Лицо. Глаза, нос, рот, щеки и немного волос. Если это все убрать, останутся только кости и кожа. Это будет происходить постепенно… Нос заострится, губы станут совсем бледными, а глаза будут выражать лишь скуку и усталость. Все это уже было, все это еще будет. Ничего нового. Ничего.
Но пока нужно ходить на работу, улыбаться, пререкаться с начальством, сносно выглядеть и пытаться сделать ремонт в кабинете за свой счет. И страдать, и выходить из страданий. Это и называется наполненной, осмысленной жизнью.
Жанна тихо хмыкнула и пальцами растянула губы в улыбке. Урод. Ничего не осталось от женщины. Шеф-губернатор абсолютно прав. Абсолютно.
Жанна усмехнулась и посмотрела на часы. Уже светало. Она не сомкнула глаз и сделала все, что должна была сделать. И даже немножечко больше. Бессонная ночь оставила жуткие следы — мешки под глазами, и было бы удивительно, если бы этого не случилось.
Сегодня в двенадцать снова совещание. В двенадцать — именно тогда, когда у нее перерыв. Шеф опоздает минут на сорок, войдет и грозно рявкнет: «Когда входит хозяин, все должны вставать. Три-четыре… Теперь можете садиться». Вначале, когда Глебов устроил ее на работу в администрацию, ей показалось, что она совершенно не готова к чиновничьим играм. Она так верила в демократию, в то, что теперь в начальственные кресла сядут если не самые лучшие, то хотя бы не пошлые хамы, что, столкнувшись первый раз с грубостью своего «хозяина», просто рассмеялась.
— Кто? — рявкнул Андрей Иванович. — Кто посмел?
— Я. — Жанна встала и вызывающе посмотрела на обновленца. В старые добрые времена он руководил строительным трестом. Говорили, будто матерится он просто виртуозно. А все остальное делает кое-как. — Комиссия по приватизации.
— Там, где больше всего воруют, — уточнил губернатор-правдолюб. Среди своих он абсолютно не стеснялся ни в выражениях, ни в оценках. — Вы нам задолжали! А еще смеетесь. Сесть!
Жанна снова рассмеялась.
— Встать! Выговор! С занесением! С потерей в зарплате и премии! С подачей заявления об уходе! Быстро извиняться! Ах, не хотите, тогда в прямой эфир! В прямой эфир! В передачу: «На связи обком». Ну, вы поняли. Ирочка, запишите. Пусть там посмеется. Коза. — Андрей Иванович замолчал и обвел тяжелым взглядом конференц-зал. — Кто-то еще хочет на телевидении рожу показать? Что-то умное про президента сказать? Или опять — я?
— Опять — вы, — раздался нестройный гул голосов. — Вы, у вас получается. Нам так нравится. Нам всем еще поучиться надо.
— Правильно, а на этой, — Андрей Иванович нахмурился и кивнул в сторону Жанны, — а на этой мы поучимся, как не надо. Теперь о дефиците. Он во многом создается искусственно. Вот, например, моя супруга. Знает же, что я кашу не ем, а все тащит и тащит в дом крупу. Уже дошла до того, что запасает просо, которым лично я в армии обожра… обкушался. Надо объяснить своим домашним, что это вещи вредные, во всяком случае во время выборов.
Жанна живо представила себе, как матрона-губернаторша скупает каши, не стесняясь суровых взглядов охранников и величественного вида припаркованного у гастронома «мерседеса», и снова не удержалась. Хмыкнула.
— Так, ты, смешливая, уже доигралась. Останешься, будем говорить лично, — пообещал Андрей Иванович.
Он так разозлился, что остаток разговора провел скомканно и без примеров из жизни. Он очень расстроился, так как не любил даже намека на то, что может вызывать смех. Что это, над чем эти «хиханьки»? А все — вертихвостка.
— И откуда взялась? — спросил он, когда совещание в пятом часу наконец завершилось. — Кто подослал нам такую диверсантку? Кому спасибо говорить?
— Глебов, Виктор Федорович, — ответила Жанна.
