Злодейка и палач

Глава 2

В новом помещении ее ожидали ещё двое. Она автоматически замешкалась на пороге, размышляя, не безопаснее ли вернуться обратно. Картина, представшая перед глазами, не казалась ей обнадёживающей.

Номер Шесть — угрюмый, крупный, похожий на проворного молодого медведя, мрачно смотрел в пустоту. Номер Два — усталый и слишком юный — прятал изломанный гневом рот в высоко поднятом вороте дорожного платья.

Каким-то странным образом она не воспринимала их внешне, словно видела их каждый день, и оба до смерти ей наскучили.

В левом углу гнездилось нагромождение клеток, в одной из которых вяло перекатывалось что-то среднее между тентаклями и щупальцами осьминога. В соседней бесновалась зелёная гадость, похожая на гигантскую змею. В тишине слышались только влажное трение и поскрипывание, и она очень надеялась, что это скрепят не прутья клеток. Товарищи внутри были настроены явно недружественно.

В остальном комната оказалась такой тесной и неуютной. Плетённая попугаячья клетка, выросший из пола стол с неловкой косой столешницей, два стула.

На один из них пластично упал ее ядовитый сопровождающий. Выглядел он, как графский сын, утомленный бесконечными увеселениями, но должный держать лицо перед холопами.

Смотрелось это презабавно.

Она не успела спросить. Кресло, выросшее из пола, пнуло ее под колени, примеряясь под ее рост и размеры.

— А мы-то уж как заждались вас, Миночка, — осторожно, но с деревенской прямотой сообщил номер Шесть.

Покосился на номер Два.

Второй мужчина сидел на оставшемся стуле и был хмур, как ненастный день.

На минуту она растерялась. Ей нужна информация, но… Что спросить, о чем спросить? Настоящей Ясмин здесь больше нет, и если они узнают, что будет с ней?

Разве, черт возьми, у жертв насильной депортации из одного мира в другой не должно быть спойлеров?

Голова была пустой и легкой, как воздушный шар. На несколько секунд малодушно захотелось сесть, расплакаться, сказать, что не помнит ни слова о жизни до, что она не отвечает за действия маргинальной особы, доставившей им проблемы. Попросить о помощи. Не звери же они, в конце концов.

Победила загнанная на подкорку привычка дать миру так мало информации о себе, как это только возможно.

— Рассказывайте, — незнакомым самой себе нейтральным тоном приказала она.

Приказала. Не попросила.

Это было странно, как если бы у неё в голове сидел электронный пульт управления, переключая лобные доли и стимулируя гипофиз. Наверное, так чувствует себя марионетка, насаженная на леску кукольника.

Сказала и едва успела отшатнуться.

— Рассказывайте? — заорал номер Два, мгновенно растерявший большую часть своей дивной красоты. — Сидим в Ловушке четвёртые сутки, пока ты отлёживаешься в лечебном сне! Какого сорняка ты смеешь…

К нему бросился номер Шесть, похожий на крупную сельскую няньку, смешащую к капризному ребёнку. Тип, представившийся слугой, сидел, как король, вяло медитируя в потолок. Только коса его, как живая, переливалась радужным светом от вечернего солнца, глядящего в маленькое окно.

— В самом деле, мастер, — протянул он. — Мы пришли в Чернотайю за образцами, где естественный срок от трёх до семи дней, а ныне в разгаре второй месяц нашего пребывания в условиях магически изменённого мира.

— Магического измененного мира, — тупо повторила Ясмин.

Ее ум оказался не в силах переварить эту информацию. Она действительно в другом мире?

Но как?

Она не ела странных грибов, не принимала антидепрессанты и не переходила дорогу на красный свет. Ее определённо не переехал грузовик, как обычно случается в мангах.

Последнюю мысль она поймала за хвост и мимолётно удивилась. Она ничего не помнит о себе, но знает совершенно ненужные вещи, вроде соблюдений мер безопасности и однажды прочтённой литературы.

Но это же невозможно! Совершенно естественно, что одна ассоциация приводит к другой, рождая руническое мышление. Если она помнит хотя бы одну прочитанную книгу, она должна помнить, при каких условиях ее читала, где купила, что почувствовала.

