Злодейка и палач

Глава 8

Ладно.

Она берет все свои слова обратно. Возможно, она уже и домой хочет не очень сильно. Во всяком случае она не настолько торопится.

— Я не очень поняла, — обратилась она к Слуге. — С чего ты взял, что перейти квадрат камнеломок можно только м… Неодетыми.

Они дошли до мерзких камнеломок только двое суток спустя и единственное, чего Ясмин по-настоящему хотела, это лечь спать. Возможно, она бы даже могла спать стоя. Могут же лошади.

— Это требование энергетического поля, — терпеливо объяснил Слуга.

Он выглядел таким же измотанным. Энергетический баланс группы был близок к десяти процентам, что составляло меньше половины от уровня критического минуса. То есть, хуже было просто некуда.

— Это просто смешно, — сказал номер Два и безбоязненно ступил в алые неглубокие заросли.

Выскочил с воплями.

— Жжется, — подтвердил с глубоким удовлетворением номер Шесть. — Я испробовал уже.

— Это требование поля, — устало повторил Слуга.

У него был вид профессора, которого поставили преподавать первоклашкам основы ядерной физики.

— Как поле может требовать? Оно в лучшем случае неодушевленное.

Ясмин порадовалась, что успела промолчать, и вопрос задал номер Два.

— У этого квадрата есть владелец, — спокойно подтвердил Слуга ее худшие опасения. — И он поставил для прохождения своей территории именно такие условия.

Он уронил на тёплые камни сумку и скинул плащ. Тот растёкся у его ног шелковой лиловой лужицей.

Ясмин устало села рядом сумкой — преполезная вещица, уменьшает объём вложенного в двенадцать раз, а отбалансировки требует всего-то раз в полгода.

У этого странного мира были свои представления об этике и обнаженность здесь была не в чести. Обнаженные плечи под запретом, обнаженные ступни — верх бесстыдства, воротник не должен открывать ключиц, открытая шея и рукава три четверти допустимы при соблюдении ключевых условий. Украшения, возраст, качество одежды, цвет одежды, сочетание цветов, марка модного дома, статус, вступление в брачный возраст, наличие или отсутствие супруга, наличие и статус оружия, принадлежность к ведомству, принадлежность к тотему… Значение имело все. По одежде можно было читать в душах. Буквально.

Лично Ясмин даже не была уверена, что даже супруги полностью обнажены в своей постели. Или включают свет.

Сейчас, когда ей открылась новая створка памяти, она вдруг поняла, почему Слуга так отчаянно ее избегает. Бедняга пришёл выполнить свой прямой долг — подать госпоже ночное платье и выполнить вечернюю релаксационную процедуру, а та разлеглась перед ним только что не голая. Позволила касаться себя. Да ещё и уснула на середине процесса, когда он уже начал думать невесть что.

Ах, гниль болотная…

— Откуда тут может быть владелец поля, — ревел обожженный номер Два. — Это Чернотайя, мы тут единственные люди на ближайшие… Ближайшую…

— Ближайшее все, — подсказал номер Шесть.

— Чернотайя не всегда была изолирована, — тихо напомнила Ясмин.

Как быстро все забыли обо всем. Но всего четверть века назад Чернотайя была весела и обитаема. И вовсе не жертвами биологических экспериментов.

— Да, — эхом подтвердил Слуга. — Владелец поля мог уже давно умереть, но его приказ будет работать всегда. Чернотайя закольцована. Мы вошли в неё в начале месяца Ив и выйдем в начале месяца Ив. Все, что мы унесли из Чернотайи останется внутри Чернотайи — мы ничего не взяли, мы произвели равный обмен. Если мы возьмём больше, чем отдали, то просто не втиснемся в метку, если мы возьмём меньше, чем отдали, то метка не выпустит нас. А внутри Чернотайи всегда будет месяц Вод, который самые невезучие проходят насквозь, попадая в период Топей, всегда будет действовать приказ, отданный век назад, словно его отдали вчера, и он фонит силой и властью.

Ясмин поёжилась.

Условия в Чернотайе были действительно жесткие. Вот почему они не могут уйти без образцов. За них уже отдано что-то равное.

Стоило заговорить о Чернотайе, как память рекой, прорвавшая плотину, хлынула в ее голову, затапливая, выворачивая, оживляя давно уснувшие годы, вырывая с кровью дни, давно похороненные.

Она знает Чернотайю, она здесь… родилась. Не она, но Ясмин. Это ее любовь к Чернотайе ведёт ее по этим изувеченным землям к солнцу. На несколько секунд она забыла, как дышать.