В принципе она очень мало дорожила этим местом работы. Скорее, здесь она пристроилась в ожидании места, которое вот-вот должно было освободиться в частном банке. Глебов расписал ей здешние возможности, намекнул, что ее подпись под определенными бумагами может стоить что-то около маленькой женской иномарки. Но пока золотой дождь так и не пролился, а место в банке не сегодня-завтра можно было занять. В целом, Жанна была готова к позорному изгнанию. Она бы даже обрадовалась ему.
— Я вижу тебя насквозь, — сообщил Андрей Иванович, балуясь с буденновскими усами. — М-да… Удружили. Ты ж чего сразу не сказала, что такая юморная? Я бы тебя на детскую комиссию с дорогой душой. Утренники там… Ладно. Разберемся. Но на телевидение — будь любезна. Раз в протокол (он делал ударение на первый слог) записано, тут уже все. Буква. — Андрей Иванович поднял вверх указательный палец. Чем-то он даже понравился Жанне.
Интересно, а если бы она пришла не от Глебова, чем бы закончилась для нее эта выходка?
Она выступила по телевидению. Жанна посмотрела передачу в повторе и ужаснулась. Телеоператор, видимо, был женоненавистником. А может, дело не в нем. Толстая старая женщина с прокуренным и пропитым голосом. Единственное достоинство, которое Жанна отметила у себя на этой пленке, — это внушительность. Ужасно. Приходилось признать, что Андрей Иванович выглядел действительно фотогеничнее своих подчиненных. Но этот визит на телевидение подарил ей Славика. Глупо, но романтично. У самого выхода из губернаторского дома, построенного из красного кирпича и немецкого пластика, ее остановил мальчик.
— Здравствуйте, Жанна Юрьевна. Меня зовут Славик. Моя фамилия Ищенко. Я — никто, ничто и звать меня никак. — Он улыбнулся и тряхнул светлыми длинными волосами.
— Вы хотите приватизировать детский садик? — нахмурилась Жанна. Глебов оказался прав. Ей уже начали предлагать деньги. Настоящие деньги. Но для того, чтобы их взять, сначала нужно было ослепнуть, оглохнуть, а лучше — ополоуметь. У Жанны вдруг появлялась крамольная, мерзкая мысль, но избавиться от нее, как от наваждения, было просто невозможно — сюда нужно устроить Лялечку. Самое оно.
— Нет. — Он снова мягко улыбнулся. — Нет, я хочу приватизировать вас. На этот вечер, а там посмотрим.
— Как говорил граф Калиостро, все люди делятся на тех, которым что-то нужно от меня, и тех, от которых что-то нужно мне. Мне от вас ничего не нужно. Итак?
— Это вам пока от меня ничего не нужно, а потом сахаром не отманишь, — уверенно сообщил Славик Ищенко и принял позу финалиста конкурса «Мужская красавица». — Ну как?
— Цинично, — сказала Жанна. — Но избавьте меня от своего общества.
— Поверьте, Жанна Юрьевна, со мной гораздо интереснее, чем с телевизором или с собачкой, если она у вас есть. При случае меня можно дернуть за волосы, ущипнуть, пнуть коленкой под зад. Я на многое способен. А пока пойдемте в кафе, познакомимся. Эквивалент десяти долларов у меня есть, а если вы на диете, то мы можем просто выпить.
— Вы больной? — участливо спросила Жанна. Примерно так же непосредственно вела себя Лялечка. И все свое детство бедная девочка провела под надзором врачей. — Вам плохо?
— Скучный вы человек, Жанна Юрьевна. — Славик присел на корточки и стал рассматривать ее ноги. — По-моему, вам терять нечего. Мое предложение шокирует вас только потому, что вы мещанка. Если я скажу, что влюбился в вас с первого взгляда, то вы не поверите, а если скажу правду, дадите мне по морде. Так идем?
Лоб его был узок. До чрезвычайности. Линию его спасали только светлые волосы.
Когда они начнут редеть и выпадать, у Славика появится шанс получить некоторые признаки интеллекта. А пока — в нем было то, что называется харизмой, и то, что Андрей Иванович путает с Харибдой. Недавно на совещании шеф заявил, что наш президент с его Харибдой является нашим гарантом. «А как у него со Сциллой?» — хотела спросить Жанна, но после того, самого первого разговора, они с шефом заключили негласный договор о взаимном неприменении хамства. А у Славика она была — харизма. Нечто необъяснимое, неосязаемое. Лицо этого мальчика вызывало сразу два непреодолимых желания: ударить и поцеловать.