— Ты, Миночка, ты, родненькая, пойми правильно, — увещевал номер Шесть. — Мы сутками бродим по чёрным лесам, а едва подходит срок, ты бросаешься на Белое дерево. Оно ж передавило тебя всю, а ведь…

Что «ведь» узнать не удалось, поскольку номер Два кричал громче.

Из краткой выжимки его припадка выходило, что и в его голове информации не особенно много. Зато претензий на пять криминальных дел.

Впрочем, она — другая она расстроила его свадьбу. Она могла понять.

Но оставлять ситуацию неразрешенной было просто-напросто опасно. С реципиентами ее методики работали безотказно, почему бы не попробовать спасти себе жизнь?

Она повернулась всем телом к номеру Два:

— Ты недоволен моим руководством, — констатировала она и рассеянно почесала правую руку. Запястье глухо и щекотно ныло, словно по нему прошлись крапивой. — Теперь перечисли все претензии ко мне, только постепенно.

Логика усыпляет невротиков, достаточно только держаться выбранной линии поведения. Номер Два успокоится и все расскажет.

Она взглянула на номер Два и онемела. Тот мгновенно замолчал, словно подавившись собственными словами, только на бледном лице горели сапфировые глаза. Он не отрывал взгляда от ее руки, поэтому она тоже на неё посмотрела.

Совершенно нормальная женская рука, не считая этой бестолковой тату.

В тишине слышалось только загнанное дыхание номера Два, и она попыталась снова:

— Что ж, раз претензий ко мне нет, то, может быть, кто-то вёл конспект…. Полевой дневник или журнал, или…

Она замялась, не в силах подобрать верное определение предмету, который сейчас очень бы ее выручил.

— У меня, — тут же отреагировал слуга.

Ну или тот, кто называл себя слугой.

Он тоже смотрел на ее руку, и в его глазах была темнота.

Да что происходит? С этой рукой — с этой тату — что-то не так?

Слуга — она могла бы поклясться, что из ниоткуда — вытянул потрепанную книгу с тяжёлой резной обложкой, а едва она протянула руку, отдернул.

— Тут чтения до полуночи, — сказал он с неясной улыбкой. — Зачем мастеру так утруждаться? Просто дай мне метку, и я перешагну в Варду за один миг. Всего миг и мы окажемся дома, в своей постели. После хорошего ужина, после ванны со сладким розовым маслом, на льняных простынях.

Впоследствии она отчётливо понимала, что ее спасло лишь незнание сущности метки и непонимание, как именно ею распоряжаться, а уж тем более, как ее отдавать.

Ах… Спасибо, спасибо тебе, дорогое незнание. Скорее всего, ты спасло ее маленькую безымянную жизнь.

А ведь она бы согласилась. Заглянула в эти тёмные чарующие глаза и отдала бы все на свете, уже и рот открыла.

Потом, правда, закрыла. Хватило ума оглядеться. В глазах слуги стыла манящая нежная тьма, от которой сводило живот. Номер Шесть отскочил, словно от слуги шла невидимая разрушительная сила, а номер Два сжал рот, переживая невидимую глазу боль.

— Глупости, — сказала она.

Горло шелковой удавкой перехватил ужас. Однако голос звучал живо и непринужденно, как если бы она болтала на розовом вечере с одним из легкомысленных господ, которые охотно танцуют со всеми ветреными женщинами подряд. Тело напряглось.

Расклад стал яснее. Кем бы она ни была, она лидер этой странной троицы. Или мастер, как назвал ее слуга. Пусть не имеющий авторитета, но имеющий власть некой метки. Но лишь до тех пор, пока эта метка в ее владении. Без неё она лишь слабая девица в окружении трёх мужчин, склонных похоронить ее в ближайшем перелеске.

— Давай-ка сюда, — она перехватила искусно переплетенную книгу и поднялась. — Сейчас я желаю остаться в одиночестве. Слуга перехватил ее руку с зажатой книгой.

— Так не пойдёт, мастер, нам нужен маршрут, нам нужно выбираться отсюда. Здесь становится опасно.

Ясмин автоматически шагнула назад.

— Дай мне время, — спокойно сказала она. — Я хочу составить маршрут с учётом новых данных, но я ведь была в коме. Придётся подождать.