— Я слышала, что в Чернотайе были случаи, когда метка возвращалась одна, без группы и мастера, — она едва перевела дыхание, так сильна и сладка была боль чужих воспоминаний. — Они попадали в водоворот одного дня и стоило им воспользоваться меткой, как их отматывало в прошлое в процессе активации. И они оставались внутри этого дня с уже пустой меткой, потому что метка единственная чуждая Чернотайе сила, способная преодолеть ее порог.

Номер Два пнул носком сапога невинные камнеломки и тут же отскочил, словно его стегнуло электрическим разрядом. То есть, его наверняка стегнуло электрически разрядом.

— Заплесневелые сказки, — буркнул он. Ожег Ямину неприязненным взглядом, явно припомнив кнут со схожим способом воздействия. — Они, по-твоему, и доныне где-то здесь бродят?

— Теоретически, — подтвердила Ясмин. — Но, скорее всего, погибли. Смерть не нарушает баланса Чернотайи — это естественный процесс. Ей глубоко безразлично в каком качестве находится ее материал, она, как ты видишь, использует любой.

— А я слышал, — вдруг мягко сказала Слуга, — что в каждой группе, отправленной в Чернотайю, всегда есть один погибший.

Это была уже опасная тема.

По-настоящему опасная, отчасти, потому что она не знала всего, но уже начинала подозревать. Так ли случайна была смерть номер Семнадцать? Не ее ли собственная рука подписала смертный приговор той доверчивой девочке? От этой мысли в груди делалось тесно и горько.

Ясмин с трудом усмехнулась.

— А я, — так же мягко ответила она, — слышала, что это заплесневелые сказки.

Слуга, с удовольствием изучавший ее открытое насмешливое лицо, рассмеялся. Он хлопнул по коленям и легко вскочил с камня, словно две бессонные ночи его и не коснулись.

— Что ж. Мы не можем нарушить приказ, но мы можем соблюсти его, обойдя причину, по которой он был создан. Все прошли экзамен слепоты?

Экзамен четвёртого, заключительного уровня для всех цветков без исключения полагал полный отказ от зрения, слуха и силы родовых тотемов. Чистый дар, идущий по сотворенному этим же даром оружию и физические навыки тела. Ум, хитрость, просчёт, умение анализировать и рисковать.

Разумеется, его прошли все. В Чернотайю не отправляли недоучек.

— Снимайте пояса, — весело объяснил Слуга в ответ на непонимающие взгляды. — Мы завяжем глаза и дадим слово чести. Как считаешь, мастер?

Это был выход.

Формально они соблюдали закон чести — не видеть обнаженного тела, не касаться обнаженного тела, не обнажаться с целью привлечения фертильного интереса. И при этом соблюдали приказ поля.

— Бред какой-то, — с ужасом сказал номер Два. Он уже завязал глаза собственным плясом — чёрным и широким, с маслянистым бархатным отливом. — Мастер, прошу вас, завяжите глаза.

Его голос дрогнул, и Ясмин вдруг увидела его совсем юным и испуганным. Семнадцать лет, и не минутой старше. Она била ребёнка!

Кнутом!

— Сколько тебе лет? — уточнила она с ужасом.

— Двадцать пять, мастер, — чуть помедлив, ответил тот.

Это было чуть лучше, чем семнадцать, но, честно говоря, ненамного. Ей было тридцать, когда она умерла. Сколько было настоящей Ясмин?

— Вы ровесники, — напомнил Слуга, словно отвечая на мысленный вопрос. — Разные ведомства, но один выпуск. Вы не встречались на экзаменах?

Номер Два промолчал, и Ясмин тоже. Его она не помнила.

Процесс перехода, превратился в самую страшную неловкость, которую Ясмин когда-либо испытывала. Они шли вслепую, перекликаясь, как перепелки.

Первое двоечасие она почти проснулась от стресса и ужаса перед незнанием ресурсов собственного тела, но теперь, когда двигаться и познавать мир под закрытыми веками было так же легко, как и с открытыми глазами, Ясмин начала засыпать. Кончится тем, что она просто упадёт и уснёт. Глаза, погружённые в темноту, дали мозгу сигнал к долгожданному отдыху.

— Не молчать, — сказала она громко. — Продолжайте говорить. О чем угодно, или мы здесь уснём и погибнем.

— Это поле должно когда-нибудь кончиться, — напряжённо сказал Слуга. — Ты знаешь, как его перейти?

Ясмин знала. Теперь в ее голове действительно была парочка спойлеров от хозяйки тела.