— Ты проститутка? — как-то неожиданно для самой себя догадалась Жанна.
— Почему если проститутка, то сразу на «ты»? — Славик поднял к небу глаза и медленно потер кончик носа. — А вообще… да… В каком-то смысле.
— Ты хочешь сказать, что я уже дошла до той черты, когда?..
— Нет, по телику ты была намного хуже. А так ты ничего… Теперь я вижу, что пришел напрасно. Но раз уж я все равно пришел, то, может…
Почему она согласилась? Из любопытства. Из одного только любопытства.
На протяжении всей своей долгой жизни Жанна всегда сама выбирала и меняла сексуальных партнеров. Никому из мужчин просто не приходило в голову, что ее можно «снять» или получить без особого труда. Среди людей своего круга Жанна слыла редкой стервой. Гремучей змеей. Ей часто приходилось слышать о себе разное, в том числе и очень обидное, но никто не смел подойти и… просто так… Только полсекунды в голове у Жанны пульсировала робкая, тревожная мысль: «А вдруг он маньяк?» А потом ее вытеснила другая, о том, что, по-видимому, пришло время купить себе мальчика. Почему нет? Ее сексуальная жизнь на протяжении последнего года проходила только во сне. Неясные и неплотные полуэротические объятия, мужчины с непрорисованными лицами, гладкими телами и густыми бархатными голосами. По утрам она вставала с головной болью и думала о том, что бурные сексуальные переживания наяву могут принести еще больше неприятностей.
— И сколько мне это будет стоить? — спросила Жанна, согласившись для начала на жуткое уличное кафе с пыльными пластиковыми столами и одноразовыми стаканами, которые из мусорника тотчас попадали вновь на столы. — Сколько?
— Одежда, проживание и питание, — улыбнулся Славик. — При случае — помощь в карьере.
В своей прошлой жизни Жанна непременно бы ударила наглеца по лицу. Гордо развернулась бы на каблуках и размашисто зашагала на стоянку такси. В той, прошлой жизни впереди у нее было много чего хорошего, была вера в то, что в сорок лет жизнь только начинается. Сейчас Жанна молча прикидывала, ей хотелось поторговаться, она понимала, что сдаст позиции. Раздавая пощечины и оплеухи всю свою жизнь, она не дождалась ничего значительного. Поезд, давно набравший скорость, грозился не то чтобы уйти в ночь, а просто промчаться мимо.
— Справки? — глухо спросила Жанна.
— Как положено — сейчас сдаем кровь, полгода презерватив, потом — все. — Славик взял ее за руку и стал приглядываться к почти стертым линиям ладони. — Страшная вы женщина, Жанна Юрьевна, страшная.
— В постели курившая, мужа убившая, — отозвалась она. — А гарантии, что СПИД ты не подаришь мне потом?
— В этом смысле мы рискуем одинаково, — жестко ответил Славик, и Жанна подумала, что он способен на поступок. Мягкий ищущий взгляд сменился едва прикрытой яростью. То ли мальчик боялся, что его не купят, то ли…
— Наркотики? — насторожилась она.
— Нет, профессия не позволяет. Так что, будем пробовать? — произнес он на полтона ниже. В молодости Жанна хотела стать певицей… Теперь остался только слух и четкое владение интонацией. Жанну можно было обмануть поступком, взглядом, но никогда — голосом. Она поежилась.
— Холодно? — участливо спросил «товар».
— Нет, все нормально. Мне надо подумать. Счастливо оставаться. — Жанна потянулась за сумкой. Ей действительно нужно было подумать. О том, как она дошла до жизни такой, как это сообразуется с ее позициями, с нравственными устоями. Неужели она так отстала от жизни, что пропустила рождение новой сферы услуг? Ох, это племя — младое, незнакомое! Интересно, он работает один или через бюро по трудоустройству?
— У меня есть мама… — вдруг тихо сказал претендент. — Я познакомлю, если надо.
— И что она скажет? — остановилась Жанна.
— Ничего, ей это вряд ли будет интересно. У нее, кроме меня, пара свиней и три коровы.
«Интересно, я ему хоть немножечко нравлюсь?» — подумала Жанна.