— Один день, — ласково ответил слуга.

— Я учту твои пожелания, — отрезала Ясмин.

Сладкая тьма, дохнувшая ей в лицо из распахнутых траурных глаз, улеглась, стихла. Слуга стал похож на офисный планктон, отчаянно делающий карьеру. Наверное, в детстве он был отличником.

— Да, мастер, — сказал он послушно.

Теперь в его глазах был интерес и что-то ещё — сродни недоумению. Стало совершенно очевидно, что она не вписывается в личность настоящей Ясмин, и он это осознаёт. Он только пока не осознаёт, что замена душ в принципе возможна. Она не должна так откровенно демонстрировать эту разность. Ей бы не помешало узнать настоящую Ясмин получше.

— Очищающий угол я сделал в комнате у четвёртой стены, — вернул любезность слуга, но усилий встать не сделал, после без перерыва добавил: — Ты больна и не справишься с меткой. Это будет самая глупая смерть на свете.

Она беспардонно уставилась на него, словно практикуя игру в переглядки, но совесть в слуге не пробудилась. Она только плечами пожала.

Конечно-конечно. Лучше она умрет от метки, чем от трёх озверевших мужчин за грехи предыдущей владелицы тела.

— Пожелай мне удачи, — нежно сказала она.

Она отвернулась и не увидела, как изменилось его лицо.

В комнате было холодно и темно. Солнце ушло на другую сторону, и через окно на пол натекла лужица от начинающегося дождя.

Она забралась в тёплую траву прямо в платье. Ложе, словно угадав ее желания, перестроилось в подобие кресла, деревянные прутья мягко текли под ней, ложились гибким полотном, считывая анатомию тела. Это больше не пугало. Даже больше, это было комфортно. Ей нужно сосредоточиться. Понять. Научится жить в этом мире, просто потому что другого выхода нет.

Снова и снова она перетряхивала память, но кроме далекой картинки оставленного мира, в ней не было ничего. Серые высотки, летний парк, озеро, через которое перекинут резной мост, жёлтый, умытый дождем автобус, солнце — такое же, как здесь. Она сама, бредущая в институт, после домой, вечно с книгой в руках. Забавно, но при всей своей замкнутости, она была весьма успешным конфликтологом. За неё боролись три института, но она предсказуемо выбрала столичный. Все же приятные деньги.

Вот и все воспоминания. Ни одного лица в памяти, кроме собственного, открытого в памяти краткими и разрозненными фрагментами.

Впрочем, она помнила прочитанные книги. Читала она много и без перерыва, мешая профессиональную литературу с художественной. Она вполне могла бы прочесть и инструкцию к туалетной бумаге, если бы у неё кончились книги.

В ее копилке даже был приятный роман со злодейкой, сумевшей обмануть судьбу, получить принца, королевство и тысячу поцелуев в придачу. Сказка, которую приятно читать, даже зная, что на самом деле злодейка умерла, просто автор не хотел расстраивать своих читателей.

И она тоже умрет.

В одиночестве, в чужом мире, с украденной личностью, вымаранная со страниц собственной биографии.

Но она так отчаянно хотела жить!

В комнате стало холоднее, и она поёжилась. Милая тёплая травка уже не спасала. Темнота столпилась у ее ложа, словно здесь, на отдельном взятом квадратном метре началась ночь.

— Помоги мне, — тихо сказала она этой темноте. — Просто кто-нибудь, все равно кто…

И некто отозвался.

— Не бойся, — шепнул голос в голове. — Ты поможешь мне, я помогу тебе. Ты пройдёшь испытание, я верну потерянное на семь дней. Это договор. Ты держишь слово, я держу слово.

Шёпот был тихим и далеким, в звук вплетались щелчки и низкое, едва уловимое человеческим слухом гудение, от которого ныло в груди. Она резко выпрямилась, забыв о холоде и темноте. У неё в голове — голос. Она совершенно точно слышала чей-то голос.

Да у неё неврология! Ей нужно мрт головного мозга! В этом мире делают мрт?

Отключённые стрессом чувства мгновенно вернулись, обостряя зрение и слух. Она затряслась от ужаса. А после затряслась ещё сильнее, потому что шипение плохой связи, как бывает при звонке в другой регион, продолжалось.

