Злые куклы

Глава 4 ПЕТРОВ-ВОДКИН. СЛЕДСТВЕННЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ

— Занимайся, — сказал Петрову шеф. — Дело возбуждено, и должно быть закрыто за отсутствием состава преступления. И без самодеятельности, ясно? Переговори со следователем, соблюди все формальности. И что у тебя с лицом?

Решимость к Петрову-Водкину приходила редко. И совершенно не тогда, когда нужно было закатывать пузатые огурчики, и совсем не за тем, чтобы сложить в угрожающую фигу интеллигентную ладонь. Решимость он чувствовал, когда ощущал себя правым. А правым, и потому смелым, его обычно считали в семье. Поэтому прилив решимости на лице Кузьмы Григорьевича выписывал немыслимый орнамент. От непривычного возбуждения одни веснушки на его лице становились коричневыми, другие чернели, а третьи добавляли какой-то пульсирующей синевы.

— Тебе плохо? — осторожно поинтересовался шеф. — Может, больничный?

— Здоров, — сквозь зубы процедил Петров-Водкин и пулей вылетел из кабинета.

«Ничего, оботрется, притерпится, — подумал шеф. — А дело это ерундовое — это не маньяк, не изнасилование и не серия заказных убийств. На это можно закрыть глаза. Потому что сделано — интеллигентно».

— Мама, ты можешь подъехать к нам через час? — Вернувшись в рабочий кабинет, Петров-Водкин первым делом приступил к организации следственного эксперимента.

— Кузя, я только из парикмахерской, можно сегодня я голову мочить не буду?

— Если бы мне было кого позвать, кроме тебя, я бы позвал, — обиделся Кузя. Однажды она уже участвовала в его эксперименте — изображала падающий в воду труп.

— А Леночкина мама? Она сегодня как? Не может?

— Она была у нас в прошлый раз, — окончательно расстроился Петров-Водкин.

— Ну хорошо, тогда можно попозже. Я хоть немного покрасуюсь перед коллегами, а? — просительно сказала мама, и сердце Петрова дрогнуло.

— Ладно. И купальник, кстати, можешь не брать.

Кузьма Григорьевич посмотрел на часы и стал обдумывать план работы. В том, что Афину убили, он не сомневался. Нужны были доказательства и мотивы. При хорошем расположении духа судмедэксперта первое можно было получить почти без головной боли. А второе — оставалось добывать в поте лица.

Исходя из собственного опыта, Кузьма Григорьевич знал, что судмедэкспертиза — дело кропотливое и медленное. Осложненное очередью, районными, милицейскими, прокурорскими и родственными амбициями. В его практике еще не было случая, чтобы заключение было готово сразу, то есть на следующее утро после случившегося. Петров-Водкин вздохнул и набрал номер телефона, который у него дома висел на самом почетном месте. Леночка знала его наизусть. И стоило Петрову чуть задержаться на деловом свидании, звонила по нему без промедления. И там начинались поиски «очень милого, интеллигентного, такого рыженького и в минуты волнения картавого новичка». Леночку в морге уважали. В конечном итоге — именно она навела там порядок, выбив партию изумительных пластиковых бирочек…

— Здравствуйте, Игорь Николаевич, что-то по Наливайко есть?

— В целом — да, — обнадежили Петрова. — Во второй половине дня передадим. Все, как заказывали. Чисто.

— Да? — расстроенно протянул Кузьма Григорьевич. — И в крови ничего?

— Начинается, — буркнул судмедэксперт, который точно знал, что Петров сам добром не кончит, но и другим жизнь портит. — Что ты хочешь? Что? Гормональные таблетки, лейкемию или просто голубую жидкость?

— Таблетки, если можно. — Кузьма Григорьевич понизил голос до шепота, потому что во взгляде Буцефала прочел явное намерение донести начальству. — Таблетки.

— Вечером, — рявкнул судмедэксперт и бросил трубку.

Буцефал ласково посмотрел на Петрова и положил свою толстую задницу на его стол.

— Кузя, не шали, — сказал он. — Не шали, прошу тебя по-товарищески. На тебя уже жалуются. Ты зачем заставил ребят какие-то нитки проверять? Зачем, скажи мне, как другу? Леночка хочет сшить пижаму? Или вы открываете мастерскую по заштопыванию колготок? Учти, это будет очень доходное дело, особенно после того, как тебя уволят за служебное несоответствие.

Буцефал грустно покачал головой и сочувственно тронул его за плечо:

— Ты же понимаешь, что факта изъятия этих ниток — нет. Мы их не нашли. На суде заявят, что ты сам их надергал из одежды погибшей, потом нацепил на гвоздики…

— Суда не будет, — обнадежил его Петров-Водкин. — Но ты-то… Ты-то… — Кузьма Григорьевич потер скулу и посмотрел на него уничтожающе. — Я пошел на ее фирму.

— Запасись презервативами, — хмыкнул Буцефал.

Кузьма Григорьевич на провокацию не отреагировал. То есть абсолютно.

Дверь хлопнула так, что едва не слетела с петель. А шеф районного отделения уголовного розыска привычно положил под язык валидол.

Афина Наливайко была в городе личностью известной. И это несмотря на то, что она не торговала наркотиками, не была сестрой (или женой) авторитетного чиновника и не занималась стриптизом. В своем комсомольском прошлом она занималась культурно-массовыми мероприятиями. Афина не оставила этой сферы принципиально. Она была рассудительна и прозорлива в вопросах бизнеса, хотя немного «ушиблена» временем в других отношениях. Впрочем, последнее не помешало ей пристроиться в жизни. Афина быстро поняла, что в любые времена отдыхать народ все равно будет чаще, чем работать. Причем чем беднее он будет становиться, тем большая тяга к культурному проведению досуга в нем проявится. В конечном итоге иномарку будет купить просто, а вот секретаршу-фотомодель или бухгалтера — «Мисс Мира» самостоятельно сможет получить не всякий. Рискуя быть обвиненной общественным мнением в сводничестве или желании открыть публичный дом, Афина создала рекламное агентство с широкими уставными полномочиями. В течение последних пяти лет она была постоянным директором, генеральным руководителем и главным режиссером всех постановочных шоу.

Сначала крутые парни смотрели на ее затею сквозь пальцы — больших денег на свадьбах и презентациях не заработаешь. Но Афина ясно видела будущее, а потому не брезговала украсить собой ни брачную церемонию, ни торжественное прощание. Когда крутые ребята опомнились, их сразу убили. Но не из-за Афины, из-за других дел. А потому в свободное плавание по организации конкурсов и концертов она пустилась с путевкой, подписанной Глебовым. Он всегда старался помочь своим девочкам. Бизнес Афины процветал. Она часто давала интервью в газетах, умудрялась сниматься в собственных рекламах и вояжировала с очередными красавицами победительницами по всему миру. Афина Наливайко была женщиной богатой, бездетной и принципиальной. Завещания она не оставила и ушла без помпы. Неэффектно.

Петров-Водкин имел самые смутные представления о рекламном бизнесе вообще и особенно о той его сфере, которой собственно занималась потерпевшая. Но версий он выстроил немало. Во главу угла он готов был поставить деньги, хотя могли тут быть совсем другие проблемы. А стало быть, другие причины… Говорили, и даже в газетах писали, что понятие о нравственности у госпожи Наливайко было очень приблизительным. С людьми она ладить тоже не умела. В общем, она была противной. Она была вздорной и бессовестной.

Офис погибшей располагался в подвальном помещении библиотеки для юношества. Этот факт показался Петрову-Водкину каким-то особенно циничным. Получалось, что умные подымались по ступенькам в тишину читальных залов, а красивые шли в подвал за славой… Дверь была открыта, внутри стояла звенящая хрусталем тишина.

— Поминаем, — сурово сказала дама средних лет с лицом работника собеса. — Нашу Афиночку-то, грешницу… — Она молча налила Петрову водки, и тот, чтобы освоиться, лихо опорожнил стакан. — Да вы садитесь. — Суровая дама указала на пустой стул в углу просторной комнаты. — И что теперь делать будем, девочки, просто не знаю, — уныло сказала она.

Девочками были названы две пожилые особы, толстые и некрасивые.

— Это весь ваш коллектив? — спросил Петров-Водкин, прислушиваясь к странному шуму, который доносился из соседней — смежной — комнаты.

— А? Да, весь… Только сегодня нам не до клиентов, сами понимаете…

— А вот если бы я… — Петров-Водкин вдруг отчаянно захотел сняться в рекламе. Просто до озноба. В принципе, если бы пробы прошли успешно, он готов был бы сменить профессию…

— И вот, как нам теперь предприятие перерегистрировать? Вот же, коза, — осерчала бухгалтерша.

— А у нее были враги? — спросил Кузьма Григорьевич, возвращаясь мыслями к своим служебным обязанностям.

— А как же, — хором отозвались толстушки. — Во-первых, из налоговой одна крыса. Во-вторых, дядька одной конкурсантки-крокодила, в-третьих, Наташка Амитова. А вообще — бедная Афина, — посочувствовала одна из них, та, что была посвежее. — Вот сейчас сидим разбираемся. Да собаки в городе не было, которая Афину не облаяла.

— А вы знаете, когда меня укусила собака, то родители заставили врача сделать мне сорок уколов от бешенства, — зачем-то сказал Петров-Водкин. — И я абсолютно не плакал.

— Какое мужество, — фыркнула бухгалтерша. — Только нашу Афину собака не кусала.

— Нет, кусала, в молодости…

— Нет, не кусала…

— А у вас что — мыши? — удивился Петров-Водкин, забираясь ногами на стул. Не то чтобы он их боялся. Но встречи его с мышами всегда заканчивались как-то трагически. Иногда он падал в обморок, иногда мыши начинали как безумные носиться по помещению. — Вы знаете, вам надо вызвать санэпидемстанцию. Все-таки солидное учреждение.

Женщины его не поняли. Они почему-то замолчали и уставились на Кузьму Григорьевича, как на безумного, — глядели жалеючи, но гнать не гнали. Петров-Водкин вдруг сообразил: «Они думают, что я клиент. А клиенты с деньгами бывают и похуже».

— Не бойтесь, — миролюбиво сказала бухгалтерша. — Выпейте за упокой и расслабьтесь. Мы-то живы. Хотя сволочь она была редкая…

— Я боюсь?! — оскорбился Петров-Водкин. Он зажмурился и опрометью бросился в ту комнату, где происходила подозрительная возня. Зажмурившись, он распахнул дверь.

Когда Кузьма Григорьевич открыл глаза, он увидел спину мужчины, который что-то сосредоточенно делал с сейфом.

— Не открывается? — сочувственно спросил Петров-Водкин.

— Что? — Мужчина резко обернулся.

— А я думал, мыши, — сказал Кузьма Григорьевич, смутно припоминая, где он мог видеть это заросшее модной щетиной лицо. — А ключи где?

— А вы, собственно, кто? — настороженно спросил стоящий у сейфа.

— Петров-Водкин, то есть только Петров, Кузьма Григорьевич.

— Ну и что? На каком основании?

Вот этого Кузьма Григорьевич не любил. Вот этих вопросов, этих интонаций хозяина жизни, напускной значительности. Не любил.

— Расследую смерть вашей хозяйки, — вежливо заметил он, зная, какое неизгладимое впечатление производит его природная интеллигентность на таких вот субчиков.

— Кузя? У тебя очень немодный галстук, — произнес ужасно знакомый голос. Мужик немного отодвинулся от сейфа. Вроде как дистанцировался. — Кузя? Узнаешь? Деревня Холодки, стройотряд, Лялька…

— Кирилл? — Петров-Водкин обрадовался тому, что память все-таки не подвела и в самую нужную минуту дала подсказку. — Кирилл? Значит, ты так с покойницей и прокантовался всю жизнь? А я думал, это у тебя временное…

— Но только не надо меня оскорблять, — попросил Кирилл Матвеев и постарался втянуть нависающий над джинсами живот. — Мы были коллегами. Только и всего.

— А что ты тут ищешь? — поинтересовался Петров.

— Что? — Кирилл еще немного отошел от сейфа, и Петров-Водкин понял, что там лежит нечто очень и очень важное. — А твое какое дело?

— Что значит какое? Я на службе. — Кузьма посерьезнел.

— Ну, рад, рад был встрече. — Кирилл взъерошил роскошные с проседью полосы и попытался исчезнуть.

— Ключи от сейфа? — Кузьма был не намерен шутить. — Сейчас же. Офис будет опечатан. Все документы останутся здесь. Вопросы…

— Никаких, товарищ начальник. Покажи бумагу, и я — в твоем полном распоряжении. — Кирилл снова нагло усмехнулся, а Петров-Водкин обиделся. Когда такие субчики, как Матвеев, начинали качать права, оперуполномоченному было особенно неприятно. Тем не менее Петров-Водкин не мог не признать, что проиграл. Он действительно не был наделен такими полномочиями и даже не мог в данном случае рассчитывать на корпоративную солидарность. Один звонок Буцефалу — и под общие аплодисменты коллег Петрова снова отправят служить юристом цеха по производству ситро…

— Ну, сейф-то я могу опечатать и без санкции прокурора, — твердо соврал Петров. Твердо, потому что терять ему было уже нечего.

— Ключи у покойницы, — фыркнул Кирилл. Петров включил свою фотографическую память и вспомнил строку из протокола: «Связка ключей, соответствующих замкам квартиры и почтового ящика». — Опечатывай не опечатывай, но… — Кирилл картинно развел руками.

— Его можно на себе унести, — засомневался Петров.

— Да?! — И сколько же затаенной надежды прозвучало в голосе Кирилла. — А вдвоем справимся? — Он рванул назад, к несгораемому шкафу, и обнял его слева. — Пристраивайся!

Поддавшись невольному порыву, Петров встал напротив и попытался приподнять сейф.

Петров-Водкин вдруг понял, что поступает не совсем разумно. Просто непрофессионально. Еще пять минут — и он стал бы соучастником!

— А что у тебя там? — спросил Кузьма Григорьевич, вытирая пот со лба.

— Что надо! — огрызнулся Кирилл.

— Ты как со мной разговариваешь! — возмутился Кузьма и опустил руки как раз тогда, когда дело сдвинулось с мертвой точки и сейф был все же немного приподнят над полом.

— О! — застонал Кирилл. В глазах у него было страдание.

— Ах, мерзавцы, — наконец подала голос заместительница Афины. — Мало того, что сам — стервятник, так еще товарища притащил. Да я в милицию тебя сдам. Да я всем расскажу про твою картотеку. Сам на ней зарабатывать хочешь? Без куска хлеба всех нас по миру пустить? Да я тебя сдам со всеми потрохами. И поставь сейф на место! До приезда кого надо.

— Я уже здесь, — скромно, но радостно оповестил Петров. — Я из органов.

— Я вижу. И сейчас, если ты не уберешься, даже вслух скажу из каких. А ну, пошли-ка оба вон!!! — От бухгалтерши несло перегаром.

Глаза этой милой в детстве женщины налились кровью, в руке она сжимала аргумент — кусок дюймовой оцинкованной трубы.

Петров-Водкин знал, что многие убийства совершаются именно подручными средствами. Правда, процент раскрываемости у них очень высокий. Но улучшать статистику районного отделения почему-то не хотелось.

— Бежим? — предложил Кирилл. Он по-прежнему отказывался всерьез воспринимать Петрова-Водкина… Что же — может быть, сейчас это к лучшему.

Пусть не боится, пусть расслабится. Пусть думает, что он именно такой дурак, который может помочь вынести сейф.

Бухгалтерша теснила их в коридор, надвигаясь мощным плечом.

— Правда, она похожа на огнедышащего дракона? — спросил Петров-Водкин, пытаясь казаться своим.

— Отвали, — сказал Кирилл, когда они очутились на улице. — Не до тебя.

— А что там все-таки было? Из-за этого, что ли, Наливайко погибла? — осторожно осведомился Петров.

— Что? — Кирилл сдвинул на переносице мохнатые брови и улыбнулся. — Нет, что ты, дорогой, там была Кощеева смерть. Помнишь? Шкатулка, птичка, яичко, иголка, а на конце…

— Шприц, что ли? — растерялся Кузьма Григорьевич.

— Слушай, вызови меня повесткой и там уже компостируй как хочешь. — Кирилл развернулся и, что-то нахально напевая, зашагал прочь.

Петров-Водкин был опозорен. В душе у него звучала тихая траурная музыка. Его никто не понимал. Не любил и не принимал всерьез. А главное, сам Петров, он презирал себя сильнее, чем все другие, которые не догадывались о внутреннем потенциале его, о развитых умственных способностях, то есть обо всем том, чем сегодня он так и не воспользовался.

Он опустил голову и зажмурился. Было стыдно на себя смотреть, и слушать себя — было тоже стыдно. Серый, чуть тронутый вечерней зарей асфальт усиливал ощущение собственной бесполезности. Вот если бы Петров-Водкин умел прыгать с шестом, о нем знал бы весь мир. О победах и неудачах. А так — он сам себе судья, жюри и приемная комиссия. С какой-то стороны — даже лучше. И все же, все же, все же…

Вот именно, все же домой Петров шел не с пустыми руками. Во-первых, он пришел к важному выводу о том, что Кирилл Матвеев был подельником, то есть компаньоном Наливайко. Во-вторых, он теперь знал: что-то важное лежало в сейфе, который осталась охранять пьяная женщина-Цербер, в-третьих. Афина, решив покончить жизнь самоубийством, не оставила никакого завещания, а в-четвертых, ключи… Необходимо только проверить, еще раз все проверить. Но Кузьма Григорьевич был уверен, что на свете не бывает двух идентичных замков. Не ставят одинаковые замки в сейф и в замок собственной квартиры. Значит, ключи от сейфа исчезли. Или так… Они не были найдены. Или это просто не занесено в протокол?

А хорошо, что Матвеев не воспринял его всерьез. Хотя и обидно. Деревня Холодки, Лялька, первая настоящая работа молодого юриста Петрова. И сразу громкое убийство. Среди подозреваемых — муж жертвы и куча подруг-завистниц.

Хорошо, что рядом была Леночка. То есть, собственно, ее фотография. Сама она наезжала по выходным. Это очень дисциплинировало. Очень…

…Муж жертвы — Кирилл Матвеев, по прозвищу Кобель. Конечно, с такой внешностью по стройотрядам можно было не ездить. Но времена были совершенно другими. То, что сейчас считается большим достоинством и хорошо продастся, в те годы еще надо было суметь всунуть. Летние лагеря для этого дела как раз годились. Но зачем гадить там, где уже нагадила твоя жена?

Петров-Водкин нахмурился, вспомнив, как однажды ночью Ляля устроила Ивана Купалу… И пригласила Петрова. Лично. Открыткой, пообещав, что правонарушений не будет. А ее тогдашний ухажер, из местных, чуть не набил Петрову морду, потому что Ляля слишком явно строила ему глазки и терлась крутым, упругим… Спиной… Вот чем терлась. Потом местный Ляльку бросил и перекинулся на одну из ее «мушкетериц». А Кирилл все смеялся, проповедовал идеи свободной любви и курил махорку, выдавая ее за марихуану…

Первая встреча Петрова с Матвеевым на официальном уровне закончилась фарсом. Хотелось раскрутить бригаду хиппующих наркоманов, а оказалось… Матвеев корчил из себя «тяпнувшего», имитировал галлюцинации и резво убегал от практиканта Петрова. Следственный эксперимент, который Кузьма Григорьевич поставил на себе, привел к самым плачевным результатам — подлец Кирилл набил сигарету сухим сеном. Оно вспыхнуло и чуть не лишило надежду советской юриспруденции заботливо выращиваемых усов. А потом погибла Лялька. Беспутная, шалая, чудная девка… И кто, кроме Кирилла, мог так вот с ней поступить?

…Едва Петров переступил порог собственного дома, он тотчас же взялся за пылесос.

— Что-то не так? — в один голос спросили жена и мать. — Кузя, будь осторожен. Тебя может ударить током.

— Мама! — возмутился Кузьма Григорьевич, который был настроен весьма решительно. Следственный эксперимент, который он собирался провести, требовал, чтобы на ковре, подаренном им с Леночкой на свадьбу, не валялись колготки, обрывки газеты, кусочки жвачки и пластилина. Следственный эксперимент требовал чистоты.

— В прошлый раз ты затянул внутрь мои часы, — предупредила Леночка с весьма угрюмым видом. — Может, лучше веничком?

— Ничего не лучше, — огрызнулся Кузьма. — И часы должны быть на руке, а не под кроватью…

Кузьма Григорьевич нахмурился. Если бы не его следственные эксперименты, то квартира заросла бы мусором и превратилась в свалку… Конечно, у Леночки была масса других достоинств. Например, она хорошо разбиралась в ракетостроении, могла вычислить время вращения Юпитера вокруг Солнца. И все же…

— Побудьте там, пока не позову, — мрачно попросил Петров. Осталось совсем немного — открыть балконную дверь, вынести туда немного мусора из комнаты. Конечно, велосипедных шин у него не было — ребята разобрали на рогатки прошлым летом, когда увлеклись ретро-играми… Но это было непринципиально. Убедившись, что никто за ним не следит, Кузьма Григорьевич подготовил все для следственного эксперимента и обратился к ассистенткам: — Слушайте инструкции. Нужно войти в комнату и в быстром темпе по очереди энергично продвигаться к балкону. Ясно?

— Как, то есть энергично? — уточнила мама.

— Это значит, ты должна идти в глубоком душевном волнении, — объяснил Петров-Водкин.

— А уже есть с чего? — обеспокоилась она.

— Лена. Первый пошел!!!

Из комнаты в течение нескольких минут слышались звуки странной возни, сопровождаемой хихиканьем и пререканиями. Учитывая, что по характеру и отношению к жизни Леночка была чуть улучшенным вариантом его мамы, Петров-Водкин особенно не надеялся на успех. Надо было приглашать тещу. Вот это ответственный человек. Психиатр на пенсии. Без всяких там глупостей…

— Кузя, закрой глаза, первый пошел, — предупредила мама.

Когда Леночка в бикини из прошлой жизни стремительно направилась к выходу на балкон, Петров-Водкин обмер. Если все то, что видит он, увидят сейчас соседи, то завтра весь район будет говорить о том, что в доме у них народилась новая порнозвезда. Кузьма успел закрыть собой проход и подхватить на руки свою крепенькую, но не толстую, упаси бог, жену.

— Ты доволен? — ласково спросила она. — Получилось?

Он грустно оглядел ковер и сказал:

— Нет! Мама, теперь ты. Только, умоляю, посерьезней. Представь, что меня выгнали с работы…

— Не может быть! — Мама рванула к Петрову и вдруг остановилась прямо посреди гостиной. — Что это? За что? Тебя выгнали за связь с мафией? Лена, с кем ты живешь? У вас по полу разбросаны мобильные телефоны. Вероятно, он выпал из его кармана… Так вот, значит, чем ты берешь? Когда наш народ…

— Перестань, — взмолился Петров. — Не смешно!

— Да уж. — Мама укоризненно покачала головой. — А он работает?

— Может, еще раз попробуете? Мне надо узнать, тот, кто хочет выброситься с балкона, отшвырнет ногой мобильный телефон? Да так, чтобы он отлетел под кровать?

— Зачем? Через него можно просто переступить, — разглядывая свое отражение в зеркале, сказала Леночка. — Просто переступить. Вот если бы публика была, — мечтательно произнесла она, разглядывая пустой двор. — Чтобы кто-то за полу халата ухватил, упрашивать стал, удерживать, тогда и посуду можно было бы бить и телефон швырять. А так…

— Да, — согласилась мама. — Жалко же вещь. И вообще, если топиться или стреляться, его бы стоило отключить. Тренькнет и отвлечет… Рука дрогнет… Или нога… Ничего хорошего…

— Нет, — возразила Леночка, — если идешь топиться и несешь камень на шее, который очень тяжелый, то тогда не будешь ничего обходить. Отшвырнешь и дальше пойдешь. Не делать же крюк из-за какой-то игрушки.

— Ты — гений. — Лицо Петрова озарила улыбка. — Ты — гений, Ленка. Иди оденься.

— Не хами жене, — попросила мама. — Мне уже пора…

— Чулки, футболку и юбку. Можешь свитер. Только старый — будем портить…

— Никогда от тебя толку не будет, — расстроилась мама. — Не верю я в твои глупые эксперименты. Кстати, телефон надо вернуть или можно взять? Я с новой прической и с этим аппаратом еще мужика себе найду. Нового и богатого. А что?

— Потом, — сурово сказал Петров. — Потом.

Он трезво оценивал порядок на собственном балконе. Гвоздей у него торчало не меньше, чем у Афинки. Но бортик был значительно ниже. А Леночка была все же не пушинкой, и Кузьма давно не тягал штангу. При сильном порыве ветра этот подход мог закончиться плачевно. Без ассистента не обойтись. Конечно, госпожу Наливайко кто-то тащил на себе, поэтому он телефон и отшвырнул. Если только она его не хранила в темном месте. Но скорее всего не хранила, он просто валялся на полу, и его отшвырнули. А тело, видимо, уже было бездыханным. Очень-очень важно выяснить — была ли она жива до полета…

— Я готова. — Леночка появилась в комнате в костюме лыжницы. Последний раз она надевала его, когда Петров занимался проблемой хищения сырья из цеха по производству ситро. Они с Леночкой изображали тогда посторонних лыжников у дырки в заборе. Дело закончилось небольшим мордобоем… Дырку потом заделали, а продукт стали выносить прямо через проходную…

— Ложись, — скомандовал Кузьма Григорьевич жене.

— Хорошо, что дети этого не видят, — засмущалась мама.

— Ты — тело, — сообщил жене Петров. — Ты — просто тело, без признаков жизни.

Он довольно легко приподнял Леночку с ковра, взвалил на плечо и, стараясь дышать равномерно через нос, понес свою ношу к бортику. Для того чтобы стать вдовцом, ему нужно было сделать еще одно движение… Все было слишком просто.

— Теперь ты, мама. Лена — тело, а ты хочешь ее выбросить. — Ему захотелось рассмотреть разные варианты.

Запасные. Черт их там разберет, этих подружек-хохотушек. Вдруг это сделала женщина?

Мама покорно присела на корточки и, пытаясь взвалить Лену на плечо, дважды упала прямо на нее. Потом она попыталась тащить Леночку за ноги, тихо выругалась, развернула тело невестки и поволокла головой вперед. С горем пополам они добрались до балкона, и тут началось самое интересное. Мама стала имитировать выброс тела, и получилось именно то, что Кузьма хотел увидеть: Ленкина одежда цеплялась за все гвозди, которые там были. На каждом из них осталось по нитке. Мама старательно подтягивала Лену за плечи, еще рывок и…

— Я понял, спасибо, — вытирая пот со лба, сказал Петров-Водкин. — Все. Лена, ты уже не тело.

— Жаль, — улыбнулась жена.

— Но все равно, не худей, — сказала мама, тяжело дыша. — Смотри, я почти не вспотела.

— Пойдемте, напою вас чаем. После тяжелой работы нужно перекусить.

— Да? — защебетала мама, явно рассчитывая на премию за блестяще проведенный следственный эксперимент…

Итак, Афину выбросили… Выбросили? Выбросили, точно. Эта мысль не давала покоя… И именно так, как изобразила мама. Кирилл, стало быть, не подходит? Ан нет. Кузьма Григорьевич радостно хлопнул себя по лбу. Ведь не все служат в милиции, и не все такие тренированные, как он. Кирилл сегодня не смог сдвинуть сейф. А Кузьма смог. И даже смог его бросить… Кириллу на ногу. Убийцей может быть и мужчина и женщина. Одно ясно — это точно убийство.