— Здесь есть пещеры. Мы движемся к холмам, среди которых скрыто несколько таких пещер. Формально пещеры не относятся к полю приказа, поскольку в них камнеломки не растут и соответсвенно соблюдать клятву, данную хозяину, там некому. Достаточно дойти до них.

— В них можно переночевать?

Голос Медведя звучал слишком близко, и Ясмин резко дернулась в сторону, стремясь увеличить разрыв. Пасёт ее, а, может, рассчитывает и прикончить ее тут, исходя страстной ненавистью. Ненавидь, ради всех соцветий, но только дай сначала выспаться и одеться! Она желает умереть с комфортом.

— Пещеры совсем небольшие, но их много, и они расположены цепью, так что мы разместился по одиночке, — она старательно контролировала голос, в который просачивалась запоздалая паника.

Зато она выспится, пока камнеломки невольно охраняют ее от дружелюбных соратников. Кто знает к каким выводам приведёт их мысль, что ненавистный мастер спит на расстоянии втянутой руки. Возможно, метка их и не остановит.

Они шли до холмов, когда солнце клонилось к закату. Дождь, настигший их на середине поля, беспощадно леденил кожу. Ясмин не чувствовала собственного тела, отяжелевшие ноги механически шагали вперёд, пальцы ловили вибрации предметов, бесконечно обмениваясь энергией с окружающим миром.

— Нашла, — наконец, крикнула она.

Чуть поодаль откликнулись Слуга и номер Шесть. Ещё дальше — номер Два.

Она заняла одну из крайних пещерок — тесную и почти выталкивающую ее обратно в сиренево-алый океан камнеломок, с редкими желтыми всполохами мутировавших цветов.

Сняла пояс, бросила вымокшую одежду в самый угол и почти упала на колени. Земля была прохладной. Ее тело, привыкшее к пытке голодом, холодом и страхом, плохо справлялось с новой хозяйкой, которая ежедневно получала тёплой ванну и свежую постель. Воспоминания о комфорте мучали ум.

Возможно, она уснула. Или, скорее, потеряла сознание.

Они с номером Два действительно виделись на экзамене.

Он — ещё более юный, холодный, лощеный и высокомерный стоял на чёрной площадке, символизирующей его ведомство. Один из самых сильных цветков в истории всей Квадры, лучший за последние двадцать лет в своём ведомстве, принадлежащий к главной ветке Тотема Повилики, старший сын, уже принявший тату своего рода. Блестящее будущее отметило его печатью власти, наделило его движения аристократичной небрежной леностью. Он резал неспешным шагом человеческое море, чёрный его плащ льнул к белым ступеням. Ясмин, так же одна из лучших в своём ведомстве, смотрела на него едва ли не открыв рот.

— Ясмин от павшего тотема Бересклета?

Он остановился около неё. На холодном лице жили задорные и насмешливые глаза. Ясмин, пересматривавшая чужие воспоминания, видела такие у зарвавшейся золотой молодежи. Наглые, не знающие ни боли, ни стыда дети, лишенные социального опыта. Играя в ледяного прекрасного принца, внутри он оставался вспыльчивым самодовольным юнцом, мало отличным от толпы собственных обожателей.

Будущий номер Два наслаждался своим положением, а Ясмин просто… Ну, просто попалась под руку. Девочка, лишенная статуса, силы родовой ветки и живущая на государственные аккредитации. Бывшая кто-то там. Ей даже не нашлось места на площадке своего ведомства, хотя она действительно была лучшей.

Он так громко произнёс ее неправильное имя — лишенное одной буквы, выставив на показ ее незаконнорождённость. Отвергнутая дважды она стола перед толпой, как маленький Симба против стаи шакалов. Уже через минуту толпа, получившая высшее благословение на травлю, смеялась ей в лицо.

Вот только номеру Два не повезло.

Ясмин не собиралась жить по благородным правилам общества, которые отвергло ее. Она, танцуя со своим кнутом, легко сдала экзамен, изувечив юную красоту девочки, которая смеялась слишком громко. А после, спокойно прошла на территорию ведомства и мазнула семейным снадобьем по повязке для глаз одного высокомерного юнца.

Он, разумеется, проиграл. Держался до последнего поединка, а после сбился. Но мозги у него работали что надо, этого не отнять. Он подскочил к ней прямо с арены, толкнул в грудь.

— Это ты! — заорал прямо в лицо. От ледяной красоты не осталось и следа, перед ней был будущий заводной апельсин. Типаж, склонный решать свои проблемы насилием. — Ты что-то сделала с моей повязкой. Ты была в моей комнате!