Ей не было страшно, когда слуга смотрел ей в лицо, не было страшно, когда кричал номер Два, даже пережитая боль уже не казалась такой сильной.

Потому что только сейчас она поняла, что такое «страшно».

— Договор? — спросила он тонким голосом.

— Договор, — подтвердил голос.

Тут она уже и про неврологию забыла. С документами она всегда была аккуратна. Все-таки не с соломой работает. Но голос…

Она действительно, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, заключила договор со звуком голоса? Ну, хотя бы не с виниловой пластинкой. Хотя…

При страхе юридической кары страх перед полтергейстом слегка отступил. Рациональная часть активно включилась в разбор полетов.

— Эм, — вежливо спросила она. — А как мы э… познакомились?

Если голос скажет, что по винилу, то можно не волноваться. Она просто сошла с ума. Время такое. Многие сходят.

Но голос тихо и страшно засмеялся, и нервы у неё снова натянулись, как струны на покалеченной арфе.

— Я не Ясмин, — попыталась она снова.

— Ясмин — это я, — усмехнулся голос. — Слушай меня, иди к солнцу, — шёпот вплетался в нейроны, шёл противной дрожью по всему телу. — Всегда на юг, где жаркий бересклет соединяет ветви с горькой рябиной, цветут синие травы и спят пески, в каменной долине ты возьмёшь своё и отдаёшь мое…

Она закрыла глаза. Под веками текли белые башни Варды — единой страны, взявшей в тиски половину мира. Золотые, зелёные, алые вьюны взбирались атласными телами по колоннам, сжимали разноцветный шёлк распахнутых в вечно юные сады покоев. Волшебной красоты сады, перемежались парками, солнечными аллеями, перетекали в леса и чистые, словно выточенные из цельного куска малахита луга. И снова были сады — декоративные, тематические, плодовые, цветочные, лечебные, чайные… Им не было числа.

Четыре ведомства, делившие Варду на профессиональные сообщества, гнездились в столице страны — Астрели. Ясмин принадлежала к мастерам научного ведомства. Одного из самых влиятельных.

Ведомства дробились на части, части на отделы, отделы на мастеров, а стать мастером мог лишь прошедший экзамен и давший жизнь своему оружию. Иногда совсем маленькому и смешному, но ценному своим наличием. Научное, военное, ремесленное и административные ведомства соединялись в великий совет, чтущий право и ненасилие, а выше Примула — единоличного владетеля Варды — было только небо.

Все было подвластно Варде, кроме Чернотайи, лежащей чёрным пятном на репутации предыдущего и давно низвергнутого Примула, лишенного поста и жизни, и вычеркнутого всем тотемом с карты страны. Масштабный эксперимент, закончившийся массовыми смертями и магическим биовзрывом, когда днк растительного и животного миров сплелись воедино в бесконечном множестве новых форм жизни.

Проблема была лишь в бесконечно милостивых законах Варды, которая милосердно давала второй шанс росткам павших тотемов. И Ясмин, узаконенное дитя тотема Бересклета, была одним из таких ростков. Поэтому, даже получив статус мастера, продолжала операции в Чернотайе, рискуя жизнью во имя выгоды всей Варды и ее Примула, в частности.

— Есть что-то очень милое в том, чтобы работать на человека, уничтожившего твой Тотем, — шептал голос. — Но тебе будет легче, ты не всегда будешь мной.

Голос шептал, но все тише, пока от него не осталось и тени звука.

Она тяжело встала с кресла, стряхивая страшный морок и несколько секунд практиковала технику глубокого дыхания.

Этого не может быть. Не должно быть. Такие, как она, не заключают договоров с голосами, не верят в другие миры и уж, конечно, не попадают в них. А если и попадают, то не в героинь и злодеек, а в персонажей третьего плана, которых не видно на галерке. Тихие, скромные и стеснительные, вечно погружённые в свои исследования и книги.

Но она сорвала джек-пот. Попала в местную злодейку. Настоящая мисс удача, взяла первый приз по невезучести.

— Ненавидят-то тебя за что? — хмуро спросила она.

Но голос, принадлежащий истинной Ясмин, не ответил. Он давно ушёл.