Злодейка и палач

Глава 24

Ясмин улыбнулась и отошла.

Она не очень понимала, что затеяли тотемные боги, но теперь решить это было не так просто, как она полагала изначально. Отдав кровь тотему Бересклета, она стала его орудием и, возможно, прямой угрозой сыну Примула. А если точнее, она была этим орудием с самого начала. Интересно, осознавала ли это истинная Ясмин, отдавшая ей своё тело на служение Бересклету в минуту отчаяния?

— Примешь мою руку? — тут же сказал ей Верн, едва она успела отойти от матери.

Формулировка означала приглашение на парный танец, а Верн оказался рядом так внезапно, словно телепортировался. Ясмин автоматически повернулась в сторону Абаля, но свечи горели далеко от них, и она не смогла разобрать выражения его лица.

— Здесь нет музыки, — шепнула она.

— Под такт можно взять танец райских птиц, все фигуры идут на счёт пять, и он прост, как магнолия. Давай! Здесь страшная скукота.

Ясмин никогда не танцевала этот танец. Успев за эти дни перетряхнуть всю доступную ей память, она могла сказать с уверенностью, что вообще никогда не танцевала. Да обе они никогда не танцевали. Ну, может, вальсировала в школе на выпускном. И пару раз толклась на медляке в клубах, но была такая пьяная, что умение танцевать не имело никакого значения.

— Я не умею, — сказала она страшным шепотом.

— Быть этого не может, — таким же шепотом возмутился Верн. — Впрочем плевать, я тебя научу.

— Только не здесь и не сейчас, — тут же отреагировала Ясмин. — Мы можем просто выручить друг друга, изображая беседу около окна.

— Хорошо бы подойти к Абалю, уж больно далеко его усадили от нас, — задумчиво сказал Верн.

— Ни к чему, это просьба главы Бересклета, — обтекаемо ответила Ясмин.

Виновато пожала плечами, и Верн повёл ее к окну, которое плавало в полумраке залы особенной вечерней синью. По пути она прихватила мрачного Хрисанфа, в надежде, что ей удастся отгородиться от родни так называемыми гостями. Они расположились прямо на подоконнике, сделанном в виде ниши для чтения, что было крайне популярно лет двадцать назад. Ясмин улыбнулась, когда Верн вежливо подал ей руку, а Хрисанф отодвинул с диванчика подушки.

Это было почти забавно. Всего три дня назад Верн собирался ее убить, а теперь приглашает на танец. Согласно памяти Ясмин, его статус был весьма высок среди нового поколения, несмотря на то, что ему пока не удалось стать мастером. Было очевидно, что это вопрос времени и интриг, но не силы его оружия и дара.

Они говорили о чайном садике, о камелиях, которые так охотно выращивают в Варде, о библиотеке. Но взгляд все время убегал в сторону Абаля. Зала неотвратимо покрывалась темнотой раннего вечера, и она не могла разглядеть ни его лица, ни лица Айрис. Но они сидели вместе. Ясмин видела светло-голубой шёлк платья сестры и светлую накидку Абаля.

О чем они говорят? Ведь говорят. Не могут же они целый час сидеть молча!

Дважды за этот невыносимый час к ним подходила тетушка Ле-Ле с просьбой отведать домашние сладости. Мирта разносила чай. Главы Древотока и Катха перегораживали крайние окна в сад темнотой платьев, и практически не участвовали в беседах. Ведущая роль выпала бедным тетушкам и матери, которые периодически втягивали в веселые шарады и околонаучные байки присутствующих.

— У меня чувство, что я внутри хоррора, — сказала Ясмин, когда устала отбиваться от игры в шарады и напрягать зрение, пытаясь рассмотреть Абаля. — Темно, кругом подозрительные люди, свечи внутри пентаграммы…

— Что такое хоррор? — тут же спросил Хрисанф.

Ясмин только вздохнула. Как она себя не контролирует, все время проскальзывает что-то из прошлой жизни.

— Это… — Варда славилась театральным искусством, а вот фильмы предпочитала документальные и научные. — Такой театральный жанр. Есть комедии, есть драмы, а есть спектакль, где зрителя стараются испугать.

— Зачем? — с недоумением спросил Верн.

— М… Это самый простой способ вывести зрителя на эмоции, получить мгновенную обратную связь. Мирный человек добирает через хоррор эмоции, которых лишён в своей законопослушной жизни.

— Полный бред, — искренне сказал Хрисанф. — Ты этого тут набралась?

— Ага, — легко свалила она ответственность за странные знания на семью.