Ясмин, которая хотела мести, едва не запела от восторга, смешанного со сладковатым ужасом. Беспочвенное обвинение в преступлении было куда хуже самого преступления. Два его мастера, даже если и хотели замять эту неловкую ситуацию, просто не сумели бы — тот орал на всю арену, и его вопли явно слышал Примул. Да и соцветие всей Квадры замечательно погрело уши. И это, не считая бесчисленных зевак, пришедших на заключительный экзамен.

К сожалению, его первый мастер принял неверное решение.

— Ясмин, — мягко сказал он. — Если ты совершила ошибку, то должна признать ее. Обещаю, мы не накажем тебя строго.

Так она и поверила.

— Я ничего не сделала, — твёрдо сказала она.

Ее допрашивали семь часов без перерыва. Если бы она принадлежала к сильному тотему — да хоть к какому-нибудь действующему на территории Варды тотему, с ней не посмели бы так обращаться. Но на кону было будущее лучшего цветка Квадры, а ее было некому защитить. Поэтому она сама себя защищала. То средство, нанесённое на повязку, давно выветрилось, не оставив и воспоминания от раздражителя. Никто не докажет — незапатентованное средство, попробуй его найди.

Ее допрашивали первый мастер военного ведомства — блистательный Файон, мастер Невидимой сети, мягкий и скрытный, и мастер Бриар, такой же язвительный и колючий, как и его имя. Ходили слухи, что первый сделал карьеру лестью и бесконечным прогибом под административный корпус, а второй просто купил членство в Цветочном круге. Но она жарилась под их гневными взглядами семь часов кряду, так что больше не верила глупым слухам.

— Зачем вы посетили комнату юного господина Верна? Это не запрещено, но новому цветку не пристало…

Новому цветку не пристало до хрена всего. Например, издеваться над сокурсниками, но если вовремя отвернуться и закрыть деликатные уши ладонями, то…

— Я… — Ясмин опустила глаза и вдохновенно замялась. — Он… Я просто оставила ему свой цветок на победу. Тайком. Не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным.

Премилая подростковая традиция. Влюблённая малышня от трёх до тридцати трёх дарила своему фавориту цветы своего тотема, чтобы придать силы в победе, утешить в поражении, дать знать о своих чувствах.

Они ей поверили. Даже растерялись. Им в голову не приходило, что объяснение, настолько прозаично — бедная влюблённая девочка, живущая на окраине зоны комфорта, жаждет приблизиться к своему кумиру. Ха-ха!

Хоть бы мозгами пошевелили. Кто в здравом уме полюбит существо, не способное к элементарной эмпатии?

— Что ж, — мастер Бриар, растерянно поправил короткую косу, перепавшую от ветра на грудь. Он растерял всю свою язвительность. — Если анализ подтвердит отсутствие медицинских составов на одежде и аксессуарах юного господина Верна, то мы принесём извинения.

— На повязке, — поправила Ясмин. — Одежды в комнате не было.

Она сказала это жалобным тоном, но посмотрела на Примула. В конце концов, она не одна такая умная, они сейчас накапают на одежду чего душа пожелает, а ее отправят обратно в Чернотайю. В виде удобрения. А повязочку уже изъяли, за средство она ручается.

Верн — бледный, с горящими гневом глазам — продержался недолго.

— Ты, — заорал он. — Павшая дрянь, ты сделала это нарочно…

Ее даже родной папенька так не обзывал.

Поэтому когда пришел час расплаты, она спросила у первого мастера, каково наказание за создание препоны в победе. Тот, наверное, понял, но был вынужден ответить честно. В допросе исконно участвуют семь лиц от Цветочного круга, а иногда и сам Примул, прилюдная ложь в окружении статусных лиц однажды обернётся против тебя.

— Обычно это понижение статуса, — он немного замялся.

Ясмин его понимала. В ее случае такое понижение означало бы смерть — ее просто было некуда понижать. В их понимании это не жестокость, это — правило. Каждый должен взять ответственность за свои действия, если ты старше тринадцати и моложе двухсот, исключений не было. Никогда. Существо, следующее путём дара и оружия, обязано уметь контролировать себя так же просто и легко, как уметь дышать, спать или принимать пищу. Исключения были опасны.

— Я требую понижения статуса, — твёрдо сказал она. — Это справедливо.

И Ясмин, будучи внутри этого воспоминания, остро проживающая его своим раздвоенным сознанием, своими и чужими чувствами, вдруг поняла, что это действительно было справедливо. Только жаль, что номер Два — что Верн — этого не понял.