнул меня. — Возьми себя в руки и верни ее обратно!
— Как?
— Нам нужен план, но мы ни черта не можем сделать, пока ты не протрезвеешь. — Он схватил меня за одну руку и жестом велел Тимоти взять другую. Вдвоем они помогли мне выбраться из оранжереи, спустились по заднему коридору и бросили на диван в библиотеке.
Папа схватил одеяло и набросил его на меня.
— Протрезвей. Мы поговорим утром.
— Дай мне бутылку, — я потянулся за ней, но, очевидно, ударил по двойнику моего отца и вернулся с одним лишь воздухом в моей ладони.
— Ни малейшего шанса. Ну же, Тимоти, давай поболтаем. — Папа вышел вместе с Тимоти, который шел за ним по пятам, и выключил свет.
От слабого огня по всей комнате плясали тени. Все вокруг напоминало мне о ней. Книга все еще лежала открытой на столе, где она оставила ее рядом с дневником, ее мимолетный запах витал в воздухе, кресло, которое она так любила. Каждая деталь напоминала о ней. Она была везде и нигде. Еще больше пронзительной боли, еще больше ошеломляющих эмоций, которые я хотел бы остановить.
Я крепко зажмурился. Она появилась из-за моих век, ее глаза блестели, когда она засмеялась и повернулась, чтобы убежать. Я погнался за ней. Я никогда не перестану преследовать ее.