К смене чаепития Верн предложил выйти в сад, и Ясмин согласилась. Если она хоть что-то понимала в этой полутьме, он был не прочь облокотиться около того окошка, где куковала Айрис с принудительным поклонником. Она тоже была не прочь, и теперь Верн добровольно работал прикрытием на случай, если их заметят.

Они прошли через единственным двери в сад, раскрытые по случаю вечера, и Хрисанф, как привязанный, потащился за ними. По наблюдениям Ясмин, он чувствовал себя неуверенно в одиночестве.

Умница Верн похвалил зимолюбку, уставившуюся в небо белыми звёздами, после ненавязчиво предложил сорвать немного вишен и, наконец, облюбовал скамью ровно у правильного окна.

— Здесь так спокойно, — сказал он негромко и протянул горсть вишен Ясмин.

Она немного взяла и совсем уже собралась поблагодарить, как услышала голос Айрис.

— Было бы неплохо войти в парный танец, — робко сказала та.

— Без музыки?

Ясмин вздрогнула. Голос, которым можно замораживать образцы на хранение. В кратчайшие сроки. Голос из памяти, которым Абаль часто разговаривал с настоящей Ясмин.

— Можно на счёт, — явно устало предложила Айрис. — Я отлично считаю до десяти и знаю все старые танцы. Новых, как вы понимаете, у нас нет.

— Я ранен, — лениво отозвался Абаль. — Едва стою на ногах.

— Едва сидите в кресле, — поправила Айрис.

— Верно, я вне зоны комфорта, — невозмутимо и холодно подтвердил Абаль.

Оба замолчали. К Ясмин тут же придвинулся Верн, пересекая границу допустимого приличия и зашептал:

— Ничего не слышно. Сплошной неразборчивый говор и никакого толку.

— Мы просто сидим и едим вишни, — тут же отреагировала Ясмин. — Тут же спокойно.

— Замечательные вишни, — присоединился к хвалебному хору Хрисанф. — И мы их едим…

Он осторожно нагнул одну из веток и раздал собранные вишни в подставленные ладони.

Верн собрался сказать что-то ещё, но Ясмин без всякой нежности замахала на него рукавом. Она-то, в отличии от него и Хрисанфа, слышала замечательно.

— Послушайте, — с заминкой сказала Айрис. — Я вам не нравлюсь, но я выполняю просьбу отца, так что у нас обоих нет выхода.

Абаль обидно засмеялся.

— Ну, я просто заключённый, а вы мой конвоир на этот вечер. Я не танцую с конвоирами.

— А я с заключёнными, — тут же вставила Айрис. — Но я хорошая дочь и у меня прекрасные манеры, чего не скажешь о новом поколении современной Варды.

Ясмин затихла, вслушиваясь в их диалог. До этой минуты она дурно думала об Айрис, ориентируясь на детские воспоминания и отзыв Мечтателя, но та оказалась гораздо лучше. Намного лучше воспоминаний о ней, и лучше самой Ясмин. Да и намного лучше Фло. Интуитивно она понимала, что Айрис не пошла бы на отвратительную сделку с совестью, не стала бы ставить на кон отношения с мужчиной или мстить посредством физического вреда. В ней чувствовался стержень, хорошее упрямство и умение держать удар. Конечно, данных для вывода было недостаточно, но профессиональная интуиции редко ее подводила. Капризная вредная Айрис удачно повзрослела.

Настроение у Ясмин мгновенно и необъяснимо испортилось.

Будь она внутри приятной романтики, которой воображается этот мир на книжной обложке, Айрис стала бы главной героиней. А из Ясмин вышла бы расчётливая и безответно влюблённая антагонистка.

Больше услышать им ничего не удалось, потому что следующие полчаса сладкая парочка молчала, как приговорённый на допросе, а после их компания разбавилась новым поколением Бересклета.

Темноволосый Лён и тихая, едва уловимая глазом на фоне такого темного и тихого сада Айра, и двое детей Древотока, которых Ясмин не узнала, пока они не представились. Ия и Илан, практически полные их одногодки, разве что Ия была старше их всех и редко вмешивалась в детские разборки. В памяти Ясмин она осталась единственным человеком, который входил в библиотеку и никак не реагировал на ее присутствие.

— Мы были представлены, но так и не познакомились ближе, — веско сказал Илан.

Он был самым юным из нового поколения, но Ясмин интуитивно и одномоментно выделила в нем лидера юных цветов павшего тотема. Тёмные волосы и светлые глаза ее матери, которая была таким же выходцем из Древотока, взятая замуж в главную ветвь тотема. К ни го ед. нет

Она разглядывала его с удивлением. В детстве она его от мебели не отличала — тот, либо бродил тенью за Лёном, либо за матерью. Он был моложе Ясмин, да и Айрис тоже.