— Поехали сейчас, — предложил Славик. — Она, правда, лучше всех визиток…
Мама Славика жила на окраине города. Раньше это место называлось совхозом и обслуживало столовые промышленных предприятий. Жанна часто бывала здесь на прополке. Иногда — за тепличной продукцией. В советские времена завод, на котором она работала, активно сотрудничал с деревней. Для сытости и галочки в отчете. Славик самостоятельно расплатился с таксистом и попросил его подождать… «А говорил, что только на кафе… Откуда деньги? Грабит? Неужели попалась?»
Местность была тихая, какая-то позавчерашняя. Славик тронул рукой калитку и громко крикнул:
— Мама, я не один!
Из дома не доносилось ни звука. Жанна топталась на месте и все оглядывалась на ожидающую их у поворота машину… «Может, сообщники? Меня выкрали. Дура, дура…»
— Чего орешь-то? — Невысокая и немолодая женщина вышла на крыльцо и сурово оглядела прибывших. — Чего орешь? Я сплю уже. Мне вставать сам знаешь… — Она нахмурилась и стала похожа на Славика. — Опять? Добегаешься ты, Славец, ой добегаешься.
— Это Жанна, — сказал Славик, разворачивая перепуганную чиновницу лицом к матери.
— Юрьевна, — добавила она.
— Вижу, что не девочка. — Мать Славика пожала плечами. — Чай? Или поедете?
Видимо, эта процедура была ей знакома. И порядком осточертела.
— Вы не подумайте, — промямлила Жанна.
— А я и не думаю. Приглядывай за ним, коли сошлись. Я понимаю, такая жизнь. Чего уж там! Он у меня мальчик хороший. Беспутный малехо, но хороший. Не обидит, — сказала женщина абсолютно бесцветным голосом. Таким невыразительным, что все это можно было принять за правду. — За картошкой ко мне приезжай. У меня много уродилось. Свинью забью, тоже поделюсь. А так — сама… — Она развернулась и пошла в дом.
— Она знает? — спросила Жанна.
— Не дура, — сказал Славик и осторожно коснулся ее волос. — Пусть это будет любовь с первого телевизионного взгляда. Это будет даже романтично… Давай я тебя поцелую, а то, знаешь, кота в мешке — это как-то не очень. Может, мне надо будет пройти какие-то курсы повышения квалификации.
Еще ничего не произошло, а Жанна ощутила укол ревности. Что-то внутри нее оборвалось, и она вдруг подумала, что сходилась с мужчинами и по поводам куда менее значительным, чем интервью в телевизионной программе. И чем, спрашивается, соитие по пьяному делу почетнее трезвой, почти галантерейной покупки мальчика, который, в сущности, соответствовал всем ее требованиям? Жанна подняла глаза и снова наткнулась на жесткий яростный взгляд. Не так он прост. И это лучше. Главное, что она знает теперь его фамилию и адрес мамы — Зеленая, 25. Нужно будет еще посмотреть прописку и паспорт… И справку, но это позже… Ее здравые мысли были прерваны его внезапным прикосновением к губам. Жанна набрала побольше воздуха в грудь, закрыла глаза и отдалась волне страсти.
Сегодня в двенадцать снова совещание. Аппарат будет отчитываться о проделанной работе. Госпожа Артемова получит втык за то, что не нашла средств для ремонта собственного кабинета. А уж она-то, в своем-то кресле — могла извернуться. Но кто бы знал, какую дорогую игрушку купила себе Жанна Юрьевна…
Страсть эта захватила ее целиком. Из циничной странной встречи выросло чувство-монстр, поглотившее ее. Жанна так увлеклась своими новыми переживаниями, что начала подумывать о пластической операции. Что он делает целыми днями? Что? Готовит обед. Раскладывает пасьянсы… И где-то пропадает… Она звонила домой и натыкалась на холодные длинные гудки. Недавно, проезжая по городу, она увидела Славика возле… библиотеки. В доме появились странные книги, которые, как ей казалось, не подходили мальчику. Недавно в туалете он оставил Макиавелли. А возле дивана бросил «Игры, в которые играют люди». Для мальчика на содержании это было слишком. Жанна с ужасом думала о другой женщине и о себе, как о трамплине… Иногда она опускалась до того, что следила за ним… Ничего, впрочем, не обнаружила.
Скоро она станет старой. Такой старой, что это невозможно будет скрыть. И особенно от его пристальных, наглых ясных глаз. Пока что он исправно выполнял их контракт — сильно не баловал, много не требовал и очень успешно посещал ее ложе. Но спал — отдельно. На диване. Наверное, брезговал утренними встречами, когда Жанна была лишь тем, чем была.
— Мы можем позволить себе компьютер? — совсем недавно спросил он, ласково поглаживая ее по спине. — С модемом?
— Ты нуждаешься в собственном сайте? — Жанна проявила информированность и была очень горда собой.
— Да, — односложно ответил он. И посмотрел на нее с вызовом.
— Ах, у нас растут крылья? Ах, мы хотим развиваться? Ах, нам мало того, что мы имеем? Может, мы стыдимся своей профессии? — Жанна неожиданно для самой себя сорвалась, это была дикая и отвратительная истерика. Она попрекала Славика тем, что он не хочет больше быть ее альфонсом. Еще пять минут — и Жанна предложила бы ему стать ее мужем.
— Стоп, — твердо заявил он. — Я говорил всего лишь о компьютере, только об этом. — Он резко вскочил с дивана и совсем-совсем близко подошел к ней. И положил руку на шею. И чуть сдавил. Так — слегка, но она в полной мере ощутила силу и непреклонность этого мальчика. — Стоп, — снова сказал он и, быстро наклонившись, поцеловал ее в пульсирующую жилку над ключицей. — Ты можешь умереть, — нежно произнес он. — Если будешь так кричать. У тебя поднимется давление, тебя хватит кондрашка. Инсульт. И смерть… Да? — В этом «да» была истома и угроза. Любимый коктейль каждой советской женщины. Истома и угроза. Жанна пригубила… Только пригубила. А через месяц купила ему, то есть себе, компьютер…
За окном уже совсем рассвело. И разглядывать себя на утренней зорьке при ее теперешней жизни не имело никакого смысла… Все уже известно. Жанна давно выучила наизусть сморщенную карту своего лица. Он не оставил ей выбора?
Так странно, так грустно. И так больно, что почти совсем уже и не больно.
Тяжелая наука расставаний была ею пройдена добросовестно. Но как вести себя в случае с взбунтовавшимся механизмом? К примеру, со взятой напрокат машиной? Что делать, если договор на бумаге она не записала, а своими собственными достоинствами его удержать не надеялась. Да, в этом городе оказалось полно одиноких и богатых женщин. У него был выбор… Мог подвернуться вариант поудобнее…
В первый раз, когда он пропал на неделю, Жанна была еще в силах поставить на их отношениях крест. Трезво взвесив все за и против, она пришла к выводу, что счастья, свалившегося на ее голову, было больше, чем она могла ожидать. Все кончилось, и это нужно было принять со спокойным сердцем. Не бунтовать, не пылить и не искать сочувствия, тем более что искать его было негде — по ряду причин она давно избавилась от подруг. Не бунтовать.
С этой мыслью Жанна обзвонила морги, больницы и навестила маму своего героя.
— Бросил? — недоверчиво спросила женщина с усталым лицом. — Не может быть. Вернется. Он без слов не уходит… Наученный, а ну, как еще понадобитесь?
Ее звали Нонна Ивановна. Она готовила отличный земляничный самогон. И еще она оказалась ровесницей Жанны, и в годы юности была отчаянно влюблена в Муслима Магомаева.
— Вернется, — сказала Нонна Ивановна на прощанье.
— Я был на слете молодых социалистов, — сообщил объявившийся Славик. — Думал, что оттуда позвоню, но не получилось. Это нормальное объяснение?
— Нет, — сказала Жанна, стоя на пороге и не пуская его в квартиру. — Нет.
— Я не готов от тебя уйти, — почти прошептал он.
— В каком смысле? — Сердце екнуло и замерло в ожидании признания. «Идиотка», — отругала себя Жанна и широко распахнула глаза.
— Это все, что я могу сказать. — Он присел на корточки и уперся спиной в побеленную стену. — Поживу здесь, на коврике. С неделю…
— Ты киллер? — с ужасом прошептала Жанна, глядя на его помятый, усталый вид.
— Идейный. В смысле, работаю над убийством идеи капитализма. — Он улыбнулся, и лицо его стало таким родным, что Жанна чуть не расплакалась. — Я больше не буду. Вернее, я обязательно будут звонить.
— У тебя своя жизнь? — с вызовом спросила Жанна.
— Пока — твоя.
Иногда он ночевал у матери — в пору страды деревенской, иногда бывал у друзей. Он даже предлагал познакомить с ними Жанну, но предлагал как-то уныло, неестественно. Она отказывалась. Но с тех пор он всегда звонил… Может, и врал, но звонил обязательно…
Этой ночью они не встретились. Ни в квартире Жанны, нигде вообще. Славик снова пропал. И сердце госпожи Артемовой трепетало от страшных предчувствий. Она все складывала в уме мозаику из его книг, обрывков фраз, иногда мелькавшей жесткости, внутреннего спокойствия. Прописка, фамилия и мама — все это было настоящим, но что-то поддельное в нем было тоже… Всю ночь, нет, почти всю ночь Жанна искала ответ на свой вопрос. И удивлялась Славиковой самоуверенности… И своей очевидной глупости.
А утром надо было жить. Устало покряхтывая, Жанна приняла душ, уложила волосы и нарисовала себе лицо моложавой преуспевающей женщины. Телефонный звонок застал ее на пороге.
— Где ты была? — тихо спросил Глебов. — Я тебя искал. Нужно поговорить.
— Виктор Федорович, не до вас… — огрызнулась Жанна. И тут же осеклась. Утром надо начинать жить. Несмотря на то что ночью это случилось снова. Снова случилось. И почти не испугало ее. Она, наверное, просто привыкла. А потому не надо задавать себе вопросов, на которые нет ответов. — Простите. Слушаю вас?
— Тебе придется подумать и точно ответить на вопрос, где ты была. Очень точно. И не мне. Желаю здравствовать. — Он положил трубку на рычаг.
«Что это значит?» — подумала она.
Он перезвонил тотчас же:
— Ты, судя по всему, ничего еще не знаешь? Ну ладно, а мое предложение остается в силе.
— Вы слишком много на себя берете, — отчеканила Жанна.
— Вот как? — В голосе Глебова послышалось удивление. — Ты угрожаешь? Хорошо, я постараюсь сделать для тебя что-нибудь приятное. Кстати, ты там не соскучилась по своему любимому? Знаешь, он блестящий специалист по деликатным поручениям. И у него, доложу я тебе, либо большое будущее, либо нет уже никакого.
— Что-то опять с Кириллом? — спросила Жанна, удивляясь собственному спокойствию. Много лет Кирилл был единственным объектом любви. Даже после того, как они разошлись, Жанна еще долго считала себя виноватой, а главное, готовой вернуться к нему на любых условиях. Несколько раз такие воссоединения случались. Жанна всегда осуждала связи с женатыми мужчинами. Но в ее ситуации разобраться было особенно сложно — ведь сначала он был женат на ней. И кто кому, a главное — в какой последовательности изменил, выяснить было практически невозможно.
— Так ты меняешь коней на переправе или нет? — рассмеялся Глебов.
— Смотря на что? — ответила Жанна.
Виктора Федоровича она переставала понимать иногда. Он начинал говорить какими-то загадками.
— Готовься, Жанночка, — строго закончил Глебов. — Боюсь, тебя ждут неприятности. Но я готов помочь. — Эту фразу, эту многозначительную фразу Глебов сказал на прощанье.
А Жанна… Она подумала: «Волков бояться — в лес не ходить». И бодро поскакала на совещание. «Он вернется, он не уходит без слов». Вот что было действительно важным… Он вернется и будет ждать ее дома. Может ли это закончиться через год совместной жизни ограбленной квартирой? Она останется без компьютера, телевизора, шубы, стиральной машинки-автомата и без иллюзии, что на старости лет можно завести себе что-то лучшее, чем собачку с родословной.
— Я не мог тебе дозвониться, тебя не было дома? — произнес Славик сухими потрескавшимися губами.
— Уходи, оставь ключи на столике и уходи. Все свои вещи можешь взять, хватит. — Жанна всегда умела ставить жирные точки. И ничего страшного, что эти точки потом проявлялись на лице жесткой сеткой морщин.
— Все-все? — Он улыбался, но в горле стоял ком, а потому слова вылетали испуганными, как говорила Нонна Ивановна, полохливыми.
Госпожа Артемова уныло взглянула на компьютер и, немного подумав, сказала:
— Да.
Если он останется, то пластика лица обойдется куда дороже. А в кабинете, в конце концов, нужно делать ремонт. Потому что все другие дела — сделаны. И еще — на самый крайний случай есть Глебов.
— Ты любишь мелодрамы, — усмехнулся Славик и подошел так близко, что компьютер уже захотелось оставить.
— Уходи! — завопила Жанна, стараясь перекричать включенный на полную катушку телевизор.
Он подходил все ближе, ближе, ближе, в глазах мерцали дикие огоньки. Резко выбросив вперед руки, он ухватил Жанну за талию и потащил в коридор.
— Пусти! — завопила она. — Это глупо!
Это и в самом деле было глупо. С самого начала она подозревала, что Славик хочет ее убить. Но зачем?
— Пусти! Я позову милицию. Я вызову!
Правда, из его объятий дотянуться до телефона было трудно…
— Ах, милицию? Ну конечно. — Славка все больше распалялся, пытаясь удержать брыкающуюся Жанну и открыть дверной замок. — И не забудь им рассказать, что ты сама предложила — бери, что захочешь.
— Пусти, — ревела Жанна, но значительно тише. Все же привлекать внимание соседей к скандалу не хотелось.
Вдруг он замер и отпустил Жанну. Прислушался и внимательно посмотрел ей в глаза. Что-то случилось, он изменился в лице. Телевизор орал — кажется, это были региональные новости. Взгляд его стал тяжелым. Жанна съежилась.
— Ну надо же, — неожиданно насмешливо и жестко сказал Славик. — Нет, ну надо же… Женщина, которая делала деньги из воздуха… Несчастный случай — белье вешала… Бывают же в жизни такие шутки… Да, Жанночка?
Она перевела дыхание и попыталась вникнуть в смысл сказанного. А он мрачно захохотал:
— Нет, ну надо же. Птичка Афина Наливайко. Ты знаешь, я, когда в первый раз услышал ее фамилию, думал, со смеху помру. А померла она. Беда, да, Жанночка? Ты страдаешь?
— Кто помер? — Жанна едва справилась с дыханием и постаралась успокоиться. Сердце колотилось. В голове что-то бешено пульсировало.
— Тс-с-с, слушай. — Славик кивнул в сторону телевизора. — Слышишь, несчастный случай с Афиной… Все в порядке, Жанночка, можно расслабиться. Она вешала белье на балконе. Понимаешь? Можно расслабиться.
Славик начал истерически смеяться, он что-то бормотал; она ничего не могла понять, кроме того, что он пытается разыграть… какой-то фарс.
Жанна рванулась из его объятий и подбежала к телевизору. Не было никаких сомнений — именно тот двор, именно тот дом. И труп — именно ее. Афина, женщина, не знавшая, что такое стирка. Редкая во всех отношениях засранка.
Кирилл ее поэтому и бросил. Жанне почему-то тоже стало смешно. Птичка вылетела из клетки. И разбилась. «Ты еще ничего не знаешь» — так, кажется, сказал Глебов. Конечно, он уже все знал. Все?
— Мне кажется, теперь я просто должен остаться. — В голосе Славки звучала угроза. Неприкрытая.
— Ты знал ее? — Губы Жанны дрожали, руки, впрочем, тоже. А еще — очень ныла поясница. И никакой жалости к покойнице. Никакой.
— Я? — переспросил Славик, обнимая Жанну за плечи. — Я? Знал? — Он провел рукой по ее затылку и неожиданно резко потянул за волосы. — Я?
— Мне больно, — тихо сказала Жанна. — Мне больно…
— Это бывает. — Славик издал звук, похожий на урчание, и вцепился Жанне в шею.
«Может, он еще и вампир?» — подумала Жанна. Она усмехнулась.
Энергетический вампир. Точно. Она обмякла и позволила себе расслабиться. Славик увлекся: с животным урчанием продолжал сжимать свои объятия и яростно целовать ее чуть обвисший подбородок, мягкую шею и кое-как накрашенные губы.
— Ты знал ее? — спросила Жанна, когда они лежали в ее спальне.
— Мы оба знали ее… Как тебе это прошедшее время? По-моему, неплохо…