В его руках покачивался фонарь, явно работающий на солнечной батарее. Свет от него расходился приятными волнами, высвечивая собравшуюся компанию до мельчайших подробностей.

— Глава Астер тебя съест, если не погасишь, — с улыбкой сказала Ясмин. — Сегодня же вечер свечей.

— Первое поколение давно разбежалось по комнатам, — он отзеркалил ее улыбку, но глаза его оставались спокойными и прохладными, как тень на берегу летнего озера.

Пока они с интересом приглядывались друг к другу, Верн поднялся, автоматически прикладывая ладонь к груди. Насколько помнила Ясмин, это старое приветствие в Астрели:

— Родовое имя — Верн, старший сын тотема Повилики.

Следом поднялся Хрисанф. Вместо ладони, он склонил крупную голову, покрытую непослушными завитками, и те зазолотились в свете солнечного фонаря.

— Хрисанф из тотема Цисперуса.

— Никогда не слышал о таком тотеме, — задумчиво сказал Илан. — Не из Астрели?

— Теперича из Астрели, — неспешно произнёс Хрисанф, уставившись на Илана. — Я жеж из молодой поросли, батька мой землепашцем был, и дед был землепашцем.

Ясмин с трудом удержала на лице благожелательные выражение. Внутренний Станиславский обливался слезами гордости за своего истого фолловера.

Новое поколение Бересклета зачарованно уставилось на парня, который назвал себя, а заодно и их, порослью, и не постеснялся заявить, что исходит из рода землепашцев.

— Да не слушайте вы его, — тут же заявил Верн. — Вечно он прикидывается черноземом, а на деле тот ещё умник, и папаше его про соху лучше не напоминать, не то отхватишь люлей на ближайшее столетие.

Он расхохотался, и Айра уставилась на него, как заколдованная. Верн портачил, где умел, но молодое поколение на него только что не молилось. Сходство с Англичанином усиливалось на глазах. То же обаяние, те же барские замашки, те же манящие во взгляде искры.

— Я вот отхватил, — отсмеявшийся сказал он. — По сегодня хожу без титула мастера.

— А я думала из-за меня, — с удивлением сказала Ясмин.

— Ты начала, он закончил, — сказал Верн. — Не бери в голову, там такой клубок, что я лет пять искал, где у ниточки конец.

Хрисанф насупился, но не возразил.

— Тотем Повилики — один из старейших родов в Варде, — медленно сказал Лён. — Повилика служила Бересклету, а теперь служит Спирее. Приятно познакомиться с господином, который однажды станет служить следующему Примулу.

Все произнесенное было очень близко к оскорблению, и Верн механически принял боевую стойку, едва ли успев проанализировать весьма обидное заявление. Ясмин только возвела очи горе. Чего-то подобного она опасалась с той минуты, как Лён подошёл к ним. Когда один очень вспыльчивый человек встречает другого очень вспыльчивого человека, то побеждает дружба. В смысле, бензопила.

— Не сердись на Лёна, — чуть выступил вперёд Илан, и Ясмин вдруг отчётливо поняла, что тот давно покорил уровень мастера и правит своей маленькой, ещё совсем детской империей по праву. — Мы сидим тут, как баклажаны в бочке, на тысячу миль вокруг ни единой живой души, а виноватых нет. Ужасная ситуация, не так ли?

— Не нарушай правил, и жизнь твоя сложится гладко, — прохладно сказал знакомый голос. — Виноватых нет, но они есть.

Абаль шагнул в круг света под старыми вишнями, и Ясмин автоматически развернулась корпусом в его сторону. Они агрессивно вцепились друг в друга взглядами, словно не виделись добрый десяток лет, и теперь жадно отслеживали изменение друг в друге, что появились за время их отсутствия. Ясмин, не успев осознать собственных действий, мгновенно обежала взглядом его фигуру, отмечая бледность, чуть безвольно повисшую правую руку, незнакомую накидку, серебрящуюся легким световым флером. А после поняла, что также подверглась ответной и подробной ревизии со стороны Абаля. За его спиной стояла невеселая, но неожиданно решительная Айрис.

— Виноватых в чем? — имитируя удивление спросил Илан. — В том, что я родился сыном Бересклета?

Абаль безразлично пожал плечами.

— Не требуй с меня ответа. Я стану заботиться о своём сыне, а о тебе пусть позаботится твой отец.

— Разве Примул не должен заботиться обо всей Варде? — тут же спросил Лён.

Он был лишь на год старше Ясмин, но смотрелся сущим мальчишкой. Веселые глаза, задорные тёмные завитки, лёгшие на скулы мазками краски на белый холст. Его приятный облик плохо усваивался в голове вкупе с его беспощадными детскими шутками.

— Обо всей Варде… — Абаль скользнул взглядом по темному саду и снова сосредоточился на Ясмин. — Я, к вящей радости, не Примул.

Илан, судя по сжатому в нить рту, очень хотел заткнуть Лёна, но ситуация и без того была нехороша. Не хватало только раздора в семейных рядах.

Каким-то странным образом накал страстей мгновенно упал до минимума, хотя Абаль не сделал ничего особенного. Никакой тебе дипломатии, ни демонстрации силы мастера, ни даже чистого и несокрушимого обаяния, как в случае с Верном. То есть, обаяние у него, конечно, было, но, скорее, сногсшибательное, чем мягкое, как летний полдень.

Ясмин чувствовала себя очень странно. Возможно, потому что Абаль забыл перевести взгляд на Илана, как требовали нормы вежливости между собеседниками, и продолжал смотреть на нее. Она кусала губы и молчала. Она чувствовала себя самым наистраннейшим образом, потому что половина ее сердца горела огнём, а вторая тонула, как раненный Титаник.

Центр внимания автоматически сместился на Абаля, но та беззаботная атмосфера, созданная Верном, безвозвратно ушла. Абаль был старше и намного опытнее их всех, хотя чисто внешне он трактовался, как их соуровнец. Айра тут же перевела взгляд на него, изменив первоначальной симпатии.

— Неужто тебя выпустили, узник? — весело поинтересовался Мечтатель. — Отец весь вечер стерёг тебя, как дракон свой жемчуг.

Кахол стоял за спиной Лёна, и Ясмин увидела его только сейчас, хотя он был самым высоким из них. Возможно, выше Хрисанфа, хотя и втрое уже.

— Мой очаровательный конвоир позволил мне прогуляться до забора, — со старинной и откровенно едкой вежливостью, сказал Абаль.

На сад давно упала ночь, и не было видно не то, что забора, невозможно было разглядеть собственную руку, вытянув ее перед собой. Видимым был лишь маленький круг, очерченный фонарным светом. Они толклись у фонаря в руках Илана, все в светлых одеждах, как весенние мотыльки.

Ясмин бы засмеялась, если бы могла. Но она смотрела только на Абаля, и сердце бесновалось в груди.

— Я не конвоир, — с достоинством возразила Айрис. — А вы, разумеется, не заключённый, но если вам нравится воображать себя жертвой, то я не стану препятствовать.

— Замечательно, — тут же согласился Абаль. — Тогда я прогуляюсь у забора с мастером Ясмин, которая бессердечно бросила меня в казематы и исчезла в неизвестном направлении.

Ясмин подавила желание бросить его прямо сейчас. Да как следует. Сердце, нежно сходившее с ума, тут же насторожилось. Нарочно или нет, но Абаль сделал ее центром внимания, и Ясмин давилась сотней сигналов, невольно посылаемых ее окружением. Она просто не успевала их считывать. Возмущение Верна, откровенная ненависть Лёна, глухой протест Хрисанфа, дружелюбный интерес от Илана. Неприязнь от Айрис.

Последнее было обидно. Она понравилась Ясмин и интуитивно хотелось понравится ей в ответ.

— Конечно, — она шагнула навстречу Абалю и царственно подала ему руку. — Я пригляжу за ним.

Последнее она сказала Айрис и прошла мимо в сторону чайного садика, который, судя по угрозам Мечтателя, давно сбежал.

Ясмин расслабилась только, когда световой круг, в котором горели белым огнём лица любопытной родни, остался далеко позади, и она уже не могла найти его взглядом. Абаль шёл рядом — темный и бесшумный, но она чувствовала тепло его руки, потому что их рукава тесно соприкасались. Тропинка между рядами флоксов, слившихся в высокие каменистые-серые громады, была слишком узкой, чтобы можно было соблюсти требуемое этикетом расстояние.

Интуитивно Ясмин понимала, что все, что она собиралась сделать, нужно сделать сейчас. Другого момента может не быть, нужно опередить главу Астера прежде, чем он открыто силой крови запретит ей любые попытки вывести сына Примула из-под прицела. Она уже совсем собралась с духом, когда налетела на садовый камень. Выпал, наверное, из ограждения. Автоматически сжалась в предчувствии падения, но буквально повисла в воздухе.

Абаль легонько дернул ее на себя, и она с облегчением приникла к нему, как к единственной оси координат, узаконенной в этом пространстве.

— Мастер такая неловкая, — шепнул он.

Горячий шёпот обжег щеку. В его голосе слышалось отчетливое удовольствие.

Она совершенно бесстыдно дотронулась до его щеки, которая виделась меловым полумесяцем в полумраке сада. Кажется, они застряли ровно у персиковых деревьев — Ясмин макушкой чувствовала недозрелые круглые персиковые тела. Возможно, что и споткнулась она не о камень.

— Ничего не вижу в темноте, — пояснила она и свою неловкость, и руку на его щеке.

А потом он повернул голову и ладонь обожгло жаром и влагой. Личного опыта у неё было не то, чтобы навалом, но хватало. Но чтобы так… Так ее еще никто не соблазнял. Ее, наверное, вообще никто никогда не соблазнял. Возможно, потому что в цивилизованном мире отсутствовал сам факт настолько интимно-изысканного флирта.

— Что ты делаешь? — спросила она, задыхаясь.

Она слышала мягкий шорох листвы, легкий ветер, трогающий щеки, далекий звон водопада. Восприятие обострилось, как у лисицы. Сердце подскочило к горлу и судорожно колотилось, не давая дышать.

— Хочу получить компенсацию за испорченный вечер, — на этот раз его язык скользнул к самому запястью, и Ясмин автоматически впилась пальцами Абалю в волосы второй рукой.

Она не была уверена, что устоит. А потом Абаль выпрямился и безошибочно нашёл губами ее рот. Она не видела ни зги, и несколько секунд ее целовала сама темнота. Сначала Ясмин ласкала пальцами его волосы из полурассыпавшейся косы, после плечи, а потом он толкнул ее к стволу низкорослого дерева и на них посыпались тяжелые плотные персики.

В глубине души она понимала, что он не тот человек, с которым можно легко встретиться и легко разойтись. Если она влипнет, то как муха в янтарь. Когда настанет время уйти — уйдёт не с высоко поднятой головой, а ползком, ящеркой с перебитыми лапками.

Она должна была сказать «перестань» или «это плохо закончиться», а вместо этого смотрела широко распахнутыми глазами в темноту, ловила губами его дыхание.

— Постой, — сказала она, задыхаясь, когда смогла прерваться. — Возьми метку. Я отдаю ее тебе сознательно и добровольно, силой воли и силой веры, будучи смирённым цветком Варды.

Слова передачи метки от одного члена группы другому не менялись с момента ее создания, но Ясмин потребовалось больше недели, чтобы вспомнить их. Слабое серебряное свечение возникло где-то в центре груди и на поверхность выплыл круглый и до смешного маленький камешек, который она коротким толчком отправила к Абалю. Метки были не в силах долго находится вне человеческого сосуда, поэтому быстро находили новый адресат или умирали, не будучи направленными.

— Что ты… — он успел поймать ее запястье, но слишком поздно.

Метке нужен новый адресат, она не спрашивает согласия, заселяясь золотым мягким свечением в темноту его сердца. Совсем крохотная. Похожая на белый речной жемчуг.

— Тебе нужен козырь, — объяснила свой поступок Ясмин. — Я не знаю, что потребует от тебя глава Бересклета, но, думаю, ничего хорошего. Пока они не знают, что у меня есть вторая метка… То есть, была.

— Все плохое можно сделать хорошим, — с невидимой, но почти материально ощутимой усмешкой сказал Абаль.

Он все ещё сжимал ее запястье. И когда вёл по темному саду к дому, и когда зашёл на самый верх по лестнице к ее детскому гнезду.

У самой доверие спальни они остановились.

— Зачем ты отдала мне метку? — спросил он жестко, хотя ещё миг назад был ласковым, как домашний котик.

Мягкость его обращения не сочеталась с голосом. Чувствовалось, что отпускать он ее не намерен.

— Я объяснила, глава…

— Не верю ни единому слову, Ясмин, — все также резко прервал ее Абаль. — Какой бы ты ни была до, какой бы ни стала после, ты не отдала бы преимущество человеку, которого знаешь без году неделю. Я неплохо изучил тебя за последний месяц, ты из тех фей, которые никому не дают подержать свою волшебную палочку.

Ясмин терпеть не могла, когда из неё выдавливали информацию, но… Он все равно узнаёт. Не завтра, так послезавтра. Просто хотелось потянуть время ещё немного, встроиться искалеченным страхом и одиночеством телом в его руки, спрятать истину в тепло его губ. Забыть на несколько минут, как она одинока.

Жаль, что все хорошее кончается настолько быстро.

— Я не вернусь в Варду, — сказала она. — Я останусь здесь, с мамой, мне не нужна